Czytaj książkę: «О, женщины!»

Czcionka:

ISBN 978-5-0050-1100-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О, женщины!

Рассказы

Сердечные метания

Я в конце лета познакомился с одной девушкой из Пятигорского фарминститута. Очень полненькая, светленькая и чрезвычайно красивая девушка. Я сразу подумал – Эмма будет моей женой! Мы начали встречаться в Пятигорске. Ходили по городу, но больше любили забираться на Машук.

Часто садились на уже подсыхающую траву, целовались, обнимались, даже ложились на траву, но до большего не доходило. Привёз её домой и познакомил с матерью и отчимом. Те были рады – достойная девушка!

Гуляя с Эммой по Пятигорску, пришёл, как бы невзначай, к Аллее Славы. Она увидела мой большой портрет на постаменте Аллеи Славы, среди остальных шестнадцати, и оторопела:

– Вот это да! С кем я встречаюсь! Да ты, кажется, идейный!

– Причём идейный? Я чемпион края, член сборной по лёгкой атлетике. Ну, и хорошо работаю формовщиком (передовик) в литейном цехе на машзаводе. Очень тяжёлая работа.

– Всё равно! Ты же знаешь, я не люблю таких!

– Каких?

– Выскочек!

Я не стал больше спорить с ней, но мне было обидно. Последующие события, возможно, таили какую-то разгадку поведения моей девушки.

Как-то Эмма не пришла на очередное свидание! Мы гуляли с Вовкой по Кировскому проспекту. Он балагурил и шутил беспрерывно, но я был зол неимоверно и рассеянно поддерживал разговор. Вовка с хохотом рассказывал:

– Ты же знаешь, я встречаюсь с Луной (так он называл свою девушку за круглый овал лица). Так вот, вчера были дела. На вершине Машука, после двенадцати ночи, при полной Луне я поставил свою Луну ра….м и… Представляешь картину? На самой вершине! При полной Луне! И моя Луна вниз лицом! Классно!

Вдруг в освещённом окне кафе я увидел свою Эмму. Она сидела рядом с окном за столом в окружении трёх парней и весело смеялась. На столе была выпивка. Кровь бросилась мне в голову! Подскочил к окну, постучал в него – все четверо за столом оглянулись на меня! Показал Эмме рукой, прося выйти. Она изменилась в лице, но быстро встала и вышла из кафе. У двери кафе, молча, легонько залепил ей пощёчину, повернулся и пошёл с Вовкой дальше. Она крикнула вдогонку:

– Дурак!
Вовка начал успокаивать меня:

– Брат! Чего ты так близко всё принимаешь к сердцу? Сколько ещё их будет в жизни! Большинство из них ветреные, как я! Ну,, и что в этом плохого? Знаешь, в Астрахани, где я учился в речном техникуме, такие девки, как вот эта твоя, ходили к нам толпами. Один раз прямо в аудитории зажал одну. Ну и, сам понимаешь, работаем на полу. Слышу, кто-то идёт по коридору. Хоть бы не к нам, думаю, потому что до окончания ещё далеко. Но шаги всё ближе и ближе! Дверь открывается – ректор! Я вскакиваю с неё и… расписываюсь своей фамилией на полу!

Вовка хохочет. Я уже успокоился и тоже смеюсь:

– Вовка! Хватит выдумывать!

Новый 1963 год встречали с Вовкой Жигульским у меня. Он приехал со своей Луной – неплохая чёрненькая девушка! Я перед самым Новым годом встретил одну бывшую соседку Надьку с улицы Революции. Ей было уже под тридцать, работала поварихой в санатории. Спрашивает:

– Не хочешь встретить Новый год со мной?

– Да нет! Ко мне приезжает друг из Пятигорска с подружкой.

– Ну и что? Встретим Новый год все вместе. Даже веселее.

Я, нехотя, согласился. В новой кухне, построенной отчимом, неплохо встретили Новый год – повариха принесла массу еды. Я, как обычно, не пил, но моя тройка изрядно напилась, и скоро Вовка с Луной выгнал нас в другую комнату. Отступать было некуда. Всё произошло мгновенно и буднично! Сколько об этом думал, а тут получилось как-то серо и тускло.

А у Вовки дела что-то не клеились. Слышно было, как они шептались, возились, ругались. Утром, когда мы вышли с Вовкой в туалет в конце сада, он заулыбался и покачал головой:

– Да ты, оказывается, ас! Врал все эти годы мне! Говоришь, не целовался практически никогда с девушками? А ночью что было? Сколько заходов – всё слышно через дверь было!

– Веришь, Вовка! Абсолютно мне она не нравится. Что было делать? Я не получил никакого удовольствия. Признаться – не ожидал подобного!

Была весна 1971 года – заканчивалась моя заочная учёба. Живу в Ростове на частной квартире – идёт дипломное проектирование в Ростовском инженерно-строительном институте. Волнуюсь, не ем, не сплю. До утра сижу в большом зале, заставленным чертёжными кульманами. Ежедневно вывешивается график дипломного проектирования. Я на первой позиции, но всё равно работаю, как одержимый. Ко мне подходит руководитель проекта с красивой девушкой:

– Николай! Ты у нас отличник – впереди всех. У меня просьба – помоги вот этой девушке Вере Лысенко. Она очница. Отстала сильно, и речь уже идёт об её отчислении и переносе защиты диплома на следующий год. Тема её диплома близка к твоей: «Здания повышенной этажности в сейсмозонах».

Знакомимся. Девушка – чудо! Небольшого роста, полногрудая, огромные голубые глаза, курчавые русые волосы. Стал интенсивно помогать ей. Нашли свободный кульман, и она ушла из очного отделения – поставила кульман рядом с моим. Три месяца нас сблизили до неимоверности!

На диплом вышел первым по графику – первым меня и поставили защищаться! Через три дня защитилась Вера Лысенко. Это было 15 июня 1971 года. Взяли с ней бутылку шампанского, и пошли через Ворошиловский мост на Левбердон (так назывался левый берег Дона, поросший сплошным камышом).

Зашли далеко от берега – в самые гущи камышей. Выбрали сухой участок, расположились, выпили, оба счастливы. Вера нежно смотрит на меня:

– Коля! Как я тебе благодарна! Если бы не твоя помощь, корпеть бы мне ещё год в этом институте!

Начали целоваться. Вера говорит:

– Коля! Мне дали распределение на работу в Абакан. Поедем со мной!

– Вера! Как ты это себе представляешь? У меня перспективная работа в домостроительном комбинате. Да и к Кисловодску я привык – чудесный город! Там моя мама, брат, друзья.

– Я люблю тебя! Бросай всё! Вот увидишь, мы будем счастливы!

– Ты мне очень нравишься, но так сразу…

Вера обнимает меня, мы самозабвенно целуемся, она плачет:

– Ты надёжный! Я не найду больше такого! Умоляю, поедем вместе! Я девушка – ещё ни с кем не встречалась. Если не веришь в мою любовь – я готова на всё.

Сзади раздаётся негромкий треск камыша. Вера вскрикивает. Я мгновенно вскакиваю, схватив в правую руку пустую бутылку из-под шампанского. Это спасло нам обоим жизнь!

В пяти шагах от меня стоит здоровенный детина в наколках. Мы оцениваем друг друга и молчим. В голове пронеслось:

– «Лишь бы успеть отскочить и со всей силы нанести ему удар по лысой голове!»

Шайтан криво усмехнулся:

– Ладно, живите! Быстро проваливайте отсюда!

Схватил за руку Веру, не выпуская бутылку. Оглядываясь во все стороны, побежали, ломая камыш. Вздохнули с облегчением только на берегу Дона.

Вера, запыхавшись, говорит:

– Это беглые тюремщики. Их на левом берегу Дона в камышах полно – люди говорили. Как это я забыла? Зачем мы пошли сюда? Господи, чуть не убили нас!

Уже поздно. Мы успокоились и пошли к Вере домой. Она жила в небольшом частном домике. Идём, обнявшись, очень долго. Уже три часа ночи. Стоит дивная тёплая ночь. Звёзды на небе, полная луна, запах цветов дурманит голову. Переходим через какой-то овражек. Вера тянет в гущу кустов:

– Коля! Я не могу.

Изо всех сил сопротивляюсь, понимаю, что могу сделать подлость, но… как устоять? Вера жарко обнимает, горячо дышит в ухо:

– Родной… любимый… только ты!

Случилось непоправимое…

Итак, с Верой Лысенко дела у меня зашли слишком далеко. Так далеко, что уже всерьёз подумал о женитьбе. Девушка очень нравилась мне. Препятствие было одно – ей надо было отработать в Абакане три года – без этого у неё фактически пропадал диплом инженера-строителя. Тогда с этим было очень строго. Мучительно думаю:

– «Мне ехать с ней в Абакан? Бросить маму, дом, друзей, работу? Да и где этот Абакан? Дыра какая-то в Сибири. Разве сравнить его с нашим курортом? Слишком много я теряю, а что приобретаю? Не факт ещё, что она меня любит. И любит ли? Может ей просто хочется замуж. Мне она нравится, но чтобы сказать, что я без ума… Нет! Вот если бы на её месте была Нина Суворова – я бы не раздумывая, поехал в Абакан».

В результате мучительных раздумий решение принято! До получения диплома ещё неделя и я выезжаю в Кисловодск, чтобы больше не встречаться с Верой. Но когда я приехал за дипломом, Вера всё-таки подкараулила меня и закатила истерику. Увидев её такой, ещё больше уверовал в своём правильном решении.

Продолжаю соревноваться. Ещё в 1970 году вместе с членом сборной края Витькой Аносовым впервые участвую в пробеге на 30 километров на приз газеты «Труд» в Орехово-Зуево»

Очень понравился маленький уютный, зелёный городок. Жили в дешёвой гостинице, тренировались в лесу и на шоссе. Постоянно шли тёплые летние дожди, накапливалась усталость после длительных и интенсивных тренировок, терзали мысли о Нине Суворовой.

Как-то Витька предложил:

– До старта ещё две недели. Вечерами делать нечего. Пойдём сегодня на танцы?

– Зачем? Не люблю такие безделушки.

– Ну и что? Не жениться же я тебя зову. Просто проведём время.

С неохотой согласился. На танцплощадке были одни девушки! Это был город ткачих. Ребят совсем мало. Нас сразу заметили. Я до этого никогда не ходил на танцы, и совсем не умел танцевать. Из радиолы полилась знакомая песня в тон происходящему на танцплощадке:

Сегодня праздник у девчат, сегодня будут танцы

И щёки девушек горят, с утра горят румянцем.

Пришли девчонки – стоят в сторонке, платочки в руках теребя.

Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят.

Когда объявили «Белый танец», к нам сразу кинулись несколько девушек. Я смешался, покраснел, неловко топтался, и никак не мог выбрать из пяти претенденток напарницу. Наконец, решился и, не глядя в лицо, начал передвигать ногами, смотря в пол, с какой-то красивой девушкой в цветастом платье. Разговорились. Зовут Люсей. Весь вечер протопал-протанцевал с Люсей, постоянно извиняясь за свою неуклюжесть.

Теперь меня тянула какая-то сила вечерами на танцы. Танцевал только с Люсей. Она ненавязчиво учила меня танцевальным движениям. Витька тоже начал встречаться с одной девушкой. Две недели пролетели, как один день.

Старт. Люся пришла болеть за меня. Да где там! Более пятисот участников! Я только начал осваивать «малый марафон» и был только в первой сотне – пробежал 30км. за 1час 50 минут.

