Czytaj książkę: «Записки инженера. Шесть вопросов. План жизни с конца. Выращивание себя. Выращивание Родины. Сказки из физики»
Посвящается способным любить
Не существует таких стран,
не существует таких городов,
не существует таких людей
и времени, когда могли происходить
такие вымышленные события.
Редактор и корректор Сергей Барханов
© Номер PD C8083N45J, 2021
ISBN 978-5-0053-3867-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любить тебя – как будто в прорубь
Нырнуть – и весело, и страшно.
Любить тебя не больше проку,
Чем день сегодня ждать вчерашний.
Любить тебя – как ветер в поле,
Ловить вот так же бесполезно.
Любить тебя – железной волей
Себя вручить скале отвесной.
Тебя любить – других забыть.
Что в жизни лучше этой доли?
И от тебя тайком, от боли,
От вечной боли волком выть.
Тебя любить – в пустыне воду
Глотать, не утоляя жажды,
И прихоти твоей в угоду
Отброшенною стать однажды.
Тебя любить – как в море плыть,
Где хлещет волнами наотмашь.
Воистину, тебя любить —
Непозволительная роскошь.
Тебя любить – так путь опасен,
Как по горам ползти, скользя.
Но, боже мой, ты так прекрасен,
Что не любить тебя нельзя!
(Катя Яровая)
Предисловие
Кому и зачем написаны «Записки»:
Инженерам – каждый инженерный текст содержит какое-нибудь техническое решение;
Альпинистам и иным путешественникам – тексты о том, что цель – возвращаться, а не залезть в «открытый гроб». Горы доброжелательны к нам. Мне только одна недобрая гора встретилась;
Физикам, студентам – раздел о реальном мире вне рамок «физической идеализации», о людях в чьи головы приходят новые идеи, о альтернативных идеях, математике, развитии науки;
Женщинам – тексты о любви и красоте, о сексе и размножении, о причинах, целях и смысле всего этого. Все тексты – написаны о людях способных любить.
В основе текстов понимание исключительности и неповторимости каждого человека, неоходимости ставить основные вопросы и цели в начале жизни, а не в конце, когда многого уже не исправить, необходимости планирования.
В текстах задается вопрос – зачем? Зачем вы написали тот или иной текст. Какая цель? Будет ли текст понят? Нужен ли он, будет ли полезен? Под таким контролем отбирались и сокращались тексты «Записок инженера».
Книга основана на своеобразной религии – понимании того, что в голове у каждого из нас формируется индивидуальный софт, поэтому люди реагируют на события по-разному. К этому добавляется факт, что и у нас в голове установлен не суперпроцессор, софт несовершенен, зависает и сбоит. Поэтому наш взгляд на вещи ограничен и уникален одновременно. И так у каждого. Это примиряет людей, делает спокойнее и терпимее друг к другу.
В конкретном инженерном стиле рассказывается о выращивании себя, родины, страны в которой можно будет жить нашим детям. Главное – хотеть.
Каким вы хотите увидеть себя и свою страну через 20—30 лет? Какими вы хотите увидеть своих детей? Какого вы ходите президента? Запишите свои желания, продумайте план и идите к цели. План и цель позволят вам смотреть на любые трудности, как на временные. И тогда все будет в конце хорошо. Вас ждет удача.
Каждый листок сборника имеет свой номер и свою (по возможности) тему и цель. Каждый листок может читаться отдельно от всего остального.
Тексты сокращались, использовались короткие предложения, убирались слова связки. Текст длиной более полутора страниц не читается и не воспринимается – мозг у нас слабый.
История написания: После смерти Зуленьки (Зули Микеевой) в ноябре 2019 года я предложил однокурсникам, каждому написать несколько строк о ней, что помнят, как понимают.
Судьба Зули подтолкнула меня к тому, чтобы писать больше о людях с непростыми судьбами. Цель была – показать, что каждый человек достоин упоминания, в каждом можно найти нечто особенное. Писал я «чтобы помнили». О этих людях нет информации в интернете, как будто их и не было на Земле.
