Czytaj książkę: «Путеводная звезда», strona 6
– И с этим нельзя не согласиться, – вновь заметил он, улыбнувшись.
– Коль уж вы мне задали вопрос, значит, справедливо будет и мне задать вам, а вам, честно на него ответить, – хитро, словно кошечка промурлыкала Фелицата.
– Ох, не знаю, не знаю, Фелицата Александровна, чувствую я, ваши вопросы будут не так невинны, как мои, зная ваше любопытство и пытливый ум, боюсь, и допрос в царской канцелярии, мне сущей ерундой после этого покажется, – засмеялся Аркадий Вениаминович.
– Полно Вам лукавить, не пристало коту мышки боятся.
Капитанов на это громко засмеялся, затем посмотрел на нее пристально, и махнув рукой, согласился, – Ваша взяла, задавайте. Уж пропадать, так весело.
И если до этого, в голове Фелицаты, крутились сотни незначащих вопросов, кои она хотела задать, исключительно поддержания разговора ради, то теперь она решила спросить его действительно о чем-то важно и существенном.
– Отчего печатное дело? – спросила она.
Он удивленно воззрился на девушку и ответил: – Какой неожиданный вопрос, хочу я вам сказать, я ждал, честно признаюсь, чего-то более личного, но уговор есть уговор. Раз задали – отвечу. Никогда не мечтал заниматься этим делом, никогда о нем даже не думал, но так случилось, и судьба завела меня туда, где я сейчас, и только теперь я понимаю, что я именно там где быть должен, и что порой, нам кажется, что мы созданы для одного, но этом нам лишь кажется, – заключил Капитанов.
– Ваш ответ ей Богу в рамку можно повесить, в качестве примера, как ответить, не отвечая, и наперсточник на улице справился бы хуже, – ехидно заметила Фелицата.
Капитанов снова рассмеялся, затем продолжил, – ну ежели хотите правду, вот вам, правда, я мечтал стать военным, но не получилось, и теперь, с высоты прожитых лет, я понимаю, что самое лучшее, что со мной могло случиться в жизни, это то, что мои мечты и желания не сбылись. Я был молод, и мало что знал о жизни, я был наивен. Так что судьба, вопреки моим желаниям, привела меня в печатное дело, и я благодарен, так как, только теперь понимаю, что я именно там, где должен быть, на своем месте, и на этом самом месте я счастлив. Был бы я счастлив, сложись моя военная карьера, едва ли. Но в издательстве, я счастлив, и пусть, я недостаточно талантлив, чтобы писать, но достаточно талантлив, чтобы разглядеть дарование, искру божью в слове, а, знаете ли, это не так-то просто. Просто увидеть талант, когда все кругом кричат: «Вот, талант! Держи его», а ты, поди, разбери талант, сам, без подсказки, найди алмаз среди миллиона ничего не стоящих камней, – и он многозначительно посмотрел на нее.
Фелицата покраснела и смущенно отвела взор, теперь она получила ответ на свой вопрос с лихвой.
Они шли медленно, то растворяясь в темноте, то выходя на теплый свет фонарей, не замечая ни людей, ни зданий вокруг, не желая скорого конца пути, и оттого, наслаждаясь каждым шагом, и каждым словом, сказанным друг другу.
– Стало быть, теперь моя очередь задавать вопрос? – спросил Аркадий Вениаминович.
– Стало быть, Ваша, – с несвойственной ей покорностью согласилась Фелицата.
– Отчего в Вашем романе Эстефания Суарес, не приняла предложения Карлоса Пардо, несмотря на то, что полюбила его всем своим сердцем? Я перечитал три раза, но так и не нашел, препятствий, отчего два любящих сердца, не могу быть друг с другом?
– Она любила его, а он любил море, союз в котором чувства женщины сильнее чувств мужчины обречен разбиться о скалы.
– Как вы мудро рассуждаете, Фелицата Александровна. Откуда же вы это знаете? – спросил он, пристально посмотрев в ее голубые широко открытые глаза, а все тело его было до странности напряжено.
Она громко засмеялась, но взор не отвела. – Ежели бы мой батюшка, не любил так сильно мою матушку, то непременно бы заметил ее вздорный характер, а так он слеп, и в этом его счастье.
– А матушка, разве она не замечает дурных качеств батюшки?
– Замечает, женщина то, как раз все и замечает.
– Но как же она тогда все еще любит, примечая все дурное?
– А как раз это женщине любить и не мешает, – сказала Фелицата, засмеявшись. – Но мы на месте, – и она отчего то безрадостно посмотрела на отчий дом и на свет в окошке, где ее наверняка уже заждались. – Спасибо, что проводили меня, Аркадий Вениаминович, никогда право слово, я не преодолевала этот путь с такой легкостью как сегодня, и никогда еще он не казался мне так короток. И все же мне пора, – и она уже намеревалась уйти, как вдруг он остановил ее, поймав запястье, и нежно, но настойчиво привлек к себе.
– Постойте, игра есть игра, я задал вам свой вопрос, теперь Ваша очередь, я человек чести, стало быть, не могу отпустить Вас, не удовлетворив Ваше любопытство в полной мере, – голос его слегка охрип, только он сам не знал, отчего, толи от холода, толи еще от чего-то.
Фелицата с любопытством посмотрела в его темные глаза, открывая в них для себя что-то новое, в их странном глянцевом свечении. Их немая мольба, заставила ее остаться, но все же она деликатно высвободила свою руку их жаркого плена его ладони.
– Что привлекло Вас в моей рукописи? Почему именно ее вы заметили, среди сотен других?
– В ней Ваша душа, – без промедления ответил он, сделав шаг навстречу, так что теперь они стояли так близко, что ему казалось, он мог услышать даже стук ее сердце, а может это его сердце, неслось галопом, обгоняя время и ветер, в пугающую, но манящую неизвестность.
– Теперь Ваш вопрос, – чуть дыша, прошептала Фелицата.
– Нет, теперь мой ответ, – и притянув к себе, он нежно ее поцеловал.
Фонари погасли, в кромешной тьме остались лишь небесные странники, озаряющие объятия влюбленных, мерцая в ночи своим холодным вечным блеском.