Расставаясь, обменялись с Люсей адресами. Уж что случилось со мной – и сам не знал. Зачем, я так и не решил. На что надеялся – непонятно! Ну, девушка, как и все!

С тех пор стали поступать от Люси письма. Она писала очень пространные письма, признавалась в любви ко мне, ждала меня. Я, прочитав, тут же рвал их, но мне было приятно.

На следующий год я уже рвался в Орехово-Зуево, интенсивно тренировался, и легко выигрывал предварительные старты, чтобы попасть туда на соревнования. По приезду вечером опять спешил к Люсе на танцплощадку – мне уже начали нравиться танцы.

Голос Майи Кристалинской из радиолы звал нас на вальс – эту песню прокручивали несколько раз:

Подмосковный городок, липы жёлтые в рядок,

Подпевает электричке ткацкой фабрике гудок.

Городок наш ничего, населенье таково —

Незамужние ткачихи составляют большинство…

Вот уже третий приезд в Орехово-Зуево. Сборы десять дней. Опять встреча с Люсей. Я, кажется, привык к девушке. Иногда ходим с Витькой на танцы. Больше тусуемся, чем танцуем.

Как-то пришли на танцы – Люси нет. Витька немного потанцевал со своей девушкой и куда-то скрылся. Объявили «Белый танец». Ко мне подошла рослая кареглазая девушка. Видно, что опытная, т. к. сама начала водить меня, когда я несколько раз наступил ей на ноги. Благо, что танцевали тогда парни только в светлых тапочках, которые перед танцами старательно натирали зубным порошком. Девушка была «под хмельком». По окончании танца вдруг говорит мне:

– Пойдём отсюда!

Я согласился. Пошли по аллее вглубь парка. Уже темно. О чём-то разговариваем. Кончились последние фонари. Вдруг девушка (а я даже не спросил её имени) садится на траву. Шепчет:

– Иди ко мне!

Я присаживаюсь, она валится на траву:

– Ну, давай же! Ты чего?

Я обалдел от неожиданности. Не ожидал такого поворота событий. Нет! Это не для меня! Не надо мне такой любви! Помня повариху и Веру, где всё так получилось скверно, вскочил и быстро ушёл.

В четвёртый раз пробежал «тридцатку» за 1 час 41 мин. и был в первой шестёрке. Я был вне себя от радости! По положению, в этих стартах участвовали десятки, если не сотни мастеров спорта со всего СССР, кандидаты в МС и перворазрядники. Призёры шестёрки на таких массовых и престижных всесоюзных соревнованиях становились автоматически мастерами спорта! Я во второй раз подтвердил звание мастера спорта – теперь на одной из труднейшей дистанции «малого марафона». Люся поздравила меня.

Последний вечер провёл с Люсей до глубокой ночи. Взявшись за руки, мы долго гуляли по городку, сидели на скамейке в парке. Она молчала, вздыхала, нежно смотрела на меня, требуя взглядом высказаться.

Я метался, не зная, что предпринять. Видел и чувствовал, что она искренне любит и тянется ко мне. А я? Нет! Всё это не то! Она мне только нравится, а любви-то настоящей нет! Зачем я всё это затеял? На что надеялся? Обмануть Люсю? У меня в мыслях даже этого не было. Так для чего я развёл эту канитель? У меня не было ответа.

Через неделю после приезда в родной город, получил телеграмму:

– «Я не могу больше так! Выезжаю к тебе в пятницу! Твоя Люся».

Я ужаснулся:

– «Сегодня среда! Что делать? Я же тоже практически люблю её, но что-то не хватает мне для окончательного шага! И этот шаг я должен сделать! Признайся себе – это Нина Суворова! Надо узнать её судьбу – поехать к ней. А потом? Потом видно будет. Жалко Люсю. Зачем её „водил вокруг, да около“? Она первая решилась на это! Что же, что же предпринять? Я всё-таки подлец! Для чего обманывал её почти четыре года? Для чего „тянул резину“? Она надеялась, она ждала, а я нагло обманывал доверчивую девушку. Ну, что же? Обману ещё раз!»

