Czytaj książkę: «Опрокинутое небо»

Посвящается моему отцу,

придумавшему эту историю.

Часть 1. Тайна провала Гелероу

– К стене! Освободить проход!

Илья, бросив взгляд на темный зрачок камеры, оглянулся. Улица пока была совершенно пустой, если не считать сидящего неподалеку на куске картона старика: тот сплюнул на грязный пол и поплотнее завернулся в рваное одеяло, но вставать не стал. Илья дернул плечами (была охота получить разряд из тазера!), развернулся и выполнил приказ, упираясь руками в прозрачный пластик. Зеленая биомасса неохотно колыхнулась и опять замерла, подернувшись едва заметной рябью рядом с ладонями.

Через пару минут послышался приглушенный звук шагов, и Илья, не удержавшись, обернулся, пытаясь разглядеть, что происходит за спиной. И тут же скривился, отворачиваясь к стене.

Служба Безопасности Города. Самая секретная и закрытая структура, обросшая множеством мифов и легенд, найти в которых зерно истины сложнее, чем дождаться морского черта, который сам приплывет к нижнему шлюзу, посветит фонариком и запросится на сковородку. Разное о них болтали: что всех бойцов спецподразделения выращивают в инкубаторах; и что рождаются они уже взрослыми, готовыми к использованию в качестве тупого пушечного мяса; про камеры в глазах и выскакивающие из рук ножи; что не чувствуют боли и голыми руками могут разорвать человека. Поговаривали еще, что все они прошли генную модификацию, и людьми являются только де-юре, а де-факто – не пойми кем. С последним утверждением спорить было сложно: Илья видел, как двигается человек в черной форме, такую пластику движений и скорость реакции он раньше не встречал. И предпочел бы дальше не встречать – лучше одному на косатку охотиться пойти, чем перейти дорогу безопасникам.

Люди официальному названию СБ предпочитали другое, более емкое и точное: падальщики. Не отягощенные моралью и глупым гуманизмом, они появлялись тогда, когда обычная полиция не справлялась или не хотела справляться. Работали быстро и исчезали, не обращая внимания на то, что осталось за ними, как щитом прикрываясь лозунгом: «Безопасность Города превыше всего».

Три человека быстро прошли мимо и свернули к лифтовому блоку. Рядом с ними летел, слегка шумя антиграв-подложкой, небольшой полупрозрачный бокс: медицинская люлька-инкубатор для транспортировки новорожденных.

Это было плохо. Закон «генетической чистоты» был принят больше сотни лет назад, еще в старом надводном мире, и его нарушение каралось куда серьезнее банальной кражи или убийства. К концу двадцать первого века человечество заменило естественный отбор повальной генной модификацией, пытаясь предотвратить большую часть возможных заболеваний еще на стадии эмбриона, и вполне в этом преуспело, заодно обязав население получать разрешение на рождение каждого ребенка. Некоторым везло, как им с сестрой, гены родителей не несли никакой «сломанной» информации, и тогда «бэби-карту» получить было легко. Но жизнь под водой, тяжелая работа и плохая еда никак не способствовали улучшению изуродованного еще на поверхности генофонда, и чистая генетическая карта встречалась редко, куда чаще требовалось вмешательство специалистов, а оно стоило денег. Которых у обитателей их сектора не было.

А если учесть небольшие размеры Города и предельную – больше миллиона – численность населения, становилось понятно, что рано или поздно неконтролируемое размножение приведет либо к перенаселению, либо к критическому количеству больных, не способных работать. Несмотря на все разумные доводы, люди пытались обойти запрет, надеясь, что родится здоровый ребенок и, главное, что его удастся спрятать. Последнее получалось редко, куда чаще приходили падальщики.

– Вот такая хреновая жизнь, – пробормотал старик, провожая взглядом безопасников.

– Какая есть, – меланхолично отозвался Илья, поворачиваясь к собеседнику.

