Czytaj książkę: «Лунный свет», strona 12

«А говоришь не читаешь газет» – С ухмылкой заметил Элвис.

– … и Рич там тоже упоминался, только в другой статье.

– В той, где умерла пожилая женщина.

– Да, но я думаю Рич её убил.

– Правильно думаешь, но ты не совсем прав. Убил её, не Рич, а …

Миктлантекутли

… Миктлантекутли дождался этого мгновенья. Сейчас он был рад, что наконец сможет избавиться от не уплатившего налоги старика. Да, старик причинил ему, Богу Смерти, много хлопот. Годами старик был владельцем книги… нет. Скрижали? Тоже нет. Аппетитом и силой Миктлантекутли, но старик не кормил его. Он не приносил людей и даже животных ритуалами. Старик использовал его, хотя на самом деле Миктлантекутли должен был использовать его. Но старик прекратил ритуалы. Старик понял, что сделал, после того, как убил бедную девочку. Остановился, так и не закончив ритуал до конца. А ведь он, старик, хотел вернуть брата, за которого он так сильно боролся. Брата, за которого он и провёл первый ритуал. Но Миктлантекутли был тогда ещё глуп, и он это признаёт. Но новый хозяин его аппетита, больше не видит глупостей от него.

Голод.

Страх.

Жажда.

Миктлантекутли знал, что беловолосый мальчишка любит животных. Знал, что он попытается пожалеть обезьянку, грустно сидевшую на ветке дерева, возле прутьев ограды. И тогда Миктлантекутли сделал больно мартышке, заставил её страдать, сидеть в ужасе и страхе, дожидаясь мальчишки. А когда мальчишка пришёл, он наслал на мартышку болезнь страшную и неизлечимую. Всё пришло быстро, но Миктлантекутли ждавший жертвоприношений многие десятки лет, убивался те две недели, пока Рич Тейлор решался накормить его. Он звал мальчишку, звал Рича Тейлора к себе, чувствуя себя псом на цепи. И вот наконец мальчишка пришёл, протянул ему блюдо, сочное и пропитанное любовью.

Любовь мальчишки к своему брату пробудила его из спячки, и он напоминал себе Гризли, проснувшегося зимой и жаждущего есть. Любовь и такая, какой Миктлантекутли никогда не видел, душа которую он жаждал получить могла на века утолить его голод, но пока он должен был использовать мальчишку, просить его приносить ему еду. А потом, когда он станет достаточно крепким, чтобы сорвать цепь, то броситься на мальчишку, сожрёт его. Конечно мальчишка был умным, очень умным. Он узнал про всадников и ещё про многое чего ему не следовало знать. Но если вдруг не получиться заполучить душу мальчишки, Миктлантекутли получит душу его брата. Она была такой же сластёной, но любви в ней было не так много.

Теперь главное кушать и кушать много. Набираться сил. Миктлантекутли испугал шавку на рынке, заставил её забиться в углу коробки, потому что уже был больше прежнего уверен в доброте беловолосого мальчишки. Сопляк с большим сердцем полным любви; сопляк, которому он благодарен больше, чем Ричу; сопляк клюнувший во второй раз на его уловку; сопляк, что наконец накормил его человеческой душой, пусть и дряхлой, чёрствой старческой душой старухи. А шавка – её Миктлантекутли оставил в покое, – даже не подозревала, что её использовали, но она видела, видела его глаза – жёлтые, ненасытные огоньки. Её он пообещал себе не трогать, но страх, что она будет испытывать будет вечно подкармливать его, держать на плаву, совсем, как и страх ковбоя.

Вчера он собирался поужинать, думал, что будет ритуал, но мальчишка сбежал. Но как он это сделал? Как узнал выход из лабиринта в пещере, катакомб. Это Рич сказал ему? Нет, такого не может быть, потому чтобы Миктлантекутли должен был услышать его слова. И даже, если бы Рич сказал мальчишке, куда бежать, тот бы не запомнил: он не Рич, который сумел бы запомнить всё с перового раза, он глупее. Но чёрт, сейчас это всё не важно.

Сейчас будет долгожданный ужин. Воссоединение с Питером Грином – существом, предавшим Миктлантекутли – Бога смерти. А что для тебя предательство? Желание спасти свою жизнь от предателя? Он, лишь спасал свою жизнь, хоть и действовал под другим мотивом. Однако, к чёрту. Миктлантекутли видел в нём предателя, который предпочёл стать стражем, тюремщиком существа, которое помогло его брату, вместо того чтобы стать обедом. Но время настало, старина Питер, и ты должен умереть, исполнить свою обещанную роль в качестве ужина.

