Вот уже восемь часов в сумочке лежало то, что должно было полностью изменить жизнь Лены. Маленькая синяя коробочка, опоясанная белым скотчем, разместилась на бутербродах, задыхавшихся в пищевой пленке. От волнения Лену весь день мутило и есть совсем не хотелось.

Уведомление о бандероли пришло утром, и Лена успела забежать на почту до начала рабочего дня.

– Осторожно! – вскрикнула она, когда суровая заспанная тетка, отбывавшая на выдаче посылок, ахнула коробкой об стол так, что скрипнул гофрокартон. Тетка недовольно поджала губу, отчего ее подбородок тоже сложился гофрами.

– Харфор у тебя там, что ли?

– А вы почитайте, что у меня там, – обиженно посоветовала Лена.

Тетка отклонилась назад, настраивая дальнозоркие глаза, прищурилась и пробасила по слогам:

– Женс-кое-счасть-е.

– Вот именно!

– Тьфу-ты! Колготы, что ли?

Лена фыркнула.

– Если вам колготы – за счастье, то пусть будут колготы.

– Хамка, – разозлилась тетка и резко отодвинула бандероль. Забирай, мол, и катись. Счастливица несчастная!

Правда была в том, что сама Лена не знала, что находилось внутри коробки. Знала лишь одно: это «что-то» могло оказаться самым важным предметом в ее жизни.

На предварительной консультации, первой и единственной, строгая девушка в темно-синем костюме заверила Лену, что преждевременное разоблачение предмета, который должен положить конец длинной череде лениных невзгод, подвергнет риску успех всего предприятия.

– Запомните главное условие: открыть посылку нужно обязательно дома, обязательно в одиночестве! – неустанно повторяла девушка таким тоном, будто объясняла правила обращения с ядерным чемоданчиком.

Лену не на шутку напугал такой поворот дела. Бог знает, что пришлют ей эти странные люди, обитающие в подвальном помещении огромного грязного цеха в пригороде. На двери заведения не было ни единой надписи, зато злобно таращили циклопические глаза мощные замки.

Никогда в жизни Лена не решилась бы на подобную авантюру, не уговори ее сделать это лучшая подруга Сонечка.

– И не вздумай жалеть деньги! – наставительно шептала Соня, опасливо оглядываясь на других посетителей кофейни. – Какую цену бы ни назвали – плати!

Цену назвали такую, что пришлось начисто распотрошить конверт со сбережениями последних трех лет, да еще сдать в ломбард бриллиантовый гарнитур – подарок бывшего мужа.

После таких трат Лена и не думала нарушать условия обращения с Продуктом 1270 (так он именовался в каталоге товаров). Весь день она берегла коробочку, как дуэнья – честь своей воспитанницы, и, конечно же, гадала, что может находиться внутри. Наверняка, это какое-нибудь «заряженное» украшение. Лене вспомнилась ее бабушка Майя, выставлявшая кремы и баночки с водопроводной водой перед экраном лампового телевизора, дабы их «зарядил» бывший спортивный комментатор, всесоюзный шаман Алан Чумак. Перед глазами встал образ седого человека в очках, который с загадочным видом «щупал» в эфире кого-то невидимого и время от времени что-то пережевывал, и Лене стало страшно досадно на саму себя. Бабушка, по крайней мере, не отдавала за эти сеансы деньги. Сердце сжалось, как мягкий эспандер в крепком кулаке.

Но Сонечка не стала бы обманывать! Человек она трезвый, несуеверный, и за долгие годы дружбы ни разу не подводила Лену. Если Соня утверждала, что фирма «Женское счастье» сотворила чудо – так оно и было.

Дистанцию до дома Лена преодолела не хуже кенийского бегуна. Переодеваться и есть не стала. Как того велела инструкция, заперла входную дверь на все замки, плотно задернула шторы, чтобы комната погрузилась в полумрак. Потом взгромоздила на стол подушки – это указание в инструкции выделили красным и пометили знаком «особенно важно». Вероятно, Продукт 1270 был чрезвычайно хрупким.

Оставалось самое главное – открыть посылку. Несколько секунд Лена сидела без движения. В душе, словно голодные мурены, извивались и рыскали два гнетущих чувства – страх разочарования и суеверный ужас перед неизвестным. С трудом переборов себя, она осторожно устроила коробку в ложбинке между подушками, отклеила скотч и открыла картонную крышку. Внутри находился жесткий ярко-розовый футляр с одной кнопкой и небольшая брошюра, напечатанная на плотной дизайнерской бумаге. Должно быть, это та самая основная инструкция, о которой предупреждала девушка-консультант. На обложке, украшенной разноцветными выпуклыми цветочками, красовалась единственная надпись:

Si vis Amari, ama

(Латинская пословица, переводится следующим образом: «Хочешь быть любимым – люби".)

Лена никогда не была сильна в языках и даже приблизительно не смогла перевести фразу. Единственное, что выдала смекалка, основываясь на «клочках» школьного английского, звучало так:

"Смотри, это омар. Съешь!"

Неужели ей придется есть морепродукты?! Она и в суши-баре ни разу в жзни не была из страха отравиться насмерть. Все что угодно, только не омары, крабы или какие-то там мидии!

На первой странице брошюры тоже была единственная надпись. К счастью, по-русски на этот раз: «Не отрывая футляр от горизонтальной поверхности, нажмите кнопку!»

Лене вспомнился фантастический фильм, в котором загадочный продавец принес женщине устройство с одной кнопкой и посулил за нажатие миллион долларов.

– Но помните, – сказал странный человек, – когда вы нажмете кнопку, где-то в мире умрет один незнакомый вам человек.

Развязки фильма Лена не помнила, но благополучного финала там точно не было. Мурены внутри раздулись до размеров китовой акулы и жадно щелкали острыми зубами. Тогда, как бывает в моменты отчаянного страха, она взяла и сделала то, чего боялась – нажала кнопку.

Коробочка тихо протяжно засвистела, на ее гладких бочках приоткрылись круглые отверстия, из которых тонкими струйками пошел серовато-молочный газ. Лена отскочила в сторону и зажала нос и рот пижамной кофтой, забытой утром на спинке дивана. Комнату наполнил туман, имевший едва уловимый сладковатый запах.

Закончив травить, футляр щелкнул и открылся. Медленно, как музыкальная шкатулка. Изнутри полился мягкий лиловый свет. Дрожащими руками Лена перевернула страницу брошюры, чтобы увидеть следующее:

«Сохраняйте спокойствие! Загляните внутрь футляра.

Помните: нанесение вреда Продукту может повлечь за собой уголовную ответственность!»

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Дело запахло жареным, причем, совсем не омаром.

Отступать, тем не менее, было поздно. И некуда: Лена и так почти впечаталась спиной в холодную стену. На ватных ногах она подошла к столику и заглянула в футляр. Перед тем, как потерять сознание, она увидела крошечного человечка в серебристом облегающем комбинезоне, который сидел в стеклянной капсуле и тер лицо микроскопическими кулачками.

***

– Господи, Вова, как такое возможно? – шептала Лена, сидя перед столиком на полу. Ее округленные от ужаса глаза застыли на хрупкой фигурке мужчины, который сидел на подушке, широко расставив ноги, тоненькие, почти как у кузнечика. От макушки до пят от был размером с кулон из того самого гарнитура, который намедни отправился в ломбард. Но, несмотря на ничтожные размеры существа, Лена сразу же рассмотрела в нем своего бывшего мужа Владимира.

Очнувшись от обморока, она первым делом выскочила на балкон и с четверть часа глубоко дышала и терла виски: наваждение вызвано сладким газом и рассеется, когда действие вещества ослабнет, убеждала она себя. Но, вернувшись в комнату, обнаружила существо на прежнем месте. Только теперь оно больше не терло глаза, а стояло в полный вершковый рост, размахивало ручками и пищало. Тогда-то Лена и узнала своего Кочергина.

