Czytaj książkę: «Еретик. Книга первая»
‡ 1 ‡
В сомнительных вопросах инквизитор должен быть осмотрительным и не давать легко веры тому, что кажется вероятным, но часто бывает неверно. Он не должен отбрасывать упрямо противоположное мнение, так как часто кажущееся на первый взгляд невероятным оказывается впоследствии истиной
Из руководства Бернара Ги, инквизитора Тулузы (1307-1323 гг)
Руан, Франция
Год 1358 от Рождества Христова
Тяжелые сводчатые потолки нависали над коридорами руанской тюрьмы. Массивные каменные стены давили своим огромным весом на души заключенных. Из разных закоулков тюрьмы то и дело доносились чьи-то выкрики – отчаянные, гневные или испуганные – и почти сразу умолкали.
Проходя мимо зловонных клеток, стражники Ги и Пьер переговаривались, не обращая внимания на узников, хотя некоторые тянули к ним руки в ожидании подачки, лепетали нечто бессвязное или сбивчиво умоляли устроить им с кем-нибудь встречу. Ги и Пьер не отвечали и не вслушивались. Они привыкли слышать этот гомон и видеть подобную картину почти каждый раз, поэтому перестали толком замечать, что творится в камерах. Куда больше их сейчас тревожила тишина в одном, самом дальнем закоулке коридора, в камере, где содержали ведьму. Повинна ли эта узница и в самом деле в колдовстве, доподлинно известно не было. Но, если верить донесшему на нее проповеднику, прегрешения ее были серьезны, а со злом она находила общий язык куда лучше, чем с людьми. По крайней мере, со своими тюремщиками: пока Ги тащил ее в камеру, она извивалась, изворачивалась, намеревалась укусить или покалечить стражника. Перед тем, как решетчатую дверь заперли, ведьма ухитрилась плюнуть Ги в лицо, и вот уже день прошел, а ему все казалось, что на месте ведьминого плевка вот-вот вздуется гнойный нарыв.
Вспомнив об этом, Ги нервно потер щеку и нахмурился, резко замолкнув посреди разговора. Пьер заметил его движение и громко хохотнул, ткнув его в плечо.
– Успокойся ты! Нет там ничего. Сколько ты еще с этой щекой носиться будешь? Подумаешь, девка плюнула! Первый раз, что ли? – Он расплылся в кривой улыбке.
Ги только сильнее нахмурил брови.
– Так ведь не простая девка, – буркнул он, – а ведьма.
Пьер пожал плечами. Ги прищурился, глядя на него.
– Ты как будто не веришь, – заметил он.
Пьер снова пожал плечами и кивнул:
– По мне, девка и девка. Диковатая, да и только. Видал я таких, с норовом. – Он мечтательно прищурился. – Не отказался бы я понаблюдать то, что про нее проповедник рассказывал.
Ги округлил глаза и шикнул на него.
– Ты что такое говоришь? – воскликнул он. – Побойся Бога!
– Повидаешь с мое, и похлеще заговоришь, – качнул головой Пьер. – К тому же я хотел только понаблюдать, а не принимать участие в колдовских занятиях. Вот ты, поди, уже обмочился от одной мысли, что она на тебя из клетки посмотрит, а ведь даже не знаешь, ведьма она или нет.
Лицо Ги возмущенно вытянулось и вспыхнуло.
– Так сказал свидетель!
– Слыхал я, что он говорил, свидетель этот, – фыркнул Пьер. – Что-то вроде «третьего дня в ночной тьме в лесу она с обнаженными прелестями вышла под луну, стала на поляне, а навстречу ей выскочил заяц, который обернулся слугой нечистого, и как начнет с ней…»
– Ну да, да, – поспешно перебил Ги, – это и говорил. Самый что ни на есть колдовской… – Он помедлил, вспоминая нужное слово, но так и не нашел его. Махнув рукой, Ги снова буркнул себе под нос: – Ясно же, что ведьма.
Пьер осклабился, почесав бородатую щеку.
– Это инквизиторы пусть решают, – напомнил он. Ги смущенно потупился.
Стражники как раз дошли до дальней камеры, и Пьер заинтересованно посмотрел на узницу. Здесь, среди отребья, маравшего и без того грязные камеры тюрьмы арестованная ведьма смотрелась почти нелепо. Как благородная дама, по зверской ошибке угодившая в лапы тюремщиков и ожидающая, когда это недоразумение завершится ее освобождением. Ухоженная, с чистой кожей, в которую еще не успела въесться тюремная грязь, она была молода и красива. Даже в простом белом нижнем платье и сером сюрко из дешевой грубой ткани узница выглядела почти царственно. При этом густые светлые волосы с вплетенными в них кожаными шнурками, украшенными перьями и бусинами, не были собраны в приличную прическу, как у горожанок, а оставались распущенными, как у какой-нибудь лесной отшельницы. Только эти дикие волосы, пожалуй, и напоминали о том, как она вела себя во время ареста. Теперь же девушка казалась образцом сдержанности и кротости. Она сидела, подтянув к себе колени, не произносила ни слова и не двигалась. Даже не подавала вида, что замечает происходящее вокруг. Взгляд ее ничего не выражал.
– Привет, ведьма, – с явной издевкой в голосе окликнул узницу Пьер, подойдя близко к камере. – Как прошла ночка? Нечистый не являлся?
Ги возмущенно ахнул, и уже подобрался, чтобы выбранить Пьера, однако не нашел нужных слов и промолчал, стыдливо опустив голову.
Узница осталась безмолвна, лишь едва заметно повернула голову в сторону обратившегося к ней стражника. Глаза у нее были сосредоточенные и враждебные. Гордое лицо усеивала россыпь веснушек. Ги пригляделся к ней, будто пытался понять по ее виду, действительно ли в ней есть колдовская сила, дарованная нечистым, или нет. Узница, казалось, почувствовала его изучающий взгляд и тут же посмотрела ему прямо в глаза. Ги вздрогнул и отшатнулся. Уголки губ девушки тронула чуть заметная тень улыбки, в которой угадывалось легкое злорадство.
– Дурак, – презрительно фыркнул Пьер, сплюнув на пол. Он вновь посмотрел на арестантку, и губы его растянулись в самодовольной улыбке. – Чтобы напугать некоторых трусов, и колдовских сил не надо, верно, пташка? – спросил он. – Но я не из пугливых. Ясно тебе? Тебя как звать-то хоть?
Узница молчала. Только поза ее сделалась более напряженной, обманчиво застывшей, будто в любой момент из недвижимого изваяния она могла превратиться в дикую тварь и броситься на любого, кто посмеет приблизиться.
Пьер постучал по прутьям решетки, привлекая внимание арестантки. Та лишь вздрогнула, но с места не сдвинулась и на этот раз даже не повернула головы.
– Глухая ты, что ли? – нахмурился Пьер. – Как звать тебя, спрашиваю!
Снова молчание. Ги поджал губы и опасливо огляделся по сторонам, будто ожидал чего-то недоброго.
– Оставь ты ее, – отрывисто бросил он. – Нечего нам здесь делать. Мы все обошли. Идем.
Но Пьер его не слушал. Похоже, молчание арестантки чем-то серьезно задело его, и так просто оставлять ее в одиночестве он не собирался.
«Может, она его и вправду околдовала?» – в страхе подумал Ги.
Ударив по прутьям решетки так, что по ним прошелся легкий звон, Пьер тем временем едко процедил:
– Могла бы быть поласковей, голубка. Рассказала бы все по-хорошему мне, может, я бы за тебя словечко замолвил. А так будут тебя рвать на куски на инквизиторском допросе, еще вспомнишь меня. Ох, вспомнишь! И пожалеешь, что не была покладистой!
Пьер внимательно следил за узницей, поэтому от него не укрылось, что глаза ее округлились и увлажнились от слез, лицо напряглось от с трудом скрываемого страха, а руки впились в ткань платья.
– Гляди-ка, Ги, ее проняло! – победно воскликнул Пьер. – Правильно боишься, глупая девка. Может, ты и жила в какой-нибудь глуши, а про инквизиторов с их допросами слышала, не так ли? – Он усмехнулся. – Видел я таких норовистых, как ты. Храбрились, молчали. А знаешь, как они потом визжали и молили о смерти?
– Довольно, Пьер, оставь ее, – пробормотал Ги, попытавшись оттащить стражника от камеры за плечо, но тот лишь сбросил его руку и отмахнулся.
– Да-да, я всякое здесь повидал, – протянул Пьер. – Правда, таких ладненьких сюда редко приводят. Ты мне нравишься, ведьма, слышишь? – Он облизнул губы. – Знаешь, я могу быть с тобой нежным, если станешь посговорчивее. А потом замолвлю за тебя словечко, попрошу сильно не мучить. Что скажешь, а?
Он вплотную приблизился к решетке в ожидании ответа.
Ги замер, совершенно растерявшись.
– Давай, красавица, покажи, что ты в лесу вытворяла. А я в долгу не останусь. В самом деле, лучше уж я, чем инквизиторы, а? – Он нетерпеливо сжал прутья решетки. – Ну? Что скажешь?
Узница молчала еще несколько мгновений, затем вдруг начала подниматься со своего места. Лицо ее преисполнилось мрачной решимости, от которой Ги попятился и перекрестился, одними губами зашептав «Отче наш».
Ведьма неспешно оправила платье и подошла к решетке.
– Я скажу, – медленно заговорила она. Голос у нее оказался бархатистый, чуть ниже, чем могло бы показаться на первый взгляд, – что ты можешь проглотить свой мерзкий язык и сдохнуть, грязный болван!
Ее глаза казались безумными от обуревавших ее страха и ярости. Голос на последних словах набрал силу и перешел почти на крик.
Не успел Пьер опомниться, как узница резко подалась вперед и плюнула ему в лицо, тут же отшатнувшись вглубь своей камеры. Она дрожала, глядя на стражников, как загнанный зверь на охотников.
– Прокляла… – прошептал Ги в ужасе. – Прокляла!
Пьер ахнул и отшатнулся от камеры, как от чумного.
– Ах ты мерзкая шлюха! – взревел он, отирая плевок с лица и поворачиваясь к Ги. Лицо его полыхало от гнева. – Дай сюда ключ! – прорычал он. – Давай!
Ги попытался сопротивляться, но под устрашающим взглядом Пьера быстро сдался. Рука сама нащупала связку ключей. Пьер вырвал ее из рук Ги, чуть не свернув ему палец, и ринулся к камере. Узница тем временем испуганно ахнула, отступила и прижалась к дальней стене, словно пыталась слиться с нею.
– Пьер, что ты делаешь? – воскликнул Ги, но приближаться поостерегся, опасаясь чар ведьмы. – Не отпирай клетку!
Пьер его не слушал.
– Ты будешь орать и призывать нечистого, как в лесу его призывала, поняла, шлюха?! – Он вставил ключ в замок и повернул, тут же ворвавшись в камеру. Узница вскрикнула и попыталась отбиться от налетевшего на нее стражника, но он был намного сильнее. Если она и обладала колдовскими чарами, сейчас они ее покинули и не желали приходить на помощь. В глазах Пьера тем временем все ярче разгорался яростный огонь. – Я сделаю так, что инквизиторы с тебя шкуру живьем спустят, а внутренности скормят свиньям! Ты будешь визжать, как одна из этих свиней, поняла?!
– Интересно посмотреть, как ты будешь заставлять инквизиторов, стражник, – вдруг раздался чей-то голос из коридора. Спокойный, но достаточно громкий, чтобы его услышали.
Ги вздрогнул и обернулся. Пьер тоже замолк, вмиг растеряв былой пыл. Только отчаянный вскрик узницы прорезал навалившуюся на коридор тишину и так же быстро смолк.
Посреди коридора стояла фигура в длинной черной сутане, поверх которой виднелся довольно грубый нательный крест. Этого служителя Церкви сложно было с кем-то спутать: большинство церковников, которых в своей жизни видел Ги, носили монашескую тонзуру, но не он. Волосы этого человека были черны, как уголь и густыми неряшливыми волнами опускались почти до основания шеи. Холодные серые глаза спокойно изучали развернувшуюся в коридоре картину, выражение хищного лица с орлиным профилем было бесстрастным, будто происходящее нимало не трогало этого человека. Впрочем, надо думать, ему доводилось видеть нечто более впечатляющее не раз и не два.
Ги много слышал о нем, но лично не встречал до этого дня. Его звали Вивьен Колер. Не просто церковник – инквизитор. Один из помощников Его Преосвященства Лорана, снискавший себе известность в городе после осмотра чумных монастырей.
Пьер выпрямился, вытянувшись во весь рост, и, будто опомнившись, отступил от узницы. Та тяжело дышала, вжимаясь в стену. Ее нижнее платье было чуть надорвано на груди.
Вивьен Колер остановился в нескольких шагах от Ги, смерив его ничего не выражающим взглядом, и вопрошающе кивнул Пьеру.
– Повтори-ка еще раз, стражник, что ты собирался заставить меня сделать с этой женщиной, – спокойно сказал он.
Пьер заметно побледнел.
– Отче, я… я вовсе не…
– Ты же не вздумал лгать мне? – произнес инквизитор. Голос звучал почти дружественно, однако в нем угадывалась угроза. – Или, быть может, ты сам желаешь показать мне, как я должен действовать? Кажется, ты сказал, что «лучше уж ты, чем инквизиторы», если я правильно помню.
Теперь побледнел и Ги, все еще дивясь тому, что инквизитору удалось так неслышно к ним подобраться и застать их врасплох.
«Сколько же он успел услышать? Как давно он за нами наблюдает?» – подумал Ги, понимая, что после неосторожных высказываний Пьера им обоим может грозить допрос.
Будто прочтя его мысли, Вивьен Колер произнес:
– Знаешь, а ведь ты наговорил так много занимательного, что у меня крепнет желание побеседовать с тобой. – На губах его появилась угрожающе миролюбивая улыбка.
Пьер покачал головой.
– Отче, я… я не понимаю, что на меня нашло. Эта… – он обернулся и тут же заговорил с жаром, будто найдя нужные слова, – эта ведьма меня одурманила!
Бровь инквизитора недоверчиво изогнулась. Он хмыкнул.
– Но ведь на таких смельчаков, как ты, колдовские чары так просто не действуют, разве нет? Или ты не это пытался сказать заключенной, когда просил ее быть с тобой поласковее?
Впервые за этот разговор Вивьен Колер перевел взгляд на узницу, которая в свою очередь настороженно следила за ним. На него она смотрела не менее враждебно, чем до того на стражников, и инквизитора это удивило. Те, кому помогают избежать мучений любого рода, глядят с благодарностью – хотя бы поначалу. А эта девушка будто только и ждала, когда на нее в полной мере обрушится новая угроза, ни на миг не забывая, кого перед собой видит.
Пьер поджал губы. Глаза его растерянно забегали, словно он пытался найти, чем оправдать себя в глазах инквизитора, который, похоже, услышал почти весь разговор с ведьмой. Вивьен Колер несколько мгновений изучающе глядел на него, затем вдруг устало вздохнул и прикрыл глаза.
– Пошли вон, – едва слышно произнес он.
Стражники переглянулись и остались на местах. Серые глаза инквизитора распахнулись, в них показалась злость.
– Я сказал, пошли вон, – произнес он чуть громче, а затем вновь понизил голос. – Я очень не люблю повторять.
Стражники засуетились. Связка ключей в руках Пьера зазвенела от дрожи.
– Камеру не запирать, – приказал инквизитор. На этот раз его не переспрашивали, а безропотно подчинились, постаравшись как можно быстрее удалиться.
Лишь когда шаги стражников смолкли в коридоре, Вивьен неспешно приблизился к открытой камере и остановился у самой двери. Узница продолжала вжиматься в стену, буравя его глазами. Казалось, в любую минуту она может зашипеть, словно змея, и взаправду призвать бесов. Вивьен склонил голову.
– Это было смело, – оценивающе произнес он. – Сказать такое стражнику, я имею в виду. Смело, но безрассудно. – Он ждал комментария, но узница молчала. – Ничего не хочешь сказать?
– Вы не задали вопроса, – настороженно произнесла она, чуть помедлив.
Вивьен улыбнулся.
– Твоя правда. Как тебя зовут?
– А вы разве уже это не разузнали?
– Разузнал. Но я надеялся, что у нас получится дружественная беседа, – кивнул Вивьен. – Я не враг тебе, дитя. Меня не нужно бояться, я пришел просто поговорить.
Дитя. Это обращение, прозвучи оно при других обстоятельствах, могло бы рассмешить девушку – в конце концов, этот человек был старше ее лет на шесть-семь, не больше. Для него она уж точно была не дитя.
Несколько мгновений она смотрела на него с заметной опаской, однако затем, передернув плечами, ответила:
– Элиза. – От его спокойствия и ободряющей улыбки она слегка осмелела, поэтому решилась задать встречный вопрос: – Почему вы не заперли камеру?
– Потому что еще не уверился, что тебя стоит в ней держать, – ответил он. – Скажи, ты можешь назвать имена людей, которые желают тебе зла? Готовы оболгать тебя, чтобы отомстить за что-то? Завидуют тебе?
Элиза потупила взгляд.
– Невозможно знать наверняка, – ответила она, немного погодя. – В людских сердцах и при самых добрых намерениях может рождаться нечто злое. Но… если такое и произошло с кем-то, кто мне знаком, я об этом не знаю. – Она подняла глаза. – Так что нет. Я не могу назвать никаких имен. Оболгал меня тот проповедник, что наговорил этих, – она поморщилась, – мерзостей про меня. Но я и его имени не знаю.
Зачастую узники спешили назвать имена людей, которые могли бы желать им зла, в надежде угадать доносчика и тем самым сделать свидетельства против себя недостаточными для ареста.
Вивьен кивнул. Как ни странно, то, что он успел разузнать об этой девушке за время, пока ее держали в камере, совпадало с ее словами. Горожане либо вовсе не знали ее, либо не говорили о ней ни одного дурного слова. Никто, кроме проповедника, назвавшего ее ведьмой.
Несколько мгновений Вивьен изучающе смотрел на нее, а затем, будто завершив внутри себя какую-то борьбу, кивнул.
– Идем со мной, – сказал он.
Элиза отшатнулась, прикрыв разрыв на платье.
– Куда? – решилась спросить она.
– Не бойся, – ободряюще улыбнулся Вивьен. – Если ты и впрямь не якшаешься с бесами Преисподней, с тобой ничего дурного не случится. Идем.
Элиза нерешительно вышла из камеры, обняв себя за плечи, и последовала за инквизитором. От его заверений легче ей не стало: она не доверяла ему, хотя он к тому и располагал. В каждом его слове она ждала услышать приговор, а теперь была уверена, что сопровождает он ее на допрос. Тем не менее, Вивьен повел ее не в представлявшееся ей мрачное подземелье, а вывел из тюрьмы на улицу и повлек за собой.
Элиза шла, глядя себе под ноги, не замечая ни дороги, ни прохожих. Убежать она тоже не пыталась, потому что была уверена, что попытка будет обречена на провал: после ночи, проведенной в холодной камере и без крохи во рту, ноги плохо слушались ее, а пережитый страх все еще сковывал тело.
Наконец инквизитор остановился, и Элиза решилась поднять взгляд. Перед ней возвысился Нотр-Дам-де-Руан, и девушка восхищенно уставилась на недостроенную каменную громаду, обомлев. Так близко она к собору еще не подходила.
«Неужели допрос будет проходить прямо здесь?» – ужаснулась она про себя. Это казалось невозможным. Гораздо проще было вообразить допрос в тюрьме, чем здесь. И все же…
– Если твоя связь с сатаной и впрямь существует, вряд ли ты сможешь подняться по ступеням и войти хотя бы в притвор, – прервал ее размышления Вивьен. На губах его играла улыбка, как будто происходящее его забавляло. – Сделай это, и мы проверим, насколько правдивыми были слова проповедника.
Элиза замерла, растерянно глядя на собор. Оглядевшись, будто ища подсказку, она осторожно поднялась по ступеням. Инквизитор следовал за ней. Посмотрев на него, Элиза неуверенно потянулась к двери.
– Мне же… сюда? – спросила она.
Вивьен приподнял бровь, улыбка его угасла. В глазах появилась настороженность.
– Я ведь велел тебе войти в притвор. Ты разве не можешь?
Элиза поджала губы.
– Я… просто не знаю, где это, – призналась она, ожидая, что инквизитор тотчас же набросится на нее и схватит.
Вивьен удивленно склонил голову.
– Ты бываешь на святой мессе, Элиза?
Ответом ему было молчание.
– Веруешь ли ты в Бога-Отца всемогущего, Творца Неба и земли?
– Разумеется, верю! – воскликнула Элиза, тут же потупившись. – Просто… просто, может, я не умею… правильно это говорить…
Вивьен смерил ее суровым взглядом. Элиза побледнела и сжалась, приготовившись к худшему.
– За это… меня сожгут? Как ведьму? – прошептала она и добавила с отчаянным вызовом в голосе: – Не знать нужных слов – это колдовство?
Вивьен несколько мгновений молчал, думая, как ответить на ее вопрос. Затем качнул головой.
– Нет, это не колдовство, – сказал он. – Хочешь сказать, тебя не крестили? Ты не ходила к святой мессе? Не исповедовалась? Не соблюдала посты? Не…
Элиза зажмурилась, и это заставило Вивьена остановиться. Было очевидно, что ничего из этого девушка не делала. Возможно, не потому что не хотела – попросту не знала, как и что нужно делать. Там, где она выросла, ее этому не научили. И, похоже, сейчас, перед лицом возможного допроса она искренне об этом сожалела. По крайней мере, Вивьену хотелось так думать.
– Но я верю, что Бог создал все живое! Нас, природу, животных… все это! – Она обвела рукой пространство вокруг.
– И ты поклоняешься природе и животным? – чуть нахмурился Вивьен. – Носишь им жертвы? Молишься им, как богам?
Элиза потупилась.
– Бог один, – задумчиво сказала она. – В это я верю. Я… просто люблю этот мир. Стараюсь жить в гармонии с природой. Разумно брать то, что она может дать. Не расходовать попусту. Я собираю травы и не охочусь без надобности. Я делаю отвары, которые могут отгонять хворь… это так ужасно? За это я заслуживаю казни?
Вивьен поморщился и приподнял руку в останавливающем жесте. Элиза покорно умолкла.
«Ясно», – подумал он. – «Похоже, она язычница. Не отрицающая истинной веры, но язычница. Редкая птица в наших краях».
Ему стоило продолжить с нею беседу, расспросить в подробностях о том, кто ее воспитал, кто всему научил, но отчего-то ему безумно не хотелось этого делать. Не хотелось узнавать всю правду, несмотря на долг и личное любопытство. Это нежелание было тревожным и опасным – уже для него. В своей жизни он испытывал нечто подобное лишь единожды, и ничем хорошим это не обернулось.
– Это не ужасно, – тихо и надтреснуто произнес Вивьен, тут же отругав себя за слова, которые произносил от сердца. – И никто не говорит о казни. Все гораздо сложнее, Элиза. – Отчего-то ему не захотелось вновь использовать обращение «дитя». – Скажи, ты знаешь, что такое ересь?
Лицо девушки переменилось. Вивьен ожидал увидеть в ее глазах испуг или растерянность, но увидел нечто совершенно иное.
– Знаю, – произнесла она низким, почти замогильным голосом, погрузившись в какие-то воспоминания, явно неприятные. Вивьен никак не ожидал услышать в одном ее слове такую злобу и ненависть. Да, это была именно ненависть. Он не мог лишь понять, на кого она направлена, пока Элиза не сказала об этом сама: – Я ее ненавижу.
«Что-то здесь не так», – подсказал Вивьену его внутренний голос.
Еретики могли увещевать, что не имеют отношения к ереси. Даже могли говорить, что ненавидят других еретиков, и начать выдавать их одного за другим, но Элиза отличалась от всех, кого он когда-либо допрашивал. Ненависть, которую она хранила в душе, была ее личной ношей, и, похоже, делиться ею с инквизитором она не собиралась, хотя, возможно, это могло бы сослужить ей неплохую службу. Элиза, похоже, не знала об этом, и все слова произносила искренне, от самого сердца.
Поразмыслив, Вивьен указал на дверь собора кивком головы и сказал:
– Войди.
Элиза послушалась и спокойно вошла в собор. Вивьен последовал за ней.
– Это и есть притвор. Так называется помещение, предваряющее вход в собор, – объяснил он.
Справа от двери висела каменная чаша с освященной водой, и Вивьен указал на нее Элизе.
– Обмакни пальцы в воду и осени себя крестным знаменем, – велел он. Заметив растерянность, он первым подошел к чаше и продемонстрировал, как это делается. – Повтори за мной. Во имя Отца, Сына и Святого Духа.
Элиза подчинилась, в точности повторив движение, за которым следила очень внимательно. Слова она тоже повторила в точности, не запнувшись, а затем замерла, глядя на Вивьена с видом ученика, ожидавшего похвалы за точно проделанную работу. Было трудно не улыбнуться, глядя на нее, и Вивьен не стал отказывать себе в этом порыве, чем приободрил и Элизу. Она чуть расслабилась.
– Теперь я крещенная? – спросила она.
Вивьен тихо усмехнулся.
– Нет, – покачал головой он. – Крещение – это таинство, и оно проводится иначе. А ты хотела бы принять крещение?
Элиза неловко передернула плечами.
– Я не знаю, – ответила она, чем искренне поразила инквизитора. – А зачем это нужно?
Вивьен приподнял брови, но кивнул, показывая, что к подобным вопросам вполне подготовлен, хотя реакция Элизы и изумила его.
– В таинствах Церкви Господь доносит до человека благодать, которую мы не можем стяжать никак иначе. Это Божий дар. И таинство крещения раскрывает в человеке способность принимать Божьи дары. Наш Спаситель Иисус Христос говорил: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие: Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух». – Вивьен проникновенно посмотрел на Элизу, медленно кивавшую в такт его словам. – Ты понимаешь, о чем я говорю тебе?
Она не ответила, но задала встречный вопрос:
– И крещение может принять любой?
– Крещение необходимо для спасения души, – кивнул Вивьен. – А Господь любит всех своих чад, поэтому да, Элиза. Ты могла бы принять крещение.
Девушка пожевала губу. Вивьен вздохнул, решив не требовать от нее ответа в эту минуту. Он кивнул на дверь перед ней и мягко сказал:
– Идем со мной. Я покажу тебе кое-что.
Оказавшись в зале собора, Элиза ахнула, обведя его взглядом. Она попыталась пройти дальше, но Вивьен осторожно придержал ее за локоть. От его прикосновения Элиза вздрогнула и напряженно замерла. Вивьен улыбнулся ей, чтобы приободрить.
– Нужно поклониться алтарю, – назидательно произнес он. – Вот так.
И он терпеливо показал, что нужно делать.
В соборе нынче было безлюдно, и Элиза, не боясь косых взглядов, двинулась вперед по нефу, с любопытством рассматривая убранство зала.
– Здесь так красиво… – прошептала она, тут же покраснев. Голос ее эхом отразился от каменных стен, и в нем снова прозвучала смелость и та сердечная искренность, с которой она говорила. Вивьен вздохнул, вспомнив о том, зачем изначально привел ее сюда.
– Как я погляжу, неудобства ты здесь не испытываешь. А должна бы, если брать в расчет слова проповедника, – заметил он.
Элиза повернулась к нему.
– Ничего подобного не было! – воскликнула она.
– Я знаю, – мягко произнес Вивьен, кивнув.
– Откуда? – спросила Элиза, заставив его вновь улыбнуться. – Все поверили этому человеку, но не вы. Почему?
Вивьен качнул головой.
– Как минимум, потому, что полной луны, о которой говорил проповедник в своем красочном описании, третьего дня не было на небосводе, – с ухмылкой ответил он. – Этот человек солгал.
Элиза изучающе посмотрела на него.
– Вы судите по справедливости, – сказала она, и это не было вопросом.
– Ты удивлена?
– Я ожидала иного.
«Смелая», – оценивающе произнес про себя Вивьен. Мало кто дерзнул бы сказать такое инквизитору. Наивность и граничащая с сумасбродством храбрость этой девушки отчего-то даже забавляла его. Странное желание защитить Элизу вместо того, чтобы расспросить о ее тайнах, потревожило его, но Вивьен отогнал тревогу как можно дальше. Он опустил взгляд на намотанные на свою руку четки, а затем посмотрел на чуть надорванное платье Элизы, под которым явно не было нательного креста. Не отдавая себе отчета в том, что делал, Вивьен снял четки с руки, затем подошел к Элизе. На этот раз она не вздрогнула при его приближении и не посмотрела на него с подозрением. Взяв ее руку в свою, Вивьен начал медленно наматывать четки на ее тонкое запястье. Она завороженно наблюдала за его действиями, не осмеливаясь двинуться с места. Лишь когда он отошел, она решилась заговорить:
– Я думала, в крещении участвует еще вода. Кто не родится от воды… или вы не так сказали?
Вивьен невольно расплылся в улыбке и покачал головой.
– Это не было крещением, – миролюбиво произнес он. – Но твое рвение его принять не может не радовать.
Элиза неловко потупилась и переступила с ноги на ногу. Вивьен кивнул.
– Где ты живешь? – спросил он.
– У меня домик в лесу… недалеко от города, – последовал ответ.
– Насколько я понимаю, людям известно, где это? Они приходят к тебе за травами и отварами, не так ли? – Отрицать Элиза не собиралась и коротко кивнула. Вивьен отозвался тем же. – Что ж, полагаю, я наведаюсь туда и понаблюдаю за твоей работой. Если в ней действительно есть связь с нечистыми силами, мы будем разговаривать уже по-другому. – Глаза его угрожающе блеснули, но взгляд тут же снова сделался спокойным. – Но пока я не вижу ничего дурного ни в твоих действиях, ни в твоих помыслах. Поэтому ты можешь быть свободна.
Элиза оторопело взглянула на него. Она никак не могла ждать, что инквизитор примет такое решение. По крайней мере, ее в этом убеждали.
Слова, всплывшие в ее памяти, больно ожгли ее.
«Никогда, слышишь, никогда мы не станем ближе! Ты ведьма, а то, во что ты веришь – ересь! По правилам, мне бы вообще сдать тебя инквизиции, так что цени милость, которую я оказываю тебе, не делая этого! Ни на что большее тебе даже надеяться не стоит!»
Элиза сглотнула тяжелый ком, подступивший к горлу.
– Допроса… не будет? – наконец решилась опасливо спросить она.
– Это он и был, – улыбнулся Вивьен. – И, на мой скромный взгляд, ты достойно выдержала все испытания. В том числе и испытание чужим злословием, а это дорогого стоит, знаешь ли. Я повидал разное. И сегодня в тебе было достаточно страха, чтобы ты и без пристрастного допроса начала говорить правду. Я верю тебе, Элиза. Правда легко читаема в человеческих душах. – Улыбка его стала шире. – К тому же, говоря по чести, я ни разу не видел, чтобы заяц обращался в слугу нечистого. Проповедник оклеветал тебя, сочинив небылицу. Такое случается, когда красивая юная дева отвечает кому-то отказом.
Элиза вдруг всхлипнула и прикрыла рот рукой, услышав отразившееся от высоких стен эхо. Вивьен Колер сделал шаг вперед и заботливо положил руку ей на плечо.
– Я все же явлюсь к тебе с проверкой и надеюсь застать тебя на месте. Ты ведь понимаешь, что я отыщу тебя, если вздумаешь сбежать?
Элиза сморгнула слезы и заставила себя выровнять дыхание, после чего решительно посмотрела в глаза инквизитора.
– Я не сбегу, – заявила она. – Обещаю. Я докажу вам, что не занