Czytaj książkę: «Десерт для герцога»

Глава 1

Первое, что я обнаружила, открыв глаза – балдахин.

Самый настоящий балдахин, как в мультиках про принцесс. Темно-вишневый бархат, тяжелый даже на вид, раскинулся на деревянной раме, закрывая потолок.

Какое-то время я таращилась на него, соображая, кому и зачем понадобилось тащить в заброшенную деревню, служившую ролевикам полигоном, этакое роскошество. Сама-то по себе кровать, на которой я невесть как оказалась, выглядела меньше стандартной односпальной. Даже мне едва хватит длины, чтобы вытянуться в полный рост. Оно и понятно, кровать-то на полигон точно никто бы не потащил, обошлись, чем есть.

Стоп, а что я здесь делаю? Скромной трактирной хозяйке, которую я должна была изображать, этакое ложе вовсе не подобает. Да и не помню, чтобы я на него укладывалась. И почему голова так трещит?

Нет, очевидное объяснение того, как я оказалась в незнакомом помещении, вовсе не годилось. Я не пью. В смысле, иногда выпиваю, но не на работе. Я-то сюда не играть приехала, я вообще цивил, как выражаются ролевики. Просто парень, который должен был кормить всю эту ораву, перед самой игрой загремел в больницу. Ваня, мастер, или как это тут называется, примчался ко мне – а к кому еще ему было мчаться? Образование у меня подходящее, и дружим мы давно, еще с младшей группы садика.

Вспомнив о работе, я резко села – аж голова закружилась. Сколько сейчас времени? Комната казалась полутемной, но из узких оконец под самым потолком – не поленились же притащить пластиковые панели под камень! – падал дневной свет. Но если уже белый день на дворе, почему меня никто до сих пор не разбудил? Из полусотни голодных ртов давно бы уже нашелся один, готовый немедля пустить на фарш саму повариху, раз нормальной еды вовремя не дали. Надо бежать, хоть наскоро перекус организовать. Как же я так оплошала?

Я соскочила с кровати. Она оказалась неожиданно высокой – чуть ли не по грудь мне, так что приземление получилось далеко не мягким. Нога подвернулась, и я бухнулась на каменный пол, больно ударившись коленями и руками. Помянув недобрым словом идиота, додумавшегося вымостить пол в избе булыжниками, я вприпрыжку похромала к двери, и, распахнув ее, влетела прямиком в объятья незнакомого парня.

Лет двадцать пять на вид, высоченный, широкоплечий, и когда я уперлась ему в грудь, отталкивая, под ладонями заиграли мышцы. Характерная южная внешность: усы и коротко подстриженная бородка, черные как смоль волосы ниже плеч – аж завидно, зачем парню такая копна! – прямой крупный нос. Темные глазищи, от одного взгляда которых я залилась краской и рванулась так отчаянно, что все-таки смогла вывернуться.

Одет парень был по местной, в смысле, игровой моде. Узкие штаны-чулки, не помню, как они правильно называются, короткий приталенный жакет. Только остальные парни на полигоне носили шерсть и лен, а этот облачился в шелка. В самом деле шелка, на ощупь шелк отличается от полиэстера так же отчетливо, как натуральное мясо на вкус невозможно перепутать с соевым. Надо же, не пожалел денег на одноразовый наряд.

Да какое мне дело, в самом деле, до одежек и расходов незнакомого парня!

А вот до него самого – вполне есть. Вопрос чисто практический: раскладку продуктов и меню мы согласовывали с Ваней, в смысле, мастером, и все было рассчитано по головам. Тогда откуда взялся неучтенный игрок? Опоздал к началу? Интересно, много ли таких, опоздавших, и на сколько человек мне в таком случае готовить? Надо найти Ваню и поинтересоваться, почему это он меня не предупредил, что народа прибавится. И уведомить его о перерасходе продуктов, запас-то есть, но чтобы потом ко мне никаких вопросов.

