Czytaj książkę: «Потерян в море»
Пролог
Слабость поглощала тело, размывая очертания реальности. Команды офицеров, крики сражающихся, грохот орудий – смазывались в неясный гул, заполняющий собой разум. Ясное небо, ослепительно-голубое, простиралось наверху дрожащим маревом. Четким оставалось только лицо ожившего мертвеца, закрывающее собой небосвод. Острые черты, искаженные шрамами, зеленые глаза, полные отчаяния, и тонкие губы, с которых срывались слова. Слишком живой, чтобы быть реальным.
Когда-то ему говорили, что перед смертью нужно очистить душу. Раскаяться в грехах, отпустить обиды и смиренно уйти на покой, оставив после себя лишь светлую грусть. Но боль, выворачивающая внутренности, заставляла желать только одного: жизни.
– Нет-нет, ты не можешь бросить меня…
Голос мертвеца настойчиво прорывался сквозь пелену беспамятства, не давая окончательно провалиться во тьму. Если перед ним предстал призрак, давно погибшего человека, может быть, он и сам уже мертв?
– Ты заберешь меня?
С трудом задав вопрос мертвецу, он ощутил, как окружающее пространство меркнет. Последнее, что увидел: полупрозрачный силуэт многорукого чудовища, возникший позади призрака в ореоле зеленых вспышек. А после мир окончательно утонул во тьме.
Религия учит, что после смерти есть загробная жизнь, где каждая душа несет ответ за свои деяния. У древних греков это был Аид и его царство мертвых. Язычники севера остерегались чертогов Хельхейма, а христиане верили в Ад и Рай.
Вот только его не ждало Чистилище.
Благословенная темнота, лишенная боли, взорвалась десятками тысяч зеленых и красных огней. Они впивались в несуществующее тело и оплетали цепями душу, не пуская достичь чего-то невероятно важного и сжигая в своем пламени жизнь. Он пытался кричать и корчился в агонии, оплакивая и сам не зная что. Людей? Воспоминания? Прошлое? Или загробную жизнь, до которой так и не смог добраться? Ответа он не знал. А уже через полсотню ударов сердца, мир наполнился звуками и ощущениями.
Он вздохнул полной грудью, потерявшись в криках ужаса. Перед глазами появились десятки изображений, происходящих одновременно в нескольких местах: соседний корабль, лишенный мачт; матрос, застрявший на реях; человек, прыгающий за борт, и множество других, сменяющихся безумным калейдоскопом. Но он растерянно остановился на одном из них, где палубные доски поглощали тело мертвого мужчины. Дерево окрашивалось в алый, пока плоть исчезала среди щелей, будто отрывающих куски. Он видел эту картину под разными углами, и от этого его начинало мутить. Хотел коснуться своего лица, но вместе с рукой в воздух поднялись канаты и щупальца. Где-то хлопнула дверь и перекатилось ядро. Тело показалось слишком большим, неповоротливым и обладающим неясным числом лишних конечностей.
В голове всплыло слово, которым он теперь являлся: корабль. Но разве бывают такие парусники? Непонимание происходящего пробудило в сердце страх, а следом за ним пришла ярость. Не разбираясь и не задумываясь, он пытался дотянуться до каждого чужака рядом. Канаты и щупальца принялись хватать перепуганных людей, до которых получалось достать, и расшвыривать их в разные стороны.
– Дьявол… Это ты! Старик, это ты! – знакомый голос прорвался сквозь неистовство, которое он учинил.
Корабль замер. Попытался сфокусироваться на говорящем, и переборов тошноту, увидел его. Мужчина с немного безумным взглядом зеленых глаз цеплялся за фальшборт и смотрел прямо ему в душу.
– С ума сойти, – шептал человек, которого он не просто знал. Ощущал, как себя. – Господи, как такое возможно?