Цель «чтобы помнили» – также основа выбора текстов о «инженерной жизни», «горной жизни» и о красоте людей в Германии, России, Иране, Грузии и других странах.
Книгу прочитали три человека, два из которых знают отчасти описанные события и людей:
Александр Ильич Мартынов – известный в альпинизме человек – «выше уже некуда».
Ольга Назарова – профессиональный преподаватель литературы, из лучших в этой среде.
Редактор книги Сергей Барханов – глубокая ему благодарность. После суда этой «тройки» профессионалов мне стало спокойнее.
Сергей Барханов считает, что книгу осложняет инкогнито автора. Ответ: имя – буквенный код, который не имеет для текстов сборника никакого значения. На обложке стоит «заводской» номер составителя. Иное решение не сочетается с моей профессиональной деятельностью.
Замечания редактора введены мной в тексты как примечания. С моей стороны даны расшифровки, пояснения, короткий ответ, где возможно.
Тексты в основном – сама невинность и могут читаться школьниками. Пара текстов (один из японской культуры Shunga) «переступили черту» невинности и предназначены для «+18». По сути, сборник, вероятно, для «+30»,»+50», или того похуже.
Подобные записки может написать любой серьёзный инженер.
Благодарности: благодарю программу MathType, позволившую внести формулы в тексты, программу Word, позволившую тексты написать, и программу GIMP за работу с графикой.
Часть 1. На своей земле
1. Афган-1. Слепая ярость
Леха перевелся из политеха во Владивостоке в политех в Ташкенте. Там на военной кафедре готовят артиллеристов. Когда Союз, ведомый имперской идеей, вошел в Афган, начали набирать резервистов. Леха подходил по роду войск и попал в Афган. В самые плохие первые времена, когда там была полная неразбериха.
Набранных из Средней Азии парней афганские «братья-мусульмане» собирали за дружеским столом, поили, потом вырезали, как баранов. Половина солдат гибли не от пуль, а от незнания опасностей в горах: от камнепадов, лавин, падений со скал. Командиры и техника также были не подготовлены. В БМП, выполненную в те времена в виде большой ванны, открытой сверху, просто из-за дувала бросали гранату – это убивало в ней сразу всех. Были и другие подобные недоработки, принесенные на войну из мирной жизни. В этом котле находился мой друг Леха. Отношение мое к Лехе было такого рода, что я сразу понял: если с ним что-то там случится, то я поеду мстить. Во мне есть такой переключатель – на Слепую Ярость. С полным отключением «мозгов» и болевых рецепторов.
В военкомат я пошел, чтобы сменить военную специальность с войск дальней связи на десантные войска – по той причине, что я инструктор альпинизма и этим более для армии ценен. Майор, отвечавший за такие дела, меня знал. Он учился заочно в университете на юрфаке, где им читал какие-то лекции мой отец. Майору я помогал получать зачеты.
Майор сказал мне: «Без проблем, сделаем. Как десантником тобой будут затыкать каждую жопу, такие воины всегда нужны». Майор был умнее меня, по-житейски опытнее. Он сказал – сделаю, потом сказал – подожди. «Если будет конкретно надо, сразу сделаю», – сказал майор.
Леха вернулся из Афгана внешне живым. Что произошло внутри него, не считалось, об этом сильные не говорят. Так не сложилась моя армейская карьера. В Афган я в тот раз не попал.
Рок все же запомнил мои телодвижения и начал подготовку к Афгану-2.
2. Страх перед дверью
Дверь квартиры на Чиланзаре не изменилась за 60 лет. Там жили мои родители и бабушка. Вероятно, я аутист. Живу внутренне с одним человеком. Тогда, в мои три-четыре года, это была моя мама. Мама была археологом. Это значит – экспедиции два раза в год. Весной и осенью. На месяц или два. Для меня жизнь останавливалась. Я замирал в ожидании мамы на это время.
