Czytaj książkę: «Лунный свет», strona 8

«Ага, умри достойно, Рич Джо Тейлор, – подумал Рич и грустно усмехнулся. – Последние эмоции при смерти сохраняются. То есть если я умру радостный, то буду бегать по полю боя и смеяться? – брови Рича поползли вверх, задев невидимыми крючками края губ. Он рассмеялся. – Что за вздор?». Взяв иглу, он написал совершенно неволнующий его вопрос, но весьма интересный.

«Вещи куда страшнее бездны – что это?»

Долгое время, минут пять, если не больше, на листке не появлялось новых записей. Кажись Бог смерти – Миктлантекутли ушёл заварить чай. После длительных ожиданий – Рич уже был готов написать: «Ты где там пропал?» – начал появляться текст.

«Хранители баланса. Большего сказать не могу»

С видом тупого барана он смотрел на написанное, а после написал:

«Не можешь или не хочешь? Понятия разные»

«Не могу по собственным причинам, не хочу потому что очень долго писать, Рич Джо Тейлор. История что я должен был тебе написать слишком длительна. Даже переговаривая с глазу на глаз, у меня ушли бы годы, чтобы рассказать её. Слишком долго для человека смертного; для человека, ждущего пока я пишу строчку долгие минуты; для человека, Рича Джо Тейлора».

Рич вздохнул, почувствовал, как слабость возвращается в грудь и его клонит в сон. Похоже желание – вернуться под одеяло, – нашло дорогу с водосточной трубы и теперь оно яростным быком стоит в дверях. Секунда, оно гребёт землю, вторая, трясёт головой нацеливаясь рогами на Рича, третья, рванулось вперёд диким зверем, четвёртая, рога вонзаются жертву, и та беззвучно вопит – зевает. В крайний, за сегодняшнюю ночь, раз Рич подносит иглу к книге и пишет:

«Ладно, я спать. Спасибо, что разбудил. Всегда мечтал узнать о том, что меня ждёт после смерти таким образом: проснувшись в час ночи»

Череп с открытой пастью появился незамедлительно, приписка снизу гласила: «Смеюсь». На лице Рича дрогнула правый край губы. Закрыл книгу, положил сверху лист бумаги с иглой. Взяв с собой одеяло, он прошёл до постели и мертвецом рухнул на неё.

Минуту спустя он…

Элвис Ван Хутен

… сидел в окружение четырёх стен, шести граней. Мягких, белых одинаковых граней. Голова несносно болела, а тело блаженствовало. Они сунули старину Элвиса в психушку, посчитав что он псих, но это не так. Они вкололи старине Элвису наркотики, посчитав что доказательства Элвиса в том, что он не псих не внушительны. Они говорили, что старине Элвису тут будет хорошо и безопасно, а в скором времени он будет называть это место домом. Что ж, старине Элвису и вправду хорошо. Но тут не безопасно никому ни Элвису не другим психам. Мир полон существ готовых бросится на тебя, на твой кошелёк, на твою душу. И если первых двух смогут остановить стены, мягкие как подушки стены, то третьих нет.

– Это всё твоих рук дело, я знаю, – бормотал Элвис, но действие препарата, подействовали пчелиным укусом на его язык. Теперь, казалось, он распух и слова звучали невнятно, как у человека с ужасной дикцией.

Он слышал себя отдалённо, как грузовик мчащийся вдали автострады. Неудачное сравнение. Стоило ему только подумать об этих двух вещах (Грузовике и автостраде), как в голове переключился рубильник и в глаза засветил яркий свет. Свет не причинял ему дискомфорта или чего-то ещё, он просто был, светил в глаза, маячил перед ними, как новогодние огоньки, развешанные на рождество во всех домах.

Этот ужасный сон с автострадой повторялся изо дня в день. Но с каждым днём, вынужден признать Элвис, сон становился страшней, разбавлялся новыми красками, пока наконец он не проснулся в холодном поту в дальнем от двери углу. Руки его, скованные за спиной, дрожали, по вискам и лбу стекал пот, а глаза блюдцами округлились. Он сглотнул, но слюна застряла в горле, тогда отхаркнувшись он сплюнул её. Белая масса с небольшим жёлтым оттенком где-то в середине, практически сливалось с мягкой стеной белого цвета.