Старик сидел неподвижно, безвольно уронив тонкие, с синими нитками выступающих вен руки. Сам он был такой же высохший, с желтой пергаментной кожей и мертвыми глазами с потерявшейся за расползшимся зрачком радужкой. Илья, поморщившись, отвернулся. Да зачем им падальщики, местные и сами успешно сокращали свою популяцию. Лет старику могло быть как семьдесят, так и сорок, а может, и меньше – не время потрудилось над иссохшим телом, а «мурена». Маленькие, почти бесцветные драже охотно убивали тело, не забывая мозг, параллельно даря пару часов забвения. Полиция с куда большим энтузиазмом следила за генной чистотой населения и лояльностью к установленным порядкам, чем за наркотиками, искренне считая самоубийство делом личным.

Отмены приказа не было – похоже, копы развлекались. Или просто чай ушли пить – подумаешь, стоит парень какой-то, еще постоит, не развалится. Илья запрокинул голову. На потолке не росли водоросли, и сразу за щелями воздухозаборника начинался давно побуревший от времени пластик, о чьей далекой юности напоминали только бледно-голубые трещины. Местами пластик отслоился, а кое-где и вовсе повис длинными лохмотьями, обнажая каркас. Наверное, когда Город строили, старались сделать красиво, думали о тех, кому тут придется жить, но сейчас никого не волновало, как уберечь жителей от депрессии, успешно нивелировав тягу к прекрасному десятичасовыми рабочими сменами.

В Верхнем Городе все было куда приличнее: высокий потолок на уровне пятого этажа, не ниже, искусственное солнце работает без перерывов, даже ночью освещение меняется, и тогда голубой свод темнеет, расцвечиваясь маленькими светлячками звезд. На нижних ярусах такой ерундой не заморачивались.

– Можете продолжать движение, – смилостивился механический голос.

Выбор, куда можно было продолжить движение, был не таким большим: жилой модуль, спортзал на соседней улице, пара баров поблизости. После рабочей смены хотелось лишь доползти до дома и упасть, что Илья и собирался сделать, но встреча с падальщиками планы слегка скорректировала. Любопытство оказалось сильнее усталости.

Узнать последние сплетни можно было только в одном месте. В официальных новостях ему в лучшем случае расскажут про последний улов охотников и урожай криля на ферме. А узнать, что случилось, было надо. Вот кому в голову пришла идея спрятать ребенка? Хотя в Нижнем Городе можно спрятать даже субмарину – на некоторые улицы полиция лишний раз соваться не рисковала – но человек же не лодка! Ему документы нужны, еда, одежда, из дома выходить, в конце концов! И хорошо, если родители сами решили отдать, а если нет? Если безопасники забрали силой? Родителей (конечно, если те выжили после встречи с падальщиками) ждут исправительные работы, а для остальных жителей сектора могут быть разные варианты: от повальных проверок до ограничения допуска на верхние этажи. Последнее было бы совсем некстати – в гильдии охотников открылись вакансии, и Илья на днях подал заявку. Обидно не попасть на собеседование из-за чьей-то глупости.

Илья недовольно пнул пустую банку, отправляя ту поближе к мусоросборнику, и свернул за угол здания с красным фонарем. Уборкой на нижних этажах жителей не баловали, хорошо, если раз в неделю проедет недовольно поскрипывающий уборщик и сгребет мусор в кучу. Хотя «Веселая аллея» была почище остальных улиц, хозяева заведений пытались следить за порядком, создавая некое подобие цивилизации.

Квартал развлечений был единственным местом во всем Городе, где можно было застать и клерков с верхних этажей, и расслабляющихся после дежурства полицейских, и работяг, поднакопивших денег на незамысловатые, зато вполне легальные удовольствия. Казино, бордели, просто бары – на любой вкус и кошелек, начиная от вполне престижных, почти элитных заведений, и заканчивая откровенными дешевыми забегаловками, в которых заказывать выпивку рисковали только самые отчаянные, давно наплевавшие на свою печень.

