Czytaj książkę: «Ироническая поэзия. Библиотека группы ИСП в социальной сети ВКонтакте представляет…»

Czcionka:

Редактор Валентина Спирина

Дизайнер обложки Валентина Спирина

ISBN 978-5-0051-5879-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Родилась я в Москве в творческой семье, серьёзно готовилась поступать в театральный институт, два года, учась в школе, ходила на подготовительные занятия к профессору Щукинского училища и поступление было практически гарантировано, но в последний момент передумала и пошла учиться на психолога. Стихи начала писать лет в девять, их даже публиковали в журнале «Пионер». Прозу начала писать позднее и не просто так, а с психотерапевтической целью: описывала проблемы своих клиентов с юмором и сарказмом, это им помогало взглянуть на ситуации, как бы, со стороны.

Жанр прозы и поэзии, в котором я пишу – иронический. Даже в стихах, которые кажутся лирическими, присутствует ирония, но замечают её не все.

Манера моего творчества очень похожа на актёрство.

У меня не возникает желания писать стихи просто так, от души, так как в душе всегда гармония, это хорошо для жизни, но не для творчества. Поэтому сочиняю я только тогда, когда есть заказ, тема. С удовольствием участвую в конкурсах, которые проводятся в различных поэтических группах. Конкурсы интересны для меня не занятым местом, не соревнованием, а самими заданиями. Эти задания и есть моя муза.

Творческий процесс происходит так: есть задание (это или картинка, или обязательный персонаж, или тема, или первая строка и т.п.) и тут же рождается образ, от которого идёт текст. Это может быть дама, девочка, бабушка, мужчина, старик, алкоголик, поэт, собака, кот, столб – кто возникнет, от имени того и пишется. Этот образ приходит вместе с его биографией, пстхотипом, манерой мыслить и т. д. Я, как актриса, вживаюсь на время в этот образ и пишу. Сама я могу быть не согласна с мыслями, настроением, манерой персонажа.

Многие читатели частенько путают автора и его персонажей, воспринимают всё за мои личные истории и мысли, но это всё равно что актёра отождествлять с персонажем, которого он играет. В моих стихах и рассказах нет ничего личного и выстраданного.

Сочиняю я очень быстро, за пять – двадцать минут, над текстами не работаю, так как сочинительство для меня игра, развлечение, полезный вид отдыха. Стихи могли бы быть гораздо лучше, но у меня есть любимая профессия психолога и вся серьёзность уходит в работу.

У меня огромная и дружная семья. Одних самых-самых близких родственников около сорока человек. В личной жизни всё в полном порядке и если бы я писала о себе, это были бы скучные стихи о том, как всё хорошо. В творчестве должна быть драматургия, а для исповедей и нравоучений есть другие жанры, это не для художественной литературы. Такой вот у меня творческий почерк.

Я выросла среди актёров и поэтов, прочла

огромное количество книг. Некоторых писателей и поэтов просто люблю, но есть авторы, произведения которых я читаю и перечитываю сотни раз. Этих авторов я считаю своими учителями, как, например, Чехова, Достоевского, Аверченко, Тэффи, Сашу Чёрного, драматурга Островского. На самом деле учителями можно считать всех, это сотни фамилий.

«Моё» – «Не моё» в искусстве (в поэзии, в художественной литературе, в живописи, в музыке и т.д.) я отличаю по послевкусию. Бывают явно талантливые произведения, но эмоционально они ведут вниз. Это – не моё. Лучше пусть они не ведут никуда, оставляют ровное состояние, но ещё лучше – если они ведут вверх. И дело не в сюжете: у Достоевского и Чехова произведения не увеселительные. Дело в эмоциональном и умственном состоянии после прочтения. Хотелось бы, чтобы то, что я сочиняю, не вело читателя вниз.