Санитар стоял на улице, докуривая сигарету, как вдруг в его голове всё помутнело. Рука, державшая сигарету, застыла в воздухе, челюсть заметно приоткрылась и рот начал становиться сухим от частых вдохов-выдохов. Было темно, нигде не горел свет и фонари давно уже не работали, как вдруг вдали зажглись два. Тусклое свечение исходило от них и казалось ветер, дующий с их стороны, толкал два фонарика к санитару. Он вздрогнул, попытался отступиться, чтобы вернуться в клинику, забежать в общую комнату и включив телевизор посмотреть фильм – забыть о жёлтых фонариках, как вдруг голос заполнил его сознание, как пар – баню.

«Проведи меня к старику» – прошептали огоньки. Санитар даже не встал вдаваться в подробности к какому старику. В его сознании уже плавал образ Питера Грина, бродяги, которого они схватили чуть более трёх месяцев назад.

Он повернулся, открыл дверь и придержал её, дожидаясь, пока влетят огоньки, но они не двигались. Тень урны от падающих огоньков сошла со своей привычной точки, обретя человеческие очертания ребёнка. Проходя мимо санитара, того охватил ужас и страх, как будто ротвейлер стоял у него на груди, демонстративно рыча и показывая клыки, которые вот-вот должны вонзиться ему в глотку.

«Проведи меня к старику» – зашипела тень, и санитар зашёл в клинику.

Элвис Ван Хутен

– Так значит ты, старик Элвис, был в Кургане? – расспрашивал Генри. Он уже сидел возле Элвиса (Питера… Настало время), к которому за час он проникся доверием. Старик показался Генри похожим на него самого, точной копией, но с разницей в чуть более чем сорок лет. Генри он казался крутым мужиком, который не сдерживает матерных слов, в точности, как и он сам, а ещё он понимал его. Понимал Генри – сделал то, чего не могли сделать родители, но, хоть и сам того, не понимая (а может понимал?) делал шериф.

Элвис кивнул: горестно и сожалея о своём поступке.

– И тебе было не страшно? – Генри смотрел старику в глаза, в два белых яблока, в центре которых была мутная радужка серого цвета, поглотившая своими красками чёрный зрачок. – В смысле, там же пауки – много пауков, – везде черепа и кости, а главное это Миктлантекутли (Наконец, чёрт подери выговорил).

– Страшно конечно было, но только в первый раз.

– Что значит в первый? – конечно Генри был не настолько тупым, чтобы не понять Элвиса, но всё же отталкиваясь от своих суждений, он не мог поверить, что кто-то вернулся бы туда ещё раз (Кроме Шерифа. Но Шериф на то и Шериф, чтобы разгребать всякое дерьмо и решать проблемы, такие как эта).

– То и значит, что был я там не один раз и даже не два, не три и не десять, – он тяжело вздохнул и плачевно покачал головой. Ему было стыдно, и стыд тёрся о его душу (Которой давно пора исчезнуть за грехи), как кошка о ногу хозяина прося покушать. – Я делал ужасные вещи, сынок… – с минуту они молчали, а потом, будто решившись, Элвис продолжил. – как твой друг, Лисий Хвост. Мы думали, что таким образом помогаем братьям, но это лишь было стекло, искажающее реальность. Сейчас, спустя так много лет я понимаю, что временами нужно уступать или же наворотишь таких дел, что даже сам Бог не разберёт. Конечно я не говорю про цели и мечты – это совсем другое и там ты борешься с самим собой, а не с природой, как в моём случае.

– Выходит вы убивали людей? – заключил Генри основываясь на словах Элвиса: «В смерти старухи виноват Рич, да это так, но убил её не он, а Миктлантекутли. Однако вина должна лежать на Риче, ты должен это понимать, сынок»

– Я… (думал, что спасаю брата), – Элвис замолчал и его с Генри взгляд метнулись к двери, которая издала короткий щелчок.

Генри видел, как распахивается дверь, словно кто-то её толкнул и убежал. Элвис видел серое пятно, которое слабо поменяло оттенок, когда дверь распахнулась. Они смотрели на дверь, в коридор, совершенно пустой, загадочный и манящий к себе. Выложенный шестиугольниками пол не ловил теней от близстоящих к дверям цветов, хоть свет был включён. Это мог заметить Генри, но он не предал этом значению и этого не мог заметить Элвис, который бы молниеносно подскочил и захлопнул дверь.