Это не болезнь. Просто переставал жить. Чувствовал себя оставленным. Внешне это не проявляется. Ребенок, как малое животное, не может об этом сказать. Есть такая игра: замри – отомри. Мама приезжала – я отмирал. Жизнь возобновляла свой ход. Это продолжалось до школы.
Были еще страхи. Что кто-то придет. Я стоял перед закрытой дверью и слушал. Нужно было убедиться, что за дверью никого нет. Я открывал дверь и смотрел. Закрывал. И снова слушал. Не лучшая тактика. Так бесконечно много раз. Вероятно, несформировавшийся софт в голове не имел решения на этот случай.
Было природное чувство тревожности. Это противоположность равновесию. Позже я так же беспокоился за друзей в горах, за близких. Не мог привести себя в равновесие. Выдумывал худшее, чем происходило на самом деле. Временами у меня что-то лопалось в голове, в районе затылка. Горячая широкая волна распространялась по голове вниз. Как будто кровью голову согревало. Что это было – не знаю. Это было без боли. Иногда я знал заранее: это вот-вот случится.
3. Мы родились в 55-м
Мы родились в 55-м или около того, через десять лет после большой войны, которая не затронула наш Ташкент – город хлебный. Мы родились через два года после смерти Вождя; его тень не коснулась нас своим черным крылом, коснулась наших отцов, дедов. Как наследство войны видел на Туркменском рынке инвалидов без ног, на тележках, поставленных на стальные подшипники Ф70. Потом они резко исчезли (их собрали по городам и увезли на Север, подальше от глаз победившего народа).
Мой старший брат Боренька умер в 53-м году от белокровия. В том же году от белокровия умер и дед. Это был результат атомных взрывов в атмосфере. В те годы много народу полегло от последствий таких испытаний, отдаленных последствий прошедшей войны. Союз готовился к следующей.
Первый квартал – Чиланзара, первая улица – Пионерская; на ней мы с флажками встречали Фиделя – его провезли на черной машине. История Кубы коснулась нас не только песней «Куба – любовь моя, остров зари багровой…». Через 20 лет, каждый день при входе на работу мы прошмыгивали, как мыши, потупив глаза, мимо Манжирова – начальника первого отдела, одного из 30 тысяч вооруженных гэбэшных офицеров, лежавших в трюмах торговых судов на рейде у Острова свободы во время Карибского кризиса и готовых к атаке.
Ташкент, как и все столицы национальных республик, не знал большой нелюбви к немцам, к евреям, не клинился на этом, давал им жить, это добрый город. В отличие от центральных городов России, национальный вопрос здесь возникал между русскими, присланными править из центра, и своими, местными.
Мы успели закончить университет, проработать 10—15 лет, защитить диссертации, родить детей, продвинуться по службе, кто как – по удаче и по труду. Мы видели и знали жизнь в той стране, Великой Стране, которой уже нет. В 90-м году, к развалу Союза, нам было по 35 лет.
Способность людей приспособиться – «респект и уважуха», карточки, мешок сахара, купленный «по знакомству», и два мешка картошки под кроватью – знаешь, что переживешь с детьми зиму.
Что можно «скоммуниздить» и продать из физической лаборатории? Или из конструкторского бюро? Ничего. Как жить, если не платят зарплату? Способность к «бизнесу» есть не у всех, этому нельзя выучиться. Хорошо, что бесплатно раздали квартиры. Кто смог на зарплату побольше квартиру купить?
Повезло не всем, Зуленька, ты знаешь. Далеко не всем. Каждый по-своему расплатился за перемены, начатые не нами. Когда доктор наук, директор института едет на заработки в Штаты и моет там полы, а директор НПО работает слесарем-сантехником, это оставляет следы в памяти. Потом время стирает эти следы – у кого как, по удаче.
Кто большие «герои»? Те, кто уехал и «всплыл» на чужбине, или те, кто остался на Родине, сохранил в себе человека, смог удержаться в профессии? Нет для этого меры. Просто я рад видеть ваши добрые, умные лица. Кто мы такие, чтобы о людях судить?
