Czytaj książkę: «Северный ветер», strona 2

Многоточие

 
Мне теперь с тобой не по пути.
Может быть ещё пересечёмся,
Как – то так случилось – ни причём я,
Да и ты не ты, как ни крути.
 
 
Две стихии – воздух и огонь.
Вот казалось бы: «из искры – пламя»,
Только воздух в целлюлозу плавит
Твой огонь, какой-то не такой.
 
 
Тихо, постепенно ухожу.
«Шаг вперёд и два шага обратно».
Намотал на руку многократно
кучер (чёрт неопытный) вожжу.
 
 
У меня попыток миллион
было. Ты не понял. Я «играла».
Доигралась. Всё. Трындец. Ни грамма
Не осталось. Рухнул Вавилон.
 
 
Мне теперь с тобой не по пути.
Я сбегаю, зачеркнув все строчки.
Понимаешь, были многоточия,
Лучше не смогу, как ни крути.
 

Носки

 
Не разглядывай меня. Я плачу
И плачУ собой по мелочам.
Скручена внутри душа в калачик.
Неуютно, с горем пополам,
Уместилась на остатках малых
Выцветшей  разобранной тахты.
В полинялых шляются пижамах
Призраками ставшие мечты.
 
 
От меня остались ноль да крестик.
Да и те распались на куски.
Вычеркнуть. Забыться в старом кресле.
Да вязать самой себе носки.
 
 
Не разглядывай меня. Не нужно
Взглядами соскабливать с лица
Километры фальши заскорузлой.
Страшно, если смоешь до конца.
 
 
Я стою как шлюха у дороги,
На плечах  прискорбный мой багаж.
Я собой плачу за все итоги,
Превращаясь в пошлый антураж.
 

Мелочно?

 
Останови меня,
вдруг побегу.
Просто начни менять
на ерунду.
 
 
Сколько заплачено
ты не считай.
Новыми платьями
вдруг, невзначай
Выстрели.
 
 
Мелочно?
Ну, не скажи.
Глиной поделочной
обожжены.
 
 
Круга гончарного
сенсорный ввод.
Блеск обручального
Душит и жжёт.
 
 
Останови меня —
вдруг побегу.
или начну менять
на ерунду
я подвенечное,
стлевшее в хлам.
Видишь, у плеч моих
напополам
 
 
воздух расчёсанный
кем-то. Зачем?
Оспами. Осами.
Этим. И тем.
 

Взрослая

 
И вот я взрослая
(а может, старая?)
Основа костная
скрипит суставами.
 
 
Глаза удвоены,
Шаги замедленны,
доспехи воина
ржавеют. В'едливы
Полоски грубые,
Седые волосы,
Сигары губы мне
Из'мяли, сволочи.
 
 
По венам вспученным
На ручках тоненьких
Учить по случаю
Бы анатомию.
 
 
Глаза потухшие.
Мечты сгоревшие.
И зубки хуже все —
Не грызть орешки мне.
 
 
Коко на фешен стрит.
«Коня» на «мерина»,
А вот душа парит —
Запараллелена.
 
 
Ведь мне всё пофигу,
Всё фиолетово.
На завтрак кофий пью
Я с сигаретами,
 
 
А пиво на обед
И лучше с рыбонькой.
А вечером – сосед,
Если допрыгаю.
 

Бесприданница

 
Я вырвалась из плена.
Я лечу.
Лечу куда хочу. Мне было тесно.
Мне скучно стало и неинтересно.
И только ты, и только… но молчу.
 
 
Ты в призрачной остался глубине.
Там  «лес и дол», они «видений полны»,
И там живут не покидая комнат,
Но.. прикрывают камешки на дне.
 
 
Да ненавижу я весь этот пошлый мир!
Все эти лайки, «лав ю», «мяу – мяу»,
Какие к чёрту вы друзья?! Слащавый
устраиваете  в помойках пир.
 
 
Стихи? Да что вы знаете про них?
У вас слова, как по ****е ладошкой.
А вы сдерите с мясом, не с одёжкой,
И скальп мне дайте. Скальп, а не парик.
 
