Czytaj książkę: «За закатом всегда приходит рассвет», strona 2

– Зачем?

Алексей Васильевич непонимающе поднял брови.

– Зачем все это? Зачем вы вообще оставили меня в живых? – из глаз потекли предательские слезы. – Разве это жизнь? Я спортсменка. Вся моя жизнь – это спорт, горные лыжи. А что теперь?

Алина закрыла лицо руками и расплакалась.

Доктор присел перед креслом девушки, взял ее руки в свои и заглянул ей в глаза:

– Алина, послушай меня. Пожалуйста. Я знаю, сейчас тебе тяжело принять всё, что с тобой произошло. Тебе кажется, что жизнь несправедлива, что у тебя отняли всё, чем ты жила раньше. Ты считаешь, что жизнь закончилась. Но ведь это не так. Ты ещё очень молода, и у тебя впереди годы. Ты ещё сможешь многого добиться. Да, ты не будешь ходить. Это факт. Но ты можешь пользоваться руками. Ты можешь пользоваться всей верхней частью своего тела. А это немаловажно.

Алина непонимающе посмотрела на врача.

– Просто представь на минутку, что повреждения позвоночника были бы выше. Если бы был поврежден, например, третий шейный позвонок, то ты не смогла бы двигать ни руками, ни туловищем, ни ногами.

– То есть вы хотите сказать, что мне повезло? – Алина позволила себе кривую ухмылку.

– Можно сказать, и так.

Янка навещала Алину почти каждый день. Она впархивала в палату, зашвыривала сумочку в дальний угол, доставала разные вкусности, книги, журналы. Как-то принесла альбом для рисования и карандаши, потому что знала, как ее подруга любила рисовать. Раньше, до встречи с Матвеем, Алина даже пробовала писать картины маслом и акрилом, иногда делала акварельные пейзажи. Надо ли говорить, что основной темой её работ были горы? Яна рассказывала новости обо всех знакомых, пересказывала новые фильмы, делилась своими сомнениями по поводу участия в соревнованиях и вообще вела себя так, словно ничего плохого не случилось. Она упорно не замечала попыток Алины отгородиться от всего белого света, заставляла её упражняться, вывозила коляску с подругой на прогулку. Ей хотелось растормошить Алину, заставить её снова жить и радоваться жизни, но пока это плохо получалось. Алина погрузилась с головой в чёрную депрессию, вяло реагировала на все попытки Яны достучаться до неё, не читала книг, не рисовала, а просто лежала и тупо смотрела в потолок.

– Ну давай, подруга, очнись! Перестань уже лежать, словно бревно, – выговаривала ей Яна, а потом тихо добавила, – мне так тебя не хватает.

Алина мрачно посмотрела на подругу, закрыла глаза и отвернулась. Яна постояла около постели и сказала:

– Как хочешь, но я не сдамся. И тебе не позволю. Вот увидишь, всё ещё будет хорошо.

– Твоими бы устами, – вздохнула Алина и снова надолго замолчала.

Спустя ещё неделю в палату вошёл Матвей. Бы он, как всегда, хорош собой, и Алина почувствовала, как, стремительно ускоряясь, застучало её сердце.

– Привет, – сказал он и остановился в изножье кровати.

– Привет, – ответила Алина, окидывая его внимательным взглядом.

– Как себя чувствуешь? – спросил Матвей.

– Очень странно, – честно ответила девушка. Он кивнул и, отвернувшись, посмотрел в окно. Алина молча смотрела на него и думала, как всё изменилось в один несчастливый миг.

– Врач мне всё рассказал, – нарушил молчание Матвей. Алина только кивнула, выжидая, что он скажет дальше. – Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Муж взъерошил волосы и вцепился в щиток кровати.

– Я виноват перед тобой. Перед вами обоими. Мне правда очень жаль.

Алина кивнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Говорить она не могла, понимая, что тогда точно расплачется.

– Я не знаю, что делать дальше, – продолжал он. – Мне так тяжело.

«Представь, как мне тяжело», – подумала девушка.

– Мне ужасно жаль, что ты пострадала, – снова сказал он, запуская руку в волосы, будто собираясь их вырвать.