– Как же тебя так? Это ты вообще? – продолжала спрашивать она, но разобрать ответ не могла – слишком тонким был писк. Лицо человечка стало пунцовым от натуги, и он перестал пищать.

Тогда Лену озарило: она бросилась к письменному столу, отыскала механический карандаш и отломила маленький кусочек грифеля.

– Вот, возьми, пиши!

Человечек соскользнул с подушки на блокнотный листок и попытался вывести букву, но силы нажима не хватало для того, чтобы графит «следил» на бумаге. Он отшвырнул грифель, стал снова пищать и краснеть. Потом бессильно повалился на полированную поверхность стола.

– Вова, возьми себя в руки! – скомандовала Лена таким же тоном, каким прежде говорил с нею муж в минуты расстройства. «Обнял бы, пожалел, а он скукожит брови и бубнит: «Возьми себя в руки, не будь истеричкой!» вспомнила Лена свои давние мысли и осторожно коснулась пальцем спины человечка – не сломать бы.

– Вовочка, миленький, не переживай так. Мы во всем разберемся, у нас инструкция есть, смотри.

Человечек поднялся и вскарабкался обратно на подушку, а Лена стала читать:

«Поздравляем! Вы стали счастливой обладательницей Продукта 1270. Он максимально соответствует всем параметрам, указанным вами в анкете при оформлении заказа».

Человечек вскинул голову. Его лицо исказилось от страха и недоумения.

– Это не то, что ты подумал, Вова! Я тебя не заказывала! – замотала головой Лена, поняв причину его испуга. – Ну, не в том смысле и не тебя, уж поверь!

«Для того, чтобы Продукт 1270 увеличился до исходного размера, – продолжила читать она, – необходимо соблюдать следующие правила:

1. Постоянно уделять внимание Продукту 1270. Запомните: общение с Продуктом приоритетнее общения с любыми другими людьми.

Примечание: пока рост Продукта не достигнет двадцати сантиметров, его речь будет неразборчивой. Используйте звуковой коммуникатор. См. в нижнем отсеке футляра».

Лена повертела в руках розовую коробочку и обнаружила выдвижной ящичек, в котором лежало устройство, похожее на портативную колонку, но гораздо меньшего размера. От задней стенки тянулся провод, оканчивавшийся пластиковой воронкой, напоминавшей рупор.

– Что ты сделала со мной, ведьма?! – запищала колонка, едва Лена приставила воронку к лицу человечка. Он крепко ухватился за края минирупора и разразился потоком отчаянной брани. Послушав с минуту, Лена отобрала у него колонку и продолжила читать:

«2. Для интенсивного роста Продукту необходимо обильное правильное питание.

Примечание: под правильным питанием в данном случае следует понимать жареное, острое и жирное. Если вы решили придерживаться паровой, вареной или какой-либо другой диеты, необходимо предоставить Продукту отдельное правильное питание».

– Ты голоден? – спросила Лена.

Человечек кивнул.

– Сейчас дочитаем и я приготовлю ужин.

Продуктов в холодильнике было мало, но на такого кузнечика точно хватит.

«3. Обязательно разделяйте с Продуктом его увлечения. Теперь вам интересны бои без правил, биатлон, а ваш любимый фильм – «Догма» Кевина Смита».

– Елки-моталки! Только не «Догма»! – всплеснула руками Лена. – Ты по-прежнему смотришь ее каждый месяц?

Человечек сложил руки на груди и отвернулся. Лена тяжело вздохнула и продолжила читать:

«4. Помните: Продукт увеличивается только при условии достаточного содержания в его организме гормонов удовольствия – дофамина, серотонина и эндорфинов. Длительное пребывание в подавленном состоянии может полностью остановить процесс роста».

На этом правила заканчивались. Лишь последняя страничка обещала: «В случае неукоснительного выполнения всех рекомендаций Продукт достигнет исходной величины в срок от трех до четырех месяцев. Компания «Женское счастье» желает вам удачи и большого женского счастья!»

– Да уж, – вздохнула Лена, отложив брошюрку. – На тостер – и то инструкцию подлиннее пишут. А ты ведь сложнее тостера будешь. Человек, все-таки.