Полупрозрачная девица игриво обернулась через плечо и подмигнула, так соблазнительно изогнувшись, что в первую очередь возникал вопрос о наличии у той ребер и других, по большому счету, не нужных голограмме органов, и лишь в десятую можно было заметить рекламируемые прелести. Илья шагнул свозь красотку, рассыпав ту на пиксели, и остановился у ближайшего входа.

Это заведение было посолидней и подороже соседних, даже дверь вполне успешно притворялась деревянной, хотя настоящие деревья росли только в оранжерее, и пустить их на доски никому бы и в голову не пришло: основным строительным материалом в Городе был получаемый из водорослей пластик. Маленькая, с ладонь, голограмма девушки в расшитом яркими цветами кимоно улыбнулась и слегка наклонила голову, приветствуя. Илья улыбнулся в ответ, толкнул дверь. Негромко звякнул колокольчик.

– Астахов! Где ты шляешься!

– А где я шляюсь? – удивился Илья, оборачиваясь.

Номера с «услугами» были на втором этаже, а большую часть первого занимал уютный бар с диванчиками, тонконогими столиками и длинной стойкой, инкрустированной темным псевдо-деревом. За крайним столиком, спрятавшимся за пирамидальным светильником, махал руками невысокий парень, смешно выпучив невзрачно-льдистого цвета глаза, обрамленные такими же бесцветными, как и волосы, ресницами.

– Привет, Ян. – Илья опустился на диван. – Чего вопишь?

– А ты чего опаздываешь?

– Куда? – не понял Илья. – Ты опять за компом пересидел и у тебя процессор задымился?

Ян обиженно засопел и ткнул рукой куда-то себе за спину, но пояснить, что значит эта пантомима, не успел. Илья обернулся к барной стойке и приветливо махнул рукой маленькой кудрявой брюнетке, старательно расставляющей на полке пузатые бокалы.

– Привет, Вик! Есть что-нибудь пожевать? И пиво.

Хозяек заведения он знал давно, они были первыми, с кем он умудрился познакомиться в Нижнем Городе. Почти двенадцать лет назад он забрел в квартал развлечений с разбитыми в кровь кулаками и лицом – местным подросткам не понравился новичок. Может, он слишком сильно выделялся, и местные сразу распознали в нем чужака, а возможно, здесь было принято так приветствовать гостей. Тогда причины его не волновали, он просто брел по улице, пытаясь унять злые слезы и понимая, что заблудился окончательно, и не помнит, где находится их новый дом. С тех пор много воды утекло, Илья научился не убегать и бить первым, крепко запомнив, что от классического бокса драку на улице отличает отсутствие любых правил. И приветствовать противника совсем не обязательно.

Подобрала его тогда Хелен, обругав за закапанный кровью пол, а Вики разохалась, моментально притащила мокрое полотенце и чашку сладкого до приторности какао. Более разных людей, чем хозяйки «Йоко», представить было сложно. Тихая и улыбчивая Вики вечно жалела маленького Илью, пытаясь подсунуть то шоколадку, то большой бутерброд с тунцом. Шумная и громкая Хелен, железной рукой руководящая борделем, никогда не снисходила до видимого сочувствия, но именно она, когда Илья в шестнадцать, едва получив карточку совершеннолетнего, остался один с маленькой сестрой на руках, помогла оформить опекунство и взяла работать на кухню. А потом устроила в гильдию чистильщиков младшим техником. Хотя это только называлось солидно – техно-дайвер, – а так уборщик и уборщик, одна разница, что не в Городе, а под водой.

– Илюх, ну ты вообще в батискафе, – дернул его за руку Ян. – Ты новости совсем не смотришь, что ли?

Илья наконец посмотрел за спину приятеля, заодно отметив про себя, что бар непривычно заполнен людьми – вроде не выходной сегодня. На огромном экране закрутился голубой вихрь заставки новостной программы, и Вики, поставив перед Ильей кружку с пивом и тарелку, включила звук.

– …К сожалению, экспедиция не принесла радостных новостей…

Илья отставил в сторону кружку и водрузил локти на стол – он совсем забыл, что на дворе середина января, самый разгар лета в южном полушарии. Остальные посетители бара притихли, жадно всматриваясь в мелькающие картинки.

Пятидесятая ежегодная экспедиция вернулась вчера вечером, чтобы в очередной раз сообщить жителям гидрополиса, что наверху лучше не стало. Все та же безжизненная серая пустыня, неласковая, всем своим видом показывающая, что здесь только умирать хорошо, а жить не стоит. Тяжелые тучи почти ложились на плечи оператору, а под ногами закручивался спиралями по черной поверхности пепел. Грязно-серый туман висел рваными хлопьями, мешая рассмотреть сушу, но и так было ясно, что все плохо. Особенно расстраивал экран дозиметра: уровень радиации был не смертельным, сразу не убьет, но все равно слишком высоким, а главное – стабильным, не меняющимся последние лет пять.

– Чего она не опускается, – возмутился Ян. – Должна!

– Кому должна? – недовольно откликнулся Илья. – Она у тебя занимала?

– Семьдесят три года уже прошло! – не поддался на провокацию Ян. – Послушай, я тут посчитал…

– Сделай милость, помолчи, а?

Ян открыл рот, даже не планируя внять совету, но Илья демонстративно отвернулся к экрану, где одна черно-серая картинка сменяла другую, такую же, соревнуясь лишь в оттенках мрачности. На фоне изумрудных стен бара вид обожженной пустыни даже не кричал, а вопил изо всех сил – жизнь есть только тут, на дне океана, среди этих стен, где в прозрачном пластике плавает генерирующая кислород биомасса из водорослей.

К началу двадцать второго века человечество совершило технологический прорыв, базы землян появились на Марсе и Титане, велась добыча полезных ископаемых на Луне, а на орбите Венеры прочно обосновались научные базы. Но главное – ученые смогли обуздать гравитацию, что давало робкую надежду на то, что и до дальних звезд можно будет дотянуться. Последнее было совсем не лишним – плотность населения на старушке Земле была такая, что легендарные селедки из бочек могли бы с уверенностью сказать, что у них-то свободно, почти пустыня. Исчерпав резервы суши, человечество вспомнило, что у него слишком много места под водой зря пропадает, и гидрополисы объявили чуть ли не панацеей от перенаселения.

Не помогло. Планета не выдержала первой. 23 июля 2109 года принято считать первым днём Великой Катастрофы. День, когда активизировались первые вулканы на Вануату – тогда это было даже весело, и толпы любопытствующих прилетели посмотреть на шикарные огненные фонтаны, тем более, что извергались они регулярно, – но следом отозвались Индонезия и Гавайи. Затем – Йеллоустоунская кальдера. А дальше началась цепная реакция. За первые полгода была уничтожена почти половина населения планеты. Цунами, землетрясения, мегатонны вулканического пепла в атмосфере, и главное, техногенная катастрофа. На планете было слишком много химического производства, в результате выброса всякой дряни в атмосферу уровень хлорфторметана превысил все разумные значения, и озоновый слой не выдержал. Огненная волна прошла по планете, выжигая все на своем пути, и некогда голубой шарик стал серым от пепла. Человечество оказалось не готово к катастрофе такого масштаба.

С последним поселением людей на поверхности связь пропала через пять лет. Точно было известно лишь о семи уцелевших подводных городах, одним из которых был их, на дне Кергеленского плато, между Австралией и Антарктидой. Соседи тоже были в южном полушарии – ему досталось меньше, основной удар приняло на себя северное. Остались ли выжившие наверху, никто не знал.

