Czytaj książkę: «Семейная сага. Сборник. Книга I», strona 9

Глава 4 Потери

– Клава, Клавдия Александровна, беда! – Шурик твой.. утонул, – упала каменной глыбой на сердце бабушки страшная весть. Десять лет было моему дядьке, когда его не стало.

Горе подкосило семью. Особенно ранило бабушку. Иногда, в памятные дни она мне говорила: «Не дай Бог матери пережить дитя». Маме тоже досталось. С братом они были очень дружны. Везде вместе, все проказы и все детские заботы делили пополам.

Горевал и дед, но по-своему, он решил уехать из села. Бабуля осталась «на хозяйстве», дед устраивался на новом месте. Сначала попытал счастья в Крыму, потом поехал дальше по Союзу. Остановился на Уштобе, городке в Алматинской области.

Переписку того 1961 года без душевного трепета читать невозможно.

Невероятной души и терпения бабушка писала: «Почему ты пошёл на работу, не дождался перекомиссии. Нужно было отдохнуть, я этого не одобряю. Но вообще-то поздравляю с выходом на работу и желаю успехов в работе». «Береги себя, там говорят у тебя очень плохие условия труда, плохое помещение.

Само собой, не обошлось в этой истории без «добрых людей». По селу пошли слухи и сплетни, которые бабушка с мамой тяжело переживали.

Надо сказать, что моя справедливая и честная бабуля могла постоять за себя, и делала это с большим достоинством: «Я ему сказала мне пятый десяток и обо мне не хворайте, я как-нибудь сама о себе поболею без сочувствующих. Пока руки-ноги, а также голова на плечах».

Так всю жизнь и жила, надеясь только на свои силы, без единой просьбы о помощи.

Проходили дни без деда в бесконечных хлопотах: подмазать дом, выкопать картошку, сделать заготовки, задать корма скотине, да мало ли этих дел в деревне. Мои безропотные хозяюшки не жаловались, тянули свою лямку без лишних слов. Иногда приезжал старший бабушкин сын Николай, помогал, чем мог.

Долго ли коротко, семья воссоединилась. Нашли подходящий домишко в Уштобе, и начали в который раз обживаться.

Мама ждала душистые персики из сада, мечтая есть их тазиками, а бабушке становилось все хуже и хуже. «Не климат», – развели руками врачи. Сердечко, надорванное горем, стало сдавать. Пришлось домочадцам опять собирать вещи и искать новое место жительства.

Глава 5. Мама

– Я училась на круглые пятёрки, и была разбойницей, – торжественно заявляет мама и глаза её блестят от удовольствия.

Как я понимаю, вспоминаются совсем не «пятёрки», а проказы. Да разве ж выпытаешь? Только рассказы кусочками и под хорошее настроение.

Ловлю момент. Спрашиваю, – мам, расскажи!

Расправляет морщинки и улыбается, – бывало растянем верёвку на улице, темно, ничего не видно, кто-нибудь идёт, мы верёвочку… раз и натягиваем. Хохочем, – задумывается и хихикает.

– Ай-ай, – качаю головой, а мама улыбается как девчонка и снова вспоминает.

– Как-то мама (бабушка) привезла мне из Москвы две маски: негритенка и клубнички. А у деда по случаю оказались красные штакетины. – Пап, сколоти мне крест, – говорю. – Надо, так надо, на тебе дочь крест.

Дочь надевает на себя слой марли, маску негритенка и берет в рученьки красный крест. И весь этот анти-куклусклан тащится в гости к интернатским детям. Радовать.

Темно, марля развевается лёгким летним ветерком, лица нет, только жуткая маска. Тук-тук, в окошко красным крестом и ручками эдак изящный взмах. Училка в обморок, дети под кровати попрятались. Писк, визг. Ничего не скажешь, пораааадовали.

Поток воспоминаний не иссякает, – а какие дивные битвы мы устраивали портфелями, и ещё с горки на них катались. – Эх, мама, мама, молчи, грусть, – думаю я.

Но, не проказами едиными. Мама была бы не мама, если бы не вела активную концертную жизнь. – А мне чего, – рассказывает она, – пойду к председателю, попрошу машину и едем в соседние села с программой. – Чего давали? – смеюсь я, – неужто Шекспира?

– Да всё! Стихи читали, песни пели, спектакли ставили, я даже кукол делала для кукольного театра. С тем и ездили.