МикроВова поглядел на нее исподлоья. Мол, да что ты?! Раньше не замечала?

– Слушай, Владимир! А этот гормон, дельфинин, или ка его там, в таблетках не выпускают? – обрадовалась Лена своей догадке.

Человечек отрицательно помотал головой и вдруг его зашатало.

– Да ты же голодный! – спохватилась Лена. – Сейчас все сделаю.

Скоро кухня наполнилась густым ароматом жареного мяса, вареного картофеля и свеженарезанной зелени. После развода Лена почти не готовила – для себя одной было лень. Утром заливала кипятком овсяную кашу, на работу брала бутерброды и какой-нибудь овощ или шла в столовую со шведским столом, открывшуюся недавно в здании цирка рядом с офисом. А вечером обходилась чашкой чая и несколькими кусочками сыра, или наскоро делала фруктовый салат.

Несмотря на абсурдность ситуации и полную нереальность происходящего, сейчас она готовила с удовольствием. Раньше Лена и не догадывалась, что от обычной жареной курицы в крови заводится такая нужная организму штука – дельфинин, или как его там?

Поставив на столик большое парящее блюдо, она задумалась было, из чего соорудить посуду для такого крошечного человечка, но Вова не мешкая забрался в тарелку и принялся бегать между отбивными и картошкой, отрывая руками маленькие кусочки и поедая их стоя. Несколько раз он поскользнулся на растекавшемся масле и шлепнулся плашмя. Но тут же поднимался и продолжал набеги на пищу.

«Видимо, чем больше человек, тем больнее ему падать», – заключила про себя Лена.

После ужина Вова целый час лежал на подушке, раскинув в стороны руки, и тяжело дышал. От тарелки до самого места его отдыха тянулся жирный след.

Потом в эмалированном судочке для холодца Лена устроила бассейн, предусмотрительно опустив в него край махрового полотенца, чтобы можно было легко выбраться наружу. Человечек долго плескался, нырял, попискивая от удовольствия, а Лена с тоской вспоминала, как когда-то давно Вова мечтал построить настоящий бассейн во дворе доставшейся по наследству бабушкиной усадьбы. Тогда его назначили исполнительным директором филиала процветающей компании и довольно неплохо платили. Уже через год работы их накоплений хватало на осуществление «дельфиньей» мечты, но Лена потребовала отпуск за границей:

– У нас не было свадебного путешествия! Соня в Таиланд уже два раза летала. И это еще с первым мужем. А со вторым была в Египте и Израиле. А у нас с тобой одна радость – у бабушки на озере рыбу ловить!

Поездка, между тем, сразу не задалась: Вове не подошла еда из ресторана отеля, в котором они остановились. Пришлось выложить уйму денег, чтобы питаться европейскими блюдами. Кроме того, океан оказался совсем не таким ласковым, каким Лена себе его представляла. В детстве ее часто возили на вежливое и сдержанное Азовское море, и плавала она неважно. Потому в Таиланде не решилась бороться с широкими языками волн, которые упорно старались слизнуть туристов в бурлящую пучину. Все время они проводили у бассейна. Чужого бассейна, который вскоре предстояло покинуть. По возвращении домой Вова сильно заболел, надолго лег в больницу, из-за чего потерял должность. С тех пор все пошло кувырком. Возникли долги, погасить которые удалось, лишь продав бабушкину усадьбу. Усиливавшийся между ними холодок каждый день клубился и норовил завертеться в разрушительный смерч. Катаклизма ждать не стали: развелись тихо и быстро.

Пока человечек купался, Лена соорудила для него мягкую трикотажную рубашонку – не ходить же ему, бедному, в ужасном блестящем латексе. Благо – опыт у нее был: в детстве увлекалась пошивом одежды для кукол. Поменяла наволочку на подушке, чтобы ему было приятнее отдыхать после водных процедур, а перед подушкой поставила планшет. Вышел сносный и очень мягкий кинотеатр.