«Ты повторяешься», – пришла непрошенная мысль. – «Может, уже скажешь что-нибудь по существу. Как, например, мы будем жить дальше».

Словно в ответ на ее мысли Матвей проговорил:

– Даже не знаю, как сказать, – он на мгновение замолчал, – прости, но я вряд ли смогу так жить. Это чувство вины меня просто убивает.

На миг Алина оторопела, а потом почувствовала, как в ней зарождается ярость.

– Чувство вины? – вскричала она. – Тебя убивает?!

– Не кричи, пожалуйста, – поморщился Матвей. Алина знала, что он не выносил истерик, но сейчас ей было все равно.

– Я буду кричать столько, сколько мне захочется! – завопила она в голос. – А ты подумал, что меня убивает? Или ты только о своей драгоценной шкуре печёшься? Тебе же наплевать и на меня, и на ребёнка, которого больше нет! Тебе наплевать на то, что я никогда не смогу ходить! Ты только и можешь думать о том, что ты не сможешь так жить!

Девушка на секунду замолчала, переводя дух, а потом закричала еще громче:

– Скажи мне, как ты не сможешь жить?! Как?! Ухаживать за женой-инвалидом ты не сможешь? Видеть меня в инвалидном кресле ты не сможешь? Чего еще ты не сможешь?

– Да! – взорвался Матвей. – Не смогу! Мне нужна здоровая женщина, а не инвалид на коляске!

Он развернулся и пошел к двери. Алина сорвала с пальца кольцо, бросила его в уходящего мужа и закричала:

– Ну и проваливай! Эгоистичный ублюдок! Ненавижу тебя! Ненавижу!!

Дверь захлопнулась, и Алина разрыдалась. На крики прибежала медсестра и сделала девушке успокоительный укол.

Как ни странно, но визит мужа стал для Алины неким катализатором, который вернул её к жизни. Обида, злость, ярость жгли её раскалённым железом и заставляли неистово тренироваться, чтобы вернуть пострадавшему телу былую подвижность. С поправками на ситуацию, конечно. Предательство Матвея стало отправной точкой, которая разбила жизнь девушки на «до» и «после». Алина решила начать всё с чистого листа. Она выполняла все рекомендации реабилитолога с таким жаром, что врачу пришлось даже несколько поумерить её прыть во избежание дополнительного травматизма. Однако, такое яростное состояние не продержалось долго, и Алина скатилась в ещё более чёрную депрессию, чем пребывала до этого. Она постоянно плакала, отказывалась от занятий, не хотела никого видеть. Спустя неделю она отказалась и от еды. С девушкой работал лучший психолог больницы, но дело двигалось медленно. Тамара Петровна места себе не находила, не зная, как ещё можно помочь дочери. Яна почти постоянно была с ней, и они обе готовы были на всё, лишь бы Алина снова вернулась к ним.

Несколько раз вместе с Яной приходил Дамир. Он садился рядом с кроватью Алины, рассказывал ей разные истории, шутил с медсёстрами и вообще – вёл себя так, словно ничего особенного не случилось, что это всего лишь рядовая травма спортсмена и скоро все будет по-прежнему. Девушка силилась найти в его словах или действиях хотя бы намёк на жалость и не находила. Дамир воспринимал её как полноценную личность и всячески ей это демонстрировал. Это в какой-то степени утешало, потому что Алине была невыносима та жалость, которую она видела в глазах обычных людей, приходивших навестить своих родных в больнице и видевших молодую девушку, передвигавшуюся на коляске. Качели в настроении вконец её измотали. Казалось, она уже выплакала весь отпущенный ей запас слез, но как только она оставалась одна, глаза снова были мокрыми. Алина сильно похудела, осунулась и теперь являла собой лишь тень себя прежней. Она ненавидела свои ноги, ставшие бесполезными колодами, которые постоянно приходилось перетаскивать с кресла на кровать или обратно. Она ненавидела катетер, без которого не могла обойтись. Ей невыносима была мысль о том, что никогда больше она не встанет на лыжи, никогда не сможет ощутить это восхитительное чувство полёта. Она была обречена смотреть на горы только снизу. Вершины для неё были закрыты навсегда.