Где жить хорошо

Однажды в бане собрались
Кабан, Петух, Енот и Рысь.
Попарившись, они присели
Попить, как водится, пивка.
«Где хорошо живётся зверю?» —
Возник вопрос у Петуха.
«Тебе-то что?» – Кабан ответил,
«Ты, вроде, птица, а не зверь.
Хотя ты правильно заметил,
Вопрос стоит ребром теперь,
Когда леса все вырубают
И вип охотников не счесть.
Нас для потехи истребляют,
А не затем, чтобы поесть.»
Енот сказал: «Не для потехи,
А для продажи наших шкур!
Все люди ходят в нашем мехе,
Им подавай «а ля натюр».
Рысь это с жаром подтвердила.
Петух сказал про потрошки.
Компашка разом приуныла,
Но тут послышались смешки
И из-под банной тёплой лавки
Вдруг вылез маленький Сверчок,
Не больше спички иль булавки,
Как говорится «с пятачок»:
«Я точно знаю, где привольно,
Где не обидят никогда,
Но тайну эту вам открою
Лишь за оплату, господа!»
Что делать – скинулись, конечно,
Вручили денежки Сверчку,
Хотя и был он первым встречным,
Но в бане лень быть начеку.
Да и узнать хотелось место,
Где хорошо на свете жить,
А актуальность интереса
Способна бдительность убить.
Сверчок сказал: «Запоминайте
Где никогда не будет бед:
Хорошим станет, так и знайте,
Лишь место, где пока вас нет!»
С такими мудрыми словами
Под лавкой скрылся аферист,
А звери хлопали ушами
Лишь повторяя: «Вот артист!»
К решению задач глобальных
Не привлекали бы Сверчка!
Ответы не ищите в бане
Под пиво с паром, с кондачка!

«Октябрь в красках золотых…»

Октябрь в красках золотых
Мне фигурально дал под дых.
Я думал, что сентябрь пока,
Считал ворон и облака,

Но тут очнулся – нате вот:
Не за горами Новый Год.
Пора готовиться, друзья,
Без этого никак нельзя!

Спиртное надо запасать,
Чтобы потом не куковать,
Хотя сомнение свербит,
Что мой запас не достоит.

Так было, братцы и не раз,
Что быстро исчезал запас.
Сожму я волю всю в кулак,
Ведь я не конченый дурак.

«Клином журавли летели…»

Клином журавли летели,
Да и вклинились в мой дом.
Я им крикнул: «Обалдели?!
Строил дом пять лет с трудом!»

Только журавли – проныры,
Снова встали в дружный клин,
И оставив в крыше дыры,
Все умчались, как один.

Письмо людям от зверей
(С днём защиты животных).

Господа, не будьте так жестоки
В наш, отнюдь, не дикий, вроде, век!
Откажитесь шубы шить из норки
И вообще забудьте вы про мех!

Мы тут собрались: лиса и норка,
Соболь, даже выхухоль с песцом.
И одна у нас надежда только,
Что поймут скорняк нас с продавцом.

Откажитесь шить из наших шкурок,
Откажитесь шубы продавать
Из песца, из норок, чернобурок!
Нас владельцам фабрик не понять.

Им одно известно – только прибыль.
К ним взывать бессмысленно для всех.
Кстати, может женщины смогли бы
Перестать носить наш личный мех?

Пощадите, братцы, наши семьи,
Нас и наших маленьких щенят!
Ведь с одной планеты, вроде, все мы,
Братья, вроде. Так ведь говорят?

Помогите братьям вашим меньшим!
Пусть нас перестанут истреблять.
Попросите ваших милых женщин
Шуб из нас вообще не покупать!

А за сим желаем всем здоровья,
Ставим наши подписи с числом,
И желаем искренне, с любовью,
Заниматься чистым ремеслом.

«Я – не свинья, свинья – не я…»

Я – не свинья, свинья – не я,
Но вместе мы большая сила!
Когда есть грязь, не надо мыла —
Таков наш принцип бытия.

Ведь танки грязи не боятся,
А мы как танки, мы сильны!
Хотим и будем! Будем мы
Когда хотим в грязи валяться.

А ты, надменный чистоплюй,
Иди отсюда прямо лесом.
К тебе у нас нет интереса,
И нос свой ты в наш быт не суй!

«Свет мой зеркальце, заткнись…»

Свет мой зеркальце, заткнись,
И не суйся в мою жизнь.
Ты какое-то кривое,
Так что спорить не берись!

