© Наталья Белкина, 2018
ISBN 978-5-4474-4419-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Все началось с этого послания. «Если Вы хотите изменить свою жизнь, – говорилось в нем, – Вы откликнитесь на наш призыв». Прочитав это, я собралась было выбросить отпечатанное на машинке письмо в мусорную корзину, решив, что это эпистола очередного кандидата в депутаты. Но одно обстоятельство меня остановило: у кандидатов обычно есть деньги на компьютер и принтер, и никто даже из их ближайшего окружения не стал бы отбивать пальцы на очень старой, судя по шрифту, печатной машинке. На конверте не было никаких почтовых отметок, зато имелась недурная, верно стилизованная под старинную марка с изображением какого-то мраморного бюста.
«Мы избрали Вас, потому что считаем, что Ваш талант может послужить благому делу». Какой еще? – не поняла я вовсе, отказываясь припомнить за собой хоть один талант. «Подумайте, хотите ли Вы принести пользу многим и, прежде всего, самой себе? Если Вы решитесь на перемены в своей жизни, то ждите звонка». А если не решусь? Если мне вообще это не надо? Как вы собираетесь узнать об этом, олухи?!
О письме я забыла через пару минут, оставив его на журнальном столе. Меня ждала моя работа, которую я ненавидела вот уже восемь лет.
Быть учительницей химии в маленьком городишке, где все друг другу если не родственники, то уж точно кумовья, – незавидная участь. Я была бездарным педагогом, мне это было ясно. День за днем я монотонно выполняла свою работу, ежедневно утешаясь лишь тем, что не за горами каникулы и отпуск, если он, конечно, был не за горами. В начале учебного года или четверти я всегда чувствовала себя убитой и подавленной. Мои ученики были для меня толпой и стадом недоумков. Я старалась объяснить материал как можно доходчивей и злилась на то, что они не могли понять элементарных вещей. Всегда с трудом запоминая их имена, никого из них я не узнавала за пределами школы. Коллеги меня почти не замечали, возможно, потому, что я сама не хотела никакого внимания с их стороны. Редко появляясь в учительской, я стремилась сразу же после уроков и проверки тетрадей уйти в свой тихий мир. Заслуженные учителя, которые пользовались всеобщим уважением, вызывали во мне раздражение. Но я раздражалась лишь на себя, потому что понимала: в этом нелегком деле я уж точно не могла назвать себя настоящим профессионалом и осознавала при этом, что крест сей мне придется волочить всю жизнь.
Мысли о переменах в моей судьбе не раз приходили мне на ум, но… Я как и многие коренные провинциальные жители перемен боялась и позволяла только иногда помечтать о чем-то новом в своей жизни. Так я могла представить себя матерью детей или женой мужа.
Детство… Все проистекало из него. Я всегда была слишком впечатлительной и все замечания по поводу своей наружности близко принимала к сердцу. И уже будучи взрослой и самостоятельной женщиной, я обнаружила в старом «Огоньке» репродукцию картины Хусепе Риберы. Выдрав лист с корнем, я поместила его под стекло в рамку и повесила над своей кроватью. На ней в весьма реалистичной манере был изображен мальчишка – оборвыш с улыбкой до ушей. Называлась картина «Хромоножка». Так меня дразнили в детстве. Хотя тогда это было еще не так заметно как сейчас…
Мои подруги зачем-то стремились проявлять ко мне участие. Иногда я принимала их приглашения на какие-нибудь компанейские посиделки, зная заранее, что они будут со своими давними друзьями или мужьями. Что ж, тридцать лет – это возраст, когда тебя повсюду ждут только в паре. Но пара для меня почти всегда была уготована. И почему благополучные в личной жизни всегда одержимо стремятся устроить чьё-то еще счастье?
