Czytaj książkę: «Наследники Белого слона», strona 6
Испытуемый молчал, а потом выдавил:
– Убирайся…
– Как скажешь, – и Бесцветный встал, все ещё держа загнутыми три пальца правой руки.
Критически осмотрев свою руку, он заметил:
– В самом деле не так уж много, даже если я выброшу главный козырь, – и он загнул ещё палец. – Можно было с него и начать… Покойниками не интересуешься? Мумию фараона, правда, предложить не могу, а посвежее есть.
– Что?! – Джем встрепенулся. – Хочешь сказать, что тебе известно, где труп моего дяди? – и он в волнении вскочил.
– Угу. Но ты получишь его только тогда, когда мы всё закончим.
– Да кто ты такой, чёрт тебя дери! – взорвался Александер и бросился на незнакомца.
– Я тот, кто послал телеграмму, – невозмутимо ответил Бесцветный и ловким тычком большого пальца, оставшегося не у дел при подсчёте, вывел нападавшего из игры.
Когда же тот сумел подняться на ноги, он миролюбиво добавил:
– Вижу, ты согласен. Тогда собирайся, съездим в одно место.
– Не боишься, что сбегу? – поинтересовался Александер, когда они вышли на улицу и прошли пешком квартал, прежде, чем сесть в потрепанную серую машину, такую же безликую, как её хозяин, предусмотрительно припаркованную в безлюдном переулке – подальше от любопытных глаз.
Про себя он отметил, что это не та машина, что следила за ним.
– Зачем тебе бежать? – равнодушно отозвался Бесцветный, включая зажигание. – Я тебя не под венец тащу, – при этом он привычно-внимательным взглядом обшарил переулок. – Ты у меня на крючке. Думаешь, как я тебя вычислил?
– Следил!
– Я не ищейка. Просто встретил тебя в аэропорту, а остальное – дело техники.
Александер ждал дальнейших разъяснений, но их не последовало.
– Я не делюсь своими секретами, – пояснил Бесцветный, – это мой хлеб. Утешься тем, что в ближайшее время ты для меня – живой радиомаяк.
По встречной полосе пронеслись, отжимая остальные машины к обочине, несколько крытых брезентом грузовиков, набитых людьми в форме. Осмыслив услышанное, молодой человек вскипел:
– Ты подсыпал мне какую-то дрянь? А если я из-за этого загнусь?
– Если ты и загнешься, то не по моей вине. Что же до побочных эффектов, то страдать приходиться мне: ночи напролет я вынужден слушать твой храп и прочее – музыка, поверь, не из приятных!
Дорогу то и дело преграждали военные и полицейские патрули. Несколько раз они застревали в пробках: в одном месте шоссе перегораживал бронетранспортер, поодаль пылал автобус, стояли машины "скорой" и они заметили несколько носилок, покрытых белым. В другой раз они застряли при въезде на большой мост: одни водители рассказывали что-то о террористах, якобы заминировавших трассу, другие говорил о манифестации в центре. Толком же никто ничего не знал.
Ни то, ни другое особенно не взволновало Александера: всякие заварушки вызывали у него лишь гадливое раздражение – и чего кому-то неймется? Он был глубоко убежден, что все неприятности возникают лишь из-за недостатка денег. Деньги были для него не целью, но – средством, он умел их добывать, и считал, что если не умеешь делать бабло цивилизованно, то есть, не обязательно честно, но без лишнего шума, то лучше сиди и не дергайся. Разговоры же о какой-то там «свободе» вызывали у него ироническую усмешку: деньги – это и есть свобода, и нет двух других слов, столь близких друг другу по сути.
Он размышлял об этом, пока ехал со своим загадочным спутником, а также о том, что его дела весьма далеки от желаемого идеала, и что все проблемы очень хорошо можно было бы решить за счет дядюшкиных миллионов.
Потом его мысли переключились было на так некстати всплывшую наследницу. После истории с пустым листком он не был уверен, что тот легавый не блефовал: решил, что нарвался на простофилю, и хотел сорвать легкий куш. Плутишку подвела внешность Александера: этакий типичный умник-книгочей. Но под этой личиной скрывался еще один человек – азартный, беспринципный, опасный. О существовании этого второго Джем и сам лишь догадывался.