Я красива, как алмаз,
Ты же скройся с моих глаз.
Искажаешь всё на свете,
Это уж не в первый раз.

Зеркало: «Молчу, молчу!
Спорить вовсе не хочу.
Не тоскует моё сердце
По большому кирпичу.»

«Держите улыбку, держите…»

Держите улыбку, держите,
Не дайте ей улететь!
В зеркало с нею смотрите,
Как дети умеют смотреть.
Постепенно она приживётся
И станет вашей, родной.
Вот тогда вам весь мир улыбнётся,
Он поймёт: человек этот – свой.

Подарок для царя

Как-то в некотором царстве
Аккурат под Новый год,
Царь, затарившись шампанским,
Доедая бутерброд,

Вдруг придумал развлеченье
И издал такой указ:
«Кто окажется ловчее,
И подарит в этот раз

Своему царю-владыке
То, чего не может быть —
Станет лучшим и великим!
Все слыхали? Повторить?»

Было повторять не надо,
Встрепенулся весь народ.
Больно хороша награда,
Прямо оторопь берёт.

Хитрый Вася сразу понял:
Здесь поможет Шерлок Холмс!
И поехал, в Лондон, что ли…
Факт, что Холмса он привёз.

Холмс, раскуривая трубку,
Многозначно заявил:
«Знаю я такую штуку,
Как-то раз её ловил.

Это инопланетянин!
На Земле – не может быть,
Так как точно не землянин.
Будем мы его ловить.»

Холмс пошёл на дело с Васей,
Выпив знатный самогон.
Разве кто-то не согласен,
Что такой у нас закон:

Если крепко, много выпить,
(Разумеется не грамм),
Можно запросто увидеть
Даже инопланетян?

Наловили твари редкой.
Царь доволен от души.
Тут налоговый инспектор
С декларацией спешит:

«Где налог на эту нечисть?
Предъявите, господа!
Моё дело обеспечить,
Чтобы полнилась казна!»

Холмса с Васей вмиг в кутузку.
Царь доволен. Всё путем.
Эх, нельзя так в царстве русском
Панибратствовать с царем!

И не стал великим Вася.
Холмс от бражки обалдел
И скорее восвояси
В город Лондон улетел.

«Мчал меня огнегривый мой конь…»

Мчал меня огнегривый мой конь,
Под шуршание листьев хохочущий.
Наконец я увидел воочию,
Что такое осенний огонь.
Я увидел листву пожелтевшую,
Словно охрой окрашенный лист.
Вальс осенний играл гармонист…
Осень-осень, я носа не вешаю!

«Раз, два, три, четыре, пять…»

Раз, два, три, четыре, пять,
Наша Мурка мать опять.
Дом наш – это кошкин дом,
Мы в палатке за углом,
Чтоб котятам не мешать
Ночью тапками шуршать.

«Мне предложили вас ограбить…»

Мне предложили вас ограбить,
И адрес дали, и ключи.
Да, я хотел, к чему лукавить,
И совести сказал: «Молчи!»

Но есть мужская солидарность,
И я решил всё рассказать.
Возможно, я как вор – бездарность,
Но и не в силах промолчать.

На это я имею право,
Ведь адрес и ключи дала
Мне ваша, даже не шалава,
А натуральная жена.

Куда вы, батенька, смотрели?!
Какой бесчестный нынче мир!
Смотрю, вы тоже обалдели.
Прощайте! Я пойду в трактир.

«В саду стояло фортепиано…»

В саду стояло фортепиано
И стол с салфеткой кружевной.
На нём вино и два бокала
С красивой вычурнрй резьбой.
И никого вокруг… Как дивно!
Какой оживший натюрморт!
Всё лаконично и картинно.
И мне казалось, что вот-вот
По клавишам ударят руки,
Взметнувшись парой лебедей,
И я услышу эти звуки —
Мелодию души моей.

«Не доверяю я поэтам…»

Не доверяю я поэтам.
Они плетут свои сюжеты,
Стихами вмиг обволокут
И сердцу барышни капут.

Потом корми их, да с Пегасом,
С толпою муз и контрабасом,
Со скрипкой, арфой и трубой,
А контингент всегда хмельной.

