Czytaj książkę: «Меденя»

Меденя,

или Горбатая Оля

Время уже приближалось к полудню. Девятилетняя девочка сидела у печи и чистила репу. В животе у неё урчало, временами издавался звук, который был даже ей неприятен. Желудок словно к спине прирос, и там казалось кто-то сосал. Так сильно хотелось кушать: девочка со вчерашнего дня ничего не ела. Жадная бабушка, отцова-мать, внучке часто кушать не давала. Сама ела досыта, а ребёнку не давала еды, голодом её морила, заставляя как рабыню батрачить и услуживать ей. А если что не так, как она хотела бы, то начинала внучку бить ремнём или по полу таскать за волосы и орать, ругаясь, да так громко, что хоть уши затыкай. Бедный ребёнок уже стал реже плакать даже от боли. Закусит губу до крови и терпит, а бабушка ещё больше злится и проклинает внучку, желая смерти и орёт:

– Тоже мне, назвали Ольгой, как княгиню. Я тебе покажу, где раки зимуют, если слушаться меня не станешь!

Бедная Олюшка ложится спать поздно, пока все дела по хозяйству не сделает, а утром рано встаёт, пока бабушка спит.

И вот сейчас девочкин взгляд остановился на небольшой круглой картошке – так этот овощ бабушка Дуся называла, – гордо глядя в окно где виднелась дорога в сторону рынка. В это время Оля уже почистила репу, и хотелось кушать.

Бабушка Дуся часто днём убегала на рынок и оттуда приходила с крепким мужчиной, смуглым, чёрным, и Оле казалось, что он сильно страшный, как и её бабушка. Девочка, завидев их, сразу пряталась в сарае или в комнате, где спала, или где-нибудь в огороде, если это было лето. Бабка начинала её ругать, чтобы она не мешала им трапезничать. Когда к ней приходили гости, то она запирала внучку в чулан, где пищали мыши и бегали даже по ногам девочки. К мышам она привыкла: они не бабка, ей боль не причиняли. Это лишь по первому разу девочка вскрикивала от неожиданности, когда грызуны пробегали, задевая её босые ноги.

Сейчас бабушка Дуся ещё не появилась, может к соседям ушла чаю попить.

– И как только они её терпят? – подумала Оля, взяв в руку, не задумываясь, картофелину, – она была чистой, тёмно-жёлтая её кожура казалась девочке вкусной.

Оля ловко ножом обрезала кусочек и, положив в рот, стала жевать, внимательно прислушиваясь к звукам и вкушая незнакомый до селе вкус сырого крахмала. Она была столь голодна, что ей сырой картофель показался лакомкой и, не заметив бабку Дусю, девочка отрезала второй кусочек от картошки и уже хотела положить его в рот, как в это время подскочила с криком к ней бабушка и ухватилась за косичку. Картошка и нож выпали из рук и Олю уже волокли по полу. Кожа головы болела, словно скальп снимала родная бабушка. Оля заплакала:

– Что я сделала тебе? – сквозь слёзы пищала она, но женщина кричала:

– Ах ты бисова кровь, ещё говорит чего сделала? Мне Махмуд эту диковину принёс, чтоб я это кушала, а ты её испортила! Дуська перестала таскать за волосы внучку и, схватив картошку, выбросила её в открытое окно, попав в курицу. Та закричала и все куры с петухом тоже от испуга подняли шум. Оля тихо плакала, вытирая слёзы грязными ладонями, оставляя на лице чёрные полосы. А женщина всё орала, чертыхалась, обзывала внучку плохими словами. Олюшка уже думала как ей избавиться от злой старухи: убежать что ли куда-нибудь? Но она не знала куда и боялась неизвестности ещё больше, чем побоев от родной бабки.

Ночью девочка просыпалась от страшного сна и думала:

– От чего мне такая жизнь дана? О Боже, или я в другой жизни была хуже, чем моя бабка и много нагрешила?

Слёзы текли и падали на жёсткую подушку из пухалок, которые зимой она рвала себе на подушку. Девочка каждую зиму обновляла подушку, чтоб она была мягкой, когда болото замерзало и коричневые продолговатые шишки камыша она в мешок дергала. Оля даже и не думала, семена это или что-то другое, и ещё обижалась на бабушку Дусю, что та спит на пуховой перине и пуховой подушке.

За последнее время, когда кур Дуська убивала, то перья собирала в наволочку, зашивала и делала из неё подушку и отдавала своему торговцу Махмуду, а тот продавал и половину денег давал ей.

Когда девочка просыпалась ночью от страшного сна, то садилась и слёзы сами текли по щекам, падая с подбородка в подол старенького платья. Вспоминая сташный сон, девочка крестилась, повторяя:

– О Боже, помилуй меня и спаси.

Ей часто снился змей с тремя головами, серо-зелёного цвета, надвигающийся на неё с разинутыми пастями, и всегда с горящими глазами, то зелёного, то красного цвета. Или во сне приснится бабка Дуся, ведя на ремне с большими рогами чёрного, с длинной шерстью крупного медведя, и всегда она это чудище направляла на внучку. Как после таких ужасных снов не проснуться?

Девочка продолжала плакать. Села у печи и стала ждать приказа бабушки, а та всё ругала ее:

– Паршивая овца, глупая, народилась на мою голову! Связала меня по рукам и ногам своим присутствием.

Она не успела рот свой закрыть, как открылась дверь и проём закрыла высокая фигура Махмуда. Он остановился и зычным голосом гакнул:

– Что за шум, а драки нету? – мужик засмеялся.

Дуська рукой махала внучке, что означало: смойся отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели. Оля встала, женщина, улыбаясь гостю, произнесла ласково:

–Здравствуй, милый, чего тебя так долго не было?

А он, увидев девочку, приговорил:

– А и дочка здесь. Пусть нам чай вскипятит, да чего-нибудь сварит.

Но Дуська продолжала выпроваживать в комнату внучку, говоря:

– Нет, нет, я сама тебе, милый, приготовлю. Зачем же ей нам мешать, пусть идёт.

Оля быстрыми шагами удалилась в комнату, маленькую, тёмную, где стояла лишь её кровать да небольшой деревянный сундук, сколоченный из грубых досок – там лежали старые вещи, а она даже не знала чьи они.

Девочка услыхала разговор. Мужской голос спросил:

– Дорогуша, дай ножик.

А женский голос засмеялся:

–Я твоего-то языка не знаю, поэтому не смей мне говорить по-своему.

– А что тут непонятного? Я тебе по-русски говорю. Я сейчас хлеб порежу,– он выложил на стол из сумки каравай коричневого цвета, от него исходил аппетитный запах.

Дуська дотронулась до хлеба.

– О, тёплый ещё, – блаженно проговорила она.

При слове хлеб Оля сглотнула набежавшую слюну и слёзы снова полились из глаз. Она шмыгнула носом и села на кровати. Голодной спать не хотелось.

– Ладно, хоть отдохну сидя тут, – подумала девочка.

А на кухне вели разговор. Женщина спросила любовника:

–Милый, ты целую неделю ко мне не приходил. Где был, у другой что ли?

– А ты сама почему на рынок не приходила? Вот там бы и увиделись.

– А как я без денег-то приду? – с укором сказала она. -Ты вон мне их не даёшь.

Он негромко засмеялся.

– Ну ты жадная у меня. Сколько тебе денег не дай, всё мало. Только и говоришь: нет их у тебя.

В печке трещали сухие дрова, горя, и пламя ярко плясало. В чайнике быстро закипела вода, и в чугуне тоже.

– Ой, я забыла туда положить картофель.

– Да ты его ещё и не съела?– засмеялся Махмуд. -Хочешь, чтоб завял овощ или сгнил? Ладно, положи варить нам по две картошки, остальное давай пожарим,– и он увидел на лавке сковороду и поставил на плиту.

Умело взял нож, почистил картошку, помыл её в кастрюле, где плавала репа и произнёс:

– В сковороду масло налей.

Дуська исполнила приказ, а он нарезал картошку кубиками и положил в горячее масло. Потом со второй и третьей картошкой он проделал то же самое. В сковороде оказалось много картофеля.

–Иди жарь, да помешивай, – приказал торговец.

Та, довольная, услужливо выполняла указы кавалера.

Вскоре запах жареной картошки поплыл во все щели и дошёл до носа девочки. Запах был ей незнаком, но какой вкусный и дурманящий. И, чтобы не упасть от голода в обморок, Оля закрыла нос рукой и открыла рот просто дышать.