Пятнадцать лет тебе ставят отметки, сначала в школе, потом в институте. По отметкам судят о тебе, и привыкаешь к тому, что оценки со стороны важны. За пятнадцать лет учебы никто ни разу не спросил меня: какой ты человек? преданный ли ты друг? умеешь ли любить? какой ты сын? что несешь людям?
Потом начинается другая жизнь, и в следующие 15—30 лет получаешь оценки по совершенно другим предметам, по другим вопросам, которые не учат в школе, о которых никто ни разу не говорил. Вопросы эти такие:
1. Есть ли у тебя профессия, в которой ты профессионал, все знаешь, в которой ты из лучших?
2. Есть ли у тебя дело, в котором ты все умеешь, которое нравится тебе так, что готов заниматься им день и ночь? Научил ли ты других этому делу, смог ли передать, оставить другим, чтобы дело продолжалось?
3. Умеешь ли ты любить? Так, что все остальное становится неважным? Готов ли ты все отдать за это чувство? Сделал ли хоть кого-то счастливым?
4. Есть ли у тебя друзья, которые прошли через всю твою жизнь? Умеешь ли ты дружить? Предан ли ты друзьям? Что ты несешь им? Отдаешь или только получаешь? Отвечаешь ли за то, что с друзьями стало?
5. Чему ты учишь своих детей? Делаешь из них копию себя или видишь в них личность, которая должна уметь выбирать свой путь? Растут ли они свободными, со своей волей и своим мнением обо всем, или умеют только повторять твои действия и слова?
6. Есть ли интересы, которые сопровождают тебя всю жизнь? То, что не приносит денег, но всегда будет с тобой.
Такие универсальные вопросы, к которым приходишь через тридцать лет после учебы, или позже, или вообще не задашь их себе никогда. Если бы знать эти вопросы вначале, заранее, то яснее будут и ответы: зачем все было? какая цель? была ли она вообще? кто я? где я? с кем? что дальше? Но так не бывает, софт в голове был не развит.
Людей разделяет только то, что у них в голове.
Мы, родившиеся в 50-х, знаем уже «новую жизнь» и, как немногие, можем сравнить ее с той, «старой» – другой, ушедшей. Те шесть вопросов, которые задаешь себе напоследок, – они дают границы и оценки тебе самому, но не показывают пути. Есть еще и седьмой вопрос: кто ты?
Для того чтобы победить в бою, не нужно все знать о противнике. Нужно все знать о себе, понимать себя. Кто ты? Что можешь? Какие природные данные или навыки помогут тебе? Обеспечил ли ты себя ресурсами или только долгами? Сможешь унести то, что взвалил на плечи? Поддерживаешь свое тело в форме, в силе? Поддерживаешь свои мысли и чувства в ясности, в чистоте?
Жизнь Зули и ее уход временно развернули меня от техники к написанию текстов о людях. Судьба Зули идет в текстах невидимой основой.
Зуля – звездочка среди людей. Мужики проглядели звездочку.
Кто ты, Зуленька?
– КМС по большому теннису;
– играет на скрипке, хорошо рисует;
– поступает на физфак, где нужны способности к математике;
– способна выстроить в голове модель явления, чтобы потом его описать;
– единственная из наших девушек пошла в секцию альпинизма.
4—5 пиков способностей в одном человеке. Это явление. Кто еще из нас имел столько талантов?
Такие способные люди, с чистой душой, живут не оглядываясь назад. Живут так, словно будут жить вечно.
4. Подготовка войск для Афганистана
Афган-2. Пролог
Переподготовка офицеров-запасников, таких как я, из войск дальней связи, – скучнейшее занятие. Никакой динамики. Спишь на лекциях, спишь рядом с приборами. Все старались, если можно, этого избежать.
После начала афганской войны преподаватели поменяли тематику и стиль изложения. В Афгане происходила «переподготовка» офицеров методом ротации. Посылали одних «понюхать пороху», потом следующих. Понюхавшие пороху подполковники, выросшие в Афгане из майоров, рассказывали теперь совсем другое. О том, как реальная жизнь в войсках идет.