Глаза Элвиса были открыты, но видел он сон, будто его кто-то выжигал на сетчатке глаз. Фары не были фарами, а гудок грузовика не был гудком. Это были жёлтые, не человеческие глаза, смотрящие на него с ненасытной жаждой убийств и голодом. А гудок был постаныванием и рычанием одновременно, манящим к себе. Элвис подвинул к себе ноги поближе, с силой надавил на пол и попытался подняться. Ему это удалось. Он встал, покачиваясь привалился к стене и ничего не видя, кроме кошмарного сна, пошёл вперёд, щупая щекой мягкие стены. Пройдя всю комнату, он должен был наткнуться на более жёсткий участок – дверь.

– Ты мой, только мой, – шептал голос, скрипучий и недобрый. – И я приду за тобой, Питер Грин, – и он засмеялся, безумным смехом, плавно перерастающим в басистый гогот.

– Никогда, – ответил Элвис, при этом ощутив значительную потерю сил. Подобно боксёру, вложившему всю силу в удар, он вложил всю силу воли в это слова.

Вот он, жёсткий участок – дверь. Элвис отклонил голову, будто ему меж глаз проделали дыру 12 калибра, и с силой ударил в дверь. Раз, другой, третий и услышав за дверью какое-то движение, упал. Связка ключей с надеждой бренчала по другую сторону стены, отдаваясь арфой для ушей Элвиса. Он больше не мог слушать этот рычащий стон, сводящий его с ума. Это всё равно, что резать себя ножом и смеяться от причинённой боли, но всё же… Элвис знал, что это только начало. Начало конца для жителей Луизианы, быть может всего штата или даже материка. Ящик Пандоры, сокрытый глубоко в подсознании, открылся вместе с дверью в «Весёлую комнату», где хорошо и безопасно.

– Что ты делаешь? – спросил у него санитар с порога дверей. Перед его глазами стояло, пожалуй, самое жалкое и отвратительное зрелище за всю его жизнь.

– П-пить, – попросил Элвис. Челюсть его подёргивалась, как на сорокаградусном морозе. Глаза его не видели мелкую щетину санитара, широкого атлетического тела и эти растерянных голубых глаз. Элвис словно мотылёк, ослеплённый яркой лампой, летел в паутину, приближаясь к стадии безумства. А разве он не безумец?

– Сейчас принесу, – мягко ответил санитар и, закрыв дверь, ушёл.

Элвис перевернулся на живот, опёрся на колено и с заметным трудом, будто на спине лежал мешок с гирями, поднялся. Он начинал винить себя, за то, что поддался на иллюзию Миктлантекутли, за то, что дал санитару оставить себя, и главное, за то, что ушёл в ту ночь с кладбища. «Ты должен защищать глупцов. Держать их подальше от Кургана. Там живёт зло, которое притворяется добром и другом» – Эхом отдавалось содержимое ящика Пандоры. Он, как настоящий безумец кивнул, согласившись со вторым я. Кажись, мы не зря вас взяли дружок, у вас Шизофрения.

– Питер Грин, иди же ко мне, – вновь позвал его голос из Кургана. – Я знаю, ты можешь это сделать. Раньше мог и сейчас можешь. Иди ко мне я помогу тебе, облегчу твои страдания, как тогда, тридцать пять лет назад.

– Пошёл ты, – выдавил из себя Элвис.

– Я приду, Питер Грин, можешь не сомневаться, – Элвис хотел было уже засмеяться, как… – И приду очень скоро. У меня уже есть тот, кто был мне нужен эти долгие годы. Тот, кем когда-то был ты. И в этот раз, я сделаю то, что хотел.

– Да ну, – всё ещё пытаясь держать позитивное настроение ответил Элвис. Любой другой бы уже давно согнулся по полам, но он не мог. Он обещал. – И что же это за лотерейный билет такой? Неужто ты думаешь, что все цифры сойдутся? Уж больно маленький шанс.

– Мне нужно в два раза меньше цифр, чем ты думаешь, Питер Грин, – проскрипел голос. – И начало уже давно положено, поэтому мне нужно только ждать.

Наигранная усмешка спала с лица Питера. Он приоткрыл рот и тихим, растерянным голосом прошептал:

– Что же ты наделал, Лисий хвост.

И в голове Элвиса словно взорвалась сто мегатонная бомба с жутким, пугающим смехом. Смех триумфа, который заставлял плакать проигравшего, сжавший клубочком.