Побежал на почту. Не скрывая слёз, дал телеграмму:

– Люсенька! Если можешь, ПРОСТИ, ПРОСТИ, ПРОСТИ! Я женился!

Роковая женщина

Бабке Устиньи не исполнилось и семидесяти лет, как она заболела неизлечимой болезнью. Жила она одна в однокомнатной квартире. Два взрослых сына и две дочери жили в разных городах России. Перед смертью написала всем письма – приехала одна младшая дочь Раиса. Мать уже не вставала – дочь приехала вовремя. Странная это была семья! Никто из них не дружил друг с другом, они даже не переписывались и не перезванивались. Мать с дочерью встретились тоже прохладно – даже не прослезились! Раиса начала ухаживать за матерью, скоро поняв, что больше никто не приедет и что ей придётся одной похоронить мать. Этот день неотвратимо наступал.

Как-то бабка Устинья вечером позвала дочь. Она вся горела. Начала трудно:

– Доченька! Ну, вот и приходит мой час! Бог забирает меня к себе… рано… хотела ещё пожить… да, видно, за мои грехи он наказывает меня ужасными мучениями. Другим-то везёт… ночью уснут… утром не проснутся. А я четвёртый месяц страсть, как мучаюсь. Видно, за четверых мужиков, которых сгубила.

– Да вы что, мама? Каких мужиков? Вы что, бредите?

– Да нет, доченька! Всё правда! Ты вот не задумалась – почему вы все так не похожи друг на друга? Ты, Серёжка, Петька, Клавка? Все вы от разных отцов. Я-то, практически, без регистрации с ними жила – никто из них не захотел на мне жениться. Мужики все подлые, кобели несусветные!

– Ну не все, мама! Есть и порядочные, правда, мало их.

– Есть, но не про мою честь. Не везло мне в жизни на мужиков. Я была очень красивой, и все они были охочи до меня. Но все однодневки! А мне так хотелось семейной жизни.

– Ну почему же так у вас не получилось? Может, извини, мама, ты сама виновата?

– Наверное, есть и моя вина, поэтому и воспитывала вас одна в бедности, нищете. Не всё время вы жили со мной, но тоже помаялась с вами. Если бы не детдом – одна бы не выдержала ни за что. Всё надеялась, ждала хорошего. Ожесточилась я сердцем. Моя мать – твоя бабушка Оля, как предугадала мою судьбу. Она тоже прожила одна всю жизнь. Всегда говорила мне:

– Дочь! Не верь мужикам! Они мне столько горя принесли! Не дай Бог тебе этого! Не прощай измены никогда!

– Расскажи мне, мама, хотя бы о моём отце. Как он – что за человек?

– Расскажу, расскажу обо всех. Исповедаюсь перед тобой, как перед священником. Ты, видно лучше всех моих детей. Даже мать перед смертью не приехали проведать. А может и за мать меня не считают.

– Ну, что вы, мама? Может, ещё выздоровеете?

– Дурочка, последний час у меня. Слушай. Начну с Клавкиного отца. Было это в 1942 году. Работала поваром в санитарном поезде. Курсировали в болотах на Ленинградском фронте. Сотни раненых бойцов. Крики, стоны, ругань, в вагонах полки, на которых лежат. Мечутся, орут, матерятся, плачут. Кровавые бинты, гной. Здесь же операционная. Но не об этом сейчас речь. Влюбился в меня полковник – начальник поезда. Не устояла я – думала женится на мне. Забеременела. Сказала ему об этом. Он сразу – шасть от меня! Я в слёзы – ведь нет и девятнадцати, а я уже с пузом. А он уже с двумя другими медсёстрами крутит. Зло меня взяло – прямо остервенела сердцем! Вспомнила наказ матери. Ну, думаю, не на такую дуру напал – отомщу тебе! Отравлю его!