Телевизора и интернета не было. Развлекались, как могли, и ведь здорово было, весело.

– Мам, ещё?! – интересно, вдруг ещё чего вспомнит. Точно, вспомнила, – баба Клава была рукодельница редкая, чего только своими руками не делала. И шила, и вязала, и вышивала. Я тоже стала шить. Да как!

Оказывается, ручками работать и творить красоту – это семейное.

Бабушка часто вспоминала, что мама в юности была отчаянной спорщицей. – Спроси мать, как она лысая ходила, – кивала она на маму.

Интересуюсь, – ходила? Жмурится, – было! Поспорила, что подстригусь налысо. – И что? Подстриглась! Кудри каштановые обрезала, потом в косынке пришлось в школу ходить.

К замужеству волосы отросли, а количество проказ убавилось. К моему рождению мама была совершенно взрослая и серьёзная дама.

Глава 6 Чемодан

Детство моё было насыщенным и весёлым. Нашли меня не в капусте, а в чемодане. Мама сделала финт ушами. Родила, через одиннадцать дней защитила диплом, ещё через четыре дня, родители переехали в казахстанский Степногорск с чемоданом, вместо люльки. Там и нашел меня дед, когда пришёл домой с работы.

В то время родительницы не сидели дома в декрете, выходили на работу через шесть месяцев после родов. Детей пристраивали в ясли или оставляли с няней. Мама – молодой, дипломированный специалист тоже начала трудовую деятельность, деваться было некуда.

От детских лет остались воспоминания, бережно записанные бабушкой в блокнот. Судя по всему, я только и делала, что болела. Домашние доктора лечили, не жалея сил. Мазали горло керосином, ставили горчичники и банки и делали компрессы на спирту.

В 1980 – год Олимпиады в Москве родилась моя сестра и стало ещё веселее. Теперь можно было болеть вдвоём, вместе, или по-очереди.

Довольно часто я оставалась у дедов и бесконечно просила деда, почитай! Из первых книжек помню «Волк и семеро козлят» в таджикском варианте. Герои там были Алюль, Булюль и Хиштаки-Саританур. С тех пор, дед меня звал Алюль-Булюль.

Утомительно читать вслух бесконечно. Но, дед терпеливо читал, а бабушка на ночь рассказывала сказки. В шесть лет я сама научилась складывать буквы в слова и начала свой книжный путь с «Белый Бим-Черное Ухо». – Баба, я книжку прочитала, всю! – Не может быть! – Может! – Она толстая! – Тогда слушай, я тебе перескажу.

И надо сказать, это стало привычным занятием. – Здравствуйте, примите книги, шесть штук! – Девочка, ты их вчера брала! Я их прочитала. – Не может быть.. Может, если любопытство сильнее тебя.

Кроме чтения, занятий было много. У бабушки был роскошный буфет с сокровищами.

Там хранилась большая коробка с пуговицами, из которых можно было создать Вселенную. Путеводители по Москве, открытки с репродукциями знаменитых картин. Потрясающие альбомы, со старыми фотографиями в бархатных обложках. Железные сантехнические шурушки, которые можно было скручивать в разные фигуры.

Это был портал в другой мир. Можно было побродить по Третьяковке, посетить Крым, стоило только подключить воображение.

А летом было раздолье. Дача, грибы-ягоды. Широкая степь в ковыле. Полевые цветы. Рыбалка с дедом и обязательный номер программы – песни.

Как только машина выезжала за городскую черту, запевали дедовскую любимую: «Малиновки заслышав голосок, припомню я забытые желанья..».

Глава 7 Папа

Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты, причём вручную. Когда приходит время атаки, противник теряется на незнакомой местности и приходит в полную небоеготовность. В этом смысл, в этом наша стратегия (цитата из кинофильма «ДМБ»).

В этом весь смысл и вся стратегия нашей семьи. Главный по смене ландшафта – папа. За десять дней построить дом? Легко!

Дело было в далёкие 80-е. Тогда он отправил маму в санаторий-профилакторий, а сам принялся за постройку дачного дома. И не какого-нибудь курятника, а самого, что ни на есть настоящего дома из белого кирпича, добытого по страшенному блату.

Мама уехала отдыхать, когда на участке одиноко страдал фундамент, а приехала в готовый дом под крышей. Дальше – больше. Бассейн, с системой сообщающихся сосудов для полива. Другой дачный домище с колоннами и баней по науке. И ещё один бассейн.