Так вот: не далее чем позавчера я присутствовала на подобном мероприятии. Стыдно вспомнить. Впрочем, мне всегда стыдно вспоминать о чем-то подобном. Я одна всегда оказываюсь в глупейшем положении. Да может быть еще тот, кого приглашают, чтоб составить мне пару. Вот он садится со мной рядом за столом, подливает, подкладывает, танцевать приглашает только на медляки. Наверное, его предупреждают заранее о моей особенности. Но я подлая. «Вы были два раза женаты? Хорошего мужа два раза не бросают», «я вижу, что из всех угощений вы предпочитаете водку?», «Вы любите пофилософствовать, я смотрю, что называется „поговорить за жизнь“, верно? А как вы оцениваете теорию Карла Густава Юнга?» Никто из приглашенных «посаженных» женихов не пытался продолжать со мной знакомство. Зачастую я была рада этому.
Вот и в этот раз ко мне приставили кавалера. Он отличался от тех прошлых моих ухажеров. Ну, еще бы! Во-первых, он был психологом, имел свою практику в нашем городишке и не дурно зарабатывал по нашим местным меркам. Во-вторых, он был старше и серьезней тех незрелых в области мозгов юношей, которых мне обычно рекомендовали раньше. Ну и, в-третьих, его нисколько не опечалила моя надменная холодность. После ненавязчивой попытки начать со мной беседу он отдалился на расстояние и весь вечер даже не смотрел в мою сторону. Будь я раскрасавицей, могла бы обидеться. Но я только усмехнулась про себя и даже вздохнула облегченно. Потом из вежливости посидела еще, произнесла короткий (да отвяжитесь вы от меня!) тост за здоровье подруги и скользнула в прихожую.
Я решила уйти тихо, чтоб избежать визгливо-настойчивых упреков и притворно-пьяных сожалений. Я не могла терпеть ничего подобного. Дня через два, когда Маринка наконец-то очнется от загула, она позвонит мне и станет расспрашивать, как все прошло, дескать, она ничего не помнит. Поэтому мне и не придется извиняться перед ней за английский уход. И вот когда я, уже одетая и обутая, начала разбираться с замысловатым замком, раздался совершенно трезвый оклик:
– Уходите? – я обернулась. – Правильно делаете. Таким как вы здесь делать нечего.
Тон психолога меня слегка зацепил. Что он имеет в виду? Хочет обидеть? Задеть? Отомстить за мою спесь?
– А где мне есть чего делать? – поинтересовалась я настороженно.
– Хотите поговорить об этом?
Я рассмеялась настолько громко, насколько могла себе позволить в данной ситуации. Фраза была анекдотичной, чего еще!
– А я серьезно, – лишь слегка улыбнувшись, отозвался психолог (тогда я не могла вспомнить его имени). Он протянул мне свою визитку той же рукой, в которой держал дымящийся окурок.
– Ох, какая же я невежливая, – пытаясь исключить кокетливый тон, призналась я. – Уж, простите!
– Ирония вам к лицу.
– Спасибо. Хотя чувствую, это вовсе не комплимент.
– Разумеется, нет.
– Но и не чистая правда, конечно?
– Как Вам угодно…
– Прощайте, – отрезала я, но визитку захватила. Не каждый день кто-то давал мне свою визитку.
Я забыла бы об этом случае, но он что-то никак не забывался. Что-то не давало мне покоя. Почему он себя так со мной вел? Что себе возомнил? Зачем дал мне свои координаты? Причем координаты не только рабочие, но даже домашние. В карточке значилось, что он «может оказать экстренную психологическую помощь на дому в любое время дня и ночи». Ах, вот почему жена ушла от тебя, – злорадно подумала я, прочитав эту строчку, – ты слишком часто оказывал психологическую помощь на дому, видимо. Позвонить? Мне очень хотелось выяснить до конца одну вещь: зачем он вышел в прихожую, если весь вечер внимания на меня не обращал? Был ли это интерес психолога, обнаружившего в моем лице интересный экземпляр для изучения, или это пресловутый мужской интерес? Ну, да, да! Не до такой же степени я закомплексована, чтоб полагать, что никому не смогу просто понравиться! Но все-таки я склонялась отчего-то к первому варианту.
И я позвонила. Через три дня. Он сам подошел к телефону. Узнав, кто я, он, абсолютно не удивившись, осведомился, с какой целью я обратилась к нему.
– Сколько стоят ваши услуги?
– Вам нужна помощь психолога?
– Да. Вы единственный профессиональный психолог, которого я знаю.