 
Красивая природа? Так пиши!
Не жуй говно, не растекайся жижей.
А так  влепи, чтобы до капли выжал
Всю душу и последние гроши.
 
 
А если любишь – сдохни, но люби.
Не распускай на розовые слюни.
Сожри все свои слёзы – сопли, плюнь их,
И напиши, как будто отъеби!
 
 
Я вырвалась  из плена.
Я лечу.
Возьми ружьё.
И пристрели не целясь…
Я ненавижу мир. Он обесценен.
И только ты, и только…
но молчу.
 

Отбаюканные колыбели

 
Подфонарные ночи бессонные
Трепыхаются, льнут мотыльками.
Отлетала и я в унисон с ними,
Догорела, спеклась – в утиль сдали.
 
 
Мы валяемся склочною ветошью —
Истрепались пыльцу собирая,
Между входом и выходом мешкаю
Позабытого в прошлом сарая.
 
 
По соседству со мной вещи разные:
Мы нечаянно все постарели.
Сны из детства наивными сказками —
Отбаюканные колыбели.
 
 
Был закат как хрустящая корочка
С подрумяненными боками.
А теперь жрёт глаза смог махорочный
Трубки выкуренной не нами.
 
 
Подзаборные мрут одуванчики
Да охрипли, базлая, собаки.
Замутызганы дурами
прачками
До исподнего наши рубахи.
 
 
Под фонариком ночи бессонные —
Мотыльков опалённые тушки.
Мелкой сеткой проёмы оконные
Затянули от мух равнодушных.
 

За горы

 
Если бы меня спросили:
«Выбирай, но времени в обрез,
С кем прощаться будешь в этом мире?
Я б сказала: «Не с кем. Мне бы без
 (от) Него  сбежать за  горы
и забыть. А если я умру —
я его смогу увидеть вскоре?
Если нет, то лучше поживу».
 

Перекати поле

 
Нет меня. Я в памяти своей,
Как в пустыне, мну песок ногами.
Складываю в душу оригами
Из засохших листьев тополей.
 
 
Тополиный пух зудит и врёт,
Варится весь мир в большой кастрюле.
Ночь луну, как жёлтую пилюлю,
заглотила в шамкающий рот.
 
 
А моя собака- поводырь
Старая – ослепла и оглохла.
Да и ладно, потому что похрен
Что там – пулемёт или пузырь.
 
 
Нам давно пора с ней отдохнуть
(или сдохнуть?), сколько можно шляться,
В результате всех манипуляций
Неизменной остаётся суть:
 
 
Нет меня. Я в памяти своей.
Догоняю перекати-поле,
На зубах песок скрипит и колет.
Что там впереди: «стреляй»?, «налей»?
 

Портреты

 
Комариный писк, укусы дней.
Нудно. Неприметно. Монотонно.
Ночь – в углу забытая икона,
А луна – лампада перед ней.
 
 
Неопределённое на вкус
Месиво меняет только внешность —
Это допустимая погрешность,
Минус бесконечности на плюс.
 
 
Цвет – притворство. Чёрный – основной.
Остальное – примеси обмана.
Не бывает «поздно» или «рано»,
Время – невзаправдашний герой.
 
 
Всё, чему учили, – сивый бред,
Лопается больно, волдырями.
Я жила в музейной панораме,
Как бездарно созданный портрет
На гвозде, забитом кем-то в стену
Криво, скособочившись смешно,
Неопределённости пятно,
Вещь, не подлежащая обмену.
 

how

 
Что мне делать с тобой, скажи.
Запечатать в простой конверт
И куда-нибудь положить,
Как коробку любимых конфет?
 
 
Как дышать мне теперь, скажи,
Если воздух мешает жить?
Что мне делать, когда дожди —
Обжигающий, огненный стыд?
 
 
Если день выбивает вдруг
Из-под ног моих всякий раз
Тот участок, где сомкнутый круг,
Что мне делать-то, что б не украсть
 
 
У себя самой лишний день,
У тебя не отнять тебя,
Уничтожить себя, как тень,
И убить тебя для себя.
 