Такого в те времена не было ни у кого. Было всё: ванны, бочки, цистерны, а большой бассейн был на даче только у нас.

После бани и бассейна, самое приятное – примостится на качелях с кружкой чая со смородиной или мятой. И именно поэтому, первым делом, во дворе папиными стараниями появляются качели.

Мы переехали обратно в Новосибирск, и купили «избушку на курьих ножках». Само собой, первыми строениями на новом месте были: совершенно шикарный нужник и качели, которые было видно далеко-далеко.

Только потом, мы общими усилиями, построили большой дом по всей науке.

Блиц-криги по поклейке обоев, пятилетка за три дня – это по-нашему. Золотые руки, целая пачка рационализаторских предложений, миксер, Дароснваль своими руками и миллион нужностей – это к папе.

Поговорить обо всем, запомнить сто тыщ миллионов фактов, обсудить политические вопросы, бесконечные знания во всех сферах – тоже наш папа.

Потрясающие рисунки простой шариковой ручкой. Стихи… и снова золотые руки, к чему бы не прикасался.

И это не самый главный козырь. – Я полюбила отца за чувство юмора, – всегда говорила мама. И это совершеннейшая правда. Серьёзно! Весь Камеди нервно курил бы, если бы папа вышел на сцену. Бабушка с благоговением говорила: «Ну ты язва желудка, Владимир Николаевич!», – и нежно любила зятя за чувство юмора.

Изготовление рогаток, постройка скворечников, костры, походы, пикники – лучше компаньона, чем дед не найти.

Все мои супер-способности сделать ремонт за день – это наследственное, в папу.

Каждый день стремление учится, совершенствоваться, узнавать новое, не сидеть на месте – это тоже папа.

Глава 8 Память в ладошках

Мудрый человек учится всю жизнь. Всему, что можно впитать и применить на практике, или просто оставить в кладовой памяти. Вдруг пригодится.

Такой человек, как губка: читает книги, подмечает нужное у других людей, находится в вечном поиске истины. Для него нет разницы, у кого учиться, если от этого есть польза.

Самому интересному можно научится у детей, так считал дед. Он всегда живо интересовался учёбой, и поэтому мы делали всё вместе. И уроки, и поделки из книги «Сделай сам».

Так вот! В третьем классе я притащила деду тетрадь с дневником наблюдений, по окружающему миру. И всего-то дел, нужно отметить температуру, и нарисовать облачность.

Но, мне тогда было скучно. Разве ж можно какие-то наблюдения сравнить с практическим изучением природы? Померить лужи в резиновых сапогах или посвистеть в свистульки из стручков акации, куда интереснее. То-то.

А деда это увлекло. «Научный подход!», – сказал он и принялся заполнять дневник. Каждый день, на протяжении двадцати лет. Погода, облачность, значимые события и в стране, и в семье.

Это завораживает. Листаешь странички 1985 год, 1986 год – рождение сестры и авария на Чернобыльской АЭС, 1987 год – рождение брата, 1991 год Горбачев вышел из КПСС, а следом СССР превратился в СНГ, 1993 год – денежная реформа.

Я могу открыть любой год и увидеть: ага, тогда шёл дождь, валил снег или шумела гроза. Увижу события, которые происходили в те годы.

У меня до сих пор мурашки до самого сердца. Только вдумайтесь, каждый день! Вести дневник, не прерываясь ни на один день.

С одной стороны, такая вроде мелочь. А с другой стороны, невероятно. Память, которая останется с нами, пока мы листаем эти тетради с пожелтевшими от времени листами.

Глава 9 Принцессы на горошине

– Ба, пойдём уже, – канючила я, когда мы, заходили в магазин с тканями и торопила на выход, за мороженым по 15 копеек.

– Подожди, надо проверить, дышит или нет, – важно отвечала бабушка и пыхтела через ткань. Если ткань «дышала», бабуля покупала отрез, если – нет, висеть материалу дальше, до следующего менее разборчивого покупателя.

Гораздо позже. – Мам, ну что ты её мнешь? – тороплю маму, которая щупает ткани в магазине и задумчиво смотрит в потолок. – Как это что? А если к телу не приятно? – отвечает мама. Носить же невозможно будет.

Наши дни. – Мама, что ты там копаешься? Вот красивая ткань, и вот, покупай и пошли, – дёргает меня Каринка за рукав. А я трогаю, дышит или нет, мягкая или так себе.

К этому вопросу о принцессах на горошине, есть у нас в семье анекдот из жизни.

Бабушка с сорока пяти лет готовила себе гардероб в мир иной. То платье новое, то воротничок кружевной, а уж красивую обувь – обязательно. Вдруг чего.

Вооот. Прихожу как-то к ней в гости, она достаёт новенькие с иголочки туфли, надевает и говорит: «Тесноваты!». Прячет в шкаф, потом достаёт и говорит мне: «На-ка, внучка, разноси!». Разноси, так разноси. Напяливаю непокорную обувь и шлепаю по дому. Мне туфли великоваты слегка, но я не сдаюсь – разнашиваю, стараюсь.

Интересуюсь: «Ба, а зачем тебе эти туфли?». – Как зачем? Умру я, вы мне их оденете, а они жать будут. Неудобно же, – спокойно объясняет бабушка. – Ааа, вон оно как, – киваю я согласно головой.

Прошло ещё много лет, бабушка сменила ещё несколько пар туфель и нарядов и ушла от нас в дышащем платье и удобной обуви. А мы до сих пор вспоминаем этот случай и хохочем.

Хотя, по правде говоря, что-то давит на сердце. Не иначе синтетика… дышать нечем.

Глава 10 Воля к победе

Какой праздник без музыки? Правильно – скучный!

Дед мой, человек лихой и задорный музыку очень любил. Играть на гармони – было его заветной мечтой. Только осуществить мечту было некогда. Босоногое детство не баловало, потом пришла война. Ну, а затем, закружила-завертела жизнь. Дети, работа, заботы.

Легче стало только на пенсии… зимой. Если характер дюже живой и непоседливый, тут уж отдельный разговор. И мечта, мечта тоже не спит, щекочет. В общем, купил себе дед гармонь. Принёс домой, достал блестящую красотку. Довольный, растянул меха, – эх, хорошо!

Гармонь послушно пиликнула, кнопками своими новыми подмигнула, надписью сверкнула. Хороша.. Дед её бархоткой протёр и убрал обратно в чехол.

Играть-то не умеет! Пошёл на поклон в музыкальную школу, – мол, возьмите меня грызть гранит науки. – Ты что, дед? У меня тут семилетки, и ты будешь сидеть. Нет, не возьмём, – сказал, как отрезал директор музыкалки. – Ну раз так, думает дед, – сам выучусь! Добыл два самоучителя, и попутно прикупил баян. На всякий случай!

Самоучители – хорошо, но скучно. Поэтому дед придумал свою систему обучения и схемы, по которым раскрасил кнопки инструмента. Через три месяца дед дебютировал на празднике с заводной мелодией:

Эх яблочко,

Да на тарелочке!

Надоела мне жена —

Пойду к девочкам!

Конечно, как не выучить «Синий платочек»? Дело святое, учили вместе, вдвоем подпевая песню не в ноты. Упорство и труд, всё перетрут.

Сбылась мечта деда. Играть на праздниках на своей гармони. Держать в руках свой собственный инструмент.

Скажете – ерунда? А я скажу – нет! Нет ничего недостижимого для человека, если он действительно хочет этим заниматься. Нет никаких: «Ой, долго! Руки не из того места!». Есть: «Хочу и сделаю!

Для меня это урок о том, что к своей мечте нужно идти. И воплощать в любом возрасте. Тогда она наверняка сбудется.

Может быть поэтому, у нас в семье не говорят: «Я не умею!». Просто берут, и просто делают.

Глава 11 Когда руки не для скуки.

У бабули в комнате стоял совершенно потрясающий зелёный пиратский сундук с сокровищами. Конечно, он был не пиратский, но, определённо был волшебный.

Когда бабушка была настроена благодушно, она открывала сундук и доставала красоту. Вышитые салфетки, полотенца, кружевные воротнички. Головокружительно! Лучше, чем золотые дублоны. Все бабушкины сокровища можно было разглядывать часами. Среди вышивок водился даже портрет В. И. Ленина, крестиком. В сундучке хранились потрясающие картины гладью с фантастическими цветами и птицами.

А ведь тогда не было ничего. Ни схем, ни наборов, как сейчас. Только сарафанные курсы. Но, Боже мой, как всё красиво, ровно, ювелирно.

