Блудный сын
Этой – над нами – тяжелой, плохой,
Хмурой и всем ненавистной порой –
Я возвращаюсь в неузнанный город,
Я возвращаюсь домой.
Это – как будто – зачем-то, опять –
Вспять обращенная черная прядь,
Лишняя горстка монеток на сдачу,
Это любить и стрелять.
Милые – мертвые – все вы мои.
Там, на зазубренном крае земли,
Я исповедался трубке да пробке.
Вести мои не дошли.
Эта дорога – ночной образец
С выставки чьих-то заглохших сердец.
Светят продрогшие звезды кабине.
Плачет во сне мой отец.
Брак по просчету и пять к одному,
Кто не сочувствует нынче ему.
К ранам своим прижимаю, как травку,
Рвущегося прочь Фому.
Кто, не отчитан, под деревом сим,
Кто прозябает, безмолвьем томим,
В этом лесу – если мы не приходим
И по весне не свистим?
Благословляю – не раз и не два –
Диких солдат моего Рождества,
С этих всклокоченных улиц в засосах
Смерти совлекших саван.
Вытри ж столетий развод на окне.
Что-то горчит в нашем позднем вине,
Что-то морщит на стене, что-то вечно
С нами танцует в огне.
Разглядывай темноту
Разглядывай темноту,
Врученную, как дитя
Всех жутких твоих потуг.
Обернутой в черный стяг
Прими ее, гимнов друг,
Прими как удар судьбе,
Прими как веков испуг,
Нашедший заслон – в тебе.
Разглядывай темноту
В пустыне, где блеск светил
Обыскивал явно ту,
Которую не простил,
Смотрел, как в ночной затон,
В течение тысяч лет,
На ту, что была, как он,
Но больше не верит в свет.
Разглядывай темноту
Руками, как вещь – слепой,
Разгадывай на лету
Язычник ее немой.
Разглаживай снов стезю
До ровности простоты,
Чтоб этой дорогой вьюг
Пройти мог не только ты.
Расписывай темноту,
Рисуй свой эдемский сад,
Раскладывай темноту
На лик и пустой оклад.
Расклад этот всех сильней,
И он не бывает бит,
И если она в окне,
Неважно, какой там вид.
Раскаркивай темноту
С вороньей тупой алчбой,
И мертвую плоть пестуй,
Носясь как с тугой торбой.
Расшаркивай след в пыли.
Разматывай нить – быку.
Разведывай край земли.
Болтайся там на суку.
Рассветывай темноту,
Согретую от сердец.
Заблудший во сне пастух,
Все кличешь своих овец,
И палка твоя стучит
О камень святой земли,
Который всегда молчит
О том, куда все ушли.
Заблудший во мне пастух,
Я – мед на твоих устах.
Загадывай темноту
Всем тем, кто привык, что прав.
Смотри, как она черна
В зрачке бесконечных грез.
Спроси про нее у сна –
И утром не бойся слез.
Далекая война
Белый стиль проходных дворов.
Колониальный бриз.
Ангел с фронтона, увидев кровь,
Бросился прямо вниз.
Солнце отправилось к нам с его
Гипсовых похорон –
Светло, как мрамор на мир боев,
Липнет к верхам колонн.
Может, ищет оно кого –
Кто придаст больший смысл,
Может, нам обогнуть дано
Дерзкой надежды мыс…
Белый шпиль над страной коров.
Плещет глухой прилив.
Солнце, брат. Одного его
Нам не достать с земли.
Шел один
Зрела плоть
В тишине,
Пела плоть
Обо мне –
Лета миг,
Тела гимн,
Духа лик,
Счастья дым.
Шел один
Я, как перст –
Вдоль страниц,
Брайлев текст
Счел, до дыр
Зачитал
Красоты
Твой журнал.
Я иду
По полям,
Я мету
По краям
Чушь, и губ
Я не жду.
Я иду.
Я иду.
Но теперь
Ты ко мне
Входишь. Дверь
Я стене
Приказал,
В руки ключ
Сам отдал.
Будь как луч
На щеке.
Будь игрой,
На песке
Ты построй
Башен град,
Детский рай –
И играй.
И играй.
Ты – тепло
На плече.
Ты – стекло
Всех лучей.
Ты – просчет
Темноты.
День поет.
Это ты.
Я ищу.
Это я.
Отпущу
Соловья
Из груди –
Он найдет
Там, где ты,
Я и все.
Рано прощаться
Из окон все кажется голубым,
Как осень, и пахнет как тонкий дым
Последних костров на моем пути,
И ярких шатров уже не найти.
А выйдешь на улицу – лето, зной,
И все еще кто-то готов со мной,
Куда захочу… И счастливый смех
Нам голову кружит, один на всех.
Копье судьбы
Если ты было там, где было –
Между ребер Его гостило –
То расскажи, как там сердце билось;
Ты расскажи, как Ему молилось
С полным ртом пузырей кровавых,
И что на это сказал Царь Славы
Из-за разодранной завесы
В храме всей злобы поднебесной…
Где был Иосиф, чаша, братья?
Правда ли, что корабль добраться
С нею не мог ни в какую землю –
Так и остался в волнах со змеем?
Правда ли, что чистейший отрок
Принял тебя – и открылись окна
В доме Отца, и пропела птица,
Что суждено Ему вновь родиться?
Отрок с тобою в даль морскую
Ушел, и дрожало, указуя
Путь, на древке его невинном
Ты, приближаясь к цели дивной.
Так он взошел на борт опасный,
И ты вело его, точно бразды,
Направляя тот ход смиренный
К чаше со святостью нетленной.
Богу вернул он душу Сына –
И пролился там свет незримый.