– Почему я тогда не умерла, – прошептала Алина, закрывая глаза.

Как-то погожим весенним днём, когда в окна врывался гомон счастливых птиц, в палату вошёл врач-реабилитолог. Сергей Леонидович был высоким широкоплечим мужчиной лет этак сорока пяти. Глаза у него были добрые и смешливые, руки – сильные и уверенные, и сам он излучал какую-то внутреннюю силу и спокойствие. В его присутствии всегда становилось легко и комфортно. Алина, пребывая в очередном депрессивном эпизоде, мрачно смотрела, как врач усаживается рядом с ней на кровати. Он внимательно посмотрел на девушку и сказал:

– И сколько ты еще будешь себя жалеть?

Алина, не ожидавшая такого вопроса, широко распахнула глаза, открыла рот, но, не найдя, что бы такого ответить, снова его закрыла.

– Нечего сказать, правда? – продолжил Сергей Леонидович. – Я смотрел на тебя и думал – эта девушка, спортсменка, красавица, умница наверняка знает, что такое воля к победе. Что такое воля к жизни, наконец. И она точно проявит эти качества в борьбе со своим недугом, и еще покажет пример другим людям. А что я вижу на самом деле? Уже два месяца передо мной не волевая спортсменка, а настоящая размазня, которая только и знает, как наматывать сопли на кулак и разводить потоп. Только я порадовался, когда ты начала активно заниматься, как спустя пару недель ты просто сдулась, потому что это легче.

Врач немного помолчал, внимательно глядя на широко распахнувшую глаза и слушавшую его девушку. А потом продолжил:

– Это ведь очень легко – обвинять жизнь в своей неудаче. Это очень легко – скулить и жаловаться, когда ты упал, вместо того чтобы подняться и начать всё сначала. Я думаю, тебе это известно, как никому другому. Я никогда не поверю, что ты стала чемпионкой, ни разу не упав. И я никогда не поверю, что эти падения не причинили тебе боли.

Алина открыла рот, собираясь возразить, но Сергей Леонидович жестом попросил ее замолчать.

– Знаю, что ты собираешься сказать. Что те падения не привели тебя в инвалидное кресло. Однако, любая неудача дает нам возможность посмотреть на свои действия иначе. Она показывает наши ошибки, наши просчеты, то, что еще мы должны выучить, наконец, чтобы достичь успеха. И если ты умеешь анализировать, смотреть на себя с правильной критикой, то сумеешь осознать это и впоследствии выстроить свои действия так, что это приведет тебя к успеху.

Доктор на мгновение перевел взгляд на пейзаж, который раскинулся за окном.

– Сейчас, жалея себя, ты думаешь, что ты одна такая. Самая несчастная, самая обделённая. Что твоя жизнь кончена, все мечты пошли прахом. Что теперь что-то начинать бессмысленно. И лучше бы ты умерла, – со всей жёсткой прямотой проговорил Сергей Леонидович, глядя прямо в глаза Алины. Девушка содрогнулась, потому что, казалось, он прочитал эти слова в её глазах.

– А теперь давай немного сместим фокус твоего восприятия, – предложил он. – Подумай, сколько людей на планете Земля. Миллиарды. И у каждого есть своя печальная история. Свои победы и поражения. Свои инвалидные коляски, даже, если они только виртуальны. И если бы каждый, как ты сейчас, когда в его жизни случались горе, беда или травма, падал на спинку и поджимал лапки, то не было бы никаких мировых научных открытий, не было бы произведений искусства, литературы или спортивных достижений. Знаешь, как ни странно, но, когда у человека все хорошо, ему нет нужды создавать что-то ещё более прекрасное. Он довольствуется тем, что имеет. А вот когда в его жизни случается что-то, что не особо его радует, тогда возникает потребность это исправить. И это провоцирует его на свершения. Парадокс, не правда ли?

Сергей Леонидович усмехнулся и снова ненадолго замолчал, давая возможность девушке полнее осознать то, что сказал.

