Czytaj książkę: «Марафонец»

Czcionka:

ISBN 978-5-0056-6498-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

РАССКАЗЫ

Трясина

Захар проснулся среди ночи. Память периодически возвращала в тот жуткий день в его жизни, и не давала покоя ни днём, ни ночью. Это было какое-то наваждение! Прошло много лет, а события того дня вновь и вновь всплывали в его памяти.

Жил он в то время в глухой сибирской деревушке. Бревенчатый домик в два окна стоял на краю леса. В палисаднике стройная берёзка и куст калины. Большой огород за домом. Несколько высоких гряд из навоза для огурцов. И простые земляные грядки для моркови, капусты и лука. Огород по весне вскапывался для картошки только наполовину – остальная часть была целиной. По периметру ограда из жердей в три ряда. Зимой Захар прямо в огороде привязывал к жердям ограды проволочные петли на зайцев. А водилось их в то время неимоверное количество! Ночью зайцы прибегали к самой деревне на гумно, к соломенным скирдам и на помойки. Вдобавок, Захар для приманки зайцев заготавливал мелкие ветки осинника, и разбрасывал их рядом с оградой. Иногда вешал на жердях несколько морковок. И зайцы попадались частенько!

На целине небольшая банька и сараи для коровы, свиней и курей. Рядом колодец под развесистой ветлой с двумя скворечниками.

Зимой, особенно в феврале, метели дули почти ежедневно. Высокая завалинка вокруг избушки скрывалась полностью под толстым слоем снега, а в иные годы снег заметал и окна. Приходилось рыть туннели в снежных сугробах, чтобы открыть двери, очистить заиндевевшие окна, и сделать проход к воротам.

Домик Захара – крайний в деревне. До речки метров сто пятьдесят, так что воду приходилось таскать на коромыслах по глубокому снегу, а это довольно трудно и накладно. Зимой колодец перемерзал, а воды для коровы, свиней, да и для себя, особенно в банную субботу, надо было много.

Рядом с Захаром жили два брата – Аким и Еремей. Их дома стояли напротив друг друга. В своё время их отец Никодим, когда старший сын Еремей надумал жениться на девушке из соседнего села Агафье, построил ему хату. Но что там случилось – непонятно, но Агафья вдруг изменила своё решение, и отказала Еремею. Прошёл год, и она стала встречаться с его братом Акимом. Он был моложе её на пять лет. Ещё через год она забеременила. Так она вошла в их жизнь! Молодые переселились в дом, который был построен для Еремея. Это чрезвычайно оскорбило его! И дом, и жена достались не ему, а брату! С тех пор братья стали враждовать. Напрасно отец пытался их примирить!

Через два года Никодим умер. Старший сын не был на похоронах, и куда-то ушёл из дома. Поминки отмечали у Акима. Вся деревня обсуждала это событие. Старик Савватей на похоронах сказал:

– Негоже так православному! Отец всё-таки! Он в чём виноват? Работящий был мужик! Старался жить для сыновей. Но так получилось! Агафья выбрала Акима. Ладно, что уж! Помянём Никодима!

Еремей теперь жил один в доме отца, т.к. мать умерла ещё раньше. Зимой он пропадал в лесу – охотился, а летом на речке – рыбачил.

Все эти события происходили на глазах Захара. Он пытался с женой Лукерьей сохранить хорошие отношения с обоими братьями, но упёртые кержаки были нелюдимы, и не особенно хотели дружить по-соседски. Не раз, и не два Захару приходилось утихомиривать братьев, когда они грязно матюкались, и орали через дорогу друг на друга.

А деревня между тем прямо «таяла на глазах» – люди разъезжались в разные стороны. Начальная школа, клуб, фельдшерский и ветеринарский пункт исчезли! Осталась почта, да маленький магазинчик, в который раз в неделю из района завозили хлеб, крупу, спички, соль и сахар. В деревне осталось не более тридцати семей. И те подумывали об отъезде!

Задумался об этом и Захар с Лукерьей!

Как-то рано утром Захар с женой услышали душераздирающие крики. Они выскочили во двор. И сразу к их избе подбежала растрёпанная Агафья. Она кричала и рыдала:

– Захар! Спасай! Братья дерутся насмерть!