Целый вихрь чужих эмоций накрыл его. Вместе с ними пришли знания и понимание. Он – корабль, фрегат. Мужчина на борту – его человек, часть души. И они очень голодны и истощены. Канаты, держащие людей, сжались крепче.
Глава 1. Жизнь после жизни
Ласковые волны лазурного моря бережно касались обшивки "Отверженного", игриво пробегались по ракушкам на днище и соблазнительно пенились за кормой. То тут, то там виднелись дельфины, невесть как оказавшиеся близ гавани и теперь сопровождающие пиратов в открытую воду. Носовая фигура – безобразное чудовище с телом человека и головой осьминога, – цеплялась щупальцами за бушприт и паскудно скалилась. Команда пиратского судна уже давно привыкла к чудачествам Отверженного и, занятая отплытием, не обращала на него никакого внимания. Только молоденький юнга с короткой косичкой, подобранный капитаном в порту перед плаванием, то и дело косился на нос судна.
– Ну-ну, старик, не пугай мальца, – тихий шёпот дрожью прошелся по обшивке, проникая в камбуз. – Рано.
Капитан "Отверженного", известный во многих водах под прозвищем Фанатик, а на деле носящий имя Грахго, любовно прикоснулся к теплому дереву. Ладонь отозвалась привычным покалыванием, словно сотни маленьких молний разом впились в кожу – так реагировала жила жизни судна. Это ощущение было даровано не многим. Только самым везучим или живучим, что в ремесле пирата было одним и тем же. Матерый боцман сравнивал его с первым прикосновением шлюхи к девственнику, и не сказать, что он был далек от истины. По крайней мере, Отверженному это сравнение особенно нравилось.
– Че рот раззявил, крысеныш?!
Зычный бас старпома могли бы услышать и на берегу, что уж говорить о бедном юнге, стоявшем к нему совсем близко? Мальчишка подскочил, испуганно вжимая голову в плечи и прикрывая глаза. От этого смачный подзатыльник не стал менее болезненным.
– Кто за тебя палубу драить будет? Он?! – старпом кивком головы указал на носовую фигуру, чьи темные провалы глаз, казалось, впились в тощего пацана.
– Н-нет…
Юнга кинул испуганный взгляд на нос корабля. Отверженный пренебрежительно хмыкнул и дернул ротовыми щупальцами. От этого действия мальчишка, спешащий взять замызганную тряпку, запутался в своих же ногах, моментально растянувшись во весь небольшой рост на досках. Первым рассмеялся боцман, чей смех напоминал не то крики больной чайки, не то здорового осла. Его тут же подхватила остальная команда, заполнив маленький мир судна заразительным весельем. Отверженный раззявил пасть в беззвучном смехе вместе со своей командой, хаотично шевеля щупальцами и подергивая многочисленным такелажем.
– Вставай, парень, – Фанатик легко поднял юнца за шиворот, чуть щуря зеленые глаза из-за яркого солнца. – Я познакомлю тебя со своим братом.
– Как скажете, капитан, – пролепетал юнга, не до конца веря в происходящее.
Грахго уверенно и не торопясь направился на нос корабля, пока мальчишка робко семенил за ним по пятам, то и дело оглядываясь по сторонам. Отверженный чувствовал, как разнится их походка. И дело было даже не в самом шаге, а в жизни, что обитала в телах. Когда капитан ступал на судно, то по доскам сразу же разливалось тепло. Точно такое же тепло появлялось всякий раз, когда Отверженный входил в родную гавань, а канаты крепили к такой знакомой пристани. Для корабля Фанатик был сродни огню в зимнюю ночь. Горячий и опасный, но дарующий жизнь. От юнги веяло иным. Он был легким, пугливым, едва ощутимым. Слабым бризом, что появляется мимолетной иллюзией в штиль и исчезает быстрее, чем просоленные доски успеют им насладиться.
– Вообще, нам не обязательно идти к носу, – Грахго усмехнулся точно так же, как морда осьминога усмехалась до этого.