Божья коровка

 
Кутерьма трущобных коробок
Раскрывает ладошки ветра
И кричит: «Отпускаю к деткам
Заплутавших божьих коровок».
 
 
Чертит мелом клочок асфальта,
И коряво выводит: «НЕБО»
Презирая бред ширпотреба
Рвёт об гвозди забора платья.
 
 
Лупит в кровь коленки о камни
(Только-только прижгли болячки).
И соседским мальчишкой: «Прячьтесь!»
Нам кричит. А мы бьём руками,
Набирая заноз пустячковых,
По неструганным стенам дома
И, срывая голос до стона,
Мы орём: «Чика! Зачикован!»
 

Самогон

 
Буду приходить к себе по праздникам,
Приносить ядрёный самогон.
Ночь гнобит, луна собакой дразнится
И блестит звездою на погон
В кружке алюминиевой до рубчика
В мутной и пахучей составной
Счастья, пусть обманного, но лучше так,
Чем считать взбесившихся ворон.
 
 
Буду веселить себя да баловать,
Стану комплименты расточать,
Мне для счастья нужно меньше малого —
Кончить жизнь да заново начать.
 

Одиночество

 
Одиночество вчерашнее
Мне устроило пересортицу,
Перебило все блюдца с чашками,
Спит теперь со спокойной совестью.
 
 
Отлучалась на день. Оставила
На стене я записку прописью:
Так и так мол, вдруг что- то (правильно?)
«Позвони, я примчусь» – да попусту.
 
 
Спит. Зарылось во всё хорошее.
Было – не было – перечеркнуто,
А мне жаль его – всеми брошено
Одиночество моё чёртово.
 

Птицеловы

 
Птица в руках зачем мне?
По небу пусть летает.
Я догоняю  стаю,
Не отпуская землю.
 
 
Мне журавля не надо,
По сердцу мне синичка.
Стеклышко по привычке
Жгут угольками взгляды.
 
 
Вымерли птицеловы,
Выбиты камнем окна,
Птичка совсем промокла,
Я потеряла слово.
 

Последний дождь

 
У дождя настроений много,
У меня нет и половины.
Параллельна мечте дорога,
Не умеют летать пингвины.
 
 
Говорить не умеют птицы,
Значит врать не умеют тоже.
Примерять или мерить лица —
Одинаково – те же рожи.
 
 
На оскалы цеплять улыбки,
На шакалов – медвежьи шкуры.
Надо было с первой попытки
Отобрать дурака у дуры.
 
 
На прощание руки жмутся,
Растирая рисунок линий.
Мне уйти бы и не вернуться,
Зимний вечер такой тоскливый.
 
 
В переходах темно и сыро,
Монотонно стучат колеса…
Знаешь, мыши не любят сыра,
А ещё, я не стала взрослой.
 
 
В старом доме скрипучи ставни,
Вместо окон чернеют дыры.
Я слыхала, что каждый – странник,
Арендатор пустой квартиры.
 
 
Снег затоптан, трава примята,
И привычно желтеют листья.
Если в чем- то я виновата,
Ты прости. Мне пора проститься.
 

мы непохожи

 
Мы непохожи, как луна и солнце.
Я про ушедших с грустью, сожаленьем.
А ты  с тоской: «Вдруг лет до ста придётся
Общаться с неизвестным отраженьем.»
 
 
Зловредности бормочат бормотухи,
Лассо табачный крутят самокрутки,
Как жаль, не убивают за мокрухи,
Нелепые с плеча чужого куртки
Всегда находят дом, идут обратно,
А их никто не ждёт (давно забыли).
Я думала, рождение приватно,
Ан нет, оно как в сказке: «Жили-были..»
 
 
Иванушки, алёнушки, ивашки…
Лопаты, печки да чумные сани,
А  гуси-лебеди летят, нам  машут машки
Половником дырявым с чудесами.
 
 
Куда ни плюнь – плюёшься против ветра,
Куда ни всунь – сама себя сношаешь,
Кирпич завёрнут бережно в газеты,
И от конца к началу небольшая
Натянута струна, как пуповина,
А приглядишься – поводок короткий.
Не знаю, что: другая половина
Или двойное дно в пустой коробке.
 