В несколько прыжков Захар заскочил во двор Акима! На земле с рычанием и матом катались, дрались и хрипели оба брата! Они пытались задушить друг друга. Захар мгновенно схватил ведро – оно стояло полное на краю колодца, который был недалеко от избы Акима, и окатил холодной водой обезумевших братьев. Еле растащил их в разные стороны!

После этой драки Лукерья сказала мужу:

– Знаешь? Надо скорее уезжать отсюда! Поедем к сыновьям в город. Надо избавляться от живности. С этими малахольными братьями недолго до беды!

Захар миролюбиво ответил:

– А что они нам? Пусть живут, как хотят. Мы к ним не лезем, да и они не шибко любят других. Но ты права! Постепенно надо выводить живность. Сразу за год это не сделаешь. Годика три, давай, ещё поживём, а потом тронемся. Лишь бы не заболеть за это время! А то до больницы полсотни километров. А дороги практически нет. Только по зимнику на корове в район можно проехать.

Лошадей и ездовых быков тогда ни у кого не было. Деревенские мужики ездили за дровами в лес, да и за сеном в поля, где с лета стояли их стожки, на коровах, запряженных в сани.

Лукерья согласилась:

– Хорошо! Поживём пару-тройку годиков. Да, Захар! Ты же помнишь, что в ноябре к нам приедет сынок за клюквой. Надо больше её в этом году набрать. Тебе придётся одному трудиться! Ноги у меня отказывают. А до клюквенных болот топать семь- восемь километров.

Наступил октябрь. Захар уже дважды ходил на Каурушинские болота за клюквой. Она в этом году не уродилась. Встречал он там деревенских мужиков и баб, а также обоих братьев-соседей. Уже в конце месяца, когда перестал лить нудный холодный дождь, и выглянуло солнышко, Захар пошёл на клюквенные болота в третий раз. По пути его обогнали оба соседа. Шли братья, конечно, не вместе. Сначала сзади запыхтел Аким. Обогнал Захара – сдержанно кивнул головой и поздоровался. Вскоре свернул с тропинки. Через несколько минут Захара догнал Еремей. Молча прошёл мимо, и тоже вскоре исчез на огромном клюквенном болоте.

Этому событию Захар не придал никакого значения, но пришлось вскоре вспомнить всё в деталях.

Дня через три опять прибежала к ним встревоженная Агафья и заголосила:

– Захар! Аким пропал! Три дня назад ушёл за клюквой, и нет до сих пор! Ты же, кажется, тоже ходил за клюквой? Не встречал его? Он иногда ночевал там на сухих островах, чтобы больше набрать ягод. Всё ему мало! Притащит целый мешок, буйвол! Как он только доносит его до дома! Городским приезжим сбывает за копейки. Всё копит на «Ниву»!

– Встретил, встретил его Агафья! Да и братец его там был! Оба, вроде, разошлись в разные стороны.

И Захар подробно всё рассказал Агафье. Спросил:

– А Еремей дома?

– Откуда я знаю! Вроде не вижу во дворе. Но к нему пойти…. Ты же знаешь, как ревнует Аким?

– Хорошо! Пошли вдвоём!

Еремея дома не было. Прошло ещё два дня. Братья не появлялись!

Агафья упросила почтальона Морковкина, у которого была лошадь, и они поехали в районный центр. Вернулись с двумя верховыми милиционерами- дознавателями. Они подробно всех в деревне опросили, особенно Агафью и Захара. Затем поехали на клюквенные болота. Захара тоже взяли. Целый день рыскали по болоту, стреляли, кричали, но никаких следов исчезновения братьев не нашли. Уехали. Перед отъездом строго сказали Агафье и Захару:

– Как появятся братья – сразу сообщите! Если появится один из них – тоже обязательно приезжайте! У вас же сейчас сельсовета нет – сами управляйтесь!

Прошёл месяц, другой – братья не появлялись! Исчезли! Так прошёл год. Агафья с ребёнком, так и не дождавшись мужа, уехала к родным в город.