– Что там? – шёпотом спросил Элвис. – Кто-то пришёл, а то я не вижу?

– Нет, пусто, – ответил он и шило саблей пронзило его грудь.

В коридоре, как в какой-то видеоигре или фильме, заплакал младенец, а сердце резко забившиеся выступало вместо барабана. Оно билось всё сильней и сильней, словно повествую о приближении нечто плохого. «Хочу к мамочке» – выросла в сознании Генри мысль и Византийской башней упёрлась в вымышленный туннель, через который плохие мысли покидали голову Генри. Рыдание разбавилось детским, девчачьим смехом. Кто-то смеялся и этот кто-то приближался, вместе остановкой сердца Генри (Которой не произошло). На мгновенье всё затихло, а потом выпрыгнула она и плач возобновился.

Рыжеволосая девчонка с кучей швов по телу улыбчиво смотрела на Элвиса (На Генри – как тому казалось). Синенькое платьице было изорвана и измазано грязью и уже давно застывшей кровью. Чёрненькие туфли из-под который показывались белые, окрашенные грязью в горошек, носочки, имели потёртости на носках и заржавелые застёжки. Пряди её рыжих волос с правой стороны закрывали лицо, где были многочисленные шрамы, а с левой – аккуратно лежали за ухом. Над веснушчатым носом, которые казались грязью, была пара голубых глаз, смотревших на Элвиса.

Страх Генри достиг пика и взяв над мальчишкой контроль он первым делом, ослабил мочевой пузырь. Тёмное пятно, разрасталось вокруг штанишек Генри даря ему тепло, липкое и вонючее, но для него это было лучше, чем кровь. Куда лучше…

– Питер, Питер, Питер-пэн, – заголосила она нараспев приятным детским голосом. – Я пришла к тебе мой «Мэн».

Старик вздрогнул. Он ничего не видел, кроме как крупного расплывающегося пятна синего цвета, но голос… этот голос кричавший: «Нет, пожалуйста не надо!.. Я люблю тебя, пусть ты и старше меня на восемь лет, неужели для тебя это ничего не значит!!? А-а-а-а, пожалуйста, не-е-т, отпусти меня… Моя рука… Хнык-хнык». Он заёрзал ногами, но уползать было некуда – сзади была стена, белая и мягкая как матрас.

– Я не хотел…

– Хотел, – прервала она его, всё ещё улыбаясь, заваливала голову с левого плеча на правое и обратно. Генри видел швы, как у чудовища Франкенштейна. И не просто чудовища с картинок в книгах или кино, а настоящего стоящего перед ним монстра. Пусть и красивого, на которого Генри в любой день передёрнул бы (Больше он никогда этого не делал, как ровным счётом ничего. Стал овощем, вжимающимся в стену, как огурец в банке, и молящего Бога, чтобы тот помог ему)

– Да, ты права, хотел, – согласился он, вздохнул прерывисто и дрожа, а глаза наполнились слезами. – Но я жалел о произошедшем каждый день, каждый…

– Я любила тебя – мальчишку из старших классов, – лицо её сделалось грустным, глаза её упали в пол. Она задумалась или сделал задумчивую гримасу, которая ей чертовски шла. – Ты был для меня солнечным светом…

«Да, ты мне это говорила, – Вспоминал Элвис и слёзы ещё сильней потекли, – когда я вёл тебя в курган. Ты думала, что мы с тобой будет смотреть на луну с Кургана, встречать рассвет. Я помню, как ты смотрела на меня… помню твои голубые глаза, которые весь путь смотрели на меня изнизу»

– … но я заблуждалась, как это часто происходит с девчонками, в моём возрасте, – она подняла голубые глаза и посмотрела на Элвиса, и тот увидел её отчётливо, на фоне расплывающийся комнате. Он видел, как она ломила пальцы рук, ногти которых были аккуратно подстриженный и под ними не было грязи. Её рыжие волосы, все те годы, после того как он убил девочку, казались ему яростью, что когда-нибудь восстанет против него, были всего лишь волосами. – Мои родители, Питер, так и не узнали, где я и что со мной. Знаешь… Это очень больно, когда к тебе на могилу никто не приходит… а всё потому, что у тебя нет МОГИЛЫ! Мои кости лежат под грудой земли, в пещере, там, где ты меня убил.