 
Ты с завистью на звёзды у дороги,
Я не смотрю в окно, когда хоронят…
Одни и те же  выведут итоги
Статистики разносторонних  хроник.
 

Радуга

 
Мне не хочется ни вечности ни сладкого,
Ни воды из родника в жару  ни  водочки,
Мне б забраться на скалу одной с палаткою
И рассматривать оттуда в небе звёздочки.
 
 
Разглядеть сквозь водопады сверху до низу
Все тона-полутона обычной радуги,
На камнях пересчитать от солнца полосы,
Чтобы больше никогда не думать: «Надо ли».
 
 
Шум воды привычным станет, необманчивым.
Тишина она ведь тоже заговорщица.
Кто-то с гор своих сошёл  за сверхзадачами,
Кто-то в горы убежал от одиночества,
 
 
От вранья и воронья с утра до вечера.
Научилось лицемерить даже зеркало.
Я не то что не хочу, мне просто нечего
Делать там, где всё  давно перековеркано.
 
 
Я возьму с собой немного (что осталось мне),
Автостопом  доберусь, есть люди добрые,
Расскажу чужим, у них не будет жалости.
И пойду туда, где плачут птицы гордые.
 

Туристка

 
Нет. Боязнь высоты не мешает  корячиться вверх,
Только вниз не смотри  да вставай всей стопой.
У подножия  выдал инструктор мне нож для консерв.
И назначил ответственной за водопой.
 
 
Я тот нож берегла, как зеницу, как горный хрусталь.
Прижимала к себе, не давала его никому.
И сурово всегда отвечала: «А ну-ка, отсталь.
Я его на вершину  ползком, но сама подниму».
 
 
И воды никому-никому я  испить не дала:
Соблюдала наказ и тащила наполненный жбан.
Умирала от жажды и голода, но сберегла,
На вершину допёрла, не выпила даже стакан.
 
 
Оглянулась назад: горы, горы вокруг, пелена,.
Ни инструктора нет, ни походных туристов со мной.
И тогда я всё-всё  вдруг  отчетливо так поняла:
Надо было консервы забрать и х@ярить одной.
 

Ни Ты ни Я

 
ни ты ни я, ни кто-нибудь другой,
кому нельзя ни верить безгранично,
не будет  ни победой, ни судьбой,
предпочитая  совести публичность.
 
 
зевая от усталости и лжи,
от лицемерия все внутренности сморщив,
не зная ни презренья, ни нужды,
перемахнуть козлом через заборчик.
 
 
пока хозяин-дурень лупит чад,
им послушанья пакость прививая,
устроить беспредельщины парад,
взорвать ко всем чертям пути трамвая.
 
 
угнать бы с пьедестала паровоз,
засунуть в топку  перманентность мира,
Обнять вонючих, но строптивых коз.
Они сожрут и трубку, и факира.
 

198?

 
Тетрадь закончена,
Загнуты уголки,
Подписаны: названье, адрес, дата.
Уполномочена  абсурдность от тоски
Сменить в любое время адресата.
 
 
Хмелеет почерк,
Прочерк – эгоист.
Он сам в себе, ни до кого нет дела.
Подножья строчек,
Рьяный  гармонист,
Обсценен айсберг глубины пробела.
 
 
Корявость неизбежна языка
Сухого, обезвоженного в титры.
Казалось, вот, протянута рука…
Измены измеренья  глазом скрытны.
 
 
Сырой песок дыханья не даёт,
На глубине темно, фальшиво тело,
Неэффективен под дождём  полёт,
Луна висит, а значит не созрела.
 
 
Стрелять по звёздам  любит идиот.
То нарисует, то сотрет улыбки.
Рассвет- закат – подъём-переворот,
Трюк «солнышко крутить» внутри улитки.
 
 
Одежку по сезону сменит день,
Под слой ушанки спрячет лопоухость.
Скомандует: «К ноге» чужая тень.
И кто-то ляпнет:: Ни пера, ни пуха».
 
 
Тетрадь закончена.
Плюют на уголки,
На записи тупые адресаты,
 И между прочими, такими же, как ты,
Просрочены пароли, явки, даты.
 

Запонки

 
Незаметные ямы воздушные,
Бесполезные ранние завтраки,
Лицемеров улыбки радушные,
Инкрустированные запонки,
 
 
Беспричинны запои недельные,
Неприглядно похмелье обрюзгшее,
Осуждаешь меня за безделие,
Ненавидишь моё равнодушие.
 
 
Открываешь окно – пусть проветрится,
Зажигаешь свечу – пусть оплавится,
Начертательная геометрия
Спровоцирует тени неправильно.
 
 
Обведёшь их по контурам, граффити
Нацарапаешь  тонкими иглами.
Допотоные фотографии
Мне  озвучишь забытыми  синглами.
 
 
Ну откуда ты знаешь, что главное?
Среди двух ничего не подписано.
Устаканенность филигранная
Ежедневностей от пропитого.
 

Море

 
Моё неласковое,
Холодное.
Море не красками,
Разводами.
Вылито в горсти  мои
Грустинками
Выткано моросями-
Слезинками
Нежностью штормовой
Артачится
Гранью береговой
На сдачу мне
В пропасти на поклон
Падшее
Скалы со всех сторон
Наши ли
Мне не доплыть до них
Призрачных
Мелким дождём гранит
Высечет:
Море моё, прости.
Брошу я.
Не к чему мне грести.
Прошлое
Камнем лежит на дне,
Мечется.
Мне говорить тебе
Нечего.
Мне говорить с тобой
Не о чем
Смоет следы прибой
Мелочью
Белых холодных брызг
Выпаду
Мне бы не вверх, а вниз
К выходу.
 

Последнее из невозможного

 
Смейся – это последнее
из невозможного.
Будь мы с тобой соседями,
неосторожно бы
Переходила улицу
Рядом с тобой на красный.
перестала сутулица,
Чтобы не быть старше.
 

Северный ветер

 
Люби меня, ветер, люби.
Я стану прозрачной и лёгкой.
Как белые голуби,
Как мотылёк на поклёвку.
 
 
Пух на траве  у воды
Оставили лебеди-гуси.
У водомерки следы
как дуновение грусти.
 
 
Мелкая рябь по лицу
Моря холодного, злого,
Стайка мальков по песку
Станет наживкой улова.
 
 
Скоро сорвётся  листок
Первый с насиженной ветки.
Я бы любила восток,
Если б не северный ветер.
 

Серый в яблоках

 
Сломалось солнце в перекрёстках тени.
С домов сомлевших осып'ался день,
А звёзды падали, хотя и не хотели,
Осталось лета несколько недель.
 
 
Проснётся ночь, по сумрачным карманам
Начнёт пихать потерянные сны.
И по гранёным  разольёт стаканам
И млечный путь и  мякоть от луны.
 
 
Клубком свернётся свет под фонарями,
Уронит тень не вниз, а вверх слезу,
Краюху ищет трепетно ноздрями
Конь серый. (Чует – хлеб ему несу).
 
 
Пахнёт от гривы спутанным туманом,
Развяжем путы и к щеке щекой,
За шею крепко-крепко хулигана
Я обхвачу. Он на загривок свой
меня закинет, покосится гордо,
Заржёт тихонько, обмахнёт хвостом.
Мы полетим, как птицы, по пригоркам,
Догнать пытаясь зорьку за мостом.
 
 
Сбегут от нас  сбесившиеся тучи.
Под перестук в висках сожрёт всё боль…
Среди людей мне очень, очень скучно.
Издох мой конь… не взял меня с собой.
 

Мухоморы

 
Удрать с тобой за горы голубые.
Стать бестолковой, бессердечной сукой.
Аппартаменты подойдут любые :
От облаков до ступы.
 
 
Зашкаливает стрелка на приборе,
И хрен просцышь, чего определяет,
Из леса кто-то спи@дил мухоморы.
Вот бл@дь какая.
 
 
Я край земли нашла. Воон он маячит.
Наплюй на всё, сиди, болтая с членом
А мы г@вно х@ячим и х@ячим.
В нем по колено.
 