Этим вечером, решила она, не стоит ни о чем его расспрашивать. Пусть отдыхает. Да и расспросы тут ни к чему. Общие знакомые передали ей недавно, что, отчаявшись найти достойную работу в Пустошеве, Вова подался в столицу. Якобы по приглашению крупной зарубежной компании на высокооплачиваемую должность. Очевидно, там его и «подравняли», чтобы соответствовал должностным инструкциям.

Вдруг Лену захлестнула волна радости: как же хорошо, что футляр с Вовой прислали ей! Что могло случиться, попади он к другой, совсем чужой тетке?! Прихлопнула бы, чего доброго, как комара. А она, Лена, будет о нем заботиться до самого последнего сантиметра!

***

Через полгода сыграли вторую свадьбу. Устроили скромное застолье на берегу озера в бабушкиной деревне. Денег, которые зарубежная компания положила на счет Вовы за участие в научном эксперименте, не хватило, чтобы выкупить бабушкину усадьбу. Взяли маленький домик с черешневым садом прямо у озера.

– И бассейн строить не надо, – хвастался Вова перед друзьями, деловито поправляя удочки.

Соня и Лена сидели в беседке за столом.

– В этот раз навсегда? – спросила Соня, иронически сощурившись.

– Думаю, да.

– Зря ты, все-таки, в «Женское счастье» не обратилась. В одну реку не войдешь дважды.

– Все меняется, Соня. И вода в реке течет. Так что, можно и в одну реку. Главное, чтобы в другую воду.

Мусориада

Что одному сокровище, другому мусор.

Такой помойкой, какая образовалась у дома №10 по улице Лучистой, не мог похвастать ни один двор Пустошева. Даже центральные проспекты, мощеные пюсовой плиткой и уставленные изысканными торшерными фонарями, кое-где урОдились грязными зловонными баками. Что уж говорить об отвратительных «клоаках» громадных спальных районов! Именно сюда цивилизация брезгливо сплевывала остатки недожеванных благ и поскорее удалялась, делая вид, что не имеет к отходам никакого отношения. Даже само слово «помойка» начало понемногу устаревать и заменяться на безликое «мусорка». Должно быть, из-за фонетического совпадения корня с притяжательным местоимением «мой», что общественное подсознание воспринимало как скрытый укор. Мол, «весь этот зловонный хаос совсем не мой! Чей – не знаю. Может, ваш? Раз он вас так заботит, то пусть будет ваш!»

Одного взгляда на помойку дома №10 было достаточно, чтобы понять: это место – не осиротелое. Никто от него и не думал отказываться. Просторная бетонированная площадка, с трех сторон огороженная свежеокрашенным забором, всегда была тщательно выметена. В центре размещались шесть плотно закрытых контейнеров, на каждом красовалась своя надпись: «пластик», «бумага», «металл», «стекло», «пищевые отходы» и «смешанные отходы». В правом углу стоял пластмассовый ящик, куда складывали ненужную одежду, а в левом выстроилась батарея мисок для кошек и собак, так что мясные, рыбные и молочные отходы до пищевого бака доходили крайне редко.

Все жители дома №10, бывшие и нынешние сотрудники пустошевского металлургического завода, знали: если бесповоротно сломался бытовой прибор, его нужно завернуть в целлофан и положить возле ящика с одеждой. Техник-пенсионер дядя Гриша обязательно заберет его, когда будет возвращаться с утренней прогулки по близлежащему парку. Ему для приработка любая деталь может пригодиться. Если у кого оставалась годная в пищу снедь, которую по каким-то причинам есть было нельзя или не хотелось, то вешали на гвоздик, прибитый с обратной стороны ограждения для бездомной алкоголички тети Инги. На ниве переработки мусора тетя Инга давала фору любому пункту переработки вторсырья. При помощи старой детской коляски и проворных синеватых ног она оперативнее любых коммунальных служб опустошала баки со стеклом, металлом, бумагой и ящик с одеждой, а ее пес Бублик то и дело монополизировал пищевую «отбросль» помойки.