Я шагнула в сторону, пытаясь обойти незнакомца, но он шустро заступил мне дорогу. Попытка обойти с другой стороны тоже не удалась. Да откуда ж ты взялся на мою голову! Раньше его здесь точно не было: позавчера меня со всеми перезнакомили, и все эти дни в моем трактире никто лишний не появлялся. Попробуй не заметь и не запомни этакого красавца!

Если Ваня его имел в виду, когда уговаривал, дескать, ребята будут – закачаешься, может, и приглядишь кого, то я приятеля прибью. Прекрасно же знает, у меня никого нет не потому, что парнями перебираю, когда работаешь в двух ресторанах по графику, единственное, оно же неосуществимое желание – выспаться. О свиданиях и не мечтаю.

Не мечтаю, я сказала! Ах, под взглядом этих черных глаз сердце зачастило и щеки загорелись? Как загорелись, так и остынут, а сами не остынут – водичкой ледяной на голову, чтобы всякая дурь в нее не лезла. Вокруг такого парня поклонницы наверняка как мошкара вьются, и если он на ролевуху в шелках приезжает, то однозначно может выбрать кого получше девицы с миллионными долгами, оставшимися после родителей.

Смутившись непонятно чего, я опустила глаза и чуть не умерла со стыда, обнаружив, во что превратилось мое платье. Вроде вполне приличное было, когда Ваня мне его привез. Да, с чужого плеча, но чистое и почти не ношеное. И рубашка с расклешенными рукавами, которую полагалось под него надевать, была белоснежной. И вечером все было в полном порядке. А сейчас… Платье в старых пятнах, как будто я подолом кастрюли чистила прежде, чем надеть. Рубашка приобрела тот желтоватый оттенок, который появляется у заношенных белых вещей. Это когда я успела так усвинячиться?

Я рванула к двери. Срочно переодеться в свое, плевать, что цивильное, хорош повар, который выглядит как грязнуля! Но не успела и пару шагов сделать, как парень ухватил меня за локоть.

– И куда это ты вдруг заторопилась? А как же наш уговор?

– Уговор? – не поняла я. Неудивительно, что не поняла, от этого глубокого бархатного голоса мурашки по коже побежали табунами, а сердце провалилось в низ живота, да там и осталось, растекаясь теплом. Совершенно не к месту подумалось, если бы этот, так и не представившийся, ухлестывал за мной в мой последний год в школе, резинка трусов в то время не казалась бы такой надежной защитой от поползновений. Вот и славно, что тогда был не он.

Хотя нет, у этого бы тоже ничего не выгорело. Хорош, слов нет, но смотрит, как на… словно на заветренный десерт, который испортил все впечатление от роскошного ужина. Вот пусть на других так смотрит, а у меня и без надменных красавчиков забот хватает.

Парень потряс кошельком-мошной.

– Вот деньги. Получишь, когда я удостоверюсь: было за что платить.

– В смысле? – Я попыталась выдернуть руку, но парень держал крепко.

– В прямом. Ложись и задирай юбку.

– Чего?!

Он в своем уме вообще? Нет, может это роль такая, конечно, но попрошу эту роль ко мне не применять! Я сразу оговорила, что ни в какие игры не играю, моя задача – накормить людей, получить оплату, и все. Если кто-то кого намеревается по кустам повалять, в условно-игровой форме или в реальности, это их проблемы, а мне своих хватает!

– Да за кого ты меня держишь!

– Дай-ка подумать, – ухмыльнулся он. – Наверное, я запамятовал, как называют женщин, которые приходят к едва знакомому мужчине с предложением продать невинность.

Что?! Я замотала головой, как будто это могло утрясти взбаламутившиеся мысли. Так. Пошла-ка я отсюда. Не знаю, откуда этот самовлюбленный красавчик выискался и кто ему эту роль дал, но пусть в такие игры с кем-нибудь другим играет. И уж тем более я не намерена проверять, как далеко он намерен зайти – в пределах ли ролевых условностей или…

По спине пробежал мороз. Я снова попыталась выдернуть локоть, но парень рванул на себя, и я пикнуть не успела, как оказалась стиснутой в стальных объятьях.