А если "дочурка" и вправду существует? Нет, ерунда… Он точно знал: у дяди не было детей, во всяком случае, он никогда об этом не упоминал. Разве что, какие-то грешки молодости… И потом, старик терпеть не мог женщин, а уж сама мысль о браке и связанных с ним прелестях и вовсе была ему нестерпима: у старого буки были лишь две страсти – наука и деньги. И вдруг – дочь! Хотя… Выяснил же он на днях пикантную подробность из его биографии, а ведь тоже – кто бы мог подумать такое!..
И в этот самый момент он неожиданно снова заметил в боковом зеркальце знакомый белый "форд". Это озадачивало: была ли связь между этой слежкой и его странным знакомцем? Случайно или намеренно, они оторвались от "хвоста". Поколебавшись, он решил ничего не говорить Бесцветному: пусть держат его за простачка.
***
Они оставили машину, потом долго петляли переулками. "Хитрит, лиса", – понял Александер. Войдя, наконец, в просторный вестибюль одного приличного многоэтажного дома, они свернули к лифту, но когда открылись дверцы кабины, Бесцветный нажал, не входя, кнопку и лифт уехал пустой.
Они же, тайком от посторонних глаз – консьерж со своего места не мог их видеть – спустились в подвал и пробрались теплыми, попахивающими канализацией, ходами до широкого вентиляционного отверстия. Бесцветный ловко и привычно снял решетку, и они полезли по узкому лазу. Александер потерял ориентацию, но, в конце концов, они непонятным образом очутились на чердаке одного из строений в конце той же улицы, где стоял дом, куда они вошли в начале своего путешествия.
Джем огляделся: унылое местечко… Кучи пыли, сора и птичьего помета, с балок свешиваются толстые холсты паутины, ею же, вперемежку с пятнами плесени, украшены почерневшие гниющие стены.
– Долго ты собираешься меня здесь держать?..
– Можешь уйти, когда тебе вздумается. Здесь, конечно, не пятизвездочный отель, но он тебе и не по карману.
– Я не бездомный! – заносчиво ответил Джем, принимая из его рук сверток, оказавшийся спальным мешком.
– Жрать хочешь? – и, не дожидаясь ответа, Бесцветный сунул ему пластиковую упаковку "Обед на скорую руку".
Джем сорвал яркую ленту со дна коробки, и, подождав, пока липкий слой, скрывавшийся под ней, изменит свой цвет, – значит, пища разогрелась – стал поглощать содержимое.
Бесцветный с непонятным выражением лица следил за его манипуляциями. Потом он с кошачьей ловкостью залез куда-то наверх и достал несколько пухлых кожаных папок. Отбросив пустую упаковку от еды, – Бесцветный тут же подобрал и уничтожил её, – Джем с любопытством приоткрыл одну из папок: распечатки, фотографии, копии каких-то документов, записи, сделанные от руки…
– Похоже на картотеку… – заметил он.
Его внимание привлек кричащий заголовок на одном из листов. Речь шла о деле трехлетней давности, когда от рук маньяка погибло очень много людей. К статье было приложено подробнейшее досье, включая копию уголовного дела. Остальное содержимое этой папки носило такой же характер: море крови и грязи. Он с терпеливым отвращением пролистывал страницу за страницей, а перевернув последнюю, невольно затряс головой, точно пытаясь сбросить груз прочитанного.
Бесцветный вопросительно взглянул на него.
– Я всегда подозревал, что род человеческий далек от совершенства, – равнодушно заметил Джем.
– Ты не смакуй подробности, а следи за общими деталями, – по-отечески посоветовал Бесцветный.
"Вы могли бы вырасти в действительно крупную фигуру, Александер,"– говаривал ему в бытность его в Западном университете профессор Швейцер, – Джему повезло работать под руководством светила над дипломным проектом, и он никогда не упускал случая упомянуть этот факт, опуская, правда, конец фразы: "…если бы не ваша склонность к авантюрам и быстрому успеху…" Да что взять со старины Швейцера? – он сформировался совсем в другую эпоху, хорошо хоть хватило ума дать своему питомцу нужные рекомендации… Словом, Александер был далеко не глуп, и к тому же был хорошим исследователем, но сейчас он никак не мог понять: зачем ему всучили всю эту макулатуру?..