Фанатик взял юнгу за плечи, с силой выводя перед собой и подталкивая к борту, чтобы узорчатые щупальца и морда оказались у него прямо перед глазами. Совсем недавно мальчишка завороженно наблюдал за фрегатом с пристани, только мечтая оказаться частью команды, о которой по пиратскому городу ходило столько слухов. Теперь же, взирая на монументальную фигуру, являющую собой смесь человека и глубинного монстра, юнец уже не был так уверен в своем решении.
– Отверженный – это не только фигура. Это весь корабль от носа и до кормы, включая канаты и петли. Это глаза и уши капитана, – мужчина произносил слова негромко, наклонившись к самому уху мальчишки.
Отверженный видел, как в испуге расширяются тёмные глаза мальца, как белеют плотно сжатые губы. Ощущал сладкий страх, вызывающий слабую дрожь предвкушения у самого фрегата.
– Теперь ты один из нас, малец. Но запомни, – капитан выпрямился. Голос его изменился. Стал тягучим и глухим, напоминающим низкий рокот зверя, притаившегося меж скал: – запомни хорошенько. Мы не отдаем людей на корм акулам. Мы скармливаем их носовой фигуре…
– Плоть от плоти, – произнес старпом, крепко хватая юнгу за руки.
– Кровь от крови, – присоединился боцман, вытягивая левую руку паренька над палубой.
– Одна душа, – Фанатик полоснул кинжалом по ладони мальчишки.
– В жизни и после смерти, – подхватила команда.
Десятки алых капель упали на палубу, жадно впитываясь в начищенные доски. Юнга рухнул на колени, с суеверным ужасом взирая, как кровь исчезает без следа, пока в его голове еще гудела странная молитва команды. Переведя взгляд на изувеченную ладонь, мальчишка забыл, как дышать: кровь на порезе пенилась, словно на раскаленной сковородке, падая вниз розовой пеной и оставляя после себя затянувшийся шрам. Капитан по-отечески потрепал торчащие волосы юнги.
Отверженный улыбнулся.
В его власти теперь была еще одна душа.
***
Они покинули безбашенный порт Гар-Нуэра, что являлся сердцем пиратства на этих широтах, пять дней назад, оставив за кормой обломки быстроходной шхуны, случайно оказавшейся на пути. Добычи с нее было откровенно мало. Но команду это не сильно расстраивало. Они приняли встречу со старой "Омелией", как первый танец, обещавший размять мышцы и дарующий возможность вкусить слабый отголосок настоящей битвы. Отверженный не мог винить их в этом. Словно застоявшаяся в стойле породистая лошадка, корабль с удовольствием бросился в погоню, ощущая в воздухе запах кипящей крови в жилах матросов.
Но все имеет свой конец. Схватка закончилась, так и не успев разгореться в неистовый пожар, оставив после себя терпкое послевкусие испанского вина, найденного среди неважного скарба "Омелии". Один бочонок не смогли донести целым, и обжигающий напиток безобразными лужами растекся по палубе, смешиваясь с пролитой кровью и впитываясь в отполированные доски. Как оказалось, испанское вино могло вскружить голову и пиратскому фрегату. Иначе, как еще объяснить приподнятое настроение Отверженного, команда которого безуспешно пыталась убежать от шторма, надвигающегося с востока?
– Саром, – неуверенный голос юнги раздался недалеко от носовой фигуры, заставив осьминожью морду с любопытством повернуться к нему.
Саромом звали боцмана. Тот был низкорослым и бритоголовым, с разорванной на две части верхней губой и трехпалой левой рукой. Несмотря на устрашающий вид, Саром обладал добродушным нравом. Именно он вычищал прилипчивые водоросли из щупалец Отверженного и проверял швартовые.
– Чего тебе, Малёк?
Команда фрегата легко приняла юнгу, довольно быстро окрестив забавным прозвищем. Имени мальчишки никто не знал. Даже капитан, слышавший его на пирсе, когда принимал решение о пополнении, благополучно забыл. Иногда такое отношение называли глупостью. Но пиратам не важно было прошлое человека, его положение в обществе, грехи и благодетели – все это оставалось за бортом, стоило стать частью пиратского братства.