Ты спишь

 
Ты спишь. Конечно же ты спишь.
Пусть будет сон спокойным, ровным
Дыхание твоё. Огромный
Внутри тебя  чудесный мир.
 
 
А я не знаю почему,
зачем мне подарили это.
Твоя вселенная планету
Мою не видит. Ни к чему
Ей замечать такие вспышки,
Вокруг полно ещё  чудес,
Но только задыхаюсь без
Тебя, тобой. Кричу – не слышишь
Абсурдность выдохов моих.
Ты спишь. Конечно же, ты спишь.
 
 
Я смешиваю в битой чашке
Сегодняшний и день вчерашний,
Через соломинку тяну
И за соломинку хватаюсь,
На цыпочках  нелепый танец
В пустынном зале, наяву
Или в забытом сонном царстве,
Затёрта грань и переход
Не может разделить на части,
Не может и наоборот.
 
 
А я на площади знакомой,
Но в полумраке и одна.
Вокруг дома, дома, дома..
Чужая, страшная страна…
А всё  могло быть по-другому (?)
 
 
Осталось ровно полчаса,
Свобода требует терпенья,
Синица выдохлась, теперь я
Забуду магию числа.
 
 
Полёт не станет слишком долгим.
Зависит он от высоты.
А знаешь, там ведь есть мосты,
Но мы про них, увы, не помним.
 

Ворона

 
Кончится всё. Неизбежно, процесс обычный.
Но закрываю глаза – мне становится страшно,
Не потому что забудут, здесь каждый лишний,
Боязно  думать, что станет она вчерашней.
 
 
Но если  вдруг повезёт – выбирать придётся,
Между собой и моей сумасшедшей  болью,
Дам я ей шанс, пусть одна поживет под солнцем,
Вдруг без меня она станет самой собою.
 
 
Мне без неё не нужны ни луна ни звёзды,
В чёрное небо смотрю и опять рисую
(Чем (?) не понятно), жестокое слово – поздно,
Петь не могу и тысячу лет не танцую.
 
 
Только кружусь, как ворона с крылом подбитым.
Камни бросают, кому же ворону жалко:
Черная, страшная, с клювом дерьмом набитым.
Думают: мерзость какая. Гоняют палкой.
 
 
Стая моя улетела, клюёт чего-то,
Я не могу, у меня не хватает духу
Взять и закрыть  (а бывает ведь так   охота)
Или украсть, после отрезать руку.
 

Ехидная

 
Считаю капли дождевые,
Сбиваюсь, и опять – сначала,
Сегодня осень постучала
Листками  жёлтонеживыми.
 
 
Ехидная такая штука,
Мол, знаю, некуда вам деться,
Тоска – не цель, всего лишь средство,
Круглогодичная порука.
 
 
Вздыхает август обречённо,
И я вздыхаю  за компашку.
С тобой дерябнуть бы рюмашку
Да поболтать  про всё – про всё, но…
 

Как-то все по-иному бы

 
Заскрипела суставами,
Заворочалась старая,
И противно так по сердцу
Пальчик щёлк, щёлк  щёлк, щёлк…
 
 
Прёт пустыми составами,
И неправая самая
Осень, дура курносица,
Пишет ливнем отчёт.
 
 
Подкрадётся  туманами,
Обкусает, обдёргает,
Полуслов заусеница
Так противно кровит,
 
 
Дни короткие мамины
До мозолей истёртые,
Из обрубков поленницу
Иссушить норовит.
 
 
По губам переспелыми
Ни закаты, но всполохи,
Закопченные горькими
Распоясались в хлам,
 
 
Упадут самострелами
Перепрелого холода,
Показательны порками
Вечера, пополам,
 
 
А корзины плетёные,
А косички обрезками,
И кулёчками  сытыми
Чудеса в чудеса,
 
 
Как-то всё  по-иному бы…
Покромсали  по детскому,
Перепачкали цыпками,
Вот и кончилась вся..
 

Смущенных капель разговор

 
С деревьев падают листы,
Цветные, глупые, смешные.
Жду листопадов суеты.
Дожди судачат проливные.
 