– То, что с тобой произошло, привело тебя к точке полного, совершенного изменения твой жизни. Но жизнь от этого не закончилась. Она просто изменилась. И теперь все будет иначе. Это сложно – перестроиться. Начать все заново. С чистого листа. Особенно, когда все было так привычно и понятно. Но это возможно. Нужно только захотеть, поставить для себя новые цели и начать их реализовывать. Жизнь дала тебе уникальный шанс попробовать себя в чем-другом. И если ты захочешь, ты сможешь достичь новых высот. А для этого надо перестать себя жалеть. Подумай об этом. Я зайду к тебе попозже.

Доктор похлопал её по руке и вышел из палаты. Ещё долго его голос звучал у Алины в голове, когда она вспоминала всё, о чем он ей говорил. С одной стороны, ей хотелось с ним спорить и доказывать, что он говорил полную чушь. Но в глубине души она знала, что он прав. Но как же сложно было отказаться от всепоглощающей жалости к себе. Как же сложно заново найти то, чем захотелось бы заниматься. Да, это сложно, начинать всё сначала. Но она попробует. Нет, не так. Она начнёт всё сначала. В конце концов, терять ей все равно было нечего.

Яна шла в больницу с тяжелым сердцем. Видеть свою подругу, всегда такую жизнерадостную, в настолько подавленном состоянии не было никаких сил. Она не знала, чем ещё можно отвлечь Алину от тягостных раздумий, как вернуть ей волю к жизни, чем заинтересовать, и поэтому сама потихоньку начинала отчаиваться. Девушки выросли вместе, и были друг для друга как сестры. Переживания и сложности Алины Яна воспринимала как свои собственные и стремилась всеми силами помочь подруге. Но как можно помочь тому, кто сам не хочет помогать себе? Перед входом в палату Яна тяжело вздохнула, расправила плечи и попробовала придать своему лицу самое невозмутимое выражение. Открывая дверь, девушка готовилась снова увидеть подругу, лежащую на кровати, молчаливую и отчаявшуюся, но Алина сидела в коляске и что-то внимательно читала на экране ноутбука. Она подняла глаза и приветливо улыбнулась:

– Привет!

Яна на миг замерла в дверях, а потом быстрым шагом подошла к подруге и обняла её.

– Привет! – сказала она. – Прекрасно выглядишь!

– Да уж, конечно, – ухмыляясь, проворчала Алина. – Прямо королева красоты.

– Ну, если не королева, – засмеялась Яна, – то принцесса точно.

– Мда…, где только мой принц на белом коне, – мечтательно проговорила Алина.

– Скачет где-то, в пробках застрял, – сказала Яна, и обе девушки весело рассмеялись. Это была их любимая шутка, и Яна едва не расплакалась, когда Алина снова начала шутить.

– Что ты читаешь? – поинтересовалась Яна, когда смех стих.

Алина развернула ноутбук экраном к подруге.

– Смотри, Мариуш Кедзерский родился без рук, но его мечтой было рисование, и он смог её исполнить. Теперь он известный художник. А вот ещё. Хуан Гофу потерял обе руки в четыре года из-за сильного удара током. Но это не остановило его на пути к мечте, и в 12 лет он научился рисовать ногами. Потом я нашла Питера Лонгстаффа, который родился без рук, став жертвой талидомида, который принимала его мать во время беременности. Но он никогда не считал себя инвалидом. Он научился рисовать правой ногой. Представляешь, эти люди не отчаялись. Они нашли в себе силы двигаться дальше и реализовывать свои мечты.

Алина немного помолчала, меняя картинки на экране ноутбука. Яна внимательно разглядывала подругу, стараясь заметить признаки депрессии или лихорадочного психотического состояния, но видела только сосредоточенность и собранность. То, чем обычно отличалась Алина на тренировках. Яна перевела дух и обратила внимание на то, что показывала ей подруга.

– Сначала я искала художников-инвалидов. А потом решила посмотреть спортсменов. И их тоже оказалось очень много. Вот, например, Оскар Писториус. Он инвалид с рождения. У него нет обеих ног ниже колена. Но он стал легкоатлетом-бегуном и даже соревновался с полностью здоровыми спортсменами и достиг огромных успехов. Представляешь! Вот это воля к жизни и к победе, – Алина поймала себя на том, что говорит словами Сергея Леонидовича и улыбнулась про себя.