«Вам дадут взвод дальней связи, 10—15 солдат, все из запаса, и два-три грузовика-вагона, заполненные войсковыми приборами дальней связи. Стоимостью многие миллионы, – говорил нам моложавый подполковник с седой головой. – Вы распишетесь в получении опломбированной техники, стоящей на охраняемом войсковом складе. Это ваша первая ошибка, первый шаг к военному трибуналу. Когда вы откроете опломбированный грузовик с приборами, стоящий в масле на складе, внутри него может не быть ничего. Ни приборов в операторном блоке, ни мотора под капотом. Все это давно украдено. Вы подписали приемо-сдаточные документы не посмотрев, что принимаете».
«Правильные действия – не подписывать ничего. Собрать комиссию по сдаче-приемке, в которую будут входить не только складские командиры. В присутствии комиссии снимать пломбы, открывать машины, актировать фактическое наличие оборудования».
«Когда приемочные процедуры закончатся, начнется проверка работоспособности приборов и транспортных средств. Не думайте, что военные тыловые специалисты вам помогут. Они не умеют ничего чинить. Могут только заученно нажимать на кнопки приборов. Ваша единственная надежда – гражданские инженеры, призванные солдатами из запаса. Эти инженеры привыкли работать головой. Ничего не зная о схемах приборов, они за сутки-двое разберутся и починят. Это единственная ваша опора. Больше не поможет никто».
«Учитесь пить водку и не блевать перед подчиненными. Это подрывает боевой дух», – и т. д. Это были бесценные советы из реальной жизни, не записанные в уставах и предписаниях. Так учили нас офицеры, нюхнувшие пороха.
В феврале 1984-го мне пришел очередной вызов на переподготовку. Привычный ответ семьи: он в командировке. Повестки продолжали приходить каждую неделю. Это было необычно. По опыту, после двух-трех повесток военкомат обычно находил другую кандидатуру.
Уже второй месяц я нырял из одной командировки в другую, приезжал в город, переоформлялся и уезжал. Шел месяц март, я оформлял следующий уход из рук военных. Было 10 часов утра. В КБ вошли люди в форме и увели меня, держа с двух сторон.
Мой единственный вопрос в военкомате был:
– Вы что, других найти не смогли?
– Мы бы рады. Но заменить не можем. Это именная заявка на тебя, как инструктора-альпиниста. Нужно ехать на подготовку войск для Афганистана, – такой был ответ.
– Это сразу надо было сказать, я был бы там давным-давно.
Так начался Афган-2.
Афган-2. Экспозиция
Нас было шестеро. Три инструктора из Ферганы, три инструктора из Ташкента. Фамилии стояли в приказе Министерства обороны Союза. Замена была невозможна.
Можете вы представить себе абсолютную свободу в рядах Советской Армии? Не на уровне министра обороны, который тоже не свободен, а на уровне офицеров запаса? Это был именно такой случай. Мы пользовались в войсках абсолютной свободой. Причина была в армейской ошибке – нарушении правил, которую высоким офицерам нужно было скрывать.
Мы нужны были армии как специалисты – инструкторы альпинизма. Специалистам, которые учат войска, нужно платить. Призвали же нас как офицеров запаса – на нашу собственную переподготовку. Один из ферганцев уже бывал в такой ситуации и «был готов» к тому, чтобы выбивать дополнительные права.
Наши условия были такими:
– статус каждого инструктора – на уровне командира роты;
– мы подчиняемся только своему выбранному старшему, им стал Геннадий Проказов;
– мы ведем в армии занятия по принятым в альпинизме программам;
– мы носим свою, а не армейскую одежду и обувь;
– нам предоставлен свободный доступ на продуктовый склад.