Бабушка Дуся на кухне гремела посудой и смеялась без причины. Так думала внучка, которая за свою жизнь не смеялась и даже редко улыбалась.

Дуське было 42 года. Волосы были у неё седые и никто не помнил, какая она была в молодости, поэтому она выглядела из-за волос и морщин под глазами старой. Её называли все бабушкой. Но сама-то Дуська думала, что она еще девочка, и когда её обзывали бабушкой, она злилась и говорила:

– Какая я вам бабушка? Я ещё молодая,– и злилась на Олю, виня ее: – вот из-за внучки меня бабушкой зовут.

И сейчас она тоже нашла повод разозлиться на Олю.

В сковороде осталась картошка. Махмуд указал:

– Это как раз дочке. Иди позови её, пусть покушает.

– Потом поест,– фыркнула Дуська и встала со смехом, потянув кавалера в свою спальню.

Оля слышала, как скрипели половицы под ногами взрослых, а потом заскрипела кровать.Через некоторое время мужские стоны и оханья сливались воедино с женскими и разносились так громко, что девочка подумала:

– Они там щиплют друг друга что ли до боли?– и заткнула уши пальцами, но звуки ещё долго раздавались в ушах, но уже тише.

Потом бабушка проводила любовника и стала кричать:

– Эй, неряха, грязнуля! Иди на кухню. Вымой посуду, не то ремень сниму и огрею тебя за непослушание,– и пошла спать.

Внучка встала и поплелась выполнять приказ. Ноги от слабости дрожали и девочка по стенке шла шатаясь. Голова кружилась. Запах от папирос лез в нос, а на кухне царил мрак.

–А может это в глазах у меня?– тихо произнесла Оля и плюхнулась на скамейку возле стола.

Девочка окинула взглядом кухню и увидела корзину на полу в углу, и сразу заболела спина.

Корзину она эту сама плела, и вспомнила каких трудов она ей стоила.

Оля не умела плести корзины и поэтому бабушка её отправила к соседу, который плёл корзины, чтобы тот научил её этому.

Старику соседу за учёбу Дуся не платила. Он не брал за учёбу плату, лишь оставил у себя те изделия, которые вместе с девочкой сплел, их было две корзины. Дуся заставила внучку сплести две маленькие корзиночки из камышовых листьев для хлеба, чтобы перед гостями похвалиться. Ох, сколько же побоев ребёнок получил, пока корзиночка понравилась бабке. Вся спина у девочки была исполосована ремнём, а изделия, которые не понравились бабке, были брошены безжалостно в печь.

Оля посмотрела на корзину, в которую небрежно были брошены бабкины юбка и платье.

Девочка поёжилась, вспомнив, что пока эту корзину плела, как много бабушка её стегала по рукам и спине, и всё кричала:

– У тебя руки крюки, ничего-то ты не умеешь делать, уродина!

Бабушка Дуся топтала корзину, которая могла бы пойти для овощей, и девочке приходилось на другой день рано утром идти за ивовыми прутиками, мочить их в кадушке во дворе и только на третий день из них плести новую корзину.

Вдруг послышался бабушкин окрик:

– Сволочь! Иди сюда!

Оля побежала в комнату к бабушке. Та лежала на мягкой постеле. Её седые космы нечёсанными клочками распластались на подушке, руки скрещены на груди, а глаза закрыты.

Внучка подошла и тихо спросила:

– Тебе, бабуля, капустного рассола дать попить или ещё чего-нибудь?

А та в ответ рявкнула:

–Умираю, не видишь что ли? Неси рассолу и крепкого чаю, не то ремня получишь.

Девочка быстрыми шагами пошла на кухню. Там налила в кружку рассола и зашагала к бабушке, думая:

– Если бы ты, злыдня, умерла, я бы плакать не стала, отдохнула бы от тебя и от побоев.

Оля подала бабушке кружку. Дуся уже сидела на кровати, сморщив лицо. Взяла питьё и стала медленно отхлебывать, но с первых глотков закричала:

– Другого рассола что ли нет? Этот слишком кислый! Дай другой. А этот сама пей, – и вылила содержимое на внучку.Той уже и не привыкать.

– Хорошо ещё, что не в лицо плеснула, – подумала девочка, -а платье-то высохнет.

Оля побежала вновь на кухню и не нашла другого рассола, но не стала в кружку наливать этот же. На подоконнике сидел кот и таращил глаза на девочку. Она его погладила по голове, сказав:

– Опять я не угодила.

На столе в жестяной посуде находился холодный чай из еловых иголок. Женщина пила его, когда болела голова от спиртного, и на этот раз Оля налила чай немного в кружку и отнесла бабушке. Та дрожащей рукой взяла чай, морщась, выпила и снова легла, а кружку кинула в грудь внучке. Та ловко подхватила её и пошла на кухню.

На другой день снова пришёл торговец Махмуд и Оля услыхала как он говорил:

– Дуся, голубушка, я хочу взять тебя с собой, ведь работа моя здесь кончилась. Всё я распродал, поеду за товаром и в другом месте начну торги. Но придется ехать одному.

Дуся его перебила:

–Милый, а чего ты меня брать-то с собой не будешь? Продали бы этот дом и вместе бы и уехали.

Махмуд округлил большие чёрные глаза и спрашивает:

– А куда ты свою внучку-тo денешь?

Дуся засмеялась вместо ответа, а мужик продолжал:

–Если бы у тебя не было Оли, я бы тебя взял с собой. Ты не волнуйся, я когда-нибудь сюда вернусь ради тебя, ну а завтра заеду на лошади попрощаться.

Женщина заплакала, да так громко, и заголосила бзумно:

–Я без тебя здесь умру, ты приедешь только к холодным моим ногам.

Торговец засмеялся:

–Да у тебя и так всегда ноги-то как лёд, похоже ты без меня всегда голодная и крови у тебя нет, прям как лягушка.

Дуся продолжала плакать, а он её успокаивал:

– Ну не плачь, ты же ведь не ребёнок. Без меня как-то жила и сейчас проживёшь. Ну я пойду, мне надо ещё с хорошими людьми попрощаться,– и ушёл.

Дуська перестала плакать, вытерла слезы и лицо её сделалось уже не плаксивым, а злым-презлым. Она стала чертыхаться, проклиная свою внучку и заорала:

– Где ты, стерва, горбатая уродина? На мою голову села, зараза! Лучше бы ты со своей матерью подохла, а сын мой Гришенька жив был бы.

Дуська стукала ложкой по столу. К ней подбежала внучка, и только хотела разинуть рот, чтоб спросить как обычно "что, бабуля, сделать?", как сморщенная ведьма стукнула деревянной ложкой внучке по голове. Та пошатнулась, но не упала, а бабушка продолжала орать:

– Видишь, на столе грязная посуда? Вымой. Поставь на огонь чайник, чаю горячего хочу с пряниками. Сама не трогай ничего, не то руки поломаю.

От удара у Оли в глазах звёзды полетели. Она не заплакала и даже не стала мысленно ругать и проклинать бабушку, смирилась с участъю. И всё думала:

– Я, наверное, в другой жизни была плохая, даже хуже бабушки Дуси, вот поэтому в этой жизни и плачу за грехи прошлые.

Каждый день был похож один на другой, и так долго тянулись эти дни, что, казалось, и вечера не наступит, а ночи как одно мгновение быстро пролетали, что девочка выспаться и отдохнуть не успевала.

Бабушка Дуся сидела за столом на кухне и зло смотрела на внучку, думая как бы ей избавиться от неё, и все же она придумала, что от такой мысли повеселела.

– Что ж я так долго думала?– вслух произнесла, улыбаясь.– Я её на крюк повешу в чулане. И когда соседи увидят её, то подумают, что девчонка от горя сама повесилась, потому что её бабушка уехала с торговцем и её оставила.

Довольная идеей, женщина пошла в сени и, подойдя к двери чулана, открыла. Оттуда пахнуло плесенью:

– Фу ты, как плохо пахнет,– сморщив свой длинный крючковатый нос, громко воскликула Дуська.

–Лето ведь, тепло, а тут сыро?! Зато зимой хорошо было, когда на этом крюке туши козы или поросёнка висели, – женщина засмеялась, представив как висит ненавистная девчонка, и она, её бабка, невиноватая в её смерти.

На полу в углу здесь же лежала верёвка. Дуська её подняла и, встав на табурет, накинула верёвку с петлёй на крюк. Подёргала верёвку:

– Хороша, крепкая! Да и повешенная весит мало, всего лишь 10 кг, наверное,– она хихикнула и пошла звать внучку.– Сволочь, где ты шляешься? Иди ко мне! Бабушка тебя зовет.