Домик Захара теперь стоял на краю деревни в одиночестве. На третий год после исчезновения братьев, когда деревня вся уже опустела, Лукерья сказала мужу:

– Захар! Сколько можно тянуть с отъездом? Прошло уже три года, а мы всё собираемся. Ни коровы, ни свиней, гусей-курей уже нет. Что сторожить? Пустой дом? Я переслала письмо сыну – он сообщил, что приедет в конце октябре за нами, когда морозы чуть стянут дорогу. Ты ещё разок сходи за клюквой. А то, вроде, неудобно появляться с пустыми руками перед своими детьми. Ты уже трижды ходил – всего с пол мешка клюквы! Ты же говорил, как назло, в этом году совсем её нет!

Всю неделю моросил нудный холодный осенний дождь. Захар терпеливо ждал, когда закончится ненастье. И вот наступили последние солнечные деньки перед зимними холодами! Природа торжественно готовилась встретить зимушку-зиму! Деревья и кустарники все стояли уже голыми. Трава пожухла. Утром низкий туман стлался над самой землёй, скрывая тропинки и дорожки.

Захар не спал почти всю ночь – рано встал. Было ещё темно. Глянул на ходики – пять часов. Лукерья уже хлопочет у печи. Напоила его горячим чаем, сунула в рюкзак краюху хлеба, несколько вареных картофелин, сало и луковицу. Он надел брезентовый плащ с капюшоном, обул резиновые сапоги, перекрестился на образа, и вышел из дома.

И сразу волглый туман окутал его до пояса! Было холодно.

Захар хорошо знал дорогу на клюквенные болота, но туман очень мешал ему

Подумал:

– «Часиков к восьми-девяти туман, думаю, разойдётся. А то так и клюкву не увидишь!»

Прошло уже несколько часов. Долго и нудно Захар продвигался к цели. Им овладело беспокойство:

– «Что-то долго нет болот? Не сбился ли я? Как назло, туман стал, вроде, ещё гуще – не проходит. Вот зараза! И местность не узнаю. Ни разу не встретил наши заметки – несколько сломанных берёзок вдоль тропы. Факт – ушёл в сторону!».

Наконец, под сапогами зачавкало. Захар повеселел:

– «Кажись, пришёл! Надо найти более-менее высокую сухую кочку и позавтракать».

Туман начал таять. И теперь Захар увидел бескрайнее болото с редкими кустиками. Понял, куда его занесло:

– «Эге! Это же Юрковские болота! Слышал-слышал о них. Вот это да! Наше Каурушинское болото вперемежку с кустами и берёзками. А это не такое. Есть ли здесь клюква?»

Нашёл большую кочку под довольно рослой берёзкой, и начал обедать. Вдруг раздался неясный шум. Захар насторожился и затих. Шум, хлюпание копыт, и сопение какого-то животного приближалось. Почти рядом «проплыл» рогатый красавец-лось. Именно проплыл, так как ног его в тумане невозможно было разглядеть, и создавалось впечатление, что лось плывёт над белым покрывалом тумана. Красивое зрелище!

Лось даже не посмотрел в сторону Захара, и вскоре исчез.

Захар прошёл вглубь болота, поминутно нагибаясь вниз. Клюквы было мало.

Прошло уже несколько часов, а Захар за это время собрал не более ведра ягод.

Туман давно исчез. И вдруг болото стало другим! Такого Захар ещё никогда не видел! Болото было не сплошным, а как бы отдельными полосками воды и зелени. До самого горизонта шли параллельные полосы воды и травяные полосы с чахлыми берёзками. Захар сразу понял, что это не чистая вода, а участки трясины. И клюквы стало сразу больше! Подумал:

– «Здесь нужна осторожность! Надо найти и выломать большую сухую берёзовую палку, чтобы прощупывать дорогу. А то здесь недолго и провалиться в трясину. Уж больно зыбкие эти полоски травы рядом с этой жижой!»

Сказано – сделано! Захар с трудом нашёл подходящий толстый сук сухой берёзки. Он обломал корни, и получилась на конце палки-шеста широкая лапа. Усмехнулся:

– «Это даже хорошо! Как у лося широченное разлапистое копыто не проваливается в болоте, так и у меня шест!»