Она запустила руку в карман и достала скальпель, блестящий от переливающего света, позади неё. Света, который проходил сквозь мёртвую девочку, словно стекло. Генри завизжал беззвучно, но в искреннем ужас. И крик пытался тщетно вырваться, как птица из клетки, когда она двинулась на сидящего рядом Элвиса.

– Беги парень, – прошептал он и попытался подняться, но тотчас упал, утратив силу в ногах. – Чёртовые наркотики.

И вот, когда скальпель вылетел вверх, рука её остановилась и начала судорожно дёргаться. Генри, перевалился набок, встал на ноги и побежал прочь. Элвис видел голубые глаза, её глаза, а не Миктлантекутли, будто ей удалось вырваться из заклятья.

– Ты сказал, что жалеешь о случившемся? – спросила она и слеза, живая, характерная для человека стекла по её щеке полной веснушек. Она была красивой, и как только этого Питер не заметил. Быть может, если бы не туман, что закрыл его глаза, твердящий голосом Миктлантекутли: «Спаси брата, ты должен, давай!», он бы мог влюбиться в неё, как она в него. И тогда бы всего этого не было: ни бродяжной жизни, ни сожалений и кошмаров, ни одиночества.

Питер кивнул, и она малозаметно улыбнулась. Рука задёргалась сильней – она и вправду боролась.

– Питер, ты выполнишь своё обещание, данное мне сорок пять лет назад, в ту прекрасную ночь? Мы встретим с тобой рассвет? – он было хотел спросить где и как, а она, словно прочтя его мысли ещё больше улыбнувшись дополнила. – В раю тоже есть рассвет и закат, а ещё там есть бабочки. Мы их встретим, верно Питер?

Слёзы в два ручья покатились с его лица на мягкий пол, ставший спустя секунду красным от крови.

– Да, я обещаю, что буду с тобой, Миа.

Глаза её голубые и невинные, и его серые, повидавшие много мучений, закрылись. Лезвие скальпеля, тонкое и вызывающие свист, пулей преодолело расстояние к Элв… Питеру Грину. Поднялось обратно и опустилось вновь. И так продолжалось несколько минут. Кровь брызгала из стороны в сторону, как из красивого фонтана на площади города.

Но боли он не чувствовал: душой он уже был с Мией. Встречал обещанный рассвет.

Глава 3

Ты любишь меня, братик?

Рич Тейлор

Всё это нахлынуло настолько внезапно, что он обхватил лицо и впился ногтями в кожу. Еле сдерживаясь, чтобы не закричать Рич перенёсся куда-то. Голова пылала от переизбытка мыслей, желудок выворачивало, как после прыжка с парашютом плотно поевши. Сердце, словно угадило в паучьи нитки, жалобно забилось. Картины переносили его по воспоминаниям Питер Грина, которые напоминали историю Рича, но лишь в другом флаконе. Так сказать, тот же фильм, но с другими актёрами. Щенок «Чоп» жалобно скулит, а мальчишка того же возраста, что и Рич расчленяет его со слезами на глазах. Потом этот мальчишка бежит через лес домой, вытирая по пути слёзы. Врывается в дом, в комнату брата и тот с удивлённым лицом отрывает взгляд от собственных рук, которые вчера были покрыты волдырями. Рич слышит мысли этого паренька: «Спасибо тебе, спасибо Миктлантекутли!», а потом картина исчезает.

Ночь, тоже луизианское кладбище, но без трёхметрового забора. Лунный диск похожий на омлет в сковородке, ярко просвечивается сквозь дым, который одним огромным облаком протягивается с запада («Завод Рапсор, снесённый в начале 21 века из-за огромного загрязнения среды» – догадался Рич) Юноша в школьном костюме, более светлом, чем у Рича и вместо четырёх пуговиц было три, вместе с рыжеволосой девушкой пробирался по кладбищу. Рич не заметил никакой разницы во внешнем виде мальчишки, между первой и второй сценой. В целом парень ни в чём не изменился, кроме как причёски, которая сейчас стояла ёжиком.

– Мы будем наслаждаться лунной, правда Питер? – спросила она так, что это больше походила на мольбу, нежели просьбу. Рич шёл рядом, проходя памятники, как призрак, дух, астрал… всего лишь непрошенный гость в воспоминаниях прошлого владельца. Он видел её глаза, так похожие своей голубизной на глаза Итана, но в них не было фиолетового оттенка. Зато в них было нечто более важное – любовь и доверие, – сердцевина. Тоже самое как автомобиль одной марки и модели, различающиеся лишь цветом.