– А в этих что? Тоже маньяки? – уныло спросил он, берясь за следующую папку. – Мне точно нужно всё это читать?
– Те же закономерности, – лаконично ответил Бесцветный. – И, да, нужно.
Он просидел над бумагами до рассвета. В последней папке были собраны сведения о нескольких сотнях самоубийств.
Покончив с чтением, Джем почувствовал, что совсем отупел.
– Мои глаза! – простонал он, с трудом расправляя одеревеневшее за бессонную ночь тело.
Бесцветный все это время просидел рядом с ним, уставившись в одну точку, и почти не двигаясь, но, как бессознательно, отметил про себя Джем, был свеж и бодр.
– Что скажешь? – спросил он.
– Ничего. Есть, конечно, совпадения: незнакомые между собой люди вдруг начинают действовать по схожему сценарию… Опять же – это характерное отрицание вины, а в случае неопровержимых улик – ссылки на помрачение сознания… И вообще – все эти бесконечные "не знаю", " не помню", "я этого не хотел… не делал"! Если верить их заявлениям, они сами – жертвы. Актеры в каком-то жутком спектакле… Но я не вижу никакой связи между всем этим в целом. Обычные страсти-мордасти.
– Не спорю, – равнодушно отозвался Бесцветный. – Ну, а если все это действительно – спектакль? Буйный полет нездоровой фантазии, воплощенный в реальность?..
– Зачем? Зачем столько крови? И ты хочешь сказать, что за всем этим стоит один человек?..
– Для одного слишком много. Скорее, организация.
– С какой целью? Я не вижу здесь никакой логики… Военные? Нет, это бессмысленно… Нелегальное объединение? Но тогда бы их целью были деньги: любая подпольщина ставит своей целью либо наживу, либо захват власти, а лучше то и другое вместе… Здесь же деньгами и не пахнет!
– Ты кое-что упустил, – заметил Бесцветный. – Есть и другие формы организаций – религиозные, например… – и, видя его недоумение, внятно и веско выговорил: – Это секта. Секта – вот что всё это значит.
Подумав над его словами, Джем признался себе, что в этом, возможно, и есть что-то, но он не любил ничего принимать на веру.
– Все твои домыслы построены на песке, – скептически заявил он. – Я не вижу никаких доказательств, и во всем этом мусоре нет ничего, что указывало бы на существование сторонней силы. Просто несколько придурков, которым нравилось издеваться над людьми. Кучка чокнутых… Сколько лет ты собирал всю эту чепуху?
– Эти папки достались мне, скажем так, по наследству от одного человека.
– И кто же он? – насмешливо поинтересовался Джем.
– Твой дядюшка, – лаконично ответил этот странный тип.
– Вот как?! – переварив это сообщение, Джем разразился долгим театральным смехом. – И ты притащил меня сюда, чтобы показать это? Да он всю жизнь занимался придурками! Он коллекционировал психов, как другие собирают жуков в коробочки! – Джем с отвращением посмотрел на сидящего перед ним на корточках человека: – Ты и сам, похоже, тронутый, если считаешь, что за всем этим что-то кроется!..
Бесцветный выслушал его, молча, без всякого выражения, а потом сказал:
– За всем этим стоят одни и те же люди. Они же и убили твоего дядюшку.
– Откуда ты знаешь?
– Ищи… – с прежним равнодушием отозвался Бесцветный. – Найдешь концы – отыщешь труп. Или косвенные доказательства его смерти. Тебе ведь это нужно.
– Хорошо, – помолчав, сказал Александер. – Ну, а ты чего хочешь? Какой тебе интерес? Кто ты сам?..
Бесцветный вытащил из кучи бумаг фото молодой девушки. "И что она в нём нашла?" – подумал Джем.
– Она погибла, – сказал Бесцветный, – и кто-то должен за это ответить. Теперь – уходи. Быстро!
Джем оторопело посмотрел на него: с Бесцветным творилось неладное – он тяжело дышал, по его лицу пробегали болезненные судороги.
– Ты болен? Тебе нужна помощь?..