Санитар открыл дверь и начал протягивать стаканчик напротив стоящему Элвису, как застыл на месте.

– Я убью тебя быстрей, чем это сделаешь ты, – прокричал он, видя перед собой два жёлтых не человеческие глаза, смотрящие на него с ненасытной жаждой убийств и голодом. Тело пронзила боль, и он подался вперёд.

Санитар счёл это за попытку нападения, отступился назад и захлопнув дверь, закрыл её. Прижавший к ней спиной, он тяжело вздохнул и, отпив глоток, сказал.

– Чёрт, как я мог купиться?

На следующую ночь, когда санитар спал, он видел кошмар, от которого, как и Элвис проснулся в холодном поту. В мрачном лесу, где листья опали с деревьев или не росли вовсе, он услышал голос, зовущий его по имени. Злобный и холодной, но внушающий доверия и обладающий нечеловеческой харизмой голос. Он обернулся и увидел два жёлтых огонька, висящих далеко, над какой-то возвышенностью.

– Убей его. Сделай это раньше, чем он убьёт тебя, – приказал голос, принадлежавший существу с жёлтыми глазами, стоящему на Кургане.

Итан Тейлор

Прошло четыре месяца, а Дарвин так и не вернулся. Отец сказал ему, что коты порой долго не возвращаются домой, бывает их нет месяцами, а быть может и того больше. Но Итан чувствовал… точней не чувствовал Дарвина, словно на огромно планшете, встроенном в сердце Итана точка «Дарвин» потухла. Она не зажглась красным, как точка «Бабушка», полгода назад и не горела зелёным, как «Риччи», «Мама» и «Папа». Она просто потухла, растворилась в воздухе.

Чувствовать себя одиноким – больно. А именно таким сейчас себя представлял Итан. Дарвин бесследно исчез, Отец постоянно на работе, а свободные дни проводит вместе с Чарли и охотничьим ружьём, мама на все отвечает: «Я рада за тебя милый» – при этом она бегает или по кухне, занимаясь готовкой, толи по дому со шваброй, а Риччи…, пожалуй, ему надоело быть старшим братом Итана или может вообще Тейлором. И, наверное, Итан погорячился называть «Риччи» зелёной точкой, ведь он скорей жёлтая – отстранённая точка.

Но сегодня день обязан быть хорошим – сегодня появится новый, Тейлор. Конечно, Джо был против нового домашнего любимца, говоря, что Дарвин ещё вернётся, но Кэтрин одарила его настолько озлобленным взглядом, что тот бросил недоеденный бифштекс в тарелке и ушёл (Но через час вернулся и доел, попросив при этом добавки). Отправляясь на рынок, Итан ещё не определился кто же станет его новым любимцем: Кот или собака? Против игуаны мать была против, поэтому этот вариант сразу отбросили.

Из дома они вышли ближе к полудню, а спустя полчаса уже блуждали по рынку, высматривая людей продающих животных. Правда высматривал Итан, Кэтрин же помечала взглядом одёжку, которая ей приглянулась. Итан несколько раз замечал, как мужчины, проходящие мимо них, оборачивались и секунду, может две, смотрели им в след. А один из них вообще облизал губы. Ему следовало спросить у мамы, почему они так смотрят на него (Или на её. Нижнюю часть), но он решил не задавать лишних вопросов, и не сбавляя шага добраться к своему новому любимцу («К животному, который вскоре стане моим любимцем» – поправил Итан себя с улыбкой на лице). «Всё потому что я альбинос» – гордо сказал он себе.

– Итан с тобой всё в порядке? – спросила Кэтрин спустя длинную паузу.

– Да, – неуверенно ответил он. – А что?

– Просто мне кажется, что я иду не с Итаном Тейлором, а Ричем Тейлором.

Он подозрительно взглянул на неё, но глаза матери продолжали бегать из стороны в сторону, высматривая красивую одёжку, и нахмурился. «Могла бы мне уделить внимание. – Подумал он и повторил, пожалуй, самую частую мысль за последний месяц. – быть одиноким – больно».

– И вот опять, – говорит она.

– Что опять?

– Ты молчишь, Итан, совсем как твой старший брат, – уточняет она.

– А о чём мне говорить? – спросил он и не дожидаясь ответа, продолжил. – Об одёжке, которую ты высматриваешь сейчас, когда мы пришли за домашним любимцем? – она виновата отвела взгляд от чёрной юбки, которая бы замечательно выделяла её стройные ноги и посмотрела на сына. В её глазах читалась просьба простить её. Однако Итан уже не мог остановиться, как не может остановиться вулкан при извержении. Он продолжал. – Или может давай поговорим о твоих одинаковых, как деревья в лесу ответах «Я рада за тебя, милый». Честно сказать, я удивлён, мам, что после того, как я ответил «Да», на твой вопрос «В порядке ли я», ты не ответила «Я рада за тебя, милый», – на глазах его уже наворачивались слёзы, а кто-то, возможно, ветер шептал ему «Но сегодняшний день обязан быть хорошим». – И знаешь, мам, мне кажется, что Риччи, который ненавидит меня сейчас, всё равно любит Итана Тейлора, больше чем вы.

Кэтрин останавливается и хватает Итана за запястье. Она пригибается и длинными пальцами стирает слёзы с его голубых, но с фиолетовым оттенком глаз. Итан вновь замечает, как мужчины оборачиваются, но смотрят они не на него, а куда-то ниже и чуть левей.

– Милый, почему ты думаешь, что твой брат тебя ненавидит? – спрашивает она и поглаживает его по волосам, так нежно, как Итан гладил Дарвина.

– Я не думаю, а («Знаю» – успела подумать она, но ошиблась) вижу.

– Видишь?

– Только не говори, что этого не видишь ты, – он чувствует, как нежные руки, дотрагиваются до его щёк, растирая по ним дорожки слёз. Но не чувствует, что мать понимает его. – Ты даже это не замечала?

– Прости меня, Итан.

Какое-то время Итан смотрел в глаза матери. Взгляд его бегал с правого на левый глаз, пытаясь выковырять из них ложь или что-то подобное.

– Ладно, пошли тогда быстрый, – ответил он и улыбнулся. – А то всех животных разберут.

Она ответила ему тем же, улыбкой, провела ещё раз рукой по его щеке и ласкова стукнуло по носу. Итан рассмеялся, и они пошли дальше, минуя продовольственные магазины и прилавки с одёжкой. Периодически Итан посматривал на мать, точней на её глаза, чтобы убедится в её силе слова. Правда она ничего не говорила, но глаза её тогда молили о прощение, и он поверил им. И мать сдержала слово, данное её глазами, правда наполовину, так как на обратном пути, её глаза продолжали носиться от прилавка к прилавку, как ужаленный в задницу ребёнок.

Они свернули за угол и пройдя ещё несколько метров дошли до небольшого ряда, заполненного коробками разных размеров и цветов. Так, например, в коробке формой, напоминающей ящик, в котором носят водку и прочие бутылки, сидели два белых и два серых кролика. Продавцом был мужчина со сросшейся бровью и густой, как у обезьяны растительностью на лице. Громким голосом он предлагал всем мимо проходящим купить этих чудных зверушек, а после того, как покупать смотрел в коробку и уходил, он тихо шептал, тыча коробку ногой: «Чтобы я ещё раз купил этих любителей потрахаться, а потом чёрт знает, что делать с крольчатами. Шашлык если только, но жена против». Двое следующих продавцов были противоположной копией друг другу, но цыплята, которыми они торговали были одинаковыми, как снежинки (Для человеческого глаза). Они, цыплята, без умолку щебетали, или пытались щебетать, некоторые перебирались с одной стороны клетки в другую, а большинство забились в кучку и так и сидели.

– Мам, – позвал её Итан и остановился.

Он зачаровано смотрел на игуану, властно ползающую по небольшой, размером с птичью, клетке. Длинный хвост следовал за ящерицей, как платье у невесты на свадьбе, только он был зелёный, тонкий, но мускулистый и (Отвратительно ужасный – Подумала чуть позже Кэтрин) красивый. Язык время от времени пулей вылетал изо рта и возвращался обратно. Заметив Итана, Игуана застыла. Заметив Игуану, Кэтрин застыла.

– Нет, Итан, – сказала она на автомате. – Я не потерплю это земноводное…

– Рептилию.

– Эту рептилию, – поправилась она, – у себя в доме. Никогда и ни за что. Тем более, они очень дорогие, Итан.