Надо ли говорить, что приданое нам, внукам, бабуля тоже собирала в волшебный сундук. Рушники для хлеба и соли на свадьбу. С петушками, сердечками, кольцами, надписями «Совет, да любовь».

Бабушка учила меня держать иголку с ниткой, крутить ручку швейной машинки и… терпению, которого не было. Салфетки, варежки, носочки, следочки – руки у бабушки были заняты постоянно.

Своё умение шить бабушка передала моей маме. Мама шила всегда, сколько я себя помню. Юбочки, сарафаны, платья, брюки – буквально всё! Когда появились журналы Бурда Моден, она шила наряды оттуда.

При отсутствии в то время, разнообразия в магазинах, у нас были самые модные и необычные наряды. Порой, мама шила целыми днями, успевала отшить платья и на заказ.

Мамины руки тоже никогда не знают покоя, то одно, то другое. Занятные вещицы выходят: цветы, поделки, игрушки.

Странно было бы, если б остальным игрокам нашей сборной не достались хотя бы крохи от женских способностей в семье.

По традиции, я тоже не могу сидеть просто так. Шью, вяжу по мере своих скромных способностей, а Каринуль виртуозно владеет ножницами и моделирует платья для кукол.

Таки это гены, думаю я. Или личный пример? В любом случае, всё не зря.

Глава 12 В большой семье

Нас у родителей четверо. Три девки и один, наш собственный Владимир Владимирович – младшенький.

Как мама с нами со всеми справлялась – не знаю. Известно, мамина служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как-будто не видна. Попробуй-ка накормить, обстирать, одеть, обшить, помирить, утихомирить, вылечить четверых. Непростая история.

Я помню, приходила из школы и мама кормила меня горячим обедом. Какое счастье, когда мама кормит вкуснейшими пирожками, или огненным борщом. Это начинаешь понимать не сразу.

А каково было лечить лазарет, если вдруг в дом пробирался зловредный вирус? На ногах двадцать четыре часа в сутки: померить температуру, дать лекарство, намазать горло, поставить горчичники или банки. Уроки, шитье, плита – весь день, как белка в колесе.

И все-таки, папа с мамой находили время для общения, собирались компаниями, пели, танцевали, разговаривали, обменивались книгами.

Есть у нас в семье своя традиция из детства. Что бы ни случилось, обедать и ужинать вместе за одним столом. В тишине и спокойствии, даже Владимир Владимирович за столом вели себя прилично под папиным орлиным взором.

Летом нас десантом выбрасывали на дачные просторы. Чего некоторые десантники не любили. Но, что делать? Ягода с грядки – самая вкусная, а бассейн после прополки травы особенно хорош.

Конечно, и у нас были свои развлечения и компании. Дворовая банда, Зарницы, смотря строя и песни. В моем детстве, всё было совсем по-другому. Можно было уйти утром и прийти с первыми звуками программы «Время». Так мы и росли. Весело и не очень.

Пока не выросли. И сейчас мы чувствуем себя детьми, пока рядомс нами папа и мама.

Эпилог

Пролетели трудные послевоенные пятидесятые, прошли шестидесятые и семидесятые. Благополучные восьмидесятые завершили свой бег и начались сложные, переменчивые девяностые.

Сложно было подстроиться и понять перемены. Сдюжили, выжили. Не мытьем, так катаньем.

Бартеры, макароны, сникерс кусочками на всю семью. Задержка зарплат месяцами. Выкарабкивались, как могли. Родители делали ремонты, сестра рисовала картины на продажу. Живы будем, не помрем!

Начались двухтысячные. Решились на переезд в Новосибирск. И опять, покой нам только снится. Начинать на новом месте? Можем! Стройка, обустройство, работа. Хлопоты.

И за этим всем семья. Сила рода. Если наши деды смогли, значит и нам по силам.

По силам и по плечу. Пережить не только трудности, но и суметь жить в радости.

Главное, помнить, главное не забывать. О том, что рядом с нами настоящие герои. Наши мамы и бабушки, наши папы и деды.

И пусть это поймёшь не сразу, но когда-нибудь обязательно поймёшь и оценишь.

С радостью вспомнишь походы за грибами и на рыбалку. Мандарин, принесенный «зайчиком». Мамину руку, охлаждающую горячий лоб. Бабушкины пышные, румяные пирожки. Праздники и дружные чаепития.

Каждый вспомнит своё, то, что даст силы и согреет душу в ненастный день.

То, что нужно обязательно передать своим детям.

ВИНЯРСКАЯ ЕЛЕНА

«Бородин, на выход!»

Все события, имена героев и персонажей этой саги вымышлены,

совпадения случайны и не имеют ничего общего с реальностью.

Пролог

В доме приятно пахло травами, табаком и выпечкой. Мама любила табак и он был повсюду. Нет, она не курила, просто держала его в пиалах, вазочках, розетках, коробочках и стаканчиках по всему дому. Тут было и «Золотое Руно» и «Дикая вишня» и кто знает, какие еще сорта и марки. Все знали мамину любовь к аромату несожженного табака, везли его отовсюду и, мама была довольна. Когда щепоть-другая высыхала, она могла собрать табак, завернуть в полиэтилен вместе с несколькими дольками яблока, дать отлежаться, а потом снова сложить в посуду чуть побольше. Кто курит трубки, знает этот небольшой трюк.

Младший Бородин, как всегда, опаздывал, но его никто не ругал. Так бывает. Всеобщий любимчик, домашние души в нем не чаяли, хотя он не всегда этого заслуживал. Называли его Егорка или Егорушка и, он ни в чем не знал отказа, был хулиганом и маме не раз приходилось краснеть в школе. Все его подвиги, как и буйный нрав были написаны на озорной физиономии. Физе, как говорили они сами, щеголяя друг перед другом разбитыми коленками, синяками, ссадинами и фингалами, подранными рубахами, куртками и штанами, но несмотря на все это, учился он хорошо. Видимо поэтому, его так и не перевели в вечернюю школу, куда попало большинство его дворовых приятелей.

Как давно это было…

Семья уже давно не собирается вместе: не потому что негде, а потому, что центром всех сборов и посиделок всегда была мама. Именно она умела, могла, а главное хотела объединять всех. И не важно, за столом ли, на даче, в поездках. Они сами не понимали, что Вселенная, их Вселенная всегда вращалась вокруг нее, а теперь мамы не стало. Ее сердце не выдержало и разорвалось. Она ушла тихо. Во сне.

Из суда она пришла бледная, попила чаю, ужинать не стала, а утром ее нашли уже мертвой. Никто не описывал все эти отвратительные процедуры друг другу, они и так были понятны да, и потом, никто лишний раз не хотел вспоминать события тех дней. Тогда, Егор Степанович всего этого не видел: из зала суда, после оглашения приговора, его перевели в исправительную колонию общего режима, но следователь пожалел и отпустил на похороны… Конечно же, под конвоем.

Родня косилась, но ему было плевать, тупая боль поселилась внутри навсегда. Мамы не стало… и все треснуло, как часы, которые остановились в момент ее ухода. Их было пятеро: мама Полина Ферапонтовна, папа Степан Кузьмич, Сашки двойняшки, Александр и Александра – неугомонные защитники, старшие брат и сестра, и он – меньшой. Дедушки и бабушки ушли рано, поэтому дети росли в городе, точнее в городском дворе. Мама с папой работали, а дети учились, ходили в кружки при Доме пионеров и разбойничали во дворе. Иногда их отправляли в пионерский лагерь, но это было нечасто. Большую часть времени они были предоставлены лету и самим себе. Это было здорово. Все младшего баловали. «Забаловали»… – шептались соседи и что есть силы сторонились заключенного и его конвоиров. А сестра с братом все время стояли к нему, как можно ближе, еще перед церемонией, они почти хором выдали ему громким шепотом, который не слышал только ленивый:

– Мы верим, что ты невиновен…

И он плакал, первый и последний раз в жизни, несколько непрошенных слезинок скатилось по щекам. Егор Степанович еле сдерживался, чтобы не завыть в голос: он знал, что мама ушла из-за него, но что он мог поделать… Выбрать другую профессию? Даже в мыслях это звучало абсурдно. Его сердце разрывалось и от угрызений совести, и невозможности что-либо изменить. События последних месяцев слиплись в один временной блин, в котором были дни и, почти не было ночей. Вероятно, он спал, но события изменили хронологию происходящего, а ему надо сохранять максимальную ясность рассудка, чтобы выжить – раз и, доказать свою невиновность – два. Но все это будет позже. Много позже…