Полковое командование почувствовало среди нас человека с «профессиональной хваткой» и, приняв наши условия, приняло свои меры. Меры по нераспространению свободомыслия от нас дальше в войска. Это выразилось в том, что нас поселили в горах, в а/л Дугоба, в отдельном доме, на другом берегу реки, чтобы ограничить наше разлагающее влияние на Советскую Армию. Это было фатальной ошибкой отцов-командиров. Наше жилище превратилось в неконтролируемое гнездо разврата.
Афган-2. Бдительность старлея Молчанова
Представьте: открывается дверь, на пороге стоит улыбающийся офицер. Он расстегивает полушубок и разводит его полы в стороны, как дверки шкафа. Обе полы имеют карманы, в карманах бутылки с водкой. У нас есть закуска, аджика, чамча, много молодого здоровья. Но…
Открывается дверь. На пороге второй улыбающийся офицер. Далее см. выше.
Открывается дверь. На пороге третий улыбающийся офицер. Далее см. выше…
На холоде лучше пьется. В этом секрет русских рекордов. Нас спасло то, что завезенные первичные запасы у русского офицерства кончились, а до ближайшего магазина в узбекском поселке со славянским именем Иорданово было 10 км вниз по долине и 10 км круто обратно. Но спасало нас это только временно. Под конец, благодаря альпинистской подготовке и акклиматизации, офицеры готовы были бегать в Иорданово за водкой хоть два раза в день.
Старлей Молчанов был разжалован из капитанов за пьянку. Это был милый, не наглый, компанейский человек, очень любивший рассказывать. Его рассказы уже надоели в полку.
Старлея прервали в тот вечер фразой:
– Слушай, Молчанов, выпей еще стакан и онемей.
Он выпил стакан. И онемел. Все слышит, все понимает, но говорить не может. Это была неизвестная науке форма защиты головного мозга: речевой центр отключался после второго стакана. Далее – о бдительности.
Старлей Молчанов возвращался из отпуска. Как не раз уже бывало, с опозданием. Судьба занесла его в Термезе в обшарпанную местную гостиницу, в дешевый номер на шесть человек. Там его ждала удача. Мужики уже сидели за столом и уже пили. Старлей вошел в их компанию, как вода в воду. Когда «питие» кончилось, Молчанов, как влившийся в группу последним, предложил:
– Мужики, обождите момент, я за «Чашмой» сбегаю.
С этого мгновения прошу полного внимания и концентрации.
– Что такое «Чашма»? – таким был вопрос обычных русских мужиков, в облезлой гостинице, в Термезе, где через реку Пяндж лежит граница с Афганистаном.
– Портяга, – ответил старлей и побежал. Но побежал он не в магазин, а в комендатуру.
В комендатуре пьяный в дупель старлей доложил, что в гостинице сидят вражеские шпионы. Его посадили в обезьянник, поехали в гостиницу, забрали друганов и посадили в тот же обезьянник – к старлею. Начали проверять. Это заняло пару дней. Результат был неожиданным. Друганы из гостиницы действительно оказались шпионами.
Старлей Молчанов, даже пьяный в дупель, не мог себе представить, что русский человек может не знать, что такое «Чашма». «Чашма» – портвейн, раньше он выпускался под маркой «Портвейн 27». Изменение его наименования произошло за месяц до тех событий. Союзные мужики новое название знали, а в системе подготовки диверсантов это обстоятельство не было учтено. История старлея Молчанова доказывает, что алкоголь не влияет на бдительность русского офицера.
Старлей вернулся с еще большим опозданием в полк, все честно рассказал. Но кто бухарику поверит? Посадили на гауптвахту. Через месяц в полк пришла «Благодарность старшему лейтенанту Молчанову за проявленную бдительность при поимке…» – и т. д.
Эту историю рассказал нам командир роты, где служил Молчанов. Командир пил тогда вместе с нами. Уже онемевший старлей Молчанов смотрел на него умными, влюбленными глазами.
Мы были в армии, пели песни про русских офицеров: «Господа офицеры, голубые князья… Суд людской или божий, через тысячу лет…» Эти слова имели прямое отношение к старлею Молчанову.