Но в доме девочки не было, она появилась со двора.

– Что, бабуля, сделать?– спросила Оля.

Дуська схватила её за руку и потянула чулану. Поставила внучку на табурет, накинула ей петлю на шею. Оля от такого действия бабушки онемела и не успела даже слово произнести, как бабушка ногой пнула табурет и он с грохотом упал на пол, а девочка повисла в воздухе, мотая ногами. А в это время чудом появился торговец Махмуд. Увидев такую жуткую картину, мгновенно оказался возле висящего ребёнка. Правой рукой он вынул сбоку кинжал, а левой подхватил тело бедного ребенка. Кинжалом с одного размаху срезал верёвку. А в это время бабка упала на пол и обхватила ноги любовника:

– Прости меня! Чёрт попутал, я не виновата!

С силой мужчина ногой от себя пнул Дуську и она повалилась на пол с плачем, а Махмуд снял петлю с девочки, которая, задыхаясь, стала кашлять. Отчаянная женщина снова обхватила ноги Махмуда, но он с силой снова ее пнул ногой и зашагал с несчастной девочкой к выходу на свежий воздух. Дуська вскочила и, шатаясь, побежала за ними, ревя и вопя как зверь:

– Я же тебя люблю, мой Махмуд! Это все ради нас! Я готова даже в ад из-за тебя!

Мужчина, не глядя и не останавливаясь, произнёс грозно:

– Пусть твой шайтан тебя разорвёт на куски, нечисть ты поганая!

Оля всё ещё тяжело дышала и кашляла. У ворот стояла лошадь, запряжённая в телегу, на которой стояли три пустые ящика, два железных, а один деревянный, для будущего товара. Девочка открыла свои глазки, наполненные слезами, и тонкими ручонками обхватила шею Махмуда, когда-то чужого и страшного, а теперь более родного, чем бабушка Дуся.

Оля была в бреду, словно очутилась в прошлой жизни. Рядом с ней – молодая красивая мама и папа. Они её любили и папа целовал в щёки, приговаривая:

– Это мой ребёнок, она похожа на нас обоих.

Мать смеялась:

– Да, ты прав, но она и моя любимая дочка, красавица.

А бабушка в это время бурчала себе под нос:

– Тоже мне, красавица. Вот я в молодости была красавица так красавица, а эта, моя внучка-то просто обезьянка маленькая.

–Мама, ,папа… – стонал ребенок.

Махмуд, глядя на девочку с горечью, спросил:

– Как ты, дочка? Тебе лучше?

Оля молчала и сказать ничего не могла, словно верёвка до сих пор сдавливала ей горло.

А Дуська, громко рыдая, все бежала за телегой, прося прощения у Махмуда:

– Прости меня, грешную.Чёрт меня попутал. А я ни в чём сама-то не виновата. Это всё он.

Торговец положил девочку на мягкую подушку рядом с собой на телегу, взял вожжи, легко стегнул лошадь и та тронулась с места, стуча копытами по твёрдой земле.

Дуська остановилась, запыхавшись, рыдая и проклиная уезжаюших. Она кричала им в след проклятия:

–Сдохните и горите в аду из-за меня!

Махмуд по-татарски сказал что-то в ответ и Оля только одно слово узнала -шайтан.

Головка девочки клонилась от слабости и Махмуд её голову положил себе на колени. Погладил её по волосам, сочувственно произнося:

– Потерпи, дочка, всё будет хорошо. Тебя никто бить не будет, я тебе обещаю.

А девочка была словно в прошлом: лежала в тёплой постели между родителями, а они обняли её и приговаривали:

– Спи, дитятко, спи, родноая. Мы тебя очень сильно любим.

И дочь сладко спала с родителями. А утром мама и папа попрощались с ней, поцеловали её и отец снял с крюка тушу телёнка, понёс на телегу, чтобы продать в городе. Была уже весна и бежали ручейки днём. Ранним утром лужи, замерзшие, покрытые тонким льдом, трещали и хрустели под ногами у прохожих. Родители и дочь не знали, что в последний раз видят друг друга. Они были грустные, особенно мать, даже всплакнула. Муж её пожурил:

– Не плачь, ведь мы через два дня вернёмся.

Но увы. Они уже не вернулись.