– Не так уж хорошо вы меня знаете.
– Так вы не примете меня?
– Приму.
– Каковы же ваши расценки?
– На месте договоримся.
– Хотелось бы все-таки знать заранее. Знаете ведь, где я работаю и какая у меня зарплата.
– Пусть вас это не беспокоит.
Мы договорились о времени, хотя в тот момент, произнося «до встречи», я была уверена, что встречи не будет. Во-первых, мне жаль было своих кровных денег, а во-вторых, я боялась, что он подумает, будто я за ним бегаю. Это, бесспорно, было глупо и по-детски. Взрослый серьезный человек назначил мне время, возможно, ему пришлось отказать кому-то из клиентов. Ну, что за ребячество! А впрочем, удивится ли он? Наверняка решит, что это достойно придурковатой и спесивой училки. Да ну и пусть!
Но я все-таки пришла в нужное время без опозданий. Как я решилась? Да просто. У меня закончились уроки, настроение было препаршивое, поскольку только что началась третья, самая длинная четверть. Я получила нагоняй за бездарно подготовленное занятие от внезапно явившейся ко мне на урок директрисы. Предо мной возвышались шесть тетрадных стопок, которые предстояло проверить самым тщательным образом, поскольку я попала теперь на особый контроль у начальства. Я смотрела на них отрешенно и чувствовала покалывание в веках и потребность хоть кому-нибудь пожалобиться. Да, кому!? Не подружкам же моим благополучным! Они и так меня вечно жалеют, подкармливают, одежку ношеную подбрасывают. Да чем они могут мне помочь, замужние, удачливые, обеспеченные? Ничем… А поговорить хотелось. Вот тогда я и пожалела о том, что пропустила встречу с психологом. Хотя…
Как оказалось, прием у психолога я вовсе не пропустила. Просто эта мысль так прочно укоренилась во мне, что я стала считать это уже делом прошлым и свершившимся. Встреча должна была произойти именно сегодня и, более того, если бы я поторопилась и, позабыв об экономии, отправилась на другой конец города на такси, а не на общественном транспорте, то вполне могла бы успеть. Я тут же собралась, не дав себе все еще раз взвесить и обдумать. Надоело!
Так я успела в срок. Беспокоило меня только то, что я не успела как следует подготовиться к этой встрече. У меня просто не было времени на сборы. Я появилась на пороге его стильного кабинета с евроремонтом и мягкой мебелью в дурацком костюме классной дамы, который сшила сразу после окончания пединститута. И без того небрежный макияж «на скорую руку» был слегка смыт нелегким рабочим днем. В руке – огромная авоська с кипами тетрадей, которые надо было проверить к завтрашнему дню; под мышкой – старомодная сумочка, подаренная одной из сердобольных моих приятельниц. Было бы у меня время подготовиться, я бы оделась поприличней и причесалась получше. Хотя, что было горевать? В самом наилучшем виде, на дне рожденья Маринки, ему лицезреть меня уже доводилось, так что удивить его я все равно не смогла бы.
После того как мы поздоровались весьма сухо, он предложил мне устроиться как можно удобней. В его кабинете стояла приятная мебель и обязательный диван.
– Нет, ложиться на диван я не стану, – сразу отрезала я. – Неужели кто-то действительно чувствует себя комфортно, укладываясь плашмя в кабинете малознакомого человека? Я даже дома не позволяю себе валяться на диване просто так.
– У разных людей разные понятия о комфорте, – спокойно возразил доктор, вынув при этом руки из карманов.
– Ну, да. Понятно.
– Можете просто взобраться на диван, сняв обувь. Или вы себе и дома такого не позволяете?
Иронизируешь? Это же непрофессионально! Только ботинки-то я точно не сниму! Я носила специальную ортопедическую обувь и показывать это никому не собиралась. По этой же причине я еще лет пятнадцать назад навсегда распрощалась с юбками.
– Позвольте мне самой выбрать свое местоположение, раз уж я пришла на прием к психологу, а не к прокурору.
– Извольте.
– Я сяду за стол. Привычка, знаете ли…
– Ради бога.
– Благодарю.
– Пожалуйста.
Анализируя тем же вечером нашу беседу, я пришла к выводу, что выпендривалась слишком.
Расположившись за столом напротив него, я сразу поняла, что ничего не смогу ему рассказать. Слишком уж все выглядело официозно и натянуто. Он, однако, вовсе не тушевался, но все равно молчал. Тогда я решила начать первой:
– Почему вы тогда сказали, что таким, как я, здесь не место?
– Здесь?
– Там. Ну, вы поняли.
– Это было субъективное мнение. Мне не стоило так говорить.
– Конечно! Это было непрофессионально.
– Я ведь с вами тогда не как профессионал разговаривал.
Да, действительно, что я к нему привязалась? Но нужно было хоть что-то говорить. Не люблю неловких пауз.
– Так о чем вы хотели поговорить? Какие у вас проблемы? – задал он, наконец, наводящие вопросы и откинулся назад в своем гуттаперчевом кресле.
Я вздохнула, уставилась в поверхность стола, рассматривая деревянные узоры. Необходимо было сконцентрироваться и перестать ерничать. А о чем я собиралась говорить с ним? Можно подумать, я знала…
– Вам нравится ваша работа? – решил он помочь.
– Да, – соврала я и этим совсем отрезала путь к откровенности. Кажется, и он это понял, потому что, помолчав некоторое время, предложил:
– Закурите?
– Не курю, – ответила я, совершенно замыкаясь.
– Бережете здоровье? – видимо он не терял надежды разговорить меня.
– Пока да.
– И алкоголем, конечно, не увлекаетесь?
– Пока нет.
– Вы ведь не случайно два раза подряд употребили слово «пока»?
– Может и не случайно.
– И когда же вы, в таком случае, предполагаете обрести эти пагубные привычки?
– Когда выйду из детородного возраста.
Он вскинул брови.
– Интересно. Гм… Вы следуете какому-то вероучению?
– Вероучению? Еще чего! Я атеистка.
– Но это походит на какое-то религиозное или философское учение.
– Ничего подобного! К тому же религия и философия – это не одно и тоже.
– Да. Спасибо, что напомнили… И все же, чья это концепция насчет детородного возраста и все такое?
– Да какая еще концепция!? А впрочем, ну и пусть концепция. Моя.
– И в чем ее суть?
– Пока женщина находится в детородном возрасте, она не может наносить вреда своему здоровью, потому что несет ответственность за будущее человечество.
– Очень патетично.
– Острите?
– Ни в коем случае! Так вы считаете себя ответственной за будущее человечество?
– Это, по-вашему, глупо?
– Я этого не говорил. Мне любопытно просто, а что же после наступления недетородного возраста?
– Пользы от тебя уже никакой, ты уже практически принадлежишь земле и потому можешь травить организм в свое удовольствие. Ты уже никому не навредишь и ничего не изменишь.
– Потрясающе, – прогудел он в кулак и хмыкнул.
Даже полной дуре стало бы понятно, что он смеялся надо мной, психолог фиктивный!
– Можете ухмыляться сколько вам угодно, – не слишком галантно огрызнулась я. – Мне жаль, что я у вас время отняла. Пойду, пожалуй.
Я поднялась со стула.
– Да постойте! – все еще продолжая улыбаться, воскликнул он.
– Да нет уж, я пойду. У меня работы видите сколько, – устало и вполне уже спокойно ответила я и вытащила из-под стола напоказ авоську с тетрадками.
Он даже не взглянул на нее, вышел из-за стола проводить меня.
– Так работа ваша не по душе вам?
Я остановилась на пороге и посмотрела на него достаточно красноречиво, так что и без слов должно было быть понятно: ну, разумеется, я ненавижу ее.
– А что же по душе? – стал он допытываться, пытаясь, наверное, свой профессиональный долг до конца выполнить, чудак.
– Не знаю, – вздохнула я зачем-то. – Я устала очень. Сама не знаю, чего хочу…
Странно. Почему-то я не вышла за дверь, а прислонилась к стене и даже забыла на пару секунд, где нахожусь.
– Вот уже тридцать лет я не знаю, чего хочу от жизни. Все идет не так, словно не по тому сценарию, который был изначально для меня написан. А по какому-то иному, бездарному, лишенному смысла, дурацкому плану.