– У…ходи! – невнятно повторил Бесцветный.
Его лицо приняло такое жуткое выражение, что Джем не замедлил воспользоваться советом. Но прежде, чем скрыться в люке, ведущем с чердака на лестницу, он бросил быстрый взгляд на своего загадочного знакомца: трясущейся рукой тот направлял на себя маленькую блестящую трубочку – дуло парализатора.
***
…Я не помню, как и где встретился мне этот человек, как я очутилась в больнице, а позже – у него дома…
– Тебе нельзя было там оставаться, – сказал он в одно из моих прояснений, – но и на улицу я тебя больше не отпущу: ты серьезно больна. В больнице считают, что ты сбежала, и не беспокойся ни о чём – здесь тебя никто искать не станет.
А у меня и не было больше сил на какие-то волнения – я плыла по волнам ласкового синего моря и в глаза мне било солнце… Слишком жаркое солнце!
– Мореход, а ведь ты обманул меня! Ты говорил о вечных и бескрайних льдах, о коварных огненных гейзерах и о трех зелёных лунах, что властвуют над твоим небом долгую-долгую ночь… Но посмотри – вот оно, солнце – одно на двоих и где-то ветер уже вздул паруса и…
– Я – не мореход, – тихо поправил он, – я врач. Спи, тебе нужно хорошо отдохнуть…
***
Она закрыла глаза, её дыханье стало ровным, а он стоял и смотрел на эту странную женщину, ветром житейских бурь занесенную в его гавань. И ему отчего-то казалось, что он знал её когда-то очень давно или когда-то её себе придумал, – но в другой жизни, совсем не похожей на тот закипающий кошмар, что швырнул их друг к другу.
В ночном небе с ревом пронеслись бомбардировщики. Она открыла глаза, увидела его рядом, и её лицо озарилось тихим светом.
– Это самолёты, – поспешно объяснил он. – Наверное, полетели на юг – там, в горах повстанцы…
Но она вовсе не испугалась и продолжала улыбаться:
– Жизнь – прекрасное и страшное чудо…
– Почему?
– Потому, что она подарила мне встречу с тобой наяву.
Она вскочила на постели и схватила его за руки:
– Неужели ты ничего не помнишь? – и пытливо, с тайной надеждой, заглядывала ему в глаза.
Он покачал головой.
– Но как же?! Острова, наш корабль… Наш сын!..
Он молча смотрел на неё.
– Взгляни! – она подтащила его к стене, где висело большое зеркало. – Шрам! Кусок льда откололся – ты сам рассказывал мне – и рассёк тебе бровь… Ну, вспомни же, вспомни!
Он снова покачал головой:
– Я не помню, откуда это. Шрам у меня с детства…
– Но – эти глаза… Лицо! Эти руки!.. Ну, хорошо, – сдалась она вдруг, – но почему ты помогаешь мне?
– Это мой долг – долг врача. Мой христианский долг…
Она разом померкла:
– И… всё? – в её голосе дрожало неприкрытое отчаянье.
В ответ он привлек её к себе и поцеловал висок, губы…
***
Я рассказала ему всё.
–Но я не убивала этих людей. Ты веришь мне?..
Он кивнул.
– Тебе надо поскорее забыть эту историю.
Я невесело засмеялась:
– Всю жизнь только и делаю, что забываю!
– Так в доме у Луизы была странная лампа, и ты видела зеленый свет? И этот неизвестный точно ложился на стол?
– Я не видела – ложился ли он, но, судя по звукам, было именно так. Чтобы все это могло значить?
Он ответил не сразу. Помассировал пальцами усталые набрякшие веки: ночью к нему опять привозили домой раненых – тех, кого нельзя было везти в больницу.
– Я что-то слышал мельком, и если это… В общем, это очень опасно. Совсем не для маленьких девчонок.
– Я не маленькая!
– Брось… Мы уедем отсюда. Один человек организует нам переход через границу, но ему нужно время.
– А Малыш? – я успела уже всем сердцем прикипеть к Луизиному крикуну.
– Мы возьмем его с собой. Отдавать его в приют нельзя ни в коем случае, особенно теперь.
Я не поняла тогда и подумала, что он подразумевал порядки, что царили в приютах.