Аналитики оптимистично прогнозировали, что лет двадцать – двадцать пять, и планета начнет очищаться, но что-то пошло не так. Пролетели первые тридцать, за ними еще двадцать, а планету все еще штормило. Озоновый слой не восстанавливался, и поверхность от окончательного обугливания спасал только парниковый эффект: из-за резко подскочившей температуры мировой океан начал интенсивно испаряться, и небо навсегда заволокло тучами. В последнее время стало меньше огненных смерчей и уровень солнечной радиации немного упал – вот и весь прогресс. За первые сорок лет планета растворила в своих недрах последствия неуклюжей деятельности человека, но атмосфера так быстро сдаваться не желала, соединения хлорфторметана могли болтаться за облаками вечно, им даже опадать некуда было. Замкнутый круг: пока атмосфера не очистится, озоновый слой не восстановится, а пока он не восстановится – та не очистится.

Все это Илья проходил еще в школе, как и то, что сейчас аналитики были более осторожны в своих оценках: еще лет пятьдесят точно придется прожить под водой. Починится ли планета за это время, непонятно, но ресурс Города истощится, и выбраться наверх все-таки придется.

– А я говорю, здесь что-то не то! – заявил Ян, крутанув в руках вилку.

– Однозначно, – согласился Илья. – Нам все врут. А зачем, не знаешь?

Картинка на экране рассыпалась на пиксели, сменившись голубоватым вихрем, и тут же вспыхнула надпись:

«Безопасность Города превыше всего!»

Способность Яна видеть мировой заговор под любой ракушкой была давно известна, но почему-то сегодня она раздражала больше обычного. Может, дело было в плохих новостях с поверхности и во встреченных падальщиках, а может в том, что Илья только что отпахал десять часов на очистке городского коллектора и просто хотел посидеть с пивом. Желательно в тишине, а не занимаясь поисками мифических врагов.

– Тут проще всех контролировать! – тут же воодушевился Ян. – Нет, ну ты сам подумай…

Илья негромко застонал и закрыл глаза. Потер согнутым пальцем переносицу – голова была просто чугунная. Не помогло, бешеный энтузиазм приятеля никуда не делся, и громкий шепот вворачивался в мозг раскаленным шурупом. Они были знакомы лет десять из прожитых Ильей двадцати шести, и желание прибить этого параноика возникало не реже, чем раз в месяц – исключительно из гуманных соображений, чтобы тот не мучился.

Ян не унимался, голова тоже, и Илья потер нос сильнее, надавливая на горбинку, память об одной из уличных драк. Рассеченная бровь тоже была платой за право ходить по улицам Нижнего Города. Но самый толстый шрам, украшающий руку от локтя до кисти, получен, как ни странно, не в драке, а на вполне мирной работе чистильщика: глупо напоролся на торчащий острый прут.

Порезаться под водой было страшно по многим причинам: и кровопотеря сразу большая, и запах крови работает как приглашение к завтраку для всех плывущих по своим делам хищников, но с этим еще можно было что-то сделать, а с законом Бойля-Мариотта – сложно. На глубине двух километров выжить можно в батискафе или огромном, неуклюжем скафандре, можно и в тонком, всего пять миллиметров, гидрокостюме, при условии, что антиграв-защита работает как надо. Но острый штырь, вспоров ткань комбинезона и мышцы на руке, разрушил и тонкую паутину, защищающую водолаза от массы воды, что давит сверху. Спас его напарник, успевший толкнуть теряющего сознание Илью под стены города: устремленные в мутную высь округлые трехгранники имели собственное защитное поле, спасающее не только от давления, но и от придонных течений.

– Ты меня слушаешь или нет? – оскорбился Ян. – Я с кем сейчас разговариваю?

«Понятия не имею», чуть не ляпнул Илья, но вовремя удержался и предложил:

– Может в зал? Разомнемся.