Захар выбрал одну из травяных полос с кочками, на которых, вроде, было больше клюквы. Начал продвигаться вдоль, собирая ягоды, и посматривая на соседние полоски. Он уже собрал достаточное количество клюквы. Полоска неожиданно сузилась до метровой ширины, а впереди, как нарочно, замаячил большой островок, усыпанный красными ягодами. Захар остановился, огляделся вокруг и пробормотал:

– Уж больно так и играет красным огнём тот островок! Доберусь осторожно, соберу все ягоды с него – и довольно! Домой! Через пару часов начнёт темнеть.

Он начал осторожно, прощупывая узкую дорожку, продвигаться к островку. Вдруг его шест провалился, Захар зашатался и стал падать вправо – прямо в трясину! В последний момент всё же выхватил шест, и успел упереть его в большой плавающий куст-кочку в воде-трясине. Та удержала падение Захара в воду, но начала медленно отплывать в сторону. Захар выпрямился, справившись с падением, но с ужасом уставился на трясину. Из-под кочки в воде цвета чая показался голый череп человека, затем другой. Через несколько секунд всплыли два скелета, сцепившиеся, словно спруты в смертельных объятиях. Кости рук и ног переплелись узлами! Зрелище было ужасным! Словно магнитом взгляд Захара притягивало к этому видению! Он не мог оторваться от вида этих скелетов! А голые жёлтые черепа смотрели друг на друга пустыми глазницами, и скалились зубами.

Наконец, Захар пришёл в себя! Оттолкнул палкой скелеты, и они тихонько поплыли, начав тонуть в чёрной жиже, вслед за кочкой, под которой так долго скрывались. Побежал прочь от страшного места, бормоча:

– Вот где два моих соседа нашли свой конец! Дурачьё несчастное! Бабу не поделили! Братья-звери! Упёртые бараны! Это не христиане, а упыри! Поделом им обоим! Приду домой – никому не скажу! Даже жене! А то опять понаедут милиционеры, и заставят искать это проклятое место!

Случай в тайге

Произошло это подлинное событие в детстве, когда мне было четырнадцать лет. Мы жили в глухой таёжной деревеньке на севере Новосибирской области. Куда не кинь взгляд – кругом тайга и болота! До районного села Пихтовки пятьдесят километров. Недалеко от нашего посёлка также было несколько деревень, расположенных вдоль речки Шегарки. Расстояние между ними было от шести до десяти километров. Заготовка сена для животных приходилась на нас со старшим братом, впрочем, как и заготовка дров, воды с речки наносить на коромыслах для себя, коровы, свиней и птиц и т. д. А летом, вдобавок, большой огород, где выращивали картофель и другие овощи, а также иные хозяйственные заботы по дому. Надо ли говорить, как мы ждали воскресенья! Это был наш день! Летом в этот день у нас была рыбалка, игры в лапту и прочие забавы. А зимой – походы в тайгу, где мы ставили петли на куропаток и зайцев.

Вспоминаю этот роковой день. Утром разбудил ароматный запах затирухи. Это мама приготовила моё любимое блюдо. Заглядывает на печь, на которой я спал, тормошит, ласково говорит:

– Вставай, Колюшок! Затируха готова! Опять, небось, побежишь за своими зайцами?

– Конечно, мама! Целую неделю стоят петли. Что-нибудь да поймается! В прошлый раз было сразу два зайца. Разве это плохо? Одного, правда, отдали Кобзевым. Но не жалко! Хорошие соседи, да и пятеро детей у них.

– Всё правильно, Коленька! Но в это воскресение я бы не советовала тебе бежать в тайгу. Вот приедет Шурка с Пихтовки – тогда вдвоём идите. Так не страшно.

– А что случилось, мама? Я почти всегда бегаю один в лес. Шурка не охотник. Пока его допросишься…

– Ты что, не знаешь? Около деревни появилась шальная стая волков. Они откуда-то приблудились к нам. У нас же волков почти никогда не бывает. Они не любят болота. А эти звери, говорят, аж с Алтая. Наглые, смелые – никого не боятся! Сколько уже собак с деревни разорвали!

– Да знаю, мама. Что собаки? Вон, говорят, учительницу с Каурушки съели. Шла она поздно в интернат – а это шесть километров. Тетрадки с собой несла на проверку. Окружили её – она начала жечь тетрадки, отгонять их. Когда сожгла все сорок тетрадей – тут они и набросились на неё! Утром нашли в разных местах только обгрызенные ноги в пимах. Не смогли, сволочи, разгрызть твёрдый войлок.

– Вот видишь? Я это тоже слышала. Думала, что врут люди – пугают детей. Нет, не пойдёшь ты сегодня никуда!

– Ну, мам! Я так ждал это воскресение! У меня петли поставлены в таких укромных местах – обязательно что-нибудь попадётся! Я постараюсь пораньше вернуться – до темноты. Волки, если они есть, днём никогда не нападут! Они спят, а охотятся ночью.

– Я сказала – не пойдёшь! Что-то мне тревожно на душе. Лучше наколи дров – печку нечем топить.

– Мама! Я сейчас быстро наколю тебе дров. Ну, отпусти! Ведь петли за неделю занесёт снегом, и я их не найду. И так проволоки нет у меня – всё на скрутках! Это хорошо, что за эту неделю не было метели. А если будет на этой?

– Ладно, репейник! Кого хочешь – уговоришь! Не забудь спички взять. Если замёрзнешь – погрейся у костра!

Вихрем сорвался из избы! Колуном и топором работал как бешеный! Скоро гора дров красовалась у порога избы. Знал бы я в то время, как эта задержка скажется в этот день – не стал бы колоть дрова. Да и мать дала оплошку, задержав меня с этими дровами. Вскочил на лыжи, сунул краюху хлеба за пазуху, охотничий нож (моя гордость) и помчался в лес.

Стоял прекрасный январский денёк, какие бывают очень редко. Тишина в лесу, только скрип моих лыж. Где-то вдалеке стрекочут сороки. Деревья стоят все в куржаке, солнце слепит глаза, снег искрится миллиардами светлячков. Красота неописуемая! Я легко отталкиваюсь лыжными палками от хрустящего наста. Даже и не догадываюсь, что эти палки спасут мне сегодня жизнь! Думаю:

– «А лыжные палки у меня особенные! Ни у одного деревенского парнишки нет таких! Настоящие, фабричные! С ремешками, кольцами на конце и острыми пиками. Мне их привёз из Новосибирска знакомый завхоз больницы, когда ездил в Райпотребсоюз за продуктами для больницы. Сколько раз мне предлагал Витька Шестаков, Васька Зыкин и Афонька Кобзев поменять их на перочинный ножик (у меня самого есть), большой глобус и офигенный поджиг, но я не захотел. И правильно сделал! Пусть завидуют!»

В первых двух петлях ничего не было. Оставались еще две – они стояли чуть дальше, и ещё были волосяные петли у дальних калиновых кустов, что окружали Дегтярный ручей.

Вот они! Есть! Две куропатки «победно» вытянули шеи и болтались, приятно радуя глаз. Они только что попались в две крайние петли из конского волоса, т.к. были ещё почти тёплыми. Остальные петли были оборваны и перемотаны – кругом перья и капли крови. Здесь явно побывала лисица. А может волк? Я не стал снова ставить петли, т.к. их попросту невозможно было собрать. Решил в следующий раз специально придти сюда и настроить побольше петель – хорошее место, и калины много. Я её всегда ломал пучками и скидывал между петель – белые куропатки любят гулять по снегу. Склёвывают красную ягоду, бродят бестолково, и запутываются в силках.

В третьей петле на зайцев ничего не было. Подбежал к четвёртой – её нет! Что такое? Опять сорвал беляк – какая досада! Площадка, где стояла петля, вся утоптана, кругом жёлтые разводы от мочи – здорово сражался заяц за свою жизнь! И вдруг, в стороне, под корягой увидел замёрзшего зайца! Огромный и сильный беляк сдвинул согнутую дугой и вмёрзшуюся в землю ветку осины, на которой была петля. Довольный добычей, освободил от петли зайца, и снова настроил её невдалеке. Пора и домой!

Пересекая большую поляну, вдруг увидел странный след. Кто-то как бы проехал плугом. Длинная борозда уводила в ближайший околок. Пригляделся – сбоку борозды стёжка лисьих следов. Так и есть – лиса попалась в чей-то капкан, сорвала его, и теперь тащит его на ноге, испытывая трудности и боль. Я обрадовался – вот день! Две куропатки в сумке, за плечом большой беляк, а теперь, возможно, добуду лису!