– Мама, разве можно было сразу так? Поговорила бы, пожаловалась его начальству. Есть и другие пути.

– И говорила с ним, и жаловалась – писала везде. Он только смеялся надо мной. Ничего не помогало. Поезд наш часто стоял прямо в поле или у леса. Я хорошо знаю травы. Набрала семян белены, ягод тиса и волчеягодника, нарвала можжевельника. Изготовила зельё – и в суп и компот ему! Не заметил. А к вечеру скончался в мучениях. Поднялся шум, приехали какие-то люди, всех таскают, меня в первую очередь. А в поезде у половины состава кровавый понос: все-то пьют болотную воду! Пошумели, поугрожали, угомонились – тем более ещё четверо в поезде скончались от дизентерии.

– Мама! Неужели это правда? Как вы решились на это?

– Вот так и решилась! За измену покарала! Теперь слушай дальше. Серёжкин отец. Жила уже после войны в Улан-Удэ у него на квартире. Бурят. Тоже был какой-то начальник. С фронта меня взял – в конце войны уже, но не хотел регистрироваться. У него ещё до войны там была семья и двое детей – разошёлся. Родила ему Серёжку. Он тоже начал гулять. Я и так, и сяк – и уговариваю его, и плачу. Всё бесполезно! Приводил шлюх даже домой! Скандалы, драки. Он начал бить меня – и бил жестоко! А ты знаешь мой характер – в жизни никому спуску не давала! Терпела, терпела год – решила бросить всё, и уехать «куда глаза глядят», т.к. он и сам меня начал выгонять. Злость взяла – решила и ему отомстить!

– Мама, ну и уехала бы спокойно. Что же теперь было делать? Не было у вас любви – вот и всё!

– Любовь, любовь – всё это чепуха! Ну, слушай дальше. Как-то сгорела у нас проводка в квартире. Вечером пришёл он пьяный, драку затеял, сильно избил он меня – я плачу. Затем вроде затих, переноской от щитка в коридоре подключил лампочку и начал купаться в ванне. Орёт – «забыл мыло, принеси!». Открываю дверь в ванну, даю ему мыло. Вижу – электролампочка на полочке лежит. Меня как осенило! Вроде невзначай толкнула её в воду – он мгновенно спёкся! Вызвала милицию. Приехали – допрашивают. Говорю – сам, видно, нечаянно столкнул. Пару месяцев меня мытарил следователь, даже в предвариловке уже сидела с месяц. Упорно твердила одно и то же. Ты же знаешь – я крепкая, никогда не сдамся и никому не уступлю. Сжалились надо мною – отпустили. Уехала я оттуда одна. Клавку-то и Серёжку отдала в детский дом.

– Да, мама, ты ещё та грешница! Страсть слышать всё это! А что с Петькиным отцом? Неужели и его…