– А самое смешное, – проговорил он, склонившись к моему лицу так, что дыхание щекотнуло кожу. – Мне предложили купить задорого то, что я легко могу взять даром и буду в своем праве. За кого мне принять такую женщину? Не подскажешь, какое слово лучше подойдет – на «ш» или на «д»?

В этот миг я окончательно лишилась способности соображать. Нет, вовсе не потому, что крепкое мужское тело казалось горячим даже сквозь все слои одежды между нами. И не потому, что от мятного холода его дыхания мои губы словно закололо мельчайшими иголочками.

Потому что на самом деле не «ш» и «д» произнес этот незнакомый парень, а «s» и «f»¹. И не на русском мы оба объяснялись, только до сих пор я почему-то этого вовсе не замечала. Слова чужого языка, который я так толком в школе и не выучила, ложились на язык, да простится мне этот невольный каламбур, как родные.

Я выдохнула еще пару слов, теперь уже точно по-русски, но красавчик уже меня не слушал. Склонился еще ниже. Твердые, немного шершавые губы впились в мои. Никто и никогда не целовал меня так – уверенно, жадно и зло, никто и никогда, даром что до сих пор сравнивать было особо не с кем. И пока мой мозг пребывал в оцепенении, отказываясь осмыслять происходящее, рот раскрылся – от изумления, исключительно от изумления! – впуская настойчивый язык, дыхание перехватило, и с дрогнувших губ сорвался стон.

Этот звук и привел в себя. Где бы я там ни оказалась и на каком бы языке ни говорила, это еще не повод целоваться с парнем, которого я впервые увидела пару минут назад! Конечно, скорее всего это сон, а еще вернее – галлюцинации, и пора сдаваться добрым докторам с волшебными укольчиками, но слишком уж реальным все казалось. Я отчетливо ощущала, что стою на каменном полу, пробирающем холодом даже сквозь обувь, волосы жестко и больно стягивает на затылке мужская рука, а вторая ладонь нахально обшаривает мои бедра. Слишком отчетливо для сна.

– Пустите! – дернулась я, отворачивая голову. И снова на миг остолбенела, поняв, что с языка опять слетели слова вовсе не на русском. Английский, причем английский не современный, в современном же, вроде, нет «ты»? Этот красавчик мне «тыкал», а я обращалась к нему на «вы».

Знатно меня накрыло. А, может, мы все-таки говорим на русском? Может, просто это я уверена, слышу и произношу английские слова, точно так же, как соседка выше этажом была уверена, что мы травим ее газом через розетку? Но у нее-то маразм, а двадцать – явно рановато для маразма!

Что-то интересное в еду подсыпали? Тоже вряд ли, девушек на игре хватало, найти компанию можно было и без таких фокусов, а я не такая уж раскрасавица, чтобы добиваться любой ценой.

Так что со мной? Или более правильный вопрос – где я? А то и « в когда»?

Красавчика мое отвернутое лицо вовсе не смутило – снова смял в горсти ягодицу и начал выцеловывать шею, да так умело, что у меня опять перехватило дыхание и ослабли колени.

– Не бойся, я же не грубиян какой, – прошептал он, лаская губами мочку уха, и поддаваясь этой ласке я невольно сильнее прижалась к нему.

Ну да, это, видимо, вежливость такая – именовать девушку, которую намереваешься уложить, не то дурой, не то шлюхой.

– Тебе понравится, правда.

Да мне уже нравится, еще немного и вовсе голову потеряю. Вот только сон там или бред, не собираюсь я первый раз в жизни отдаваться человеку, имени которого не знаю! Каким бы красавчиком он ни был, как бы здорово ни целовался, уж точно я не буду ложиться с мужчиной, который обозвал меня потаскухой!