Быстро побежал по следу. Но он всё дальше и дальше уводил меня от деревни. Это я понял, когда начался Красный лес. Так мужики называли сосновый бор, который был в восьми – десяти километрах от нашего села. Я, было, решил прекратить преследование, но вдруг вдалеке мелькнула лиса. Это ещё более раззадорило меня, и я кинулся преследовать её с новой силой. Вскоре догнал её. Лиса остановилась и приготовилась защищаться. Она вся дрожала, рычала и скалилась. На передней лапке был капкан, который превратился в большой ледяной ком. Он-то и мешал быстро бежать лисе! Несколько ударов острыми лыжными палками были просто позорными. Лиса всякий раз откуда-то находила силы, и быстро увёртывалась. Более того – я потерял равновесие и упал в снег, отколов часть ледяного кома от ноги лисицы. Пока выкарабкивался из сугроба, проклиная увёртливую лису, она уже была вдалеке. Ей стало легче, и она понеслась с удвоенной силой. Но и меня это разозлило невероятно! Я бормотал про себя:

– «Ну, сволочная лиса! Не на того напала! Всё равно догоню тебя!»

Погоня продолжалась ещё с километр, и лиса сдалась, остановившись. На этот раз я всё рассчитал, и промашки не было! Вскоре к беляку присоединилась лесная красавица. Она и впрямь была великолепная! Пушистый хвост волочился за спиной по снегу, когда я двинулся назад по своему следу. Только теперь я начал успокаиваться и оглядываться по сторонам. Местность была незнакомой – я никогда не заходил так далеко от деревни. Идти теперь стало значительно тяжелей, но сердце переполняла радость – вот обрадуется мать! Тревожило только одно – быстро смеркается в тайге зимой! Если станет совсем темно – я не увижу следа лыжни и заблужусь. Если будет луна – тогда и ночью можно идти по следу. А если нет?

Наконец, уже в полной темноте, подошёл к знакомым калиновым кустам. Решил:

– «По следу не пойду! Да его и не видно уже! Дегтярный ручей, насколько наслышан, выходит почти к Жирновке, а там укатанная дорога. Пусть это будет дальше, но надёжнее».

И вдруг невдалеке мелькнул огонёк, затем другой, третий. Я похолодел:

– «Волки! Всё-таки они есть, и это всё наяву! Что делать? Ведь съедят, как пить дать! Надо лезть на дерево, пока не поздно!»

Я побежал изо всех сил вдоль ручья, ища глазами подходящее дерево. Огоньки за мной! Теперь они были и на другой стороне ручья. Окружают!

Как назло – не было подходящего толстого дерева. Одни кусты и тонкие берёзки и осинки! И вдруг я уткнулся в огромный берёзовый выворотень, упавший с края оврага. Сердце бешено колотилось, я весь дрожал, как недавно моя лиса. Серые тени волков были почти у верхушки поваленного дерева, и я не рискнул обойти его – спустился вниз, пытаясь пройти мимо выворотня, и побежать вдоль ручья. Мельком бросил взгляд на корни выворотня – там зияла непокрытая снегом большая чёрная дыра. Вдруг мелькнула догадка, когда увидел эту большую тёмную нору под выворотнем:

– «Это спасение! Мне не убежать от волков! Ещё очень далеко! Заберусь в нору и буду отбиваться палками, если сунутся. Да и охотничий нож есть! Не сдаваться! О-о-о! Здорово! Рядом лежат две сухие, довольно приличные берёзки. Их, видно, тоже повалила гигантская берёза, когда рухнула. Сейчас разведу костёр. Скорей, скорей!»

Волки, уже не таясь, скулили, визжали, выли и суетились недалеко. Я все время размахивал красным маминым шарфом, который, чуть не силком, накинула мне на шею мама, когда я торопился в лес. Знал, что волки боятся красного цвета. Всё время оглядываясь, я подтянул сгнившие берёзки к своему логову, обрубал по пути ножом сухие корни выворотня. Получилась приличная куча веток, сучков и хвороста. Мимоходом исследовал и пещерку под корнем дерева. Она была сухой и просторной. Лихорадочно соображаю:

– «Вот в таких берлогах обычно селятся на зиму медведи. Странно, как они не заметили такое жилище! Мне повезло – а то бы попал к медведю!»

Появилась луна, и стало светлее. Волки стали наглеть, постепенно приближаясь к моему схрону. Теперь я их посчитал – семь штук!

Вдруг, как по команде, они кинулись в атаку на моё жилище. От страха я так заорал громко и дико матом, отчаянно размахивая шарфом и палками, что они отступили. Вся стая расположилась в пяти-шести метрах от меня, и все сразу почему-то замолчали. Торопясь, отодрал горку бересты, достал спички и начал поджигать костерок. Какая беда! Спички отсырели и не зажигались! В голове мелькнуло:

– «Проклятая лиса! Когда она увёртывалась, я упал в снег. Да упал так, что с головой влетел в сугроб. В пимы, за шиворот фуфайки, в карманы штанов попал снег! Вот спички и отсырели! Надо только успокоиться и потихоньку попытаться найти сухую спичку. И на коробке, наверное, остались сухие полоски».

Спички ломались одна за другой, а серная полоска на коробке скукоживалась, взъерошивалась и комкалась. Оставалось всего три спички! Я начал креститься и громко – вслух молиться Богу:

– «Боже! Спаси и помоги! Боже! Прости меня за мои грехи! Я буду верить тебе, и молиться всю жизнь – только спаси меня сейчас!»

И надо же! Предпоследняя спичка зажглась и береста взялась пламенем. Я громко закричал:

– Ура! Я спасён! Волки боятся огня! Пусть теперь сунутся!

Нервный шок прошёл, и я даже повеселел, громко кричал, разглядывая сквозь пламя костра волков:

– А вы красивые зверушки! Как обычные собачки! Что мне вас бояться? Я один раз в селе отбился от такой же стаи собак, когда они гуляли, и накинулись на меня!

Мороз крепчал, но костёр спасал меня от холода. Я вертелся, подставляя то один, то другой бок, только не рискуя повернуться к волкам спиной. Часы как будто остановились – так медленно шло время. Луна только подошла к зениту. А гора хвороста и сучьев медленно таяла. Я начал опять тревожиться:

– «Как бы продержаться до утра! Зачем я сдуру развёл сразу такой костёр? Испугался, конечно! Надо экономить!»

Встал во весь рост, и охотничьим ножом начал подрезать оставшиеся толстые корни выворотня. Волки зорко наблюдали за моими действиями. Через пару-тройку часов почти все корни я отрезал, отдолбил, отломал. Был весь в грязи, т.к. сухая земля с корня перемешивалась со снегом, и сыпалась мне за шиворот, на лицо и в пимы. Эти корни продлили агонию костра на несколько часов. Костёр теперь еле теплился. Я с ужасом понял, что до рассвета костёр мой потухнет, и волки растерзают меня.

Луна скатилась за бугор, и на моём поле битвы стало темнее. А волки и не думали ждать рассвет. Они опять осмелели, вскочили, начали прыгать и приближаться ко мне. И тут меня осенило:

– «Надо их задобрить! Подкормить! Ведь они чувствуют добычу, что я спрятал за спиной! Черт с ней! Лишь бы самому остаться живым!»

Встал, размахнулся – бросил куропаток, затем зайца. Что тут началось! Они все передрались! Раздался такой визг, лай, и рычание голодных зверей, что я сразу понял, что «эти парни не похожи на собак»!

Проглотив куропаток и зайца, волки ещё больше раззадорились и кинулись ко мне. Я схватил головёшку и начал ею размахивать, громко кричал и орал что-то бессвязное. Разжал капкан на лапе лисицы, снял его, швырнул замёрзшее тело лисы волкам:

– «Чёрт с ней! Пропадай, красавица! Может, спасёшь меня?»