– За пол цены отдам, – предложил продавец. Взгляд её метнулся к худощавому мужчине с морщинистым лицом и редко растущими волосами вокруг лысины. – Намёк понят, – сказал он и приподнял руки – мол, не бейте, сдаюсь.

– Итан, – начала она, всё ещё смотря на продавца, но в тоже мгновенье перевела взгляд на сына. Он смотрел на неё, смотрел на мать, жалобными просящими глазами, которые ничего не видят, – почему бы тебе не выбрать щеночка или котёнка. Да пусть даже вот, – она указала рукой в сторону уже прошедших продавцов с цыплёнком и кроликами, – цыплёнка или кролика.

Взгляд его опустел, а голос сел.

– Цыплёнка или кролика? – повторил он. – Мам, ты серьёзно? Цыплёнка или кролика? Мы кажется пришли сюда за домашним любимцем, а не будущим шашлыком или куриными крылышками.

Она смотрела на него и уже была готова согласиться на игуану, но продавец всё испортил.

– Полцены. – Повторил он.

И неизвестно, что переклинило в Кэтрин, но она закричала:

– За полцены засунь себе в задницу это земноводное, – она заметила, как он открывает рот, чтобы поправить её. – И заткни свой рот.

Кэтрин взяла Итана под руку и повела к мальчишке с отцом, которые торговали щенками. Они, как и, наверное, вся эта часть рынка, смотрели на неё со страхом и удивлением. Продавцу важна репутация, а только что эта женщина, с великолепными бёдрами и длинными ногами, уничтожила репутацию Барни, который предложил ей игуану за полцены. Да что чёрт подери с этой женщиной не так?

– Здравствуйте, – обратилась она к мужчине. Тот смотрел на неё широко раскрытыми глазами, в которых она прочла удивленье, но не заметила страха. Пропустив сына вперёд себя, Кэтрин продолжает: – Мой сын хотел бы купить у вас щеночка. – И нежно улыбается.

– Д-да, – запнувшись говорит продавец и кивает.

– Выбирай Итан, – говорит она сыну, кладёт руки ему на плечи и смотрит сверлящим взглядом на продавца, которому с каждой секундой становится не по себе.

«Выбирай щенков или выбирай стоит ли кричать на этого продавца, что она имела ввиду?» – спрашивает себя мужчина.

Опёршись лапами о стену коробки, на Итана смотрели три щенка. Каждый из них радостно вилял хвостом и лизал языком воздух. Все они были волчьего окраса и с голубыми глазами, такими же, как и у Итана, но без фиолетового оттенка. Лапы у них были крупные – это Итан приметил сразу, а вот сидящего в углу коробки щенка заметил только сейчас. Он никак не реагировал ни на Итана, ни на своих братьев (Может ещё и сестёр) и вообще ни на что. Щенок просто сидел в углу зажавшись, точно, как Элвис Ван Хутен в «Весёлой комнате». Грустный взгляд, опущенный и спокойный, как удав, хвост и прижатые уши – напомнили Итану себя самого.

– Вот этого, – сказал он и указал пальцем на грустно сидящего в углу щенка.

Мать посмотрела на щенка, потом на Итана и поинтересовалась у сына, с чего выбор пал именно на него.

– Ты уверен, что именно этот? – спросила она, а тем временем продавец достал щенка из коробки. – Он какой-то больной.

– Он не больной, – опередил Итан продавца и протянул руки. – Просто грустный.

Щенок посмотрел на нового хозяина, протянул мордочку к носу Итана и лизнул, а после, словно застеснявшись поступка отвёл взгляд.

– Зачем тебе грустный щенок? – настаивала на своём мать, ещё не отойдя от конфликта с продавцом игуаны. Можно было подумать, что животное она покупала для себя, а не для сына.

Итан погладил щенка по голове, и тот, приподняв ушки, завилял хвостом.

– Я беру щенка, мам, не для того, чтобы порадовать себя, а, чтобы сделать его жизнь лучше. Потому что это щенок сейчас такой же грустный, как и я. Но вместе мы больше не будем грустить, – Он посмотрел на щенка. Тот смотрел на него как-то растеряно и стеснительно из-под бровей (а есть ли у собак брови?). – Правда Редж, – щенок радостно закивал хвостом.

– Это девочка, – сказал продавец с улыбкой.

– Реджина, – не растерявшись исправился Итан.