– Никогда не поздно начать новую жизнь, – услышала я голос будто откуда-то издали.
– Я не уверена, что хочу ее начинать. Мне вовсе не новая жизнь нужна.
– А что же?
– Может быть только одно единственное зерно, из которого может вырастить что-то важное или хотя бы полезное. Да. Именно это мне нужно сейчас.
Мысль моя на этом остановилась. Иссякла. Как она вообще родилась – непонятно. И я устыдилась своих откровений, встрепенулась, одернулась, выпрямила спину. Психолог задумчиво помалкивал.
– Теперь уж мне точно пора, – сказала я и поспешно открыла дверь. – Всего хорошего! Прощайте.
Я ругала себя, за то что разоткровенничалась. Спускаясь по лестнице вниз, я почти вслух произносила проклятья в свою сторону, как вдруг меня обожгло. Оплата! Ой, дура! Что он подумал обо мне! Мне пришлось возвращаться, и теперь было сложнее подниматься на четвертый этаж. «Гвозди наших сапог притягивают нас к земле», – изрекла я про себя. Без стука ворвалась в его евродверь, а он не успел даже сесть на свое рабочее место, стоял перед шкафчиком с коньяками. Выпить после моего визита захотел?
– Прошу прощенья! – воскликнула я, запыхавшись. – Совершенно вылетело из головы. Сколько я вам должна?
– Я счет вам вышлю, – усмехнулся он опять.
– Счет? Это вроде тех, что присылают за электричество и газ?
– Вроде того.
– Ну, хорошо, прощайте еще раз.
* * *
Доставая сегодня утром конверт из почтового ящика, я подумала, что это тот самый счет. С моего визита к психологу прошло около двух месяцев, а я его так и не дождалась. Это мучило меня и не давало покоя. Я предполагала, что письмо могло затеряться на почте, что его вытащили из моего ящика, и теперь господин доктор думает обо мне бог знает что. А так не хотелось, чтоб обо мне плохо думали… Иногда мне приходила в голову мысль, что он просто решил проявить благотворительность и не брать с нищей одинокой училки денег. Но эта мысль очень уж уязвляла мою гордость.
На всякий случай я решила проверить, сохранилась ли у меня его визитка. В моей сумке не так легко было что-то отыскать. Достаточно вместительная моя учительская полусумка – получемодан была набита разным хламом, который я из-за лености своей выкидывала лишь раз в год или два, а так же если посчастливится приобрести или получить в дар новую тару для барахла. Ворох бумаг, исписанных фамилиями, оценками, цифрами, формулами, – от этой муры мне становилось как-то сразу тошно. Сломанная расческа, кошелек, в котором к концу месяца оставались только жалкие гроши, фантики от леденцов, какие-то справки и квитанции, чеки, господи! – цветок высохший (когда-то сорвала побег монстеры, собираясь воткнуть в горшке, да забыла), – а вот и она. Довольно-таки уже замызганная визитка отыскалась. Я пробежала глазами по цифрам, взялась за телефонную трубку, но вдруг…
Пронзительный телефонный звонок, от которого я даже подпрыгнула. Через две секунды я улыбнулась и сама себе покачала головой: надо же, такое напряжение. Наверняка Маринка.
– Алло, слушаю.
– Ну, как? Вы решились? – прозвучал в трубке неприятный голос.
– Вы не туда попали, – ответила я, вздохнув с облегченьем, и задержалась на несколько секунд, чтоб услышать положенные в таких случаях извинения. Но не дождалась:
– Да нет, я уверен совершенно, что попал именно туда, куда хотел.
Что-то мне сразу стало не по себе.
– Вы кто? – стараясь не показывать волнение, спросила я.
– Вы верно знаете.
– Ничего я не знаю.
– Тогда возможно догадываетесь.
– И не догадываюсь. Можно не морочить мне голову и все объяснить?
– Вы получали письмо?
Ах, письмо! Вот оно что! Как же мне стало досадно! Всегда неприятно осознавать, что стала жертвой какого-то проходимца или того хуже – шутника. Обладатель противного голоса сразу представился мне каким-то мошенником, который решил, что я попалась на крючок. Это меня возмутило.