– Да, – ответил Питер и протягивая палец указал на Курган. – Вот с той насыпи.

– А рассвет.

Питер тяжело вздохнул и утомлённо перевёл взгляд на соседний памятник. Она схватила его за руку и крепко прижалась к груди. Взгляд Питера, уже более озадаченный, вернулся к девчонке, к её голубым глазам.

– Да, Миа, мы встретим рассвет.

– Ты обещаешь?

– Да, я обещаю.

Все краски смешались в одну сплошную, цветом напоминающую глину. Рич почувствовал, как его сжимают, а потом растягивают, как вдруг он увидел девушку, намертво лежащую среди груды костей. Рука её, отрубленная, как и две ноги лежали возле скрижали. Питер стоял неподалёку, смотря в глаза девушки, в которых подобно экраном телевизора застыли боль, ужас, страх, грусть и печаль, но среди всего этого, кораблём в море, просвечивалась любовь.

– Ты молодец Питер, – заговорил Миктлантекутли образовавшийся из неоткуда. Он положил руку на плечо пиджака Питера и с любопытством осматривал тело девушки и её части тела, кучкой лежавшие в другой стороне. – Ты всё сделал правильно, и я помогу твоему брату, как помог до этого. Я возмещу ему повреждённые в аварии органы и поставлю на ноги.

– Миа… Она верила…

– Все люди доверчивы, Питер, – прервал его Бог и захромал к телу девушки. – Кто-то верит друзьям, кто-то семье, а кто-то любимому человеку. В этом мире всё сводиться к одному – к доверию, – склонившись над телом девушки, он ухватился в её оставленную Питером руку. В одно резкое движение Миктлантекутли вырвал руку и бросил её к кучке остальных конечностей. – Доверие, это опасная штука, Питер. И люди зная это пользуются им…

«И благодаря им, живы такие существа как ты», – уловил Рич тихий шёпот, голос Питера, хоть тот и не открывал рта. Должно быть это были его мысли.

– … а, чтобы добиться мира, нужно не только верить, но и выполнять.

Этот толчок, пронёс Рича куда дальше и длился он дольше, чем другие два. Абсолютно разные цвета от чёрного до розового мелькали в его глазах, выполняя проверку на эпилепсию. Желудок начало сводить ещё крепче, а сердце, кажись, не выдерживая такой экстремальной нагрузки ушло в пятки. Всё это длилась микросекунду в реальном времени и минут десять в подсознании Рича.

Опять же кладбище, но уже сегодняшнего дня. Трёхметровая стена встала на защиту кладбище окружив могилы, которых заметно прибавилось с последних воспоминаний. Старик с потрёпанными волосами и косым взглядом сидел под крышей сарая. Рич признал его, но теперь не просто как сумасшедшего бродягу, а как Питера Грина. Он смотрел на ворота, через которые люди покидали кладбища, как в друг подскочил. Рич помчался за ним, к воротам.

«Нет-нет-нет. Этот парень, лисий хвост, он слышал Миктлантекутли… Нет, мы оба слышали Миктлантекутли. Нужно отговорить его, спасти от монстра, живучего в Кургане; от монстра, что поселиться в его теле и будет использовать его в качестве марионетки»

Питер промчался к воротам, а Рич остановился в нескольких метрах смотря на самого себя и Итана, радостно прыгая по лужам.

– Не вздумай! – прорычал Питер.

– П-простите, – запнувшись начал Итан. – Я не хотел делать ничего плохого.

– Что? – переспросил Питер, не расслышав из-за голоса Миктлантекутли («Я убью тебя Питер, убью!»). Питер посмотрел на бледного мальчишку, явно испуганого и решил прояснить, что адресовалось это не ему, а лисьему хвосту. – Ты-то тут причём, альбинос?

– Ну, я же вроде как… эм…

Взгляд Питера метнулся к Ричу. Он сделал два шага и теперь под зонтом стояли трое.

– Не вздумай! – повторил он. – Ты слышишь меня, лисий хвост, а?

И тут Итан рассмеялся. Схватился за живот и согнувшись по полам начал смеяться.

– Ты чего молчишь? – вновь спустя время спросил Питер. – Думаешь это шутки?

– Нет, сэр.

Ответ, а точней приставка «Сэр», удивил Питера, и он пал в лёгкий ступор.