– Успеем ли?
Юнга с тревогой смотрел на небо, где огромная туча клубилась и ворчала, нагоняя быстроходный корабль все сильнее. Отверженный захохотал. Он раскинул руки в стороны, разрезая грудью, покрытой шрамами, неспокойные волны. Его пасть ловила солёные капли, звучно клацая зубами. И этот звук перекрывал даже рокот грома.
– На бухом-то корабле? – Саром недовольно скривился. – Не сегодня.
Малёк с надеждой посмотрел на капитана, сейчас замершего рядом с рулевым. Тот казался спокойным и уверенным, лишь плотно сжатые губы выдавали напряжение. Вот только команда не знала своего капитана настолько хорошо, чтобы понять это. Но Отверженному не было нужды оборачиваться, дабы знать, что Грахго напряжен и пребывает в ярости. Его гнев из-за выходки корабля волнами расходился по доскам, переползал на мачты и наполнял паруса, заставляя выжать хотя бы еще пару узлов. Фанатику не нужно было что-то говорить или делать. Достаточно было просто желать, чтобы Отверженный прочувствовал эти эмоции. И он их чувствовал. Столь же сильно, как холодные капли, падающие на раздутые паруса, как безумный ветер, что вот-вот должен был ударить в корму.
– Спустить паруса!
Короткая команда Фанатика разорвала иллюзорное спокойствие на палубе, напоминая пушечное ядро, выбивающее крошево из старой крепости. Пираты под беззвучный смех корабля бросились врассыпную, стремясь скорее выпустить ветер и накрепко привязать гитовы к реям.
– Шевелись, отбросы! – старпом ринулся к бизань-мачте, не решившись остаться в стороне. Да и не мог бывалый матрос этого сделать. Он никогда не довольствовался ролью наблюдателя, за что заслужил молчаливое, но безмерное уважение всей команды.
Отверженный с интересом следил, как здоровый морской волк карабкается по вантам на верхние реи. Его не зря прозвали Ловкий Эр. Мозолистые руки крепко держали намокшие канаты, а ноги еще ни разу не соскользнули. Стоило ли Отверженному помочь ему и сгладить удар первой, такой внезапной и сильной волны, что должна обрушиться на фрегат буквально сейчас? Морда осьминога исказилась в зловещей ухмылке.
"Нет. Не сегодня."
Горячая, прожигающая до киля, властность затянула призрачную узду на горле Отверженного. Сильные руки мягким, но неумолимым движением направили корабль на первую волну, заставляя фрегат оказаться на гребне и не позволяя воде погостить на палубе. Ловкий Эр удержался на вантах, сразу же продолжив свой путь. Неопытный юнга, вязавший канат у носа, – нет. Малька оторвало от палубы и бросило в беснующийся поток ледяной воды. Отверженный видел исказившееся в испуге лицо юнги, ощущал легкий укол страха где-то в трюме и мог поклясться, что слышал, как неистово бьется сердце мальчишки. Фрегат, все еще скованный чужой волей, не стал ждать трагичной развязки, поймав мальчишку у самой воды. Юнга оказался совсем близко к искривлённой пасти Отверженного, который даже сейчас купался в эйфории непогоды. Ледяные глыбы ударялась о фигуру, накрывая мальчишку с головой и заставляя раз за разом выплевывать соленую воду.
– Не сегодня, старик, – едва слышно с долей иронии прошептал Фанатик, занявший место рулевого, чтобы провести корабль сквозь шторм. Теперь капитану приходилось прикладывать меньше усилий на сдерживание фрегата.
В этот момент Отверженный, через шум диких волн, сумасшедшие завывания ветра и решительные крики людей, услышал ответ разгулявшейся стихии, словно помогающей фрегату оседлать очередную волну:
"Не сегодня."