– Лим Дон Хён из Южной Кореи, – продолжала Алина, – почти слепой, но занимается стрельбой из лука. Он не пользуется ни контактными линзами, ни очками и не делает лазерную коррекцию зрения. И, хотя он и видит мишени в виде цветных пятен, это не помешало ему стать двукратным олимпийским чемпионом и четырёхкратным чемпионом мира.

Яна заинтересованно следила за рассказом подруги.

– Потом я решила поискать горнолыжников с разными увечьями. Ты знаешь, люди без ног, оказывается, тоже могут кататься на горных лыжах. И даже парализованные, такие, как я. Есть приспособление, называется монолыжа. Вот, посмотри, – Алина пододвинула ноутбук к подруге, – это сидение, укреплённое на одной лыже, у которого есть дополнительные приспособления – привязные ремни и амортизаторы. А вместо палок используются оутриггеры. Такие костыли с маленькими лыжами на конце. Они помогают поддерживать баланс и управлять.

– Ты хочешь попробовать монолыжу? – спросила Яна.

– Я пока только думаю об этом, – честно ответила Алина, немного помолчала, а потом продолжила, – знаешь, я даже не предполагала, что могу оказаться тут. Ну, по эту сторону. Мне и в страшном сне не могло присниться, что когда-нибудь я буду прикована к инвалидному креслу. Мне казалось, что если такое произойдет, то лучше сразу умереть, потому что жизнь в этот момент точно закончится. Но всё оказалось совсем не так.

Яна молчала и внимательно слушала подругу, боясь спугнуть ее настроение и желание поделиться наболевшими переживаниями.

– Оказывается, инвалидность – это всё-таки не приговор. И настоящей жизни тут не меньше, чем у обычных здоровых людей, – улыбнулась она, глядя на Яну. – Только надо решиться заново жить, а это оказалось самым трудным. По крайней мере, для меня. Ну, ты понимаешь.

Яна утвердительно кивнула.

– Знаешь, честно говоря, я все же побаиваюсь пробовать монолыжу. Да и стоит она очень дорого. Где я возьму такие деньги?!

– Об этом не переживай, – сказала Яна. – Мы что-нибудь придумаем. Поговорю с тренером, попробуем вместе собрать деньги и купить тебе монолыжу. Самое главное, что ты опять с нами!

– Да уж, в строю, – Алина невесело улыбнулась. – Как там дела вообще? Как Пал Ильич?

– Все как всегда, – Яна рассмеялась. – Костерит нас на чем свет стоит. А уж когда подготовка к соревнованиям, мы кроме мата нормальных слов и не слышим. Поверь, ничего не изменилось.

Девушки немного помолчали, каждая занятая своими мыслями. Потом, словно решившись, Яна сказала:

– Когда с тобой случилось это несчастье, Пал Ильич нас всех собрал и сказал, что ты всегда будешь членом нашей команды. Несмотря ни на что. И если захочешь вернуться, то тебя всегда примут с распростертыми объятиями. Он даже предложил создать новую должность, чтобы ты могла продолжать работать.

Алина почувствовала, как увлажнились ее глаза. Она любила тренера и очень уважала его. Но после аварии не хотела его видеть, а теперь жалела, что так и не поговорила с ним. Его мудрость и спокойная рассудительность точно не были бы лишними.

– Не знаю, стоит ли говорить, – замялась Яна, – но, наверное, расскажу. Когда мы все узнали, почему ты оказалась тогда на дороге, Дамир пришел в тренерскую и молча набил морду Матвею. Их еле растащили. Матвей еще пытался что-то доказывать, но никто не стал его слушать. Его заклеймили предателем, а Пал Ильич выгнал из команды. Причем никаких рекомендаций он ему не дал. От него отвернулись все. Понимаешь, абсолютно все. Даже те, кто раньше в рот ему смотрел. А теперь он куда-то уехал. И никто не знает, куда.

Алина покачала головой. Как ни горько ей было вспоминать предательство теперь уже бывшего мужа, такая сплоченность команды грела ей душу. А поступок Дамира и вовсе удивил. Она никогда особо не обращала на него внимания. Просто он всегда был рядом.