Глава 4

Рич Тейлор

Временами он листал книгу и с каждым разом замечал изменения. Местами, где было написано одно появлялось другое, но касалось это только ритуалов. Казалось, будто Миктлантекутли переписывает книгу под себя, как хакеры – программу, дабы легче работалось. Рич не горел желанием писать в книге на эту тему, потому как знал, что Бог найдёт ответ на его вопрос. Но найти ответ – одно, а найти правильный, единственно верный ответ – другое. И почему-то голос, упрятанный самим Ричем Тейлором, глубоко, уже под образовавшимся слоем льда, внутри себя, говорил ему что ответ должен будет сыграть на руку Миктлантекутли, и будет он – дживым. Боги тоже лгут. Ведь так? Они же не святые, а просто Боги. А лгать могут все.

Щенок Итана, Реджина, казался Ричу забавным. Что-то в ней было. Что-то такое, что не должно было дать Итану погрузиться в тьму, густую как плотный туман и холодную как закись азота, сотворённую его братом. Дарвин – так кота тайского окраса назвал Рич, был его, собственным маяком, стоящим возле сердца, с сильнейшим прожектором, освещающим всё в округе и не дающим тьме жадной, зубастой и злопричиняющей укусить его. Однако маяк этот постигла та же участь, что и Александрийский, хоть и простоял он, практически, на полторы тысячи лет меньше. Вот только свет у него был ярче и не давал заблудиться лодке в которой плыл Рич, пока тот собственноручно не уничтожил маяк. (Я тебя породил, Я тебя и убью) Неделю назад, Рич столкнулся с Реджиной впервой. Она выглядела какой-то застенчивой, что не характерно для собак такой породы. Но это и делало её особенной. Особенной. Особенной. Особенной.

«Кто ты, Рич Тейлор» – вспоминал Рич разговор с самим собой.

«Избранный, особенный»

«И что ты должен сделать?»

«Изменить мир. Должен привести его к гармонии»

«Ну тогда вперёд, действуй. Ты можешь получить то что хочешь. Тебе лишь нужно провести ритуал «Хензи»».

Рич держал чёрную гелиевую ручку в нескольких миллиметрах от листка тетради по биологии. Чёрным текстом, под разными углами были написано одно и тоже слово: «Хензи». Местами почерк был ровным и широким – традиционным для Рича, а где-то рука толи вздрагивала, толи он слишком быстро писал (Раньше такого не было, Рич, но ты можешь себя утешать. Утешать себя – всегда хорошо), почерк становился узким и прыгающим вверх-вниз, как кардиограмма. Кстати о биологии. Миссис Букмер так и не дождалась ни Рича после уроков в назначенный день для пересдачи лабораторной «Препарирование лягушки», ни готовых записей., пусть даже и списанных. В её глазах Рич не просто упал, он провалился в ад, на седьмой его круг, в озеро «Коцит» к Люциферу, Бруту и Иуде. Сейчас, фамилию «Тейлор» на уроке биологии можно сравнить с рокотом грома. И как она только голосовые связки ещё не порвала?

«Хензи» – написал Рич печатным шрифтом. Подпёр рукой щёку. Скучающий взгляд метился от одного слова «Хензи» к другому. Пересчитывал их, как овечек перед сном, и ощущал, как тяжелеют веки. «Сорок девять» – насчитал он, широко зевая, и перебросил конский хвост через плечо. Взял его в правую руку и начал поглаживать. Спокойствие и только спокойствие. Голова перестала быть атомной бомбой с тикающим таймером, а «Хензи» – красным или синим проводом, который нужно было перерезать. Рич любил свои волосы так, как любят многие девушки, но в тоже время и не так. Для него волосы – история, его собственное «Полотно Воспоминаний», которое он шил из года в год. Сейчас ему восемнадцать и конский хвост уже дотягивает до лопаток, имея длинную в 36 сантиметров. Когда Итану было восемь, тот подколол брата, сказав, что к столетнему возрасту Рич станет новой «Рапунцель» с серебристыми, старческими волосами. Вот только этому не дано было случиться, по крайней мере Итан этого не увидит.

Книга лежала на столе, как вдруг откинулась обложка, следом за ней перевернулись сотни страниц, открывшись на последней. Сказать, что поднялся грохот – не сказать ничего. А логово дракона, где драконом была миссис Букмер, эхом отдавало от стен любой шелест или скрип. Поэтому она, без лишних вопросов, ринулась на сторону звука, как слепой троглодит на добычу.