***
Мрак.
Он клубился вокруг, переворачивался, лениво переползал в невесомости, грозясь ударить ядовитыми волнами в бок фрегата совсем как шторм, что рвал пространство еще недавно. Вот только теперь не было неба и воды. Не было соленых капель и качки. "Отверженный" завис в ничто. Только темнота, накрывающая мягким покрывалом, с редкими проблесками разномастных огней, что мимолетными искорками вспыхивали то тут, то там.
– Ого… – пораженно протянул юнга, замерев на носу корабля.
Но мрак не был полным.
Где-то впереди, закручивая спиралью миллионы разноцветных огней, горящих ярко и призывно, простиралось нечто. Оно манило и завораживало степенным движением не то магической энергией, не то силами самих богов. Отверженный привык называть это жизнью, капитан именовал их совсем иначе. Спираль казалась необъятной. Она, в противовес окружающей темноте, излучала мягкий свет, от которого внутри становилось тепло и спокойно.
– Это звезды, Малёк.
Голос капитана, потеряв громогласный тон после шторма, звучал хрипло и устало, напоминая гальку, что перекатывается под бурлящей пеной на каменистом берегу. Обернувшись, юнга увидел совершенно пустую палубу и Фанатика, стоявшего у штурвала. Грахго смотрел вперед, а невесть откуда взявшийся ветер играл с черными, как бездна вокруг, волосами капитана. Но лицо его даже сейчас, в минуты безмятежности, не утратило опасных, точно острие даги, черт. Он вселял необъяснимый страх в сердце юнги. Да и не только в его. Кто-то полагал, что дело в шрамах, украшавших хищное лицо Фанатика безобразными росчерками. Кто-то ставил бутылку рома на не самую добрую репутацию, которая гуляла о капитане по свободным водам. Ведь простые моряки и торговцы шептались, будто он, Фанатик, давно привык вгрызаться зубами в людское мясо. Но Отверженный точно знал, что дело в древней силе, скрытой в хрупком человеческом теле. Здесь, в невесомости, ее было видно особенно хорошо.
– Звезды? – глупо переспросил юнга, передергивая щуплыми плечами.
– Поднимая голову к небу в ночи, ты разве не гадал о том, что же там, за сотни верст от земли? – Грахго обвел взглядом темноту и всполохи, любуясь необычным, для простых людей, зрелищем.
Мальчишка смущенно молчал. Он чувствовал уверенность капитана, с которой тот вел корабль по плескающемуся вокруг мраку, и не мог понять, как они оказались здесь? Куда подевалась команда? И почему он, никчемный юнга, не подевался куда-то вместе с ними? Его смятения, страхи, волнения, подражая древоточцам, вгрызались в палубные доски, пытаясь оторвать от корабля кусок побольше. Лицо Отверженного исказила недовольная гримаса, а щупальца хаотично задвигались, цепляясь за корпус, канаты и бушприт. Грахго с нежностью провел ладонью по штурвалу, и волна мимолетного облегчения притупила ту боль, что невольно причинял кораблю юнга.
– Мир не состоит только из земли, парень.
Грахго плавно отпустил рукоять, отчего фрегат несильно повело. Отверженный, казавшийся в невесомости инородно, но невероятно гармонично, взял курс на спираль.
– Звезды, созвездия, мгла… Сам космос – это продолжение земли. Жизнь за пределами жизни, – Фанатик, шедший по палубе к юнге, жестко усмехнулся. Он кивнул на спираль: – Это галактика. Одна из многих. Скопление душ, закончивших земной путь. Некоторые из них горят ярко, другие едва сияют. Удивительно, что они вообще оказались здесь, а не стерлись в пыль, чтобы смешаться с мраком.
– Я не понимаю, капитан. Как… Как?