Эта мысль была для Алины новой. С Дамиром, как и с Яной, они выросли вместе. Общались ещё со школы, но никогда особо не сближались. Но на него всегда можно было положиться. Если случалась какая-то беда, Дамир никогда не отказывался помочь, даже если у него и были важные дела. В отличие от Матвея.

Яна просидела у подруги до самого вечера. Они о многом успели поговорить. Даже построить разные планы на будущее. Вечером в палату зашёл Сергей Леонидович. Увидев двух девушек, увлечённо обсуждающих возможности монолыжи, он удовлетворённо улыбнулся и вышел…

Часть 3

После выписки из больницы Алина поселилась у мамы в небольшой двухкомнатной квартирке на окраине городка. Яна давно забрала вещи подруги из квартиры, которую та снимала вместе с Матвеем. Но передвигаться на инвалидном кресле по крошечным комнатам и коридору было очень неудобно, поэтому к лету было принято решение сменить жилье. Квартиру продали, а вместо нее купили небольшой домик с участком в пятнадцать соток в садоводческом товариществе, куда потихоньку начинали перебираться горожане, уставшие от толкотни, скученности и постоянных пробок. Алина получила возможность больше времени проводить на воздухе, не опасаясь чужих любопытных глаз. Она подолгу гуляла, наловчившись передвигаться на кресле по неровным дорогам поселка. Часто она брала с собой альбом, карандаши или пастель и рисовала открывающиеся пейзажи. Алина вновь открывала для себя радость творчества, которую забросила после замужества. Теперь ничто не мешало ей изучать новые творческие направления, и она подолгу просиживала за ноутбуком, рассматривая мастер-классы, а потом претворяя их в жизнь. Так она навязала множество пледов, салфеток, наволочек и даже ажурных шторок на террасу. Расписала разделочные доски, разрисовала стены сарая и превратила старые цветочные горшки в настоящие рукодельные шедевры. Мама, Яна и Дамир сделали для нее удобные высокие гряды, и девушка смогла высадить в них яркие благоухающие цветы. Алина не давала себе ни минуты просиживать без дела, потому что боялась снова поддаться той тоске, которая чуть не свела ее с ума в больнице.

Друзья по команде часто навещали ее, привозили разные материалы для творчества и книги. Несколько раз заходил Пал Ильич и обсуждал с Алиной её дальнейшее будущее в спорте. Он предлагал ей продолжить работать в должности тренера-консультанта для молодых спортсменов, и девушка обещала подумать над этим. Сама она пока не очень хотела возвращаться, но, со временем, возможно, так и будет.

Место, где теперь жили Алина и Тамара Петровна, было очень живописным. Их участок расположился на самой окраине поселка и почти вплотную прилегал к небольшой речке, за которой начинался густой смешанный лес. Маленькая, но полноводная речушка обладала весьма стремительным течением, а около дома Алины делала небольшой поворот, образуя тихую заводь. Берег вдоль реки сплошь зарос тростником, стрелолистом и сусаком, распустившим к середине лета бело-розовые зонтики цветков. В тихой заводи поселились дикие утки, и Алина часто подолгу наблюдала за их жизнью, делая зарисовки в альбоме. Утки совсем её не боялись, иногда подходили совсем близко, и девушка любовалась переливами света на их перьях. На деревьях, росших около воды, щебетали птицы, а лесные пернатые вторили им в ответ.

Сидя у реки, девушка полной грудью вдыхала свежий терпкий аромат леса, смешанный с запахами реки и водных растений. Она заново открывала для себя жизнь теперь уже в иных её проявлениях. В том, чего раньше, в суете и гонке за победой, просто не замечала. Эта жизнь не была такой стремительной, но она была полной. И, несмотря на глубоко занозившую душу тоску, Алина радовалась каждому прожитому дню, каждой маленькой творческой победе, каждому вдоху, напоенному природным благоуханием.

В этот день девушка приехала к реке пораньше. Она хотела зарисовать яркие краски восходящего солнца, которое заливало все вокруг неистовым розово-лиловым сиянием. Поднимавшееся светило заставляло лес менять свои оттенки от темно-зеленых, почти черно-оливковых, до цвета зеленого мха и изумруда. Алина погрузилась в созерцание и рисование, как вдруг за ее спиной раздались осторожные шаги. Она стремительно обернулась, выронив альбом и мелки.

– Прости, я тебя напугал, – это был Дамир. Он тихонько пробирался через густые прибрежные кусты. – Я, правда, не хотел. Обычно ты приходишь позже.

Алина, прижав руки к груди, старалась успокоить бешенное биение сердца. Она перевела дух и сказала:

– Привет! Я даже не слышала, как ты подкрался.

– Я не подкрадывался, – засмеялся Дамир. – Просто хотел тихонько пройти вдоль берега.

Теперь уже Алина звонко рассмеялась.

– А чем тихонько пройти отличается от подкрадываться?

Дамир смущенно пожал плечами.

– Ладно уж, чего там. Все равно я никого не нашел.

– А кого ты искал? – заинтересовалась девушка.

Юноша, смутившись, ответил:

– Кошку с котятами.

Алина вопросительно подняла брови.

– Я волонтёр в нашем приюте для бездомных животных. Какой-то рыбак видел на берегу коробку с кошкой и новорождёнными котятами. Я хотел их найти. Здесь они не выживут.

– Ты никогда не говорил, что ты волонтёр, – в глубоком изумлении произнесла Алина.

– Так ты и не спрашивала, – улыбнулся Дамир. Он сел на берегу, опустил босые стопы в реку, сорвал травинку и принялся в задумчивости ее жевать.

Девушка во все глаза смотрела на Дамира и словно впервые его видела. Как могло получиться так, что, зная его практически всю жизнь, она на самом деле ничего о нем не знала. Они выросли вместе, жили в одном дворе, ходили в один и тот же класс. И даже спортом занимались вместе. Алина настолько привыкла, что Дамир всегда рядом, что перестала обращать на это внимания. А потом её ослепил показной блеск Матвея, и Дамир скрылся в его тени. А теперь она словно заново знакомилась с ним, узнавала его с разных сторон и то, что она видела, нравилось ей всё больше и больше. Как же она могла быть раньше настолько слепой?

Дамир был невысоким русоволосым молодым мужчиной с яркими синими глазами, которые всегда смотрели внимательно и немного смешливо. Его фигура не была такой рельефной, как у Матвея, но он был жилистый и подтянутый. Как-никак, спортсмен. И тоже чемпион. Лыжник он был отменный. Профессиональный и очень разумный. Опять же, в отличие от Матвея. Даже экстремальные выходки он совершал, всегда всё заранее продумав. Никогда не распускал павлиний хвост и никому ничего не доказывал. Дамир был полностью самодостаточен и уверен в себе. И ещё – всегда очень спокоен. Алина не могла припомнить случая, когда он выходил из себя. И не могла себе представить, как он расквасил нос её бывшему мужу. Наверное, на это стоило посмотреть. Она усмехнулась про себя.

– Чему ты улыбаешься, – спросил Дамир. Оказывается, пока она предавалась размышлениям, он внимательно вглядывался в ее лицо.

– Да так, пришла одна мысль, – отчего-то смутилась Алина. И вдруг спросила:

– А почему у тебя имя восточное?

И вдруг, испугавшись, что сморозила глупость и была бестактной, добавила:

– Если, конечно, можно об этом спрашивать.

– Конечно, можно, – широко улыбнулся он. – Просто я удивлен. Раньше ты не спрашивала.

– Раньше я много, чего не делала. Особенно того, что надо было, – вздохнула девушка. – Так почему? У всех твоих родственников имена русские.

– Мой отец был военным, – рассказал Дамир. – В молодости его отправили в Афганистан. В роте у него был друг, которого звали Дамир. Тот однажды ему жизнь спас, и отец пообещал, если у него родится сын, он назовет его Дамир. Отец погиб во время одной из военных кампаний, но обещание свое сдержал. Так я и получил свое имя. Дамир Сергеевич.

Они немного помолчали, и Алина подумала, что даже молчать в его присутствии ей комфортно. С Матвеем так не получалось. Она сразу же начинала чувствовать неловкость и пыталась заполнить пустоту словами или действиями.

