Czytaj książkę: «Гург»

Czcionka:

Таджикистан. Ягнобская долина. Кишлак Сокан

В горах Таджикистана, на высоте две тысячи восемьсот метров над уровнем моря, в суровой Ягнобской долине укрылся небольшой кишлак Сокан. Каменные дома, прочные и массивные, словно прижимались к склонам, пытаясь защититься от холода и горного ветра, что свистел среди узких проходов между строениями.

Вечернее спокойствие кишлака наполняла тихая умиротворяющая мелодия – таджикская колыбельная, которую напевала молодая мать в одном из домов, озаренном слабым светом масляной лампы. Она качала колыбель, добротную, сделанную из крепкого дерева, передаваемую в ее семье из поколения в поколение. Шестимесячный младенец, завернутый в мягкие ткани, медленно закрывал глаза, поддаваясь убаюкивающему пению.

На полу, укрытый толстым ватным одеялом, спал ее муж, его лицо выглядело умиротворенным, как будто, несмотря на трудности горной жизни, он обрел покой.

Когда веки ребенка начали смыкаться, и его тихий вздох оповестил о наступлении сна, женщина наклонилась и с нежностью поцеловала его. Затем, с лицом, озаренным доброй улыбкой, легла рядом с мужем.

В эту минуту время, казалось, остановилось, будто не желая нарушать мир семьи.

Но внезапно тишину прорезал низкий глубокий гул, который потряс всю деревню. Стены задрожали, а с потолка посыпалась штукатурка.

Мужчина открыл глаза, не до конца проснувшись, он вглядывался в темноту. Женщина мгновенно поняла, что началось землетрясение. Она вскочила на ноги и бросилась к колыбели, чтобы защитить ребенка. Спустя секунды тяжелая балка с грохотом рухнула с потолка на то место, где лежал муж, мгновенно убив его.

В глазах женщины мелькнул ужас, но, не колеблясь ни секунды, она прикрыла ребенка своим телом, обнимая колыбель, она превратилась в броню. Она слышала стук собственного сердца. Оно билось все быстрее – это панический страх охватил ее: не за себя, а за крошечное существо, которое она носила под сердцем девять месяцев.

Сквозь слезы она шептала молитву, полный мольбы голос срывался:

– Господи, прошу, не забирай моего сына… Он такой маленький! Молю Тебя…

Но еще одна балка рухнула с потолка. Когда она ударила женщину по спине, боль пронзила ее от шеи до поясницы. Тело матери смягчило удар балки по колыбели. Несмотря на сильнейшую боль, она удерживала дитя под собой, прикрывая, как могла. Она ощущала, что руки слабеют, а мир вокруг становится все темнее, но не сдавалась. В последнем порыве материнской любви она вытолкнула колыбель из-под себя – туда, ближе к каменной стене, там было безопаснее всего.

Сквозь щель между обломками она видела плачущее личико ребенка, чувствуя, как ее собственная жизнь медленно уходит. Последнее, что она успела запечатлеть: сын, прижатый к каменной стене, в относительной безопасности. Она слабо улыбнулась, мысленно благословив свое дитя, прежде чем окончательно погрузится во тьму…

Младенец, чувствуя холод и одиночество, плакал отчаянно, словно взывал к самому небу, моля о помощи. Только никто не мог его услышать.

Утро в кишлаке Сокан

Утро принесло тишину, которая казалась неестественной. Кишлак, еще вчера полный жизни, смеха и гомона, теперь лежал в руинах. Каменные дома, где обитали десятки семей, превратились в груды обломков, под которыми покоились человеческие истории и тела.

На склоне, в трехстах метрах от развалин, на узкой каменистой тропе показалась пожилая пара – Саид и его жена Фируза. Оба были уставшими после длинного перехода из соседнего кишлака Пискон, где они провели несколько дней на свадьбе родственника.

Когда увидели они, что стало с их кишлаком, Саид застыл, онемев, а Фируза издала тихий стон. Их дом лежал перед ними в обломках, словно некая страшная сила решила стереть его с лица земли. Фируза, глядя на руины, тихо всхлипывала, не в силах поверить, что груда камней уничтожила все, что вчера еще было их жизнью. И жизнью их соседей. Ее сердце, минуту назад наполненное радостью возвращения домой, теперь сжалось от ужаса и боли.