Считанные секунды, таймер которых уже пустился, остались Ричу, чтобы прочитать написанное в книге. Слова появлялись медленно, но шрифт был широким, красивым и ровным. Миктлантекутли явно прогрессировал. Однако сейчас Рич пожелал бы Миктлантекутли засунуть аккуратность себе глубоко в задницу, туда где никогда не появлялся солнечный свет.

«Извини меня, если оторвал, – появлялись слова. – Но…»

– Ближе к делу, Миктлантекутли, – не открывая рта прошипел Рич.

«…мне показалось, что это…»

– Опять ты, Тейлор! – громыхнула миссис Букмер над правым ухом Рича.

Он посмотрел на неё и опустил голову, продолжая пялится в книгу краем глаза.

– Что это за неуважение к учителю?! – она стукнула по парте. Книга, лежавшая на краю стола, вздрогнула и Рич совершил главную ошибку сегодняшнего дня, если не жизни. Он потянул руку и подстраховал книгу, чтобы та не упала.

«… важно для тебя, Рич Джо Тейлор…»

– Что это за учебник на моём уроке? – обратив внимание на чистую книгу спросила она. Голос её ещё более старческий, чем обычно, походил на кваканье жабы. А двойной подбородок, висевший подобно коже у вековых стариков, как нельзя лучше подчёркивал голосовое кваканье. – Разве я не говорила вам, Тейлор, что прочая литература запрещена на моём уроке, – она начала тянуть руку к книге.

«… Твоего брата, Итана Джо Тейлора…»

Он схватил книгу и подвинул её ближе к себе. Морщинистая рука, с заострёнными, как у кинжалов лезвие, ногтями лилового цвета зависла в воздухе. Вены, под её кожей кофейного цвета отбивали в ритм сердца и Рич это видел. «Боже, какая же она худая и толстая одновременно» – успел подумать он прежде, чем началась новая волна гнева.

Поднял взгляд на миссис Букмер и увидел её чёрные глаза на пару с острым нос.

– ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? – не кричала, а орала она. Рвала глотку (Да, каждый рвёт её по-своему. Если вы понимаете о чём я). – Я ЖДУ ОБЪЯСНЕНИЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.

– Кажется это моя вещь, – только и вытащил из себя он, а сам вернул взгляд на пустую для миссис Букмер страницу.

«… сбил грузов…»

Она выхватила книгу. В руках Рича остался кусочек страницы, а в душе всё и вовсе померкло, будто кто-то переключил рубильник и свет потух. Мрак и тьма, пробравшиеся к сердцу в тот самый момент, когда потух его маяк, сейчас странствовали в ночи подсознания, в том месте где в ящике Рич спрятал свой внутренний голос – частичку себя. Они проникали, овладевали им, подчиняли и становились оружием для великого война и, одновременно, слабостью для людей – яростью, гневом.

«Чёртов, ты сукин сын, Итан, – говорил про себя Рич и на глазах хотели навернуться слёзы. – Как… что про… какого чёрта ты делал? Как ты мог попасть под колёса грузовика».

– Вы что-то сказали? – властвующим голосом с нотками триумфа спросила миссис Букмер. Однако во взгляде её было нечто такое, что можно было увидеть у Гитлера или Наполеона, изображённых в учебниках по истории. Власть или жажда власти. Что-то такое.

– Верните мою вещь, – скаля зубами потребовал Рич. – Вы не имеете права забирать вещи учеников. Это, воровство, миссис Букмер.

Глаза её округлились, как спутниковые тарелки, а нижняя челюсть потянулась вниз, к висевшему второму подбородку. Выражение лица её впитало в себя: чувства оскорбления, орлиной гордости и бычьей ярости (Хоть и ярость её была лишь солнцем на фоне VY созвездия большого пса, по сравнению с Ричем)

– Давай, шериф, сделай её, – послышался шёпот Генри с задней парты. – Унизь эту суку. Помнишь, как она сказала, что я украл твою работу. Давай, шериф, отомсти за своего ковбоя.