Как водится, везде, где сложился и устоялся определенный порядок, в доме №10 были свои нарушители. Самую злостную звали Людмила Антоновна. Пожилая, но еще весьма свежая на вид жена покойного директора завода всегда выносила одно единственное ведро, которое шумно опрокидывала в контейнер со смешанными отходами. Поступала она так вовсе не из-за отсутствия сознательности и равнодушия к окружающей среде, а назло Наталье Андреевне, любовнице покойного директора завода. Именно Наталья Андреевна двадцать лет назад, когда предмет соперничества двух женщин еще жил и здравствовал, придумала и воплотила план по облагораживанию помойки. После кончины любвеобильного директора завод перестал выделять бригаду для покраски заборчика и бетонного покрытия, и этим теперь занималась сама Наталья Андреевна. Тем приятнее было Людмиле Антоновне осуществлять свой маленький «помойный бунт». Она намеренно выходила с ведром в одно и то же время, чтобы Наталья Андреевна знала, когда выглянуть из-за занавески и послать ей в спину проклятие. И выходила не просто так, в замасленном халатике и тапочках, а тщательно убранная, с макияжем и в украшениях, которые купила на внушительные средства, унаследованные от мужа. Словно Геракл, оторвавший от Земли Антея, она торжествующе поднимала ведро гораздо выше, чем того требовал размер бака, и мстительный «мусоропад» обрушивался вниз с громом былых обид и пустых консервных банок.

Совершив обряд, Людмила Антоновна снимала медицинскую перчатку, при помощи которой открывала и закрывала крышку контейнера, и бросала ее на пол. Однако вопреки дуэльному этикету, поднимала перчатку вовсе не Наталья Андреевна, а алкоголичка Инга. Для нее все отходы были одинаково полезны – что от радостей, что от обид.

Второй нарушительницей заведенных правил стала юная красавица Алина, поселившаяся недавно в квартире на пятом этаже. Дородный мужчина почтенного вида приезжал по пятницам проведать Алину и, видимо, являлся хозяином жилья. Это частично оправдывало несусветный бардак, царивший на пятом этаже, и пренебрежение общественным договором. Ценить и заботиться о коллективном оказалось не под силу целым народам. Что уж говорить о маленькой студентке, приехавшей из далекой глубинки. Почти каждую субботу в «чужую» квартиру вваливалась полупьяная толпа второкурсников и в течение дня допивали вторую половину. К вечеру, когда все участники посиделок удалялись восвояси, Алина собирала в пакетик остатки колбасы и пиццы и шла в дворовую «халабуду». Так пятеро детей семейства Сиротиных называли домик из картона и полиэтилена, который сами построили для игр, но очень скоро превратили в постоянный приют для бездомных котят и щенков. Днями и ночами из халабуды слышался голодный писк и выпрыгивали сытые блохи. Наталья Андреевна неоднократно пыталась прикрыть оплот антисанитарии, но жители дома №10 всячески препятствовали торжеству негуманной чистоплотности. Особенно, Людмила Антоновна. Не из любви к животным, разумеется.

Алина всегда проводила в халабуде не меньше получаса. А уж если там оказывались щенки – и того больше. Однажды она даже забрала белого пузатого псенка домой. Привела его в такой изумительный порядок, что позавидовал бы йоркшир любой депутатской жены. Но в ближайшую пятницу, заплаканная, принесла питомца назад в халабуду.

За это несчастливое приключение ее сильно невзлюбили Валентина и Егор Горелики – бездетная пара с первого этажа. Стараниями все тех же детей Сиротиных квартира сердобольных Гореликов давно превратилась в питомник: три пестрых кошки и две симпатичных дворняги делили с Гореликами пятьдесят квадратных метров.

У самих Сиротиных живности дома не было. Мать семейства Зоя строго-настрого отказала детям в этой привилегии:

– Хватит мне одного бедуина и пятерых бабуинов, – частенько говорила она.