Невысокий, субтильный Ян был совершенно искренне уверен, что написание программного кода – вполне себе физическая активность и спорт, пальцы точно тренируются. И торчал в любимом облезлом кресле перед не менее любимым терминалом почти круглые сутки, иногда отвлекаясь на перекус и сон. Но он признавал, что Илья на его фоне выглядит эффектно: высокий, с темными волосами и карими глазами. Еще и родители постарались, заказали базовую модификацию и довели его генетическую карту до идеальной, что на внешности сказалось однозначно положительно. Даже сейчас сидящие за соседним столиком девицы не столько в головизор смотрели, сколько ему глазки строили. Илья лениво подмигнул в ответ, но подниматься и подходить к соседкам не стал.

Ян был из того самого «генетического брака», рожденный вне закона. Своих родителей, и что с ними стало, он не знал. Ему немного скорректировали последствия генных отклонений и отдали в приемную семью, но все признаки альбиноса остались, так что шансов получить разрешение на собственных детей у Яна не было. Это тоже сильно снижало его ценность в глазах противоположного пола, и друг давно махнул рукой на свою личную жизнь, вполне успешно подменив ее виртуальной.

– Вот еще! – опешил Ян. – Еще на ринг мне предложи залезть!

– Тебе было бы полезно, – согласился Илья, добавив в голос сочувствующих ноток. – А то скоро на камбалу станешь похож.

– Ну, нет! Так как мозг у нас один на двоих, то бить меня по голове нельзя! Это тебя можно, у тебя там все равно только кость!

Илья хотел привычно возмутиться, но быстро передумал. Бессмысленно напоминать этому недоделанному хакеру, что, собственно говоря, его, Илью, в отличие от некоторых, из школы, как неспособного к обучению, не отчисляли. Как и то, что школа у Ильи была куда приличнее, по крайней мере, начальная. Он уже пробовал объяснять, но Ян тут же с горячностью молодого вулкана принимался доказывать, что разностороннее образование суть вред, а никак не польза. И что ему нет никакого дела, как утонули Помпеи, и зачем Земля вращается вокруг Солнца. Или наоборот, он точно не помнит: мало того, что никакого Солнца у них нет, здесь даже неба нет, одна вода вокруг! А лично у него, Яна, не настолько много времени, чтобы тратить его на всяческую чепуху.

– Ян, клиенты, – негромко оповестила Хелен, присаживаясь за их столик. – Не пора ли уже поработать?

– Да, мэм! – Ян вскочил, скорчив морду, должную, наверное, подчеркнуть трудовой энтузиазм, но почему-то скорее напомнившую о незавидной участи древних рабов на галерах. – Так точно, мэм!

Заведение ориентировалось на клиентов с разной толщиной кошелька, и помимо живых девушек, готовых скрасить досуг за приличное количество кредитов, предлагало и более дешевые варианты развлечений. Ян трудился программистом, обеспечивая виртуальный отдых и обещая посетителям незабываемые ощущения и полное погружение в выдуманную реальность. В первом Илья даже не сомневался: Ян, обладая буйной фантазией, свои новые разработки пытался тестировать на лучшем друге. Илья даже пару раз согласился, но когда, в очередной раз натянув вирт-костюм, увидел медленно приближающегося к нему гигантского осьминога цвета «вырви глаз», резко осознал, что совершенно не желает знать, что этот монстр собирается делать своими щупальцами. Ян обозвал его консерватором и махровым ретроградом, и Илья с этим бодро согласился, попутно сообщив, что думает о гениях виртуального секса. Ян тогда обиделся серьезно, часа на два, но потом смирился и новые идеи показывал только в набросках, не пугая Илью альтернативной реальностью.

– Как Женька? – поинтересовалась Хелен, поправляя расшитую яркими цветами шаль. – Дурит?

– Да кошмар, – честно признался Илья. – Руки опускаются.

У пятнадцатилетней сестры характер даже не испортился, а просто сломался, и Илья откровенно не понимал, за что ему такое счастье и что делать с ершистым, выпустившим все свои колючки подростком.