– Этот человек может помочь и с документами, – продолжал он. – Мы усыновим ребёнка, всё будет хорошо. Надо только ещё потерпеть, совсем немного…
…Я ушла ранним утром, когда он спал. Я оставила человека, которого всю жизнь искала, ждала, встретила, потеряла, нашла, – и вновь потеряла, и мрачный город-людоед принял меня в свои объятья, щурясь волчьими глазами бледных утренних фонарей.
Что побудило меня к бегству? Не знаю. Желание во всем разобраться, обелить себя?.. Или желание отомстить? – за себя, за Соню… За Сержа. Я была теперь уверена, что Сержа убили те же люди, что пытались застрелить меня: возможно, как случайного свидетеля.
А может, я боялась, что мое присутствие ставит под угрозу его жизнь? – ведь столько уже погибло, едва соприкоснувшись со мной!
Вероятно, что мною двигали все эти соображения вместе взятые. Хотя не исключено, что я поступила так просто потому, что чокнутая…
***
У меня были деньги, тогда ещё можно было поймать такси, – крупные беспорядки начались немного позже, и куда вы, думаете, я отправилась?
К дому Б.Б.
Спустя час я стояла в начале знакомой улицы. При свете дня всё выглядело иначе: аккуратно подстриженная зелень, домики, – все казалось кукольным, до того не вязались здешняя тишина и благоденствие с тем, что мне довелось увидеть за время моих странствий по улицам.
Идти было хорошо – Врач позаботился о лёгких удобных костылях, поэтому двигалась я быстро.
Но треклятый дом будто сквозь землю провалился!..
Я прошлась туда-обратно – нет и всё! Тогда я обратилась к проходившему мимо юнцу с дорогим кожаным кейсом. Парень, по виду мелкий клерк, – этакая глиста в галстуке, – не удостоил меня ответом. Не знаю уж, чем я ему не приглянулась, трущобы вряд ли успели наложить отпечаток на мою физиономию: верно, сказалась привычка замечать только нужных людей. Он сел в стоявшую у обочины дорогую, с иголочки машину, и укатил, раздуваясь от сознания собственного превосходства над всем остальным миром.
– Чтоб тебе застрять в пробке! – от души пожелала я ему.
Поодаль шаркала метлой дородная чернокожая толстуха. В ответ на мой вопрос она с радостью бросила это скучное занятие.
– Семнадцатый, говоришь? Ага… – толстушка призадумалась. – Ой, – она всплеснула руками, – да ведь семнадцатый – это тот самый, что сгорел два года назад!.. Кто, говорите, там жил?.. Да, нет же! Там жили эти… как их… Ну, да! Девчонка еще у них, то ли повесилась, то ли отравилась: такая избалованная была, говорят, а тут, значитца, что-то там не по её вышло, ну, она и решила всех проучить… Точно-точно! Как раз семнадцатый!.. Не сойти мне с места!..
Услышанное ошеломило. Но ведь Б.Б купил дом года полтора назад и я его видела! Или я ошибаюсь? Поразмыслив, я решила плюнуть на все и вернуться. В конце концов, я не частный детектив, и вообще надо радоваться, что до сих пор жива. Тем более, что теперь мне было ради чего жить.
Злясь на себя за свое необдуманное бегство, я пыталась вспомнить, где живет Врач: я уже успела приказать себе забыть об этом – на всякий случай… Свернула к обочине, собираясь голосовать, – и глазам не поверила: таинственный дом был прямо напротив меня на другой стороне дороги! Стоял себе спокойненько и посматривал на меня глазницами зашторенных окон. Очень мирно так выглядел и вполне обыденно. И номер красовался на жестяной табличке, прибитой к калитке: "17"– жирными, уверенными в себе, цифрами, чтобы, не дай бог у кого не возникли подозрения в их правильности.
Толстуха уже скрылась из виду, и улица была пустынна. Ладно… Я покажу, как играть со мной в прятки!.. Решительным шагом, стуча костылями как можно громче, – для собственной храбрости, – я пересекла улицу и очутилась у ограды. Без сомнения это было то самое место, откуда я когда-то позорно улепётывала.