Кочевническое прозвище Зоя дала мужу после того, как посмотрела передачу о племени бедуинов и узнала, что мужчины этого народа никогда не работают, все обязанности по хозяйству выполняют женщины, в то время как сильная половина пьет чай и размышляет о смысле жизни. Правда, Анатолий Сиротин пил совсем не чай, а горькую. И много не размышлял, так как имел тихий и безобидный нрав.

– Какой жестокой нужно быть, чтобы взять животное, поиграть и выбросить! – возмущалась Валентина Горелик на кухне у соседки и лучшей подруги Насти Плотниковой.

– И не говори. Кошмар, – соглашалась Настя. – Очень жалко щеночка. Если бы мы с Игорем не планировали завести малыша, забрали бы его к себе.

Валентина понимающе кивала, а про себя думала, что не будет уже у Насти детей. Три неудачных искусственных оплодотворения, ежемесячные слезы разочарования и пустые мечты. Пора бы ей смириться, как сделала это сама Валентина.

– Когда малышу будет год, – продолжала грезить Настя, – сделаем аллергопробы и тогда, может быть, возьмем щенка. Если вторым к тому времени не забеременеем. Всякое ведь бывает…

– Хочешь, как у Зои?

– А почему нет?

– Да потому. Ты посмотри, на кого она в свои сорок похожа. И проку от них никакого не будет. Все пять, как один, оболтусы. Вот попомни мои слова: постареет Зойка раньше срока, они ее дружно на помойку и вынесут. Или халабуду из картона соорудят. Благо, опыт имеется.

– Ты ворчишь, а сама вечно им конфеты таскаешь! – сопротивлялась Настя.

– Да это я так…

Валентина неопределенно махала рукой и меняла тему разговора.

Так и доживал свой шестой десяток дом №10. Пока не случилось ужасное: теплым июльским утром на фасаде, в аккурат над вторым подъездом, заметили длинную трещину. И если иного мужчину красит небольшой шрам, то «ранение» на лице престарелого дома вызывало нешуточные опасения за его дальнейшую судьбу.

Целый месяц на Лучистую приезжали комиссии и отдельные эксперты. Крепили маячки, качали головами, а потом произнесли неблагозвучное для русского уха слово «крен» и постановили: «Дом для проживания не пригоден. Подлежит сносу».

Все жильцы впали в уныние. Будущее представлялось им смутным, расплывчатым, каким весь мир кажется тяжелому астигматику. Только одна Алина продолжала веселиться каждую субботу.

Когда гладкий упитанный чиновник в новостях по местному телевидению объявил, что пострадавшим будут предоставлены комнаты в маневренном фонде, началась самая настоящая паника: каждый знал, как выглядят пустошевские «места для маневра».

Если бы в свое время нынешний директор завода не заполучил для своего родного брата вне очереди отличную квартиру на Лучистой 10, судьба всех обитателей дома была бы весьма печальной. Как говорится, не было бы счастья, да начальство помогло.

Не прошло и полугода, как завод «отвоевал» у пустошевских врачей и учителей целых два подъезда новостройки на улице Прогрессивной. В девственно свежие квартиры поместились не только все жители Лучистой, но и многие работники завода, ожидавшие своей очереди. В частности, бомжиха тетя Инга. Ко всеобщему удивлению оказалось, что давным-давно Инга работала на пустошевском металлургическом заводе, имела награды за трудовые достижения и тоже стояла в очереди. Впрочем, очередь не была главной причиной, по которой старушке выделили однокомнатку: тетя Инга стала самым ярким аргументом в борьбе с учителями и врачами, рассчитывавшими на квартиры в высотке. Ее умыли, одели, замазали синеву тональным кремом и целую неделю интервьюировали на местных каналах. Риторика журналистов была известной: «Обездоленная пенсионерка обрела дом», «Награда нашла героиню труда через тридцать лет» и прочие высказывания, призванные внушать сочувствие всем зрителям. Кроме врачей и учителей, разумеется. Сама героиня растерянно озиралась по сторонам, глаза ее слезились от конъюнктивита и софитов, а высохшие губы выдавали сбивчивые и невразумительные рассказы о былых злоключениях и заготовленные спичрайтерами коверканные слова благодарности. Инга то и дело опускала темную шершавую руку, инстинктивно проверяя наличие рядом Бублика, но трогала пустоту и еще больше сбивалась. Бублик в это время завывал в пустых стенах однокомнатки. Он был первым жильцом, вселившимся в новостройку.