– Грешница, ещё какая грешница! Но что было, то было. Так вот – уехала я в Можайск. Там у меня была фронтовая подруга. Устроилась на работу. На фабрике на меня «положил глаз» один фраерок. Я – в никакую! Настрадалась с ними, думаю, больше никаких шашней. Он мне проходу не даёт. Наглый, упёртый – я ему однажды даже в морду дала. Жила в общежитии на фабрике. Он встречает-провожает, цветы, конфеты. Подруга советует: «Это любовь! Выходи замуж!» Я дрогнула, сказала ему условие: «Только через ЗАГС!». Он согласился. За детей я утаила, расписались. У него однокомнатная квартира. С год хорошо прожили – начал опять куролесить. Пьянки, друзья, подруги. Я осатанела: «Да что же это такое? За что мне такая напасть? Почему я такая невезучая?». Я и по-хорошему с ним, и по-плохому. Ничего не помогает! Нет, он меня не бил, но матерился сильно и унижал самым отвратительным образом. И где он такие паскудные слова находил? Через год забеременела – он начал выгонять меня. Подал на развод. Швабра новая у него появилась – такая же наглая, как и он. Я в ужасе – что делать? Подруге всё рассказала. Говорит: «Переходи ко мне жить. Я-то со своим развелась. Будем вдвоём с тобой жить». А меня зло берёт: «Опять меня обманули? А как ухаживал? Какие слова говорил? Какие всё же мужики подлецы!». А тут у него начались проверки на складе – он был заведующий. ОБХСС шерстит, обнаружили какую-то недостачу, вызывают на допросы. Он запил втёмную. Как-то поздним вечером прихожу со смены – он в стельку пьяный лежит в одежде и сапогах на кровати. Открыла я газовый кран на кухне, закрыла форточки и ушла ночевать к подруге – ничего ей не сказала. Ключи от квартиры выбросила в речку. В его доме соседи подняли ночью тревогу – газом воняет. Приехали на машине, установили, откуда газом тянет, вскрыли дверь: он уже готов! Милиция приехала за мной – соседи знали мою подругу. Начали допрашивать – я в ни какую: «ничего не знаю; да, жили плохо – подали на развод, с работы сразу ушла к подруге и т. д.» Хорошо, что никто меня не видел той ночью там. Списали всё на недостачу в его складе. Через пару месяцев уехала я оттуда на юг. Петьку родила, тяжело воспитывала, тянулась из последних сил и, как исполнилось шесть лет, не вытерпела – отдала тоже в детдом.

– Мама! Что же это такое? Что за жизнь была у тебя? Как ты могла решаться на такое? Неужели и моего отца убила? Кто он, и как ты с ним сошлась, жила? Я же его чуть помню – хоронили же мы вдвоём его! Вроде нормальный был.

– Да, нормальный. Фёдор-то был лучший из них. И на мне, думаю, нет его крови. Но вина моя всё же есть. Ох, как тяжело мне! Нет уже мочи. Дай бог договорить. Так вот – семь лет жила без мужика. И приглядывались ко мне некоторые, и домогались, и предлагали «руку и сердце», но я решила больше никому не верить. Но мы же, бабы, слабые, доверчивые – всё нам охота создать своё гнёздышко, быть под чьим-то крылом. Не устояла я перед Фёдором – сошлись. Жили вроде хорошо. Правда, всякое было, как и в других семьях. Тебе уже было девять лет, когда это случилось. В тот вечер сильно поскандалили, и у него от этого, видно, разыгрался радикулит. Согнулся, дополз до кровати, орёт: «дай электрогрелку!». Я в злости швырнула её ему – она попала в чугунный радиатор рядом с кроватью. Возможно, повредился там какой-то проводок. Одела я тебя, и мы пошли ночевать на дачу – очень я осерчала на Фёдора тогда! Убила током Фёдора электрогрелка – замыкание случилось. Вот такая история! Жалко мне его! Это правда! Не везло мне в жизни, Рая. И для всех мужиков я, видно, была роковой женщиной.

– Да, это точно, мама! Удивительно, что так никто и не узнал, не доказал твоей вины. Проси у Бога прощения, молись.

Бабка Устинья замолчала, слёзы покатились по её впалым щекам, с натугой произнесла:

– Да, тысячи женщин сидят в тюрьмах за мужиков. Членовредительство…

Одного топором зарубят, другого ножом, третьего скалкой. Да что там! Человека убить – раз плюнуть! И все сидят! А меня вот Бог миловал. Но сейчас по полной наказывает. Ладно, доченька, прости меня за всё. Не могу уже больше говорить. Давай попрощаемся!

Дочь, плача, с ужасом посмотрела на мать, наклонилась и поцеловала в уже холодеющий лоб.

Darmowy fragment się skończył.