– Так это вы прислали мне эту чепуху?!
– Чепуху?
– На дураков рассчитываете?
– На дураков?
– Послушайте: я атеистка и ни в какие секты не пойду! Не звоните и не теряйте времени! Всего хорошего!
Я с внутренней злостью положила трубку. Почему-то ни малейшего сомнения в том, что телефон зазвонит снова, у меня не было. И он зазвонил. Может это кто-то другой?
– Да?
– Именно этот ответ мне и был нужен, – проскрипел давешний гадкий голос и тут же сменился пронзительными гудками.
– Что за.., – только и успела промямлить я растерянно.
Трубка некоторое время оставалась в моих руках. Я не могла сообразить, что делать дальше. Только одно я понимала: кто-то бесцеремонно вторгся в мою жизнь. Он что-то обо мне знает. Пишет письма на мой адрес. Ему известен мой телефон. О, боже!
Тут же бросившись к входной двери, я посмотрела в глазок. На лестничной площадке снова не горела лампочка, сквозь окно лишь светились фары проезжавших мимо машин и ползали тени. Я лихорадочно защелкнула все два замка и осмотрела прихожую: не подпереть ли еще чем-нибудь дверь? Да, что за психоз?! Ну, подумай сама, какой-то шутник довел тебя до панического страха. И радуется теперь. А ведь это может быть один из учеников, из тех, например, которым светила двойка за четверть. Вот это ближе к реальности. Вот глупая!
Я начала успокаиваться и даже вспомнила, что собиралась звонить психологу. Но был уже одиннадцатый час вечера. Звонить было неудобно, хотя на его визитке и было написано «обращаться в любое время». Проверив еще раз замки, я отправилась спать. И на всякий случай отключила телефон. Звоните теперь сколько угодно, уроды!
Но спать я, конечно, не могла. Слишком много мыслей роилось в голове. Впервые за очень долгое время я получила большую встряску: в висках стучало, сердце ныло и боялось, мозг не хотел засыпать. Я ворочалась с боку на бок, ерзала, сбивая простынь, и, наконец, села и включила абажур. Надо было все выяснить, иначе не уснуть.
Я встала, прошла на кухню, поставила на плиту кофе, включила телефон. Единственная возможность успокоиться – ответить на звонок. Я даже не могла просто сидеть на стуле: села на пол рядом с телефонной тумбочкой.
Звонок раздался через десять минут после того, как я выпила третью чашку кофе. Я снова дернулась, хотя до этого внушала себе спокойствие. Взяла трубку после четвертого звонка.
– Алло.
Молчание.
– Я готова вас выслушать.
Еще несколько секунд тишины и:
– Я рад, что вы решились, – тот же гадкий скрип.
– Я пока только решилась послушать, что вы скажете.
– А что вы хотите услышать?
– Скажите, как мне от вас избавиться, как покончить со всем этим абсурдом и обрести прежний покой?
– Вы хотите обрести прежний покой?
– Перестаньте, наконец, отвечать вопросом на вопрос!
– Ответьте на последний. Хотите обрести прежний покой, вернуть старую жизнь?
– Да, хочу!
– Вы уверены?
– Снова вопрос!!!
– Вы уверены? – настойчиво и зло повторил голос.
Я набрала полные легкие воздуха. Все это время, в течение которого я вела беседу с каким-то безумцем, мне казалось, что ничего подобного не может происходить в реальности. Уж не сплю ли я? Бессмысленность и неясность ситуации ставили в тупик зачатки моего логического мышления. Я не могла представить себя в подобных обстоятельствах раньше: может быть действительно жила слишком просто? Или косно?
– Ну, допустим, я не уверена, – выдохнула я, но не до конца.
– Тогда ждите…
– Эй, постойте-ка! – крикнула я вслед доносящимся гудкам. – Да что за черт!!!