Только теперь Малёк, когда капитан подошел практически вплотную, заметил, как по коже Грахго пробегают паутины жил, испускающие едва различимый алый свет. Они терялись в волосах, делали зелень глаз ярче, скрывались под одеждой и плавно перетекали во фрегат, соединяя Фанатика с ним сотнями тысяч переходов. Страх юнги яростнее впился в дерево Отверженного.
– Успокойся, мальчик. Быть здесь – великий дар.
– Почему?
– Почему ты здесь или почему это дар? – капитан хмыкнул.
Он тяжело вздохнул, прикрывая глаза и опуская голову. Отверженный, повернувшись к говорившим, вгляделся черными провалами глазниц в лицо Грахго. Корабль и сам не знал ответы на некоторые вопросы. Капитан надежно хранил их, не давая любопытным щупальцам проникнуть в сундук своего сознания, тем более во сне. Но даже так Отверженный понимал слишком многое.
– Ты здесь, потому что так и не смог пережить свой первый шторм.
Смысл фразы, произнесенной тихо и спокойно, не сразу достиг разума юнги. Пораженный подобным заявлением, мальчишка замер.
– Дар, потому что Отверженный вернул тебе жизнь в обмен на некоторые из тех, что когда-то пожрал. Он ведь поедает не просто плоть, а душу… Она навеки остается пленником проклятого корабля, – мужчина слабо усмехнулся, скрывая злость за улыбкой. – Сегодня некоторые из них вновь обрели свободу. Посмотри!
Фанатик показал на носовую фигуру фрегата. На голове осьминога медленно таяли некоторые щупальца, растворяясь в окружающем мраке.
– Почему ты спас его, старик?
Вопрос оказался неожиданностью для корабля. Отверженный дернул головой, в недоумении пытаясь понять.
"Действительно. Почему?"
Корабль чувствовал, что ответ где-то рядом. Видел по глазам капитана, что тот его знает. И раздражался все больше от своего неведения и от этой игры. Хотелось броситься на капитана, выдавить нахальные глаза и расколоть череп, чтобы получить наконец то, что он, Отверженный, заслужил.
– Я чувствую вину, капитан.
Юнга лишь одной фразой смог перетянуть гнев корабля на себя. И пусть фрегат не знал, зачем и как спас мальчишку, он поразился, как его поступок мог быть встречен такой черной, невероятной неблагодарностью.
– Малёк… – Грахго положил ладонь на плечо юнги, заглядывая в глаза и с силой сжимая ладонь. – Оставь мораль на суше, ведь ты на пиратском корабле. Но если хочешь очистить свою совесть – благодаря тебе часть душ сегодня вышли из заточения, обретя свободу. Успокаивай себя этим, – последние слова прозвучали едко, больно, напоминая раскаленный нож, прижатый к открытой ране.
Но Отверженный уже не следил за мальчишкой. Он ощутил в эмоциях Фанатика обещание. Возможность узнать ответы без посторонних ушей. И это, помимо воли, наполнило его парус ветром.
– Пора возвращаться, парень, – капитан направился обратно к штурвалу. Однако, остановившись на ступенях, он с легкой улыбкой обернулся к юнге: – И помни: решишь раскрыть рот об этом хоть кому-то, и я отрежу тебе язык. – В голосе Фанатика проскользнуло нечто такое, что юнга не сомневался в серьезности угрозы.
Жилы на теле капитана разгорелись ярче, и фрегат ощутил прилив энергии, которая рисковала разорвать корпус похлеще залпа "Королевы Анны".
– Закрой глаза, Малёк. Шторм еще не наигрался на…
Последние слова Грахго потонули в реве ветра и шуме волн. Дерево застонало-заскрипело под напором стихии, и фрегат, начав переворачиваться, оказался в эпицентре бушующего шторма. Юнга согнулся пополам, выплевывая морскую воду и желчь, судорожно сжимая пальцами канат, когда чьи-то крепкие руки подхватили его за плечи.
– Держись, Малёк! – проорал Саром, пробираясь вместе с мальчишкой до спуска в трюм.