«Так, – одернула она себя, – хватит их сравнивать. Они совсем разные, да и нехорошо это по отношению к Дамиру».

Но это оказалось не так-то просто. Сознание услужливо подкидывало ей воспоминания, и Алина волей-неволей представляла, а если бы Дамир оказался в тех ситуациях, как бы поступал он.

Пока Алина пребывала в смятении, юноша протянул руку к альбому и спросил:

– Можно?

Девушка утвердительно кивнула. Дамир принялся рассматривать рисунки, а потом сказал:

– Очень красиво! Знаешь, у тебя талант.

Алина смущенно пожала плечами.

– Нет, я серьезно, – продолжал Дамир. – Ты потрясающе рисуешь. Вот на этом рисунке утки получились, как живые. И пейзажи все, словно фотография.

– Я давно уже не рисовала. Раньше времени не хватало. А вот теперь его хоть отбавляй, – она тяжело вздохнула.

– А ты не пробовала рисовать на заказ? Или писать портреты? На этом можно неплохо заработать.

– Не знаю, может, ты и прав. Но я пока не готова к этому.

– Можешь выставить свои работы в интернет. В соцсети, например. Чтобы о тебе узнали, как о художнике.

– Я не выходила в соцсети с того дня, когда всё это случилось. Ну, ты знаешь. И пока не хочу, – Алина покачала головой.

– Я понимаю, – ответил Дамир. – Но, если вдруг соберешься, дай знать. Помогу, чем смогу.

Он поднялся, отряхнул джинсы от сухих травинок и обулся.

– Мне пора. Пройдусь еще дальним берегом, а потом на работу. Вечером ещё в приют заехать нужно. Хорошего тебе дня!

Дамир развернулся и направился было к тропинке, вившейся между деревьями, как его догнал голос Алины:

– Дамир, возьми меня как-нибудь с собой в приют.

Юноша развернулся и внимательно на нее посмотрел.

– Ты точно этого хочешь? – спросил он.

– Да, точно.

– Хорошо. Я заеду за тобой в субботу.

Через минуту его фигура скрылась за деревьями, и Алина осталась одна на берегу. Она прижимала к груди альбом и никак не могла унять стремительно колотящееся сердце.

Характерной чертой Дамира была пунктуальность. Если он говорил, что приедет к одиннадцати часам, значит ровно без десяти минут назначенного времени он уже бывал на месте. Поэтому Алина собралась заранее и выкатила коляску на веранду, откуда могла увидеть, как подъезжает его машина. Девушка собрала старое постельное белье, несколько кастрюль, пакеты с крупой и мясные обрезки. Дамир говорил, что в приюте всегда есть в этом необходимость. Тамара Петровна помогла уложить сумки и теперь хлопотала в палисаднике, выпалывая сорняки в клумбах с цветами.

– Мама, а почему у нас никогда не было домашних животных? – вдруг спросила Алина.

Тамара Петровна разогнула затекшую спину, посмотрела на дочь и сказала:

– Вообще мне всегда хотелось кота, а твой отец мечтал о собаке. Но когда у него обнаружили рак, все силы и внимание мы бросили на борьбу с болезнью. Ты всё время пропадала на тренировках. Некому было ухаживать ещё и за животным.

– А сейчас ты все еще хочешь кота? – хитро спросила дочь.

– А ты мечтаешь о собаке? – в тон ей ответила Тамара Петровна. – Ты поэтому собралась в приют?

– Я хочу посмотреть, чем занимается Дамир, – честно ответила Алина. – И помочь животным. Правда, я совсем не представляю, что я могу, сидя в этом кресле.

– На самом деле, ты многое можешь, – улыбнулась мама, оборачиваясь на шум подъезжающей машины. – А вот и транспорт.

Дамир водил старенькую Хонду Цивик, в которой периодически сам ковырялся, чтобы заставить старушку не хандрить на дорогах. Машина была тёмно-серого цвета. На дверцах краска кое-где облупилась, но перекрашивать автомобиль Дамир пока не собирался, говоря, что в этом нет необходимости. На самом деле он очень любил свой автомобиль, ухаживал за ним и берёг, ведь это был последний подарок отца.