 
Смущенных капель разговор,
Подслушанный совсем нечаянно,
Чуть покосившийся забор,
Чаинок шелест, ропот чаек,
 
 
Седеющий унылый парк,
Редеющие птичьи крики,
Гусиной кожей выстлан мрак
Безлунной  ночи, жутки скрипы
Столбов фонарных у дорог
Неубранных, глухих, разбитых…
 
 
Какой короткий, жалкий срок,
И как заплаканы ракиты.
 

Ты не понял

 
Ты не понял ничего (пока),
У меня есть ровно две недели (?),
Отшуршали и отшелестели,
Мокнут под ногами облака.
 
 
Выше птиц гоняется тоска,
Скрючивает  ловко параллели,
Как-то вмиг все буквы постарели,
Высыпали белым  у виска.
 
 
Дай – не – много – и – не – мало – дай,
Нашинкует мелко дождик серость.
Мне давно до чёртиков хотелось
Встать спиной к обрыву и… гуд бай!
 
 
Выстирать глазами синеву,
Размешать  больное  водопада.
Ни-че-го, мне ни-че-го не надо.
Выдох-вдох  и с небом рандеву.
 

Мне страшно

 
Он ледяной, он сковывает всё,
А я не море и не речка даже,
И я боюсь, что не проснусь однажды
И не увижу больше ничего.
 
 
Ещё боюсь до боли, до с ума
сводящего меня немого крика,
Не выдержать и не понять сама
Себя и в состоянии транс крипта
Шагнуть туда, где был когда-то он,
И за мираж принять живое что-то,
В открытое окно мне так охота
Увидеть белых -белых миллион
в бутоны спрятанных каких-нибудь надежд,
ну хоть каких-нибудь! пусть что попало,
но чтоб живое было и дышало,
хоть на секунду параллелей меж.
 
 
Вокруг меня кривые зеркала,
А я – игрушка на подставке в тире.
Но почему мне в ненавистном мире
Так хочется хоть капельку тепла?
 

Колокольчики

 
Мои уши на кончиках пальцев,
Мои звуки в моих ладошках,
В темноте видит вибрисом кошка,
В тишине я рисую танцем.
 
 
Смеха волны с глухим ударом
Мне улыбка игольчато топчет.
Никогда не звони в колокольчик —
Я не путаю левую с правой.
 
 
Ты не любишь коротких дистанций.
Прикоснёшься и руку отдёрнешь.
Для меня этот мир будет чёрным
Без моих полоумных танцев.
 

Я жду

 
Розы срываю ещё  в бутонах
У самого горла.
Стебель не тронут.
В дом игорный
Иду
По дороге бетонной.
 
 
Кто ты – не знаю. Но мы знакомы.
В ночных перегонах
Душевного порно
Свои законы.
Я жду.
(Быстро вянут бутоны).
 

Отражение

 
Вот – я
Вот – моё  отражение.
Мы хотим поменяться местами.
Нам мешает земли движение,
Пожары, вулканы, цунами.
 
 
Нас нет
Ни в одном зазеркалье.
Мы давно убежали оттуда.
Я у края, обрыв вертикальный.
Отражение моё  от испуга
Прижимается к скалам голым,
От меня уползает дальше.
Почему год становится новым —
Отражение делает старше?
 
 
Я вру
Своему отражению:
«Подойди, мы с тобой полетаем».
Подходит. Без сожаления
С обрыва его толкаю.
 

Зашла во время разговора

 
Зашла во время разговора
И тихо, чтобы не мешать,
Закутываясь в сумрак взора,
Глаза прикрыв ладонью, шасть
За спины в угол полутемный,
Как ищет уголок укромный
нашкодивший всерьёз  малыш,
не дышишь и едва стоишь
И чрез густой  дымок и вязкий,
Чуть приоткрыв вуаль ресниц,
Неброская в толпе девиц,
Наряженных, веселых праздных,
Ты жадно ловишь даже тень,
И даже тень его ты любишь,
Сгораешь в призраке прелюдий,
И что с тобою дальше будет,
Тебе не важно  уж теперь.