Трубка грянулась о пол и треснула. Я осталась сидеть там же на полу в полном недоумении и растерянности. Теперь не могло быть и речи о спокойном сне. Я мельком взглянула на будильник: третий час. Как-то машинально прошла в ванную (там у меня что-то вроде кладовки) и отыскала изоленту. Так же в забытьи неаккуратно перемотала трещину на трубке синими полосками. Теперь она стала звучать с хрипотцой. Набрала знакомый номер. Долго длились гудки, потом злой и заспанный голос:
– Да чтоб вам! Кто это!?
– Это я, Маринка! Не ругайся, у меня ЧП.
– Алё! Кто это? Говорите громче, раз уж приспичило звонить среди ночи!!!
Трубка: я верно повредила микрофон. Постучала по ней, подула и повторила громче:
– Это я!
– Дрогина, ты что ли? Ты в своем уме?! Знаешь, который час? Да что у тебя стряслось?
– Ничего особенного, всего на всего за мной охотится какой-то сумасшедший. Он мне звонит постоянно.
– Да ты что?!!
Маринка вмиг проснулась. Маньяк, несомненно, стоил ночного разговора.
– И что ему надо? – спросила она с невыразимым интересом, озаботившись, скорее всего, своей любимой темой.
– Пока не знаю, но мне это очень, очень, очень не нравится.
– Так может быть это твой тайный поклонник? – хихикнула простодушная дуреха.
– Да какой еще тайный поклонник! Я что, замужняя аристократка что ли?
– Ну, тогда шутник.
– Вот это ближе к теме. Да кто бы он ни был, он должен ответить за мои убитые нервные клетки. И ты мне в этом должна помочь.
– Да, как?
– Ты же говорила, что у тебя знакомый есть на телефонной станции, пусть выяснит, кто звонил по моему номеру сегодня ночью в два часа двадцать пять минут.
– Ну, я не знаю. Не так уж это просто.
– Марина, я в долгу не останусь. Последнюю рубаху не пожалею, только б избавиться от этой чертовщины.
– Я попробую, но не обещаю, – недовольно зевнула в трубку Маринка. – На всякий случай готовь бутылку приличного коньяка.
– Спасибо, ты настоящая подруга.
– Да ладно! Ложись спать.
– Спокойной ночи.
Я уснула лишь под утро, когда организм уже совсем обессилел. Но через час меня снова разбудил звонок, на этот раз будильника. Пора было вставать на работу. Лежа в постели, я безразлично рассматривала свое отражение в полировке письменного стола и сонно размышляла. Я думала о том, как ужасно болит голова после бессонной ночи, и о том, как не хочется идти на ненавистную работу, и о том, что теперь в моей пресной жизни появилась хоть какая-то горечь. Может это к лучшему?
Школа как всегда добавила несколько проблем, и я даже на некоторое время забыла о ночном звонке. Но стоило мне выйти за порог, как воспоминания эти, словно зубная боль, возникли снова. И почему это произошло именно со мной? А может быть именно со мной-то это и должно было произойти?
Вечером этого дня я с замиранием сердца дожидалась противно звонкого дребезжания моего старого телефона. Но не дождалась. Никто не звонил мне и ночью, хотя я все равно едва ли уснула более чем на час – два. Я досадовала на себя: случись нечто подобное с кем угодно другим, ну например, с той же Маринкой, стала бы она так беспокоиться? Да конечно нет! Забыла бы через полминуты. А я? Да что это со мной? Почему я такая мнительная? Или просто дура!?
Звонок все-таки раздался. Звонила верная подруга. Ей удалось выяснить кое-что у своего знакомого с телефонной станции. Но меня ожидало ужасное разочарование: оказалось, что той ночью, как утверждал автомат, мне никто не звонил.
– Надеюсь, ты не думаешь, что мне все это приснилось? – спросила я у подруги.
– Да, брось! – успокоила она меня. – Знаешь ведь, какая у нас станция допотопная, вполне возможен какой-нибудь сбой.
Тем временем начала приближаться пора экзаменов. Чужие проблемы, «хвосты», контрольные, зачеты вытеснили воспоминания о ночных звонках. Признаться, я даже была слегка разочарована.
Приближалось лето. Медленно, но верно. Это не могло не радовать меня, хотя я как всегда понятия не имела, как буду убивать отведенный мне законный отпуск.