Ночами пьют, стихи читают,
А утром глаз не открывают
И спят до ужина, а к ночи
Опять гуляют что есть мочи.

«Не дарите мне плюшевых мишек…»

Не дарите мне плюшевых мишек,
Я прошу вас, сеньоры и лорды!
У меня их и так выше крыши,
И у всех очень злобные морды.

Были добрыми мишки когда-то,
Но от стирки в стиральной машине
Передёрнуло всех косолапых,
И состроилась мина на мине.

По ночам они очень зловещи,
И мне кажется заговор близок.
Опасаюсь я их каждый вечер.
Очень нервно смотрю телевизор.

Но раздать их и выбросить – жалко,
Потому что они, как родные.
Все они – это чьи-то подарки,
Хоть ненужные, но дорогие.

«Нептун, страдающий артритом…»

Нептун, страдающий артритом,
Пришёл однажды за кредитом.
Клиента днём увидел клерк
И свет в глазах его померк.

«После дождичка в четверг…»

После дождичка в четверг
К нам пожаловал ковчег,
У горы вчера причалил,
В нём приплыл к нам печенег.

Был он страшен и плечист,
Как наш Васька- тракторист.
Раков нам привёз в подарок,
Был художественный свист.

Так свистели на горе
Эти раки в сентябре,
Что оркестр тот слыхали
Аж на речке Ангаре.

А до речки Ангары
Двадцать пять годков ходьбы.
Вот такие у нас будни
После жатвенной поры.

«Ко мне ходили музы по ночам…»

Ко мне ходили музы по ночам.
Их было две и обе мной любимы.
Одна дарила свет моим очам,
Была она как сон необходима.

Вторая слух ласкала звуком лир,
И без неё ни сна, ни дня, ни ночи.
Собой она заполнила эфир
А без звучанья тошно было очень.

Глаза искали первую из них,
А уши жадно слушали вторую.
И выбрать я не мог из муз ночных
Ни ту, как ни прискорбно, ни другую.

Они давно уже в одно слились,
Я их не различаю – так похожи.
И обе наполняют мою жизнь,
И обе до сих пор меня тревожат.

И обе мне несут и звук, и свет,
И ни одна другой не интересней.
С одной я – музыкант, с другой – поэт,
А вместе это всё зовётся песней.

«Кто выбрался из грязи в князи…»

Кто выбрался из грязи в князи,
Того всегда как угораздит,
Хоть стой, хоть падай: китч на китче.
Дворцы их просто неприличны.

«Не грусти, краснея за окном…»

Не грусти, краснея за окном.
Я вот не краснею, а синею,
Но при этом думаю о том,
Что несу всё время ахинею.

Виноват, наверное, коньяк,
Или это просто показалось.
Не могу впустить тебя никак,
Очень мало выпивки осталось.

Так что не красней и не грусти,
А ступай домой, не шляйся ночью.
Может быть и нет тебя. Прости,
Я сегодня пьян. И это – точно.

«За Птицезая кто слыхал?..»

За Птицезая кто слыхал?
Он, Птицезай, такой нахал,
Что лучше вам его не знать,
Спокойно есть, спокойно спать.
Присниться может Птицезай,
Тогда пустырник принимай
И валерьянку залпом пей.
Листай-ка дальше поскорей!

«Пейзаж меня так порадовал!..»

Пейзаж меня так порадовал!
Спокойствие и уют.
«Село, значит, наше, Радово» —
Слова сразу в память бьют.

И хочется в эту реченьку
С разбега нырнуть скорей,
Потом растопивши печеньку,
Сидеть и шептаться с ней.

Она мне расскажет многое,
Интриг на селе не счесть.
Однажды лесной дорогою
Явился медведь поесть.

Ходил по дворам он с шапкою,
Да пил с мужиками хмель,
Потом он походкой шаткою
До хаты ушёл в метель.

Ох, печка, моя рассказчица,
Как байки она плетёт!
Огонь на меня таращится,
А я поглощаю мёд.

Вот так бы остался с печкою,
И с запахом разных трав,
И с этой звенящей речкою,
Свернувшейся здесь в рукав.

«Сидел на скамейке старик…»

Сидел на скамейке старик,
Фонарь освещал его яркий,
Старик ниоткуда возник,
В мешке его были подарки.

Сказал я: «Ты рано пришёл!»,
Узнав Новогоднего Деда.
А он отвечал: «Хорошо,
Сейчас я обратно уеду».

Подъехала тройка тотчас,
Несущая сани резные.
Фонарь почему-то погас,
А дождь отбивал позывные.

Я шёл по бульвару домой
И думал о странности этой,
А ветер гулял, как шальной…
Непросто живётся поэту.

«Какой-то очень странный…»

Какой-то очень странный
Разрез у ваших глаз,
Как-будто иностранный.
Но понял я сейчас:
Вы просто окосели
От водки и вина,
На лавочку присели,
Сидите тут одна.
А может быть пройдёмся,
Напротив мой подъезд,
И вместе там напьёмся?
Но можно прямо здесь.

«На Землю упадёт комета!..»

На Землю упадёт комета!
На той неделе конец Света!
Кефир опасен для здоровья!
Полезно мясо только с кровью!

Соседи, что из сто десятой
Гребут деньжищи, как лопатой!
Наташка из седьмой квартиры
Вчера айфон себе купила,

Но на зарплату кладовщицы
Айфон не купишь, как ни биться.
Кирилл из первого подъезда
Готовит почву для отъезда.

В Америку, дурак, стремится,
А там одни капиталисты.
Певица Мара пьёт безбожно,
Ругаясь матом, как сапожник,

На сцене ангелом летает,
И думает, никто не знает.
Начальник треста Гортопстроя
На самом деле вор в законе.

Теперь примерный гражданин,
Да, впрочем, и не он один.
Сбор у подъезда через час,
Такое расскажу – атас!

Раз Свет кончается на днях
И Мир останется впотьмах,
Пора всю правду честь по чести
Сказать, не опасаясь мести.

«Я увольняю Скуку и Депрессию…»

Я увольняю Скуку и Депрессию,
Уныние, Озлобленность, Хандру.
Без этой банды сразу станет весело,
И лёгкость воцарится по утру.

Они своим ворчанием и вздохами
Желают отравить весь коллектив.
За ними по инерции заохали
И среднее звено и весь актив.

Ну да, не всё бывает, как хотелось бы,
И не хватает многого нам всем,
Но в этой ледяной окаменелости
Замёрзнем мы и пропадём совсем.

Не красит лиц угрюмое брюзжание
И не меняет к лучшему наш мир.
Да здравствуют улыбка, обаяние!
Так говорю вам я, ваш бригадир!

А потому приказ об увольнении
На подпись боссу мною отнесён,
И знаю, что вне всякого сомнения,
Немедленно его подпишет он.

«Он с детства был приучен жить красиво…»

Он с детства был приучен жить красиво,
Охранников надёжных нанимал.
Бывало, утром едет на Мальдивы,
А к вечеру в какой-нибудь Непал.

Позавтракает в Вене, днём он в Ницце,
А ужинать летит в Париж иль в Рим.
Как хорошо рождаться знатным принцем!
Мы тоже так когда-нибудь хотим.

«Шёл по лесу Волк богатый…»

Шёл по лесу Волк богатый,
Деньги грёб всегда лопатой,
В девяностых был бандитом,
А потом вошёл в элиту.

Как в лесу он оказался?
Вышел, просто прогулялся,
Отдохнуть хотел от дел,
Тишины он захотел.

Не будил свою охрану,
Так как вышел утром рано.
Среди сосен Волк гулял,
Глядь – навстречу идеал.

В красной шапочке, с корзинкой
Вышла дева на тропинку,
Бюст размером в два мяча,
Видно, девка горяча.

Волк открыл в восторге пасть,
А девица мимо – шасть.
Лишь слегка ему кивнула
И легонько подмигнула.

Волк за ней: «Постой, девица!
На тебе хочу жениться».
А девица хохотать:
«Не велит моя мне мать

Выходить за престарелых.
У тебя загривок белый,
Приволакиваешь ногу,
Так что выглядишь убого».