Отрок исчез. А ты – осталось
С чашей-сестрой, как два металла
Памяти, скорби, чудодейства.
Так Аполлон над тьмой эгейской
Видел в стреле своей прообраз
Твой – и метнул ее наотмашь
В кольца змеи тысячелетий,
В сердце креста на крыльях ветра,
Отроком на берег явился –
И отыскал свой древний символ.
Так воскрешал он Диониса,
Так выходил он из гробницы
Собственной – и зари светлее
Вновь восходил во снах Психеи
На небо мира… О матерь веры,
Ты повитуху из легионера
Творишь мановением мифа, бреда,
Сечением Кесаревым Завета!
Где, между чьих ты нынче ребер,
Сердце чье гложешь в ржавой злобе,
Только орудье вящей славы
Для предназначенной расправы?
Все обращается в иное –
И возвращается собою.
Боги светлеют бесконечно –
Время ветшает быстротечно.
Любит копье богов дырявить!
Миром оно бессменно правит –
Неколебимая ось земная,
Неотменимая жертва рая.
Вечер
Что ж, собаки, лайте –
Вот уже и звезды.
Улицы, петляйте
Меж стихом и прозой,
Меж лицом и мордой,
Что опасно схожи,
Позвонком и хордой,
Мимо тихих кошек.
Улицы, серейте
Блекло и условно.
Из окна вдруг – флейта.
Голос – из другого,
Говорящий трудно
О любви и смерти,
Как ребенок нудный –
О своей конфете.
Предатель
Чертова ерунда портит нам план.
Чертова западня, подлый капкан.
Я бы хотел угодить – только – тебе.
Ты бы хотел отсудить – что-то – себе.
Я бы хотел повидать мертвых друзей.
Ты бы ходил навещать свой мавзолей.
Это ирония, друг. Это конец.
Я отрекусь и в сундук сложу свой венец.
Мантию вместе, иной какой атрибут…
Я никогда не хотел властвовать тут.
Ты ошибался всегда на свой и мой счет.
Рыбы, тараща глаза, уходят под лед.
Рыбы, осталась без вас мертвая гладь,
Прямо под серым окном – снега кровать.
Я не вернусь. Этот пласт стоило жечь.
К черту твой мир. Достаю – из озера – меч.
Дева, Артура во мне ты признаешь?
Слева я – вылитый он. Здравствуй за ложь.
Черному незачем дну Эскалибур.
Я начинаю – войну, кончив – борьбу.
Грозен дар горьких разлук. Он – от тебя.
Я не откликнусь на стук, даже любя.
Хоть колоти, хоть еще как барабань,
Кто-то подскажет, куда – тебе – в эту рань,
Друг мой, идти. Я – уже. Это конец.
Пал твой король – и кому вести, гонец?
Ну а пускай и не пал – не за горой
Тот одинокий, как смерть, преданный бой.
Рыцари, бездна близка. Дайте же шпор
Бедным коням – чтоб узнать, есть ли позор
В мире сильней, чем списать мертвых в запас.
Знайте же: тот, кто предаст – он среди вас.
Снежная королева
Герда у окна сидит, штопает чепчик.
Тихо у крыльца вдруг прозвенит бубенчик.
Бьет олень копытом снег искристый,
Светит на дорогу месяц чистый.
Кай бросает игры, к двери – шмыг:
Ведь за ней румяный шебуршит старик!
Сколько же подарков у него в мешке,
Серебристых песенок – в его рожке!
Братец эльф, входи! Мы так вам рады!
Мало бедным детям здесь, в мире, услады.
Горстка волшебства, да вот – любви немного…
Узелок вяжи, сестра, Каю в дорогу.
И на миг мерещится Герде жуть:
Нет оленей, эльфов, и мешка – ничуть,
А за дверью – мрак, и холод, и она:
Насмехается над ними льдов княжна.
Герда! Режет глаз тебе осколок страха,
Свет волшебных стран застят клубы праха…
Отпускай же Кая к добрым эльфам смело –
Нет в помине, знай, над ними королевы.
Владыка безумия
Тут лучше не смотреть в глаза,
Тут лучше не вставать ночами,
Не щекотать мечом узла,
Не красоваться величаво,
Когда проносится кортеж –
Дождем хлопков, оваций солнцем –
И если только невтерпеж,
Отпрашиваться в общий сортир.
Но лучше, если стерпишь. Все.
Что невдомек, то очень плохо.
По улицам тут ходит слон,
И славит люд царя Гороха.
Не видно, впрочем, ни царя,
Ни сколько внятного правленья –
Но не болтай об этом зря:
Тут не слабеют с солнцем тени.
Тут лучше не любить того,
Чего никто не понимает,
Тут лучше не любить того,
Кто всем тебя напоминает.
Удобно поспешать во тьму
Со всеми сообща и в ногу,
Угодно ставить здесь тому,
Кто всех убил, свечу, как богу.
Когда-то думал я: сам мрак
Облюбовал себе столицей
Страну, где я живу, дурак,
С надеждой: вдруг все прояснится.
Не прояснится. Но найти
Здесь повелителя кошмара –
Пустое дело, хоть верти
Всю жизнь свою гадальный шарик.
Где он? Где дьявол? Покажись!
Тут только толпы месят глину.
И лучше не спускаться вниз –
Обратных нет греху тропинок.
Как и новинок, как и роз,
Не унесенных от могилы,
Не перепроданных за грош
Влюбленным – глупеньким, но милым.
Тут лучше не прощать врагов,
И долго жить, и много помнить,
И втайне чтить своих богов,
И брезговать всем безосновным.
А может быть, уйти навек,
Найти себе страну подальше,
Где жив иначе человек:
Вчера – старик, а завтра – мальчик.