Их вывел из оцепенения звук, едва различимый, но пугающе отчаянный, это был плач младенца, который делал тишину долины еще более страшной. Встревоженные, они переглянулись. В глазах Фирузы мелькнул ужас, а на лице Саида появилась смесь удивления и тревоги.

– Саид… Ты слышишь? – дрожащим голосом спросила она, крепко ухватившись за его руку.

Саид медленно кивнул. Внезапно они заметили двух волков, которые появились словно из-под земли. Звери вытаскивали зубами колыбель из-под груды камней. В ней, защищенный последней молитвой матери, лежал младенец – прощальный вздох уничтоженного кишлака.

Фируза задержала дыхание, а затем закричала что есть мочи, пытаясь напугать волков и прогнать их:

– Оставьте его! Прочь! Убирайтесь…

Но волки, словно не слыша ее криков, настойчиво тащили колыбель в сторону долины. Испуганная женщина задрожала всем телом, из глаз брызнули слезы. Она повернулась к Саиду, словно ожидая, что он что-то сделает, как-то спасет ребенка.

– Сделай же что-нибудь! – умоляла она в отчаянии.

Саид, хоть и был напуган не меньше жены, положил руку ей на плечо, пытаясь успокоить. В его глазах появилось странное выражение. Слегка подняв голову, словно вслушиваясь в голос с неба, он тихо сказал:

– Оставь… Мы уже ничего не можем сделать.

Фируза посмотрела на него с недоумением и горько зарыдала, не в силах поверить, что муж так легко сдается.

– Они его разорвут, – прошептала она сквозь слезы.

А Саид не отводил взгляда от волков – он смотрел на них с уважением и смирением, словно видел в них не диких зверей, а посланников судьбы с некой непостижимой миссией.

– Они не разорвут его… – тихо ответил он. – Они спасают его. Это Всевышний послал их. Этот ребенок предназначен для чего-то великого.

Фируза, хотя ее сердце все еще сжималось от страха, поглядела на мужа с надеждой. Его слова принесли в ее душу странное чувство облегчения. Она наблюдала, как волки осторожно тянут колыбель в сторону долины, а утреннее солнце освещает их силуэты. Наконец, они исчезли в тени. Фируза и Саид молча смотрели вслед хищникам. Оба думали о том, как сейчас на их глазах последний живой свидетель существования кишлака Сокан растворился в объятиях дикой природы. В этом было что-то величественное, словно поступь самой судьбы.

Пять лет спустя. Волчье логово

Ягнобская долина, скрытая в тени высоких вершин, была окутана тишиной, которая встречается лишь в дикой природе. Кусты густо покрывали склоны, сплетаясь в непроницаемую сеть, где прятались волчьи тропы. Холодный ветер, шелестя сухой травой, нес с собой запах камней и влаги.

Волчье логово пряталось у подножья скалы, едва заметное среди кустов. Молодые непослушные щенки роились вокруг своей матери – доверчивые существа, еще не познавшие ужасов мира. Альфа-самец, мощный и благородный в каждой позе, покоился на нагретом солнцем камне. Его янтарные глаза были зорки и полны гордости, он следил за каждым движением, за каждым порывом ветра, готовый в любой момент встать на защиту стаи.

Внезапно в тени ветвей появилось что-то, чуждое этой сцене. Это был человеческий ребенок – мальчик с длинными спутанными волосами и кожей, задубевшей на коленях и локтях. На четвереньках, ловко, как один из волчат, он подполз к самке, которая поприветствовала его тихим поскуливанием и лизнула ему лицо. Мальчик, уютно устроившийся в ее теплом мехе, ответил на ласку зверя, как будто это было самое естественное явление на свете.

Издалека, с возвышенности, покрытой редким кустарником, двое охотников наблюдали за этой необыкновенной сценой. Младший из них, Самандар, который неподвижно глядел в прицел своей снайперской винтовки, слегка вздрогнул, когда увидел мальчика среди волков.

– Это невозможно… – прошептал он, но его слова унес ветер.

У старшего из охотников, Рахима, лицо было в шрамах, а глаза, глубоко посаженные под густыми бровями, выражали суровость. Рахим с недоумением посмотрел на своего спутника.

– Что невозможно?

Самандар протянул ему винтовку. Рахим поднес прицел к глазу и через мгновение растерянно выдохнул:

– О, Боже всемогущий… Человеческое дитя среди волков!

Они переглянулись, сбитые с толку увиденным.

– Что будем делать? – спросил Самандар.

Рахим молчал, его взгляд выражал напряженную работу мысли.

– Нельзя стрелять, – произнес он, наконец, опуская винтовку. – Можем попасть в ребенка.

Самандар кивнул, ссутулившись под тяжелым бременем странного видения.

– Нам нужно сообщить об этом Старейшине Долины, – сказал Рахим, с трудом отведя взгляд от необычной невероятной картины. – Пойдем!

Мальчик и волчья семья

Солнце клонилось к закату, заливая долину Ягноба золотым светом, а тени на земле удлинялись, словно щупальца, пытающиеся схватить все на своем пути. Тишину разорвали топот копыт и выстрелы. Всадники стреляли по убегающим волкам, преследуя стаю, которая мчалась по каменистым тропам, то рассыпаясь, то снова соединяясь в попытках спастись.

Мальчик и волчата, спрятавшиеся в логове на склоне, наблюдали сверху за происходящим внизу. Волчата жались к его худым плечам, дрожа от страха. Волчица-мать стояла у входа в логово, подняв шерсть дыбом и обнажив клыки. Она тихо рычала, предостерегая врагов. Ее глаза блестели решимостью, а тело, напряженное, словно струна, готово было к схватке за детенышей.

В долине эхом разносились выстрелы, и небо вздрагивало как от боли. Всадники продвигались вперед, их лица пылали жаждой победы. Каждый новый выстрел, каждая пуля, со свистом рассекающая воздух, заставляли мальчика крепче прижиматься к волчатам.

Крики людей и ржание лошадей приближались неумолимо. Послышались шаги совсем близко от логова. Волчица подняла голову, ее мышцы напряглись, готовясь к бою. Она бросила взгляд на своих детей, будто прощаясь, а затем кинулась на одного из охотников, вошедших в ее убежище.

Выстрел разорвал воздух, и грохот отразился эхом в сердце мальчика, который с ужасом наблюдал, как тело его защитницы упало на землю. Глаза волчицы потухли.

Мальчик и волчата бросились к телу матери, прижимаясь к ее шерсти, к телу, которое уже начало остывать. Шелест листьев и тяжелое дыхание мужчин пугали их. Рахим подошел к мертвой волчице, на его лице отразилась смесь удовлетворения и усталости. Он поднял руку, подавая знак Самандару, который приблизился, чтобы забрать волчат.

Мальчик почувствовал, как его схватили за плечи, зарычал и вонзил зубы в эти чужие руки. Его взгляд был диким, полным боли.

– Ай… Ох, ты, паршивый Гург¹, – воскликнул Саман-дар, сдерживая боль и тряхнув мальчика, чтобы он выпустил руку.

Прежде чем его унесли, ребенок последний раз взглянул на мать, лежащую в мрачной тишине разоренного логова. В этот момент он понял, что потерял нечто безвозвратно…

Ягнобская долина. Кишлак Пискон

Кишлак Пискон, расположенный высоко в горах Ягнобской долины, был залит прохладным светом раннего вечера. Собравшаяся толпа переговаривалась приглушенными голосами, наблюдая за необычным гостем – мальчиком, обнаруженным в волчьем логове. Все взгляды были полны недоверия и страха, люди перешептывались, словно боялись, что внезапный шум может вызвать что-то дикое и непредсказуемое.

Мальчик сидел, скрючившись, на траве, его черные глаза блестели, как у животного, окруженного стадом хищников. Его маленькое тело дрожало от напряжения, а длинные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Он привык к холодным скалам, к запаху земли и теплу волчьей шерсти. А теперь мир вокруг него казался ему враждебным и чуждым, и каждое движение в толпе заставляло его сердце биться быстрее.

В центре толпы стоял Старейшина Долины, человек с белой бородой и глазами, полными суровой мудрости. Рядом с ним с каменными лицами – Рахим и Самандар, те самые охотники, которые спасли мальчика из волчьего логова. Старейшина Долины поднял руку, призывая к тишине.

– Дайте этому Гургу воды, – сказал он тихо, но его голос разнесся по собравшимся.

Из толпы вышел девятилетний ребенок, держа в руках глиняный кувшин. Его глаза были полны страха, но он послушно двинулся вперед. Однако прежде, чем он успел подойти ближе, путь ему преградил двенадцатилетний мальчик с дерзким взглядом. Он вытащил из сумки перец чили, быстро раздавил его и, ухмыляясь, бросил в воду.

– А теперь иди и напои этого паршивого Гурга, – сказал он с вызовом.

Младший парнишка подошел к сидящему на траве маленькому чужаку. Его рука тряслась, когда он передавал кувшин.

– Эй, Гург, хочешь воды? – сказал он, дрожа от страха.

Ребенок, которого они звали Гург, почувствовав приближающуюся угрозу, поднял голову и зарычал, как настоящий волк. Мальчик, который принес воду, резко отступил назад, уронил кувшин на землю и быстро убежал в толпу.

В наступившей тишине Старейшина Долины нахмурился, разглядывая Гурга. Он повернулся к Рахиму и Саман-дару, стоящим неподалеку.

– Вероятно, это тот самый ребенок, которого волки похитили из кишлака Сокан пять лет назад после землетрясения, – сказал он, прищурившись.

Рахим кивнул.

– Мальчику должно быть около пяти лет.

– Да, это определенно тот ребенок, – подтвердил Самандар с серьезным видом. – Откуда бы взяться другому в наших горах?

Старейшина Долины задумчиво кивнул, глядя на мальчика, который снова съежился в траве и смотрел на взрослых как животное, ожидающее нападения.

– Очень странно, что волки его не съели, а усыновили, – сказал Старейшина Долины, нахмурившись.

– Как он выжил в наши холодные зимы? – спросил Рахим как бы сам себя.

– Как он вообще выжил? – добавил Самандар.

Старейшина Долины тяжело вздохнул, его взгляд упал на молодую женщину, стоящую в стороне, как будто она не была частью толпы. Ее звали Нисо, она потеряла мужа и детей в той трагедии пять лет назад. На лице ее застыла печаль, но в глазах светилась искра внутренней силы.

– Что мы с ним будем делать? – продолжил Старейшина Долины. – Его родители тогда погибли, как и все люди из того кишлака. У него нет родственников.

Самандар покосился на Нисо и кивнул.

– Может быть, Нисо хотела бы его усыновить? – предложил он робко. – Она одинокая вдова и, вероятно, никто уже на ней не женится.

Старейшина Долины подошел к мальчику и поднял кувшин с земли, не подозревая об уловке шалунов, добавивших в него острый перец.

– Вот, гургча², пей, – ласково сказал он.

Мальчик подозрительно покосился на него, зарычав, но Старейшина Долины поставил кувшин и направился к Нисо.

– Послушай, Нисо, – серьезно начал он. – Этот ребенок потерял своих родителей и всех родственников во время землетрясения пять лет назад. Никого у него нет. У тебя тоже никого нет, во время той трагедии ты потеряла мужа и детей. Этот мальчик – подарок тебе от Бога. Возьми его к себе. Будь для него новой мамой.

Нисо опустила голову, на глазах у нее блеснули слезы, но губы дернулись в едва заметной улыбке.

– Я приму этот дар Божий с великим смирением. Отныне мой дом больше не будет пустовать, – тихо сказала она.

– Спасибо. Я так и думал, что ты не откажешь. Уверен, что ты будешь для него прекрасной мамой, – Старейшина Долины с облегчением кивнул.

Нисо посмотрела на мальчика, чьи дикие глаза следили за каждым ее движением. Он был готов защитить себя.

– Как зовут его? – спросила женщина с нежностью в голосе.

– Я не знаю. Пока мы зовем его Гург, а ты назови, как хочешь, – ответил Старейшина Долины.

– Ребенок не должен постоянно менять свое имя, иначе небо сочтет его лжецом, – сказала Нисо, и в ее голосе уже звучала надежда на будущее.

Дом Нисо

Дом Нисо, стоящий на окраине кишлака, был скромным, но теплым, наполненным тишиной, которую изредка нарушал только шепот ветра. Внутри вечерний полумрак озарялся мерцанием свечи, пламя которой дрожало, отбрасывая на стены танцующие тени. Мальчик сидел на полу, свернувшись в комочек, неподвижный, как испуганное животное. Его глаза, темные, словно ночь, смотрели из-под завесы длинных волос, внимательно следя за каждым движением Нисо.

Женщина осторожно подошла к нему, протягивая кусок хлеба. Кожа ее рук была грубой от работы, но жесты – мягкими и плавными. Она присела перед мальчиком на корточки и улыбнулась, стараясь не напугать его.

– Пожалуйста, ешь, – сказала она ласково.

В мгновение ока мальчик метнулся вперед и вонзил зубы в ее запястье. Нисо тихо вскрикнула от боли, но не отдернула руку резко. Она осторожно отстранилась, не отводя от него взгляда.

– Тихо, тихо… – прошептала она, прижимая руку к груди, ощущая пульсирующую боль. Ее сердце сжалось от чувства: этот ребенок потерял все, что давало ему ощущение безопасности.

На следующий день она принесла ему мясо, нарезанное и аккуратно выложенное на глиняной тарелке. Она шла к нему медленно, обдумывая каждый шаг, словно ступала по тонкому льду. Мальчик смотрел на нее глазами, полными настороженности, и тихо рычал, предупреждая, чтобы она не приближалась. Нисо поставила тарелку на пол и отошла, села в углу и молча наблюдала за ним. Однако мальчик не притронулся к еде. Его тело оставалось напряженным, словно он боролся с самим собой.

Прошел день, и ребенок начал слабеть. Его глаза потеряли дикий блеск, тело становилось все более вялым, дыхание – тяжелым. Нисо видела, как его руки дрожали, когда он пытался дотянуться до стены. Ее сердце наполнилось тревогой, в голове билась страшная мысль: он может умереть от голода. Она опустилась на колени рядом с ним, пытаясь найти способ разрушить стену, которая разделяла их.

– Пожалуйста, съешь что-нибудь… – прошептала она дрожащим голосом.

Она взяла тарелку и аккуратно подвинула ее ближе к мальчику, но он только обессиленно прикрыл глаза. Когда наступила ночь, Нисо подошла к нему снова, бесшумно, как тень. Она присела рядом, протянула руку и осторожно погладила его по голове. Мальчик открыл глаза, напуганный и готовый убежать, но сил у него уже не было – он лишь чуть отстранился. Нисо, с теплой улыбкой, подвинула к нему тарелку. На этот раз мальчик, хотя и медленно, с недоверием, протянул руку к еде. Он начал есть – сначала осторожно, а затем жадно, будто боялся, что пища исчезнет.

Облегчение, охватившее Нисо, казалось почти осязаемым. На ее глазах выступили слезы, это были слезы радости и надежды.

Время шло, и каждый день словно становился мостиком между дикой природой мальчика и уютом ее дома. Он постепенно подходил к Нисо ближе и ближе, стал брать еду из ее рук. Его взгляд терял жесткость, становясь более изучающим, менее опасливым. Нисо с каждым часом яснее чувствовала, как тонкая нить доверия соединяет их.

Однажды, когда утренние лучи солнца едва проникли через маленькое окно, заливая дом мягким светом, Нисо решилась на важный шаг. Она наполнила миску водой и начала осторожно мыть мальчика. Он не сопротивлялся, хотя напрягся всем телом. Затем она взяла ножницы и тихо обрезала его спутанные волосы. Темные пряди падали на пол, открывая черты лица – детского, но уже закаленного тяжелой жизнью. Нисо улыбнулась, глядя в эти глаза, ясные и выразительные.

Вечером, при мягком свете керосиновой лампы, она начала учить его первым словам.

– Ма-ма, – произносила она по слогам, указывая на себя.

Мальчик смотрел на нее с интересом, пытался понять, что это значит. Его губы дрогнули, наконец, он прошептал:

– Ма… ма…

Эхо этого слова разнеслось по дому давно забытой, но прекрасной мелодией. Нисо радостно улыбнулась, сглотнув слезы.

– Гург, – мягко произнесла она, указывая на него.

Мальчик повторил, его голос был еще грубоват и резок, но в нем прозвучала гордость, будто он знал – это слово с ним на всю жизнь.

В тот вечер дом Нисо стал для него больше, чем просто убежищем. Он стал местом, где дитя природы стало обретать человечность. Где одиночество превратилось в иное чувство, способное преодолеть все горести судьбы.

Двадцать лет спустя. Кишлак Пискон

Долина Ягнобская, широкая и окруженная величественными горами, сияла под утренним солнцем, словно прощаясь с юношами, которым предстояло отправиться в путь. Время неумолимо изменило эти места, но они все еще хранили дух предков, память о прошедших годах и сменяющихся поколениях. Когда Гургу пришла повестка о призыве в армию, Нисо, его приемная мать, с болью в сердце обняла сына. Она знала, конечно, что этот день наступит, но пришел этот момент неожиданно. Ведь ничто не может подготовить мать к той пустоте, которая останется после того, как ее ребенок вылетит из гнезда.

Призыв новобранцев

На площади, которая служила местом собраний, столпилось множество людей. Женщины в ярких платках, мужчины с лицами, обветренными и опаленными солнцем, все пришли проводить своих сыновей, братьев и друзей.

В центре площади, в строю молодых мужчин, стоял Гург. Сейчас ему было двадцать пять лет. Он стоял выпрямившись, серьезный, взрослый, атлетичный. Только лицо сохраняло мальчишеское обаяние, такие нравятся девушкам. Рядом с ним стоял его лучший друг Нурик – рыжий, с веснушчатым лицом и неизменной шаловливой улыбкой, смех его был знаком каждому в кишлаке.

Старейшина Долины, с бородой, белой как снег, и голосом, глубоким как песня, обратился к собравшимся:

– Дорогие мои, сегодня наши юноши отправляются в армию. Желаю им быть настоящими мужчинами и с честью исполнить свой долг перед Родиной. Желаю им скорейшего возвращения домой, к своим семьям.

В толпе царило волнение. Матери вытирали слезы, отцы стояли прямо, стараясь не показать чувств, но в их лицах читалась гордость. Нисо смотрела на Гурга с любовью и грустью. В ее глазах отражалась вся их история от того дня, когда она приняла его волчонком под свою крышу… Она помнила каждое мгновенье его преображения. Каждый день, когда видела, как он растет и становится сильнее.

Нурик слегка толкнул друга локтем, его веснушчатые щеки растянулись в широкой улыбке.

– Погляди, – прошептал он, указывая на группу девушек, которые с восхищением смотрели на Гурга. – Все пришли тебя проводить.

– Нурик, успокойся, – Гург усмехнулся. – Там, между прочим, стоит твоя сестра.

Нурик нахмурился, внимательно вглядываясь в толпу, пока не заметил свою шестнадцатилетнюю сестру, которая улыбалась лукаво.

– Ах ты, мелкая пакостница, – пробормотал он, махнув ей сердито рукой, чтобы она вернулась домой. – Что я сказал? Домой!

Девочка показала ему язык, а Гург тихо рассмеялся.

– Похоже, авторитетом у своей сестры ты не пользуешься, – поддразнил он.

Нурик вздохнул, скроив обиженное лицо.

– Да потому что далеко стою. Будь я поближе, она бы быстро почувствовала мой авторитет.

Старейшина снова поднял руку, привлекая внимание.

– Друзья! Для наших ребят, которые сегодня отправляются в армию, Совет старейшин совместно с Советом Долины организовали бузкаши. Главный приз – двухлетняя дойная корова. Приглашаю всех на соревнования.

Площадь вздрогнула от восторженных криков, аплодисментов и одобрительных возгласов. Казалось, эхо разнеслись по горам.

– Ну что, Гург, не дадим никому забрать награду? – с воодушевлением воскликнул Нурик, сжимая кулаки.

Гург взглянул на него, а затем на Нисо, которая улыбалась, наблюдая за их разговором.

– Конечно, нет. Мама всегда мечтала о дойной корове, но у нас никогда не было на нее денег.

– Ну, тогда вперед! – крикнул Нурик, подмигнув другу.

1.Волк (тадж.).

2.Волчонок (тадж.).