Волк как пень остолбенел,
Он не знал, что постарел.
На него кидались дамы,
Слали письма, телеграммы,

И отказа он не ведал,
То с одной в ночи обедал,
То с другой на острова
Мчался. Кругом голова.

«Я богат!» – воскликнул Волк, —
«Быть моей женой есть толк!»
Красна Шапка покривлялась,
Но с Волчарой расписалась.

Жили бурно: клубы, танцы,
Вина, виски, преферансы,
Гости, песни в караоке.
Волк от темпа был, как в шоке.

Года два так жил с женой,
И ушёл он в мир иной.
Всё досталось Шапке Красной,
Зажила она прекрасно

С молодым агентом сыска.
А разгадка очень близко:
Этот самый «розыскник»
Разработал сей «пикник»,

Красной Шапке дал «наколку»,
Где в лесу попасться Волку,
Как беднягу окрутить,
И быстрее уморить.

Вот такие нынче дамы,
Хитрые у них программы.
Против них бывалый волк
Просто-напросто щенок.

«Удирал я от красных…»

Удирал я от красных,
Потому что был белым.
Удирал не напрасно,
И считал себя смелым,

Потому что был умным,
Безрассудство – не храбрость.
Войско красное шумно
По следам моим мчалось.

Прислонился я к клёну,
Пронеслись они стаей,
А луна отстранённо
Льёт свой свет, наблюдая

За земными делами.
Клён молчит, заговорщик.
А меня подбирает
Одинокий паромщик.

Он сочувствует белым,
Почему, сам не знает.
Он везёт моё тело,
А душа умирает.

Просыпаюсь под утро,
Никакой я не белый.
И так грустно, как будто
Я дошёл до предела.

«Тупым углом не напугаешь…»

Тупым углом не напугаешь
Гаврилу нашего ничуть.
Он знает то, чего не знаешь
Ты и мудрец какой-нибудь.
В тупом углу стоится лучше,
А в остром узко, как в норе.
Учтите все на всякий случай
И выбирайте по себе.

«Я в музеях всегда засыпаю…»

Я в музеях всегда засыпаю:
Тишина, чистота и комфорт.
Поскромнее музей выбираю,
Где не делает сторож обход.

Но однажды случилось такое,
Что в музеи теперь – ни ногой!
Меня выбило это из строя,
Отняло на полгода покой.

Не музей, а музейчик. Избушка,
На стене одинокий портрет,
И на нём очень злая старушка
Смотрит так, что не мил белый свет.

Отвернулся, заснул я на лавке,
Вдруг толкает меня кто-то в бок.
Вижу эту старушку. Представьте!
А старушка по лбу меня – щёлк:

«Ишь, разлёгся, алкаш неумытый!
Ну-ка, рыбку поймай и скажи,
Чтобы новое было корыто!
Да не бойся ты так, не дрожи.

Сашу Пушкина что ли не знаешь?
Про меня он всё в сказке наврал.
Это дед начудил, понимаешь,
А поэт всё не так описал.

Не просилась я в эти царицы,
Мне корыто гораздо нужней.
Можно было б ещё разве спицы,
Чтоб носков навязать побыстрей.

Так что дуй к государыне Рыбке,
А не то позову докторов.
Ты своею дурацкой улыбкой
Так на психа похож – будь здоров!»

Я бежал из проклятой избушки,
Наконец, показались дома…
Александр Сергеевич Пушкин,
Неужели сошёл я с ума?

«Не успела довязать тебе в подарок…»

Не успела довязать тебе в подарок
Теплый свитер из овечьей шерсти.
Ты был так стремителен и ярок!
Голову вскружил ты мне, невесте.

Я фату купила к нашей свадьбе,
Список написав, кто будет гостем.
Кабы раньше мне бы это знать бы,
Что жениться ты не думал вовсе.

Что ж, теперь ты не получишь свитер,
Недостоин ты моих вязаний.
Укатил ты с дурой Веркой в Питер,
А она не вяжет. Жди терзаний,

Как поймёшь, что Верка не умеет
Ни вязать, ни шить и ни кухарить,
Только лишь от страсти пламенеет,
А картошки некому пожарить.