Пока искусство бонсай распространяется только на растения, архитекторы вынуждены неустанно оттачивать умение размещать огромное количество людей привычного размера на ничтожно малых площадях. Дом на Прогрессивной был настоящим венцом компактности и эргономичности. Он весь устремлялся вверх. Казалось даже, что дом поджал бока, чтобы не стеснять соседних великанов. Те, в свою очередь, тоже поджимали бока, опасаясь наступить кому-нибудь на хвост.

Но самым примечательным отличием нового дома от покинутого был вовсе не рост. Он имел удивительную черту, доселе невиданную жильцами старого фонда, новшество, приводившее подозрительных в замешательство, а ленивых – в восторг: мусоропровод нового образца с выходом в каждую кухню.

На общем собрании квартиросъемщиков выступал представитель компании, ответственной за обслуживание мусоропровода – немолодой мужчина с упрямым ртом и длинными удивленными бровями, как две капли воды похожий на революционера Оноре де Мирабо. Но, несмотря на исключительное внешнее сходство, этот человек не обладал выдающимися ораторскими способностями кипучего француза. Говорил тихо, тон сразу принял недовольный, будто его обидел кто-то из собравшихся. Жильцы из-за этого чувствовали себя виноватыми перед ним, хоть и не знали, в чем именно их вина, и потому слушали внимательно и уважительно.

– Кухонное помещение каждой квартиры оборудовано первоклассным ПК. Каждый ПК сделан из инновационного ведроволокна с технологией нейтрализации неприятных запахов.

– Простите, что такое ПК? – несмело обратился к рассказчику Гена Попрыга, бывший форточник.

– Персональный контейнер, естественно, – обиделся оратор. – Когда ваш ПК заполняется, вы опустошаете его нажатием одной кнопки. Весь мусор попадает в общую шахту и сваливается в баки, установленные в подвалах. Кстати, вашему собранию нужно решить, какие именно баки будут установлены в шахте вашего подъезда. Мы предлагаем два типа – мегабаки и гигабаки.

– А в чем разница? – не унимался Попрыга. Он, видимо, будучи человеком грубой организации, не разделял общее чувство вины перед оратором.

– В цене. И в скорости вывоза мусора, естественно. Также каждый из вас может приобрести нашу новинку – ведроутер. Это портативный ПК маленьких размеров, также из ведроволокна. Имеет колесики. Вы сможете перемещать его по всей квартире, что значительно облегчит любые очистительные процедуры и уборку в целом.

– А теща в него поместится? – пошутил Гена, но все его проигнорировали. Даже теща, присутствовавшая на собрании.

– Многие из вас, наверное, помнят, что в нашей стране был опыт устройства мусоропроводов с выходами в квартиры, – продолжал оратор. – А именно, в сталинские времена, когда дом имел больше пяти этажей, в нем часто присутствовал мусоропровод. Вы также должны помнить, что опыт был неудачным из-за антисанитарии и паразитов, и большинство квартиросъемщиков со временем заглушали шлюзы. Однако времена сейчас не те, и сегодня вам нечего опасаться. Качество наших конструкций безупречно и обслуживание исправно. Никакой грязи, шума и паразитов. Гораздо лучше, чем смердящие мусорки под окнами.

Наталья Андреевна поерзала в кресле. Должно быть, обвинение в адрес классических помоек ранило ее чувства. Ведь родная «лучистая» помойка никому не причиняла неудобств.

– Шахта мусоропровода имеет большой диаметр и оборудована лестницей. Так что раз в месяц наши служащие будут проводить чистку ее внутренних стенок. Вопросов нет? – спросил, наконец, «революционер» с почти утвердительной интонацией и сразу принялся складывать в портфель какие-то бумаги.