– Какой я тебе к чёртовой… – заговорил он, но братьев уже и след простыл. – НЕ ВЗДУМАЙ! – выкрикнул из-за всей силы Питер им вдогонку.

Питер смотрел вслед бегущим братьям надкусив нижнюю губу. «Не делай этого, лисий хвост, – появился в голове Рича голос Питера. – Прошу тебя, не иди на Курган, чтобы не произошло. Если даже тебя будет звать голос, обещать помочь в беде, не иди. Беда пройдёт, а если нет, то такова судьба».

И прежде, чем проснуться Рич мимолётно (в прямом кстати смысле) пролетел мимо воспоминания, которое Питер толи попытался скрыть, толи оно было столь коротким из-за стучавшейся в дверь смерти. Рич заметил рыжеволосую девушку, Мию, но внешностью она напоминала внебрачную дочь Франкенштейна. Она стояла над Питером и что-то говорила, а тот отвечал. Однако о чём они говорили, Рич не слышал, словно кто-то выключил звук.

«Ты помогла мне однажды Миа, – пылесосом засасывались мысли Питера в голову Рича. – Я воспользовался тобой, как последний подонок. А теперь я твой навек. И пусть даже ты сделаешь со мной то же, что и я с тобой я приму это»

Рич лежал в постели, обхватив руками лицо, всё его тело испытывало чувства близкие к адреналину. Одеяло пропитались холодным потом, которое подобно щупальцам осьминога охватывало тело. Он оттянул руки от лица, на котором остались алые следы от пальцев, впивавшихся в кожу несколько секунд. Глаза без эмоционально смотрели в потолок, который временами исчезал, когда веке смыкались.

– Питер Грин – тот самый бродяга с кладбища, – тихим голосом говорил Рич. – Значит, ты мёртв. И убил тебя Миктлантекутли, воспользовавшись телом той девушки, – лицо его исказилось улыбкой, но не из-за смерти Питера, а от собственно мыслей-догадок. – Рич Джо Тейлор – человек принёсший мир во всём мире, был запечатлён на камеру, когда его убивала восставшая из мёртвых старуха, чья личность распозналась, как Вероника Букмер – бывшая учительница мистера Тейлора.

Нехотя, он поднялся с кровати, скинул одеяло, которое он после заменил на сухой плед и одев тапки вышел из комнаты. Сейчас ему нужно было сходить в душ, смыть с себя весь этот пот, а вмести с ним и все те мысли, нависший над ним, как погремушки над кроватью младенца. Но, Рич, разве они не помогают ребёнку уснуть? Разве мысли не помогают отойти от внешнего мира и уйти в себя, а уже оттуда в сон. В коридоре, казалось должно было быть темно, но луч света с родительской спальни просачивался через щель под дверью.

Рич не желал подслушивать – ему хотелось, как можно скорей принять душ и вернуться в постель, – но проходя мимо двери его уши навострились, и уловив интересующие и в тоже время волнующую его чистоту, он остановился. Приложив ухо к двери, он стал слушать разговор – во вторую очередь, и шаги – в первую.

– Джо, это неправильно, – говорила Кэтрин, но голос её внушал обратное. – Мы не должны этого делать, Джо, не должны.

– А что мы должны, Кэти, что?

– Джо, я…

– Кэт, ты прекрасно понимаешь, что больше это не может продолжаться.

«Собираются развесить? – сделал поспешный вывод Рич. – Или быть может что-то другое?»

– Раньше же…

– Раньше трава была зеленей, – прервал её муж. – Прежде нам удавалось жить потому, что времена были другие. Но сейчас всё иначе.

– Нас не поймут, даже больше, нас возненавидят.

– Да какая к чёрту разница!? – повышая тон возмутился Джо.

– Тише, детей разбудишь, – угрожающе зашипела Кэтрин, как перепуганная кобра, поднимающаяся в защитную стойку и расправляя капюшон.

– Да какая к чёрту разница? – повторил Джо шёпотом. – Сделав это, мы сможем зажить по-другому и больше не будем друг другу мешать.

«Точно развод» – заключил Рич, печально вздохнул и покачал головой.

– Ты только подумай об этом Кэтрин, разве последние годы ты не хотела этого, нет?

– Хотела, но Джо…

– Кэтрин, мать твою…

– не трогай мою мать.

– … за ногу, одумайся, – продолжал Джо. – Хватит жить в дурацких фантазиях, что жизнь наладиться и у семьи Тейлоров произойдёт чудо. Потому что оно уже произошло.

– Наконец мы сможем…