– Давай мы с ней поговорим, – предложила Вики, занимая место рядом с подругой, благо клиенты разбрелись кто в номер, кто за столик, и у барной стойки никого не осталось. – Все-таки не чужие.

Илья кивнул: не чужие однозначно, пожалуй, здесь они с Женькой проводят больше времени, чем дома. Если бы мама знала, где прошло Женькино детство, то ее бы удар хватил, но она погибла, когда дочери было неполных два года, и узнать уже не могла. Тогда им пришлось непросто, на нянек денег не хватало, а бордель лучше, чем улица. Безопаснее точно. Он давно привык считать «Йоко» своим домом, а хозяек борделя – своей семьей. И если те поговорят с Женькой, то хуже точно не будет. Смогли же они его отговорить от участия в подпольных боях, объяснив, что вместо обещанных денег Илья с большей вероятностью получит исправительные работы (если полиция поймает), или инвалидное кресло (если вовремя не поймает).

– А чего падальщики у нас забыли? – вспомнил безопасников и их груз Илья. – Чей ребенок?

Вики вздохнула, а Хелен побарабанила длинными пальцами по столу и обернулась, словно пытаясь убедиться, что их никто не слышит. Последнее было избыточным: две имеющиеся камеры смотрели на бар и основной зал, этот столик они не цепляли. А разобрать речь сквозь тихую музыку, напоминающую шум дождя, было непростой задачей даже для компьютера. Хелен тоже не любила Службу Безопасности и постаралась сделать так, чтобы и претензий к борделю не было, и лишнего падальщики не слышали.

– Помнишь Рика? Он у вас чистильщиком работал.

Илья помнил Рика – пухлый и какой-то нескладный, он трудился в соседней бригаде. Илья еще удивлялся, что его взяли: работа чистильщика была не то чтобы опасной, но требовала определенной сноровки и ловкости. Очистка стен города от присосавшихся моллюсков и наросших водорослей была меньшей проблемой, куда сложнее было почистить шлюзовые узлы, водозаборники и коллекторные стоки, не отличающиеся особой широтой. Сам Илья тоже был не мелким, что для чистильщика скорее минус, чем плюс, зато гибким, и хорошая растяжка пока еще позволяла пробираться на самые дальние участки, замысловато изогнутые, спрятанные под решетками и затворными диафрагмами. Видимо, Рик тоже был в бригаде самым юрким, но этого оказалось недостаточно. Какая сволочь включила водяной насос, когда в трубе работал чистильщик, Илья не знал, видел только результат. Лучше бы не видел. Семья парня получила соболезнования и грошовое пособие.

– Его родители трижды подавали на «беби-карту», и три отказа, – пояснила Вики. – Видимо, с возрастом накопились мутации в ДНК. Вот и рискнули. Зря, конечно…

Илья посмотрел на ярко-желтый цветок, вышитый поверх крупных петель шали – кажется, Хелен говорила, что это подсолнух, знать бы еще, как он выглядит.

– Закон есть закон, – отрезала Хелен, поднимаясь. – Знали, на что шли.

***

О том, что последнюю пачку котлет они доели вчера, Илья вспомнил, когда продуктовая лавка осталась далеко позади. Пришлось вернуться. Кальмарами он не наелся, а настроение и так было слишком паршивым, чтобы усугублять его лапшой быстрого приготовления. На Женьку никакой надежды не было: если он сам еды не притащит, то сестрица сподобится только дойти до ближайшего автомата с чипсами и приторной газировкой.

Илья свернул за угол и притормозил, зацепившись взглядом за граффити на стене: совсем свежая картинка, даже краской еще пахнет. Рисунок был совсем простым. Будто ребенок случайно нашел кисточки и, густо измазав одну в зеленой краске, резко взмахнул рукой, оставив на стене яркую дугу. А затем желтой краской пририсовал утыканный лучами полукруг и написал внизу корявым детским почерком: «Жизнь – наверху!».