Изредка я вспоминала и о психологе, а однажды все же решилась ему позвонить. У меня был вполне законный повод: я так и не получила от него счет, хотя за это время уже несколько раз платила по коммунальным счетам. А вдруг он неверно записал мой адрес и теперь думает, что я не собираюсь оплачивать его услуги?
В трубке раздался незнакомый голос, женский. Немного стушевавшись сначала, я все же попросила пригласить его к телефону. Я ведь звонила по делу, чего там.
– Здесь нет таких, – не очень вежливо ответили мне.
Я проверила номер, набрала еще раз, тщательно следя за цифрами. Тот же недовольный голос, и я сразу же нажала на рычаг. Удивительно. Опять какие-то странности. Звонок. Теперь уже звонили мне. Проклятье! У злобной тетки был определитель номера. Она сразу же выпалила:
– Чтоб вы не звонили в третий раз, сразу скажу: он уж два месяца как уехал отсюда. Так что номер можете вычеркнуть!
Не став дожидаться моего ответа (а я, собственно, отвечать и не собиралась), мадам положила трубку. Вот как! Наш уважаемый психолог сменил адрес, ничего не сообщив своим клиентам. Что ж, это не мое дело, я честно хотела расплатиться.
Однако нечто все-таки продолжало грызть меня изнутри. Со мной всегда так, надумываю себе чего-то. И я позвонила своей подруге:
– Не знаешь, куда пропал наш психолог? – как бы между прочим спросила я.
– Какой психолог?
Она уже и забыла. Ну, разумеется! Сколько у нее гостей перебывало, особенно тех, кто только один раз показывались.
– Ну, помнишь… Ну, тот, который курил постоянно.
– А, тот самый? – напрягала память Маринка. – Мне-то откуда знать, это ведь твой знакомый.
– Ты вечно все путаешь! Со своими знакомыми всегда к тебе приходит Варька, а мне, как правило, ты подыскиваешь… знакомых.
– Нет уж, Дрогина, извини, – она так с института меня и зовет по фамилии. – Я еще не совсем того! Я его, этого твоего психолога, и знать не знала до моего дня рожденья. Он явился тогда, кажется, незадолго до твоего прихода и заявил, что твой друг и что ты его пригласила.
Маринка как всегда перебрала в тот вечер, и в мозгах у нее какие-то кривые линии, видимо, пересеклись не так, как надо. Спорить бесполезно, станет возмущаться.
– Ты все шутишь?
– Делать мне нечего! А зачем тебе он?
– Я же рассказывала тебе, что ходила на прием.
– Ну?
– А счет он так и не прислал. А когда я ему позвонила, оказалось, что его и самого след простыл.
– Вот гад какой! – возмутилась подруга.
– Почему же гад? Может быть случилось что-нибудь, ты не знаешь?
– А ты что, волнуешься?
– Я волнуюсь, потому что не хочу быть в долгу.
– А вдруг он и не собирался брать с тебя деньги? – предположила она.
– Угу, решил провести акцию милосердия и благотворительности? Знаешь что: я бедная, но гордая!
– Знаю, знаю.
– Тем более, я едва с ним знакома.
– Конечно!
Какое дело было Маринке до моих ничтожных волнений? Ее жизнь была настолько разнообразнее моей, что о таких мелочах, как неоплаченный долг или пропавший куда-то малознакомый человек, она и не задумывалась. Вот и об этом разговоре она забыла сразу же, как мы попрощались. Наверняка. А я? Мнительная особа…
И мне надо забыть. Все эти мысли мешают нормально существовать и работать. Еще немного и каникулы, отпуск. Этим можно было утешиться. Но…
Однажды уже перед самым концом учебного года вновь раздался звонок. Сначала в трубке слышалось молчание без единого живого звука кроме технических шумов телефонной станции. А после моего троекратного настойчивого «алло» вдруг:
– Я по объявлению, – выпалили мне и, чтоб я не успела как-то возразить или спросить о чем-то, затараторили: – Я человек оригинальный, сразу скажу, люблю фантазировать. Ну, вы понимаете? Я хотел бы, чтоб вы приехали ко мне домой, адрес я вам скажу. А сколько стоят ваши услуги?