Стая мгновенно растерзала и лисицу. Они раздухарились! Им было мало моей добычи! Они хотели меня! Один, особенно наглый волк, почти протиснулся ко мне, но я ударил его в грудь копьём лыжной палки. Он взвизгнул и отступил. Я подбросил последние сучья в костёр! Понял, что наступает развязка! В голове мелькнуло:

– «Если они все сразу кинутся – мне конец! Уже рассвет! Надо что-то предпринять! Продержаться бы часок – и я спасён! Лыжи! Черт с ними! Надо ломать их и на костёр! Палки беречь! С ними я буду защищаться до последнего! Да и ножом всё равно какому-нибудь волку пропорю брюхо!»

Лыжи переломил в трёх местах. Костёр опять засветлел. Волки отступили. Рассвет медленно наступал, а костёр опять начал гаснуть. Это подбодрило стаю, и она начала опять атаковать меня. Я заорал:

– Оставьте меня в покое! Я вам всё отдал – даже краюху хлеба! Когда вы нажрётесь?

И вдруг матёрый хищник (возможно, вожак?) появился в полуметре от меня! Он поднялся на задних ногах, пытаясь перемахнуть через почти потухший костёр на меня. Я изловчился, двумя руками, как кулисами, начал резко тыкать палками. Копьём одной лыжной палки сильно ткнул в глаза, а другим копьём пропорол брюхо. Это я почувствовал! Палка переломилась пополам от тяжёлой туши зверя (я её почти автоматически бросил в догорающий костёр). Волк дико завизжал, взмыл свечой вверх, завертелся юлой, разбрызгивая кровь на снегу.

И тут случилось чудо! Вся стая набросилась на раненого зверя, и растерзала его! Вылупив глаза, я выскочил из своего укрытия в последнюю атаку, дико закричал, кинулся в эту вакханалию, разгоняя стаю, размахивал палкой, шарфом и ножом, что-то орал и рычал, как хищный зверь! Я обезумел!

И волки отступили! Разорвав своего серого друга, они, наконец, видно, насытились и успокоились. Но не уходили – разлеглись вдалеке от моей пещеры.

Наступил рассвет. Я был в прострации, плакал и ревел, как мой трёхлетний братишка. Забился в пещеру, весь дрожал от холода и голода. Понял, что мне всё-таки не спастись от волков! Проклятые! Не уходят!

А уже показалось солнце. Страшная ночь отняла у меня все последние силы. Я стал дремать, забываться и терять интерес к жизни. Сопротивление моё было сломлено, и волкам ничто не мешало растерзать моё дрожавшее тело. Я забывался, терял сознание, опять приходил в себя. За хищниками даже не наблюдал – мне было теперь всё равно! Я был опустошён, сломлен и смят!

Вдруг, как во сне, услышал выстрел, затем другой, третий! Через некоторое время услышал детские голоса. Затем раздался громкий мужской голос:

– Он жив! Здесь он! Чёрный, грязный, но живой! Слава Богу!

Сильные руки выхватили меня из моего убежища. Придя в сознание, я открыл глаза – это был наш деревенский охотник Яшка Дроздов. Меня окружили ребятишки из нашего седьмого класса – и даже были девчонки! Все они что-то возбуждённо кричали, тормошили меня. Яшка с помощью всех ребят быстро наломал веток. Меня положили на волокушу, подложив телогрейку, охотник накинул на меня свою доху. Все дружно двинулись на лыжах в деревню – громкие разговоры, смех, шутки. Яшка Дроздов, помню, сказал:

– Что пришлось перетерпеть парнишке! Не каждый взрослый такое выдержит! Учитесь, ребятня! Малец теперь будет жить долго! Колька боролся за жизнь! Это видно по тому, как была вытоптана следами волков вся площадка перед выворотнем! Да и сгустки крови кругом. Как оклемается – сам всё расскажет! Давайте побыстрее идти! Коля! А капкан-то мой! Есть метка на нём моя! Не обижайся – я его возьму себе. Да и не нужен он тебе. Капканы тебе ещё рано иметь. Нужно умение и навыки, чтобы их ставить!

Мать, вся чёрная от тревоги, отчаяния и горя – не сомкнула глаз всю ночь. Она, оказывается, ещё до рассвета обегала всю деревню, собрала всех, и вся ватага двинулась по моему следу, который она указала. Встретила меня, заголосила, запричитала, обнимала и рыдала от радости.

В эту зиму она больше не пускала меня в тайгу…