Инакомыслящие в истории человечества были всегда, и их Город не стал исключением. Некоторые, как Ян, были уверены, что планета уже починилась, и всем срочно надо выбираться наверх. Другие, наоборот, считали, что озоновый слой умер навсегда, и необходимо расширять город и искать новые ресурсы. Встречались и совсем смешные уникумы, требующие срочно возобновить научные разработки по терраформированию планет, которые велись до Катастрофы.

Илья предпочитал считать себя реалистом. Во-первых, на суше бывали не только официальные научные экспедиции. Охотники тоже изредка выходили на берег, да и сталкеры, несмотря на запреты, существовали. Достаточно иметь свою субмарину, а выход из Города был свободным. Новости с поверхности поступали из разных источников, но суть их от этого не менялась. Во-вторых, в отличие от тех, кто никогда не выбирался за стены Города, Илья сам видел, как ветшают подводные небоскребы, построенные почти сто пятьдесят лет назад. Тут бы залатать что есть, на постройку нового у них точно сил не хватит. А терраформация – вообще смешно. Пусть эти энтузиасты сначала построят пару десятков научных лабораторий и где-нибудь найдут сотню-другую ученых, а потом про искусственную перестройку планеты заикаются. Проще сразу отправить экспедицию на поиски Ктулху – вдруг найдут, и он поможет?

Все эти разговоры и поиски истины работали как предохранительный клапан на кипящей скороварке. Поговорили, пар выпустили, и опять работать на благо Города. Полиция могла посоветовать слишком активным вести себя потише, или, если кому-то захотелось донести свои идеи до широких масс, отправить нарушителя спокойствия отдохнуть на пару недель в камеру, попутно рассказав, что такое исправительные работы и какие шансы вернуться после них домой. Но всегда находились радикалы, считающие, что дело лучше слова. Правда, «дело» обычно ограничивалось перевернутыми полицейскими карами, летящими в стены местной администрации мусорными баками, и другими, столь же бессмысленными попытками добиться непонятно чего. Особо горячие головы пытались устраивать беспорядки и на верхних этажах – а это уже каралось жестко.

Жизнь в Городе с каждым годом все больше походила на выживание, и многие считали, что на поверхности все будет иначе. Наивно полагая, что стоит им вырваться из подводной ловушки, как все чудесным образом наладится. Откуда-то появится дешевая еда, работа станет легче, лекарства перестанут быть дефицитом, и, главное – больше не надо будет получать квоты на детей. Зачем? Наверху же много места, на всех хватит.

Илья давно убедился, что людей, способных построить логическую цепочку больше, чем из трех звеньев, крайне мало. Он даже не пытался выяснить у мечтателей, как они собираются выживать на поверхности? В полностью разрушенном мире, без электричества, теплого душа и доступа в Сеть? Откуда возьмутся дома, да что там дома – кто-нибудь вообще помнит, как добывать еду на суше, или все дружно готовы вернуться в каменный век? Кстати, с лекарствами тогда было всё хорошо. Их просто не существовало.

Он и сам когда-то мечтал попасть в экспедицию, а ещё лучше – в отряд первых поселенцев, чтобы строить там, наверху, новый город, борясь – обязательно героически! – со стихией… А потом детство закончилось. Резко и навсегда. Больше спасение человечества его не волновало. Есть он и важные для него люди, а остальные сами как-нибудь. Мечта тоже стала попроще и пореалистичнее: найти нормальную работу и вернуться в Верхний Город. Мир пусть другие спасают, и желательно так, чтоб его при этом не зацепило.

Илья еще раз взглянул на рисунок и шагнул к полупрозрачной двери. Темное силовое поле еще не включили, значит, открыто. Повезло.

Хозяин магазинчика колобком выкатился из-под прилавка и одернул нелепый клетчатый пиджак.

– И тебе не хворать, – отозвался он на приветствие. – Вовремя ты заскочил, я только новую порцию сделал.