Приехав в крупный город, они сразу же на рынке стали торговать мясом. А на другой же день город закрыли на карантин.Чёрная чума косила людей и стали умирать и стар и млад.Чума – эта болезнь не выбирала, косила всех подряд. И родители Оли тоже попали под чёрную косу смерти. В городе стали гореть костры и груды трупов бросали в огонь.Так девочка осталась без любимых родителей. Она тосковала и плакала, а бабушка Дуся орала на неё:

– Лучше бы ты подохла вместо своего отца, вместе со своей матерью!– и у неё наворачивались на глаза слёзы, но она смахивала их ладонью и зло начинала снова ругать внучку и стукать её кулаком куда придётся.

Вот с этого времени начались побои.

Бабушка палкой или ремнём била внучку, которой исполнилось лишь 5 лет. И вот однажды от злости бабушка железной кочергой ударила по спине внучку. Олюшка упала, вскрикнув, и дышать даже не могла. Бабушка Дуся не напугалась, а пнула ребенка ногой:

–Вставай, что тут развалилась?

Но Оля лежала у печи навзничь, уткнувшись лицом в

грязный пол. Дуська перевернула нехотя ребёнка и плаксивым голосом пропищала:

– Вставай, моё наказание!

Но внучка с закрытыми глазами лежала на полу. Дуське даже показалось, что внучка не дышит, но не напугалась и не пожалела родное дитя. Она лишь расстроилась кто будет ей прислуживать, если та умерла. Нагнувшись, женщина поморщилась:

– Умерла что ли?– и ладонью шлёпнула девочке по щеке, что щека даже покраснела.

Дуська, ничуть не сожалея о случившемся, сплюнула:

– Похоже тоже подохла, как и мать,– и встала посмотреть в окно, где уже солнце садилось красным шаром за горизонт.

Потом женщина походила по комнате и положила Оле руку на пульс. Услышав стук сердца, она подняла внучку и положила её на постель, но не на мягкую, свою, а на ту, которую уже приготовила для внучки в маленькой узкой комнате, где стояла только одна кровать и без окон.

Сколько минут прошло, сколько времени, девочка ведь не знала. Она очнулась уже в постели на жёстком матрасе, куда в последнее время её бабка спать ложила. Спина болела и девочка, изнемогая от боли, повернулась на живот.

Она ведь не могла видеть синюю спину от удара, и только стонала.

На другой день бабушка Дуся заставила внучку встать и мыть посуду на кухне. Девочка всю неделю болела, но бабушка заставляла такую малютку работать, и держала её впроголодь. Вся эта ужасная жизнь пронеслась в сознании Оли, как будто она снова прожила эти страшные моменты.

Девочка с Махмудом ехала на телеге в неизвестную жизнь.

Оля ещё была в забытьи и ощущала себя перед окном ночью. Ей было в то время шесть или семь лет- она не знала. В это время на спине от бабкиного удара у неё уже вырос горб. Красивое её личико исказилось от горя.

Она то и дело повторяла:

– Я теперь уродливая. Из-за родной бабушки.

Та стала ещё больше ненавидеть внучку и обижать, брезгуя ее уродством. И не только словами, но и побоями, да так бежалостно била, что тело у девочки было всегда в синяках.

Оля уже не росла, горб мешал.

Лошадь бежала рысцой и от неровной дороги трясло. Девочка очнулась и этот чужой чёрный дядька притормозил лошадь, помог ей сесть на подушку и спросил:

– Пить или кушать хочешь?

Она кивнула. Махмуд из сумки достал сыр с хлебом и дал девочке:

– Ешь, а запивать будешь кефиром: молоко по дороге уже скислось.

–Спасибо,– произнесла удивлённая Оля и стала медленно кусать и жевать такой вкусный сыр с хлебом, что её затрясло от наслаждения, и она заплакала.

– Но-но, не смей плакать, я ведь тебя не бью.

– Спасибо вам, добрый человек, я вам до смерти буду благодарна и буду вам служить.

Он засмеялся:

– Эх, дочка, служить она мне станет. Ты что, солдат что ли? Я тебя привезу в Крым к своей родне, будешь моей сестре Надие помогать по хозяйству. У неё муж умер и осталось двое детей: девочка твоего возраста и постарше мальчик. Вы подружитесь, я знаю. А я вам помогать стану деньгами, ещё больше буду давать для тебя.