Когда Генри замолк, Рич услышал, как за окном сигналят машины и шелестят листья, что подбивал проносящейся мимо ветер и, быть может померещилось, смех детей, играющих на детской площадке возле школы. Он ловил на себе удивлённые, у какого-то радостные, а у кого-то растерянные взгляды одноклассников, огненное, как у адского жеребца – Кошмара, дыхание миссис Букмер и странное чувство беспомощности, как у людей, имеющих всё, но бессильных против мелочей. (Великие вещи делаются из мелочей, мистер Тейлор)

– Мистер Тейлор, пройдёмте к директору, – заговорила она спокойным тоном, ставя ударение на каждом слове. Книга в её руках была открыта и Рич уже мог видеть законченную фразу Миктлантекутли.

«Извини меня, если оторвал, но мне показалось, что это важно для тебя Рич Джо Тейлор. Твоего брата, Итана Джо Тейлора, сбил грузовик возле твоего жилища. Я вижу, его душу, Рич Джо Тейлор, она поднимается ввысь, в рай, – и дальше почерк Бога стал корявым, слово тот услышал просьбу Рича или почуял, что тот в беде. – Он скоро покинет этот мир, но пока его держат в большом шатре, называемом вами «Больницей». Но шаманы, колдующие над ним, знают, что всё это бессмысленно. Они уже сказали, Кэтрин Майк Тейлор, что лучшее, что они могут делать – молиться Богу. И я помогу тебе ещё раз, Рич Джо Тейлор, ты только приди ко мне. Я помогу, но сделаю это не просто так. Я не намерен нарушать баланс между числом жизней, или они придут и мир будет уничтожен. Душа человека взамен на жизнь твоего брата. Ты знаешь этот ритуал, ты перечитывал его множество раз, где-то в глубине твоей огромной души ты подозревал, что рано или поздно тебе придётся прибегнуть к нему, – Рич перевёл взгляд на оборванный кусок листка книги в своей руке, где продолжались надписи. – Я вижу тебя насквозь, и маска твоя не спрячет твоей сущности от меня».

Она впилась в запястье Рича своими острыми ногтями, как птица-Гарпия в добычу и потянула вверх, вынуждая встать. Безрезультатно. Тогда она потянула сильней и уже не вверх, а на себя, явно использую начало одного из приёмов дзюдо. Вес Рича резко перевалился на правую часть стула, тот стал на две боковые ножки и повалился вниз, вместе с самим Ричем. Мисис Букмер имея очень короткие ручки, совсем как у Ти-рекса, склонилась вниз и почти была упала, но успела опереться о парту.

Кто-то захихикал. Рич не сомневался, что этот «Кто-то» был Генри, но тот лишь издал приглушённый звук напоминающей горестное постанывание. Миссис Букмер встряхнула Рича за руку и потянула вверх – выглядело это со стороны, будто мальчишка возраста примерно, как Итан, пытается поднять штангу в двести кило.

– Мистер (Мать его) Тейлор, а ну поднимайся (Сукин ты сын) и прямо сейчас мы с тобой идёт к директору, – уже вопила она. – А там он (Изнасилует твой ничтожный мозг, маленький ты говнюк) разберётся с тобой. И там ты расскажешь ему, почему прервал мой урок (МОЙ УРОК!!! МОЙ СВЯТОЙ УРОК!), тебе ясно (Говна кусок)?

Рич опёрся на одну руку, попытался на вторую, но не смог. Правая рука была по-прежнему в орлиной хватке миссис Букмер. Тогда он с силой вздёрнул рукой, и старая (Жаба) женщина уже не в силах сдерживать «Мужскую юность» (О, да) была вынуждена отпустить Рича. Опёршись обеими руками, Рич поднялся с пола и Эйфелевой Башней возвысился над миссис Букмер. Ростом он пошёл в мать и в свои восемнадцать имел шесть футов четыре дюйма. Смотря на неё сверху вниз, взгляд его магнитил к себе всё больше уверенности, ворую её у миссис Букмер. Рука его, как у мертвеца в фильмах ужасов потянулась к книге, медленно и не спешно, и как-то недобро. Генри сидевший позади и наблюдавший за рукой шерифа, на мгновение, посмотрел тому в глаза, однако этого было достаточно, чтобы заметить в них яростью, переплетающуюся с безумством и властью, образую нечто похожее на цепочку ДНК, где «Безумство» – одна нить, «Ярость» – вторая, а власть – служит соединением этих двух ниток, – основание.