Было тихо, но сейчас за этой тишиной ничего не скрывалось. Калитка, составленная из ажурных железных узоров, распахнулась легко, точно её только что смазали. Когда я прошла, она резко закрылась, будто её толкнули. Я ковыляла по дорожке, ведущей к парадному, и не слышала больше своих шагов. Ну и пусть! Я слишком сердита, чтобы обращать внимание на подобные мелочи… Хотела позвонить и тут заметила, как поворачивается дверная ручка. Не скрою – стало не по себе, но из упрямства я двинулась дальше. Дотрагиваться до этой ручки было неприятно: я толкнула дверь костылем и вошла.
Распахнув дверь шире, и придерживая её плечом, я постояла на пороге, прежде чем войти внутрь.
– Эй! – крикнула я. – Есть кто-нибудь?..
Тишина.
Я заорала ещё раз. Где-то в глубине дома послышался смех.
– Прекрасно, – сказала я, – посмеемся вместе! – и, пройдя, оказалась в гостиной.
Это была просторная, богато и со вкусом обставленная комната, но кругом лежал толстый слой пыли, и пахло нежилым.
Откашлявшись, я заявила:
– Мне нужно видеть господина Б.Б!..
И снова раздался этот дурацкий смех: он шел откуда-то сверху. Я подняла голову: на верхних ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, стояла совсем молоденькая девушка, скорее девочка, и, смеясь, показывала мне язык. На ней была до неприличия драненькая маечка, кожаные шорты, и неуместное массивное бриллиантовое колье на шее.
– Что, – спросила она, – сегодня мы смелые или снова дадим деру? Вот я прошлый раз обхохоталась, глядя, как ты скачешь, точно паук, которому оторвали половину ног! – и неожиданно скривившись, добавила: – Терпеть не могу калек! – и стала спускаться, нарочито покачивая бедрами, и всякий раз вытягивая ногу вперед во всю длину, чтобы полюбоваться ею, прежде чем опустить на ступеньку.
Ножки у нее и в самом деле были классные, но не за этим я сюда пришла, и уж не затем, чтобы мне хамили.
– Деточка, – начиная закипать, спросила я, – где твои родители? Здесь есть кто-нибудь ещё, кроме маленькой чванливой стервы?..
Она встала передо мной, подбоченясь, и криво усмехаясь, – и тут я вспомнила, что это её видела я тогда в кафе в день нашей последней встречи с Б.Б! Правда, тогда она показалась мне старше.
– Родители? – скривилась эта очаровательная крошка. – Они меня достали! Мало того: из-за них я отправилась на тот свет! Видите ли, у них машина вздумала сломаться у самого дома, а у меня всё было рассчитано по минутам!
От этих слов – я, правда, не совсем её поняла, во мне зашевелились былые страхи. Некстати вспомнился рассказ дворничихи… Но этого быть не может!
Может, меня разыгрывают, или я всё-таки ошиблась домом? Девица плавно подпрыгнула вверх и медленно закружилась вокруг люстры. Я онемела.
Насладившись произведенным впечатлением, моя собеседница с довольным видом плюхнулась в кресло.
– И Б.Б твой – дурак! – ни с того ни с сего объявила она.
Я уже было двинулась к двери, но эти слова заставили меня остановиться.
– Я ему честно предлагала – женись в третий раз, и все будет о'кей! А он – ни в какую!.. Что же это за любовь, если не хочешь выполнять желания любимой? – и она капризно надула губки.
Тут только я заметила, что девица-то в тех местах, где ее тело было обнажено, – прозрачная. Как дымчатое стекло… Например, сквозь её ногу я могла разглядеть узор на обшивке кресла…
Девчонка вдруг стремительно сорвалась с места – не могу поручиться, что ее ноги касались пола, – подлетела к огромному музыкальному центру, стоявшему на низенькой подставке у стены, и включила музыку. Ритмично вздрагивая в такт глухим звукам ударных, она крикнула, стараясь перекричать динамики:
– Потанцуем?
Нарочно или нет, но во время танца она медленно приближалась ко мне.
– Не знаю, что у вас тут происходит, – пробормотала я, – но, похоже, придётся разобраться во всем самой… – и поспешно стала подниматься на второй этаж, хотя было бы лучше убраться отсюда и поскорее.