Если уж мой разум, вконец утомившись работой, решил подкинуть этакой клубнички, так пусть уж расстарается как следует. Шелковые простыни, розовые лепестки, шампанское, парень, от одного взгляда на которого дыхание перехватывает и который тоже от меня без ума. Да, я наслышана, что первый раз обычно бывает неловким и, мягко сказать, неприятным, но, опять же, это мой бред или чей? Раз мой, все должно быть по-моему. А пока из всего подходит только парень, да и то очень условно. «Ложись и задирай юбку» – вовсе не те слова, после которых можно позволить что угодно.

– Да пусти же ты! – Я снова попыталась его отпихнуть. И снова безуспешно – мышцы на груди, в которую я уперлась ладонями, окаменели.

– Я понимаю, что уважающая себя девушка прежде чем сдаться, должна поломаться как следует, – его следующий поцелуй больше походил на укус. – Но не находишь, что поздновато изображать уважающую себя девушку после того, как сама пришла с таким предложением?

– Да не могла я до такого додуматься! – возмутилась я.

Нет, конечно, кто не слышал этих городских легенд о том, как пресыщенные богатеи готовы хорошо заплатить за настоящую девственность. Только этот красавчик был прав, когда говорил, что ее можно легко получить и бесплатно. Условно-бесплатно, если начистоту, ухаживания никто не отменял, но уж точно не задорого. Конечно, такую девушку не в ночных клубах надо искать и не в приложениях для знакомств, но не о стратегии сейчас речь.

А во-вторых, даже два года назад, когда пьяный муд… мужик вылетел на встречку, убив моих родителей, мне и в голову не пришло добывать деньги на панели. А тогда все было куда хуже: ни родных, ни образования, ни, само собой, работы – какая работа, две недели как ЕГЭ сдала! – зато ипотека, которую родители взяли за полгода до гибели. В конце концов, кроме того, что между ног, у меня есть и мозги, и руки, и гордость. А уж сейчас, когда все более-менее утряслось, я тем более бы не стала собой торговать.

– Что вы мне лапшу на уши вешаете! Отпустите, говорю!

Парень выпрямился, заглянул мне в лицо. Захотелось стать маленькой как мышка и юркнуть в какую-нибудь норку, прежде чем гнев, разгоравшийся в черных глазах, обрушится на меня.

– Хочешь выставить меня лжецом и насильником?

Глава 2

– Нет, – пискнула я. – Наверное, это какое-то недоразумение.

Да уж, недоразумение – это точно. Или у меня просто начался психоз с галлюцинациями от переутомления – такое, говорят, тоже бывает. Только мне нельзя сходить с ума: сидя в психушке, работать не получится, а перестану зарабатывать – окажусь на улице. Значит, надо срочно вернуть здравый рассудок, только как? Я ущипнула себя за запястье, со всей силы, так, что едва слезы из глаз не брызнули. Не помогло. Вот разве что красавчик разжал объятья и отступил на шаг, но вряд ли причина была в этом щипке.

– Недоразумение, значит. – Лицо его дышало яростью, глаза метали молнии, будь он лет на двадцать постарше – громовержца можно было бы рисовать. – Значит, сперва умоляла, а теперь делаешь вид, что ничего не было? Недаром ты носишь имя той, кто стала причиной первородного греха. Тоже кого угодно доведешь своими лживыми увертками!

Нет, это уже чересчур! То, что родители решили назвать меня Евой, еще ни о чем не говорит! Да и вообще, у Адама своя голова на плечах была, и нечего все на жену валить! Вечно мужики думают не тем местом, а потом женщина у них крайняя!

Парень, тем временем, продолжал кипятиться:

– А может, ты решила, что обещанной суммы мало, и удастся вытянуть побольше шантажом? Лучше не пытайся. Или забыла, кто я?

– Да и не знала, вообще-то, – брякнула я. – Я тебя в первый раз вижу.

Парень ошарашенно вытаращился на меня, кажется, потеряв на время дар речи. Прежде, чем он опомнился, каким-то шестым чувством я поняла – бежать. Делать ноги немедленно, пока он окончательно не решил, будто я издеваюсь. И я рванула, задрав юбку чуть ли не до пояса, чтобы не путалась в ногах. Едва успела выставить руку, чтобы не выбить дверь носом с разбега.

За дверью оказалась не деревенская улица, а короткий коридор, но я почему-то не удивилась. Ноги несли сами, будто знали куда. Я пробежала по нему так быстро, что гобелены на стенах слились в одно разноцветное пятно. Слетела с винтовой лестницы, несколько раз чудом не свалившись и не пересчитав копчиком ступени.

Еще коридор, в этот раз не безлюдный. Кто-то с гоготом потянулся ко мне – я увернулась, даже не замедлившись, как будто привыкла к попыткам облапать и давно умела их избегать.

Тяжелая дверь, которую я снова с разбегу распахнула собственным телом. Двор, какие-то постройки, стены. Замок? Где я? Что со мной? Почему я знаю, куда бежать?

Но размышлять обо всем этом было некогда, я неслась под свист, улюлюканье и нестройные выкрики – видимо, всем, кто оказался во дворе, было дело до перепуганной девушки. Какой-то мужик с перебитым носом выскочил передо мной чуть присев и растопырив руки – я легко поднырнула под загребущие грабли и понеслась к воротам. Ров, подъемный мост – глаза едва успевали замечать все это, в разуме билась только одна мысль – бежать. Даром что сердце колотится в горле, воздуха не хватает и колет в боку. Бежать! Говорят, Альбин страшен в гневе, и проверять, так ли это, на собственной шкуре совершенно незачем.

Опомнилась я где-то в лесу, когда ноги окончательно отказались держать. Едва не свалилась в придорожные кусты. Пока восстанавливала равновесие, умудрилась оцарапать шею и едва не выколола глаз. Шагнула обратно на дорогу, и тут меня стошнило, не то от непривычной нагрузки – никогда я не бегала такие кроссы – не то от страха. От страха, скорее всего: желудок оказался совсем пустым, только горечь никак не хотела уходить изо рта. И, как на грех, с собой ни фляжки, ничего.

Сойдя с дороги, я сорвала веточку мяты, чтобы зажевать гадкий привкус, но, не успев ее сунуть в рот, застонала – запах живо напомнил холодок дыхания Альбина. Похоже, он не только за кошельком выходил.

Он ведь меня найдет. Да что там, и искать не надо особо. Трактир «Свин и сардины», на мысу. По левую руку, если стоять лицом к морю – Черная бухта, в лиге по берегу – деревня. Не доходя до нее, дорога раздваивается, одна ведет через деревню к замку, очертания которого видны на горизонте в ясную погоду. Вторая – в город, что находится в дневном переходе от нашего трактира.

По правую сторону от трактира, опять же, если смотреть на море – Сардинная бухта, которую мыс напрочь закрывает и от деревни, и от замка.

И уж кто-кто, а капитан замкового гарнизона, внебрачный сын герцога, прекрасно знает и этот мыс, и трактир, и меня. А уж он сам прославился на всю округу – неудивительно, что так оторопел, когда я заявила, будто впервые его вижу.

По слухам, прижитый от цыганки, словно в насмешку прозванный Альбином², герцогский бастард унаследовал не только внешность, но и горячую кровь матери, которая, опять же по слухам, сбежала, едва придя в себя после родов. Вечно вопящий сверток она оставила в замке. Герцог не стал сбывать ребенка с рук, растил, выжидая, проявится ли магия. И когда подтвердилось, что ребенок – маг, нашел ему учителя. Хотя признавать бастарда так и не стал.

Господи, о чем я? Какие герцоги, какие бастарды? Я же ничего этого не знаю и не могу знать! Да и вообще сроду ни одного аристократа живьем не видела! В России вот уже больше века аристократы – вид краснокнижный!

Но ведь сейчас-то я не в России. И полчаса назад бойко шпарила на языке, которым в реальности и пары мыслей не смогла бы выразить, несмотря на отличные оценки! Откуда я его узнала? И не оттуда ли знаю, как об Альбине шептались, дескать, дерзок не в меру, места своего не знает, все потому, что за острый ум и сильную магию герцог ему позволяет куда больше, чем стоило? А теперь все чаще поговаривали, будто герцог намерен не только признать, но и усыновить бастарда по всем правилам. Альбин, поди, уже предвкушает день, когда сможет расплатиться со всеми, кто за глаза называл его ублюдком. В глаза-то давно никто не осмеливался.

За спиной раздался мерный топот копыт. Я подпрыгнула: накаркала! Вспомнила о нем и накаркала, Альбин за мной поехал, не снес, видать, оскорбления.

Что со мной сделает разъяренный герцогский сынок, привыкший ни в чем не встречать отказа, даже думать не хотелось.

Я попыталась бежать, но ноги подчиняться отказались и сердце прыгнуло в горло, мешая дышать. Видимо, то отчаянное спасение из замка стоило мне всех сил. Все, на что меня хватило – сигануть в придорожные кусты, съежиться там, глядя на дорогу сквозь листья.

Мало кто смел перечить Альбину, даром что вроде как простолюдин. Все же знали, чей он сын. В нашем герцогстве, как и в любом наследственном владении, власть лорда превыше королевской и даже божеской. Господь – высоко, а господин – вот он.

Господи, помоги. Я зажмурилась. Казалось, сердце, что колотится набатом, выдаст меня.

Как меня угораздило его разозлить? Как я вообще додумалась обратиться с совершенно непристойным предложением именно к Альбину? Даже странно, что он согласился заплатить. Ведь в самом деле мог просто задрать мне юбку и сделать все, что пожелает, кто бы ему слово поперек сказал? Но вроде бы мы договорились – только для того, чтобы я сбежала, когда пришло время исполнять свою часть сделки.

Размеренный топот копыт приближался. Я вцепилась зубами в кулак, чтобы не заскулить от страха. Ишь, не торопится. Знает, что все равно никуда не денусь. Угораздило же меня наворотить дел!

Всадник остановил лошадь. Неужели Альбин заметил следы в дорожной пыли и понял, куда я спряталась? Сквозь листья я видела только четыре ноги примерно от середины бабок до колен, а высунуться посильнее было страшно – как бы не выдать себя. Странная масть у коня, невнятно-бурая. Альбин же обычно ездил на рыжем, золотисто-абрикосового цвета.

Ноги свернули с дороги, двинулись ко мне. Я сжалась – может, все-таки пронесет? Затрещали ветки. Нервы мои не выдержали, заверещав как ненормальная, я вскочила, собираясь бежать, и обнаружила в паре метров от себя чудовище с разлапистыми рогами.

Чудовище фыркнуло и понеслось прочь, я осела на подогнувшихся ногах, одновременно смеясь и размазывая по щекам слезы. Лось. Просто лось. И, кажется, я напугала его не меньше, чем боялась сама.

«Я». А кто – я?

Я спускаюсь со ступенек сцены, сжимая в руках аттестат вместе с медалью «за особые успехи в учебе». Мама промокает глаза бумажным платочком.

– Так Вите и надо, – говорит вдруг она, когда я сажусь рядом. – Сколько просила – уходи ты с этой «скорой», и так не заметил, как дочь выросла! Нет, уперся: если все уйдут, кто останется? Вот пусть теперь локти кусает, что не видел, как тебе аттестат вручали.

Я улыбаюсь, обнимая ее. Сегодня мне не хочется ни обижаться самой, ни видеть чужие обиды. Папа почти всегда на дежурстве, и подменить его некому, я давно привыкла к этому. Да и мама ворчит скорее для порядка, давно смирилась.

Распахивается дверь трактира, отец, переменившись в лице, взглядом указывает мне на двери в кладовую. За кладовой – двери в наши комнаты, куда гостям нет хода. Я спокойным шагом двигаюсь к двери, отец, кланяясь, устремляется навстречу гостям, лепечет о том, какая это для нас честь. В самом деле, в последний раз люди герцога заглядывали к нам поесть в тот год, когда родилась Бланш, это, выходит, десять лет назад? Мне нужно предупредить ее и Джулию, чтобы не высовывались, и самой скрыться с глаз. Все мы давно умеем увильнуть, не меняя выражения лица, прежде, чем мужская лапа дотянется до талии или мазнет по груди. Знаем, как разговаривать с буйным пьяницей и как утишить гнев недовольного постояльца, но купцы и их охрана – это одно, а на людей герцога, случись чего, управы искать негде.

– Эй, красавица! – окликает меня властный баритон.

Я оборачиваюсь, и сердце пропускает удар. Конечно, я знаю Альбина в лицо, кто ж его не знает, но никогда не видела так близко.

– Что вам угодно, милорд? – склоняюсь я.

– Чем у вас кормят сегодня?

– Чечевичная похлебка с зеленью, милорд. Постная.

Черный нездешний взгляд обжигает, я заливаюсь краской. Отец словно невзначай вдвигается между мной и Альбином.

– Если милорд пожелает, я запеку на решетке ставриду утреннего улова. А вашим людям…

– Не мельтеши, – перебивает его Альбин. – Сойдет и похлебка. Хлеба и пива, само собой. – Он улыбается мне. – Накормишь, красавица? А ты займись моими людьми. – Это уже отцу.

Отец комкает в руках полотенце, но перечить не решается.

Я устремляюсь к полкам, где сложены миски, дорогу мне преграждает мужчина в кольчуге – впрочем, они все сегодня в кольчугах. Я привычно сдвигаюсь в сторону, но в этот раз маневр не удается – мужчина сгребает меня в охапку. И в тот же миг раздается голос Альбина:

– Джек.

Короткое слово звучит как пощечина. Детина вытягивается в струнку, руки по швам.

– Виноват, милорд.

Я выдыхаю, не успев толком испугаться. Похоже, капитаном Альбин стал не только благодаря происхождению. Я насмотрелась на купеческих охранников – редко когда старший умеет осадить своих людей с полуслова и без зуботычины.

Все то время, пока я разношу еду, потом собираю тарелки, за мной неотступно следует взгляд черных глаз, от которого у меня горят щеки.

Неделю после отец не выпускает меня из трактира – не ровен час беда случится. Но, к счастью, сыну герцога недосуг вспоминать о дочке трактирщика.

Я сжала руками виски и застонала. Не помогло. В голове продолжали тесниться, мешая друг другу, образы из двух жизней, на двух языках.

Я – Ева. Дочь участкового терапевта и врача скорой помощи. Примерная девочка, планы которой на истфак и дальнейшую жизнь накрылись одним далеко не прекрасным июльским днем. Да черт с ним, с истфаком, я бы согласилась всю оставшуюся жизнь мыть туалеты, лишь бы не было того бесконечного кошмарного дня, когда я никак не могла дозвониться родителям, и всего, что за ним последовало.

Я – Ева, никогда даже не слыхавшая о России. Дочь трактирщика и урожденной графини, что звучит нелепицей, но все же правда. Девушка, дошедшая до крайней степени отчаяния прежде, чем решилась обратиться к сыну герцога. Просто не нашла другого способа добыть денег, чтобы оплатить долги отца.

Да что же это, карма у меня такая, что ли – оказываться по уши в чужих долгах?!