Но, то ли упрямство, то ли ещё что-то, мешало мне отступить.
Наверху было несколько комнат. Первая, куда я заглянула, служила, по-видимому, домашним кабинетом: стеллажи с книгами, громадный стол, на котором громоздился компьютер, факс, несколько телефонов, еще что-то… Вторая по ходу комната оказалась, судя по разбросанным тряпкам и фотографиям мускулистых парней на стенах, – комнатой Девчонки. Следующая была пуста, то есть, там стояла какая-то мебель, но ничего занимательного. Открыв же дверь комнаты напротив, я почти мгновенно её захлопнула.
Нескольких секунд вполне хватило на то, чтобы рассмотреть лежащее на кровати неподвижное тело Б.Б. – синюшное лицо, руки, сложенные на груди, – и унюхать очень скверный запах, наполнявший его усыпальницу. В том, что он – мёртв, сомневаться больше не приходилось. Если бы даже я и захотела подробностей, никакая сила не заставила бы меня открыть эту дверь снова.
Прислонившись к косяку, я боролась с тошнотой, а рядом бесшумно возникла Девчонка.
– Что ты с ним сделала?!
– Ну-у… – легкомысленно протянула она, слегка смущаясь, – мне же надо как-то поддерживать своё существование… А этот собирался бежать и бросить меня: он, видишь ли, наконец-то уразумел, что я за штучка! А тут ещё кто-то наступил ему на хвост… или он кому-то…
– Кому? – встрепенулась я.
– Не знаю! – раздраженно отозвалась девица, отворачиваясь. – Кто-то одолжил ему крупную сумму, потом он вернул, но вроде не все. Тогда они на него насели – не знаю, как они там поладили, но потом он про них случайно что-то узнал, а им это не понравилось… Да чего ты пристала?! – опомнилась она. – Меня ваша суета давно не трогает!
– Но, может, он упоминал какие-то имена?.. Названия? – настаивала я, позабыв обо всем.
Она вдруг разозлилась, резко повернулась ко мне и прошипела прямо в лицо:
– Издеваешься, да? Ты что, до сих пор не уразумела, с кем имеешь дело?! Его женушки, эти тупоголовые курицы, тоже считали меня просто его любовницей… Это меня-то!..
– Я прекрасно поняла, с кем имею дело – холодно ответила я, а у самой – мурашки по коже! – С самовлюбленной избалованной пустышкой… С неудачницей! – мстительно закончила я, радуясь, что отплатила за "калеку".
Поверьте, ничто так не уязвляет современного человека, как клеймо неудачника! – и неважно, сам ли он считает себя таковым, или же это слово произносят чужие уста. Её лицо исказилось до неузнаваемости:
– Ты у меня еще попляшешь!..
Но мне вдруг пришла в голову замечательная идея, и я бегом бросилась в кабинет Б.Б: должна же быть хоть какая-то зацепка! Я рассуждала, что те, кто охотились за ним, а теперь за мной, – не успели побывать здесь. Ведь Детектив сказал тогда, что на какое-то время потерял меня из виду: несомненно, это было в тот момент, когда я приблизилась к заколдованному дому. Значит, не исключено, что не всякий мог сюда попасть. Во всяком случае, я очень на это надеялась. Может, мне и повезет.
Я обшарила все ящики письменного стола. Попалась записная книжка – я сунула ее в карман и принялась за содержимое компа. Он включился и заработал, повинуясь моим командам, и меня совсем не смущало то, что он не был включен в сеть.
Пришлось просматривать всё подряд. От такой напряженной работы у меня заболели глаза, да еще эта настырная девица порхала вокруг, неся всякую чушь.
– Тебе положено тяжко вздыхать, стонать и греметь цепями, – отмахиваясь, заметила я ей.
По-моему, она совершенно не улавливала разницы между порядочным привидением и занудной осенней мухой!
И тут я неожиданно почувствовала себя плохо. Голова закружилась, потемнело в глазах…
– Я высосу из тебя всю твою силу по капельке! – томно сказала девица и, хихикая, разлеглась на столе. – Того, что я вытянула из Б.Б, и заберу у тебя, хватит, чтобы переместиться в Париж! O, mon Paris! – мечтательно промурлыкала она. – Я поселюсь в Лувре или в каком-нибудь прелестном старом замке на берегу Луары, и буду развлекаться, пугая туристов… Среди них попадаются такие хорошенькие мальчики!..
– Боюсь, там уже все схвачено, – просипела я через силу, мне не хватало воздуха. – В тех краях ценятся более древние экземпляры, Мария Медичи, например…
Но через мгновение стало не до шуток. Самое плачевное, что я не могла ничего поделать. Силы покинули меня, я упала и осталась лежать, словно воздушный шарик, из которого медленно выходит воздух.
– Развлеку тебя, чтоб ты не скучала! – крикнула она, взмывая под потолок. – Покажу тебе полтергейст – недавно научилась…
Она хлопнула в ладоши, и вся мебель в комнате принялась топтаться и приплясывать, будто порядочной мебели больше нечем заняться.
– Хей! – завопила Девчонка в восторге – Вечеринка!..
Веселье только-только начало разгораться, как раздался троекратный стук. Он перекрыл кряхтенье и топанье взбесившихся вещей, заставив их, как попало, замереть на месте.
Из стены, плечом к плечу, в комнату ввалились два дюжих молодца с бритыми затылками – ни дать ни взять два переевших анаболиков качка. Только вот рыла у них были свиные, да на бритых головах недвусмысленно торчали рога, не оставляя сомнений в их национальной принадлежности. Они не обратили на меня никакого внимания, и четким строевым шагом, все также плечом к плечу, двинулись к девице. Привидение, или кто оно там, завизжало нечеловеческим голосом – у меня волосы на голове встали дыбом!
– Дяденьки, не надо! – зарыдала оно. – Не надо!
В одно мгновенье это создание превратилось в насмерть перепуганную девчонку, и мне стало так ее жалко, словно это и не она вовсе только что собиралась меня убить. И тогда я отмочила еще одну штуку – что с меня взять-то, с ненормальной! – сорвала с шеи крестик и сунула им под нос:
– Оставьте ребенка в покое!..
Они притормозили, взрывая копытами ковер.
– Мы при исполнении! – угрюмо буркнул один.
– Мне плевать… – заявила я, клацая со страху зубами.
Они переглянулись и дружно поскребли в затылках, – я прямо слышала, как у них там ворочаются шестеренки. Вдруг один из них оживленно задвигал пятачком:
– У-уу… Тут ещё есть чем поживиться!
Но второй, видать, по натуре был буквоедом: он вытащил какие-то свитки и возразил:
– Тот у нас не значится!
– Какая разница! – отмахнулся первый. – Не видал я что-то праведников. Бери, не прогадаешь!
И они исчезли, а через секунду появились вновь, волоча подмышки визжащего и упирающегося Б.Б.
– Мы еще вернемся за тобой, крошка! – пообещал один напоследок, обращаясь к съежившейся от страха Девчонке, а мне молча показал кулак.
Я ответила ему интернациональным жестом. Наверное, надо было осенить их крестом, но на это у меня ума не хватило.
Троица с воплями ухнула вниз и исчезла, оставив глубокую черную дыру, которая постепенно затянулась.
– Что со мной будет? – всхлипнула Девчонка. – Я не хочу туда! Не хочу!..
Не мне бы читать проповеди, но я утешала ее, как могла, а она становилась все прозрачнее. Наверное, я не смогла найти нужных слов, потому что она вдруг выкрикнула:
– Да пошла ты! Ты такая же зануда, как все! Ненавижу вас, лицемеры!.. – и легким облачком выскользнула в окно.
Оставаться здесь было небезопасно – мало ли кто ещё явится?.. Я торопливо собрала со стола валявшиеся там флешки и диски, и сунула их к записной книжке. В хрустальной пепельнице лежала большая дорогая зажигалка. Я задумчиво щелкнула крышкой – в руке заплясал оранжевый язычок пламени. Что уже раз сгорело… И я поднесла живой огонек к бархатным портьерам: огонь – лучшее средство от нечисти.
Пожар занялся так неестественно быстро и весело, что я едва успела спуститься и добежать до выхода, а пламя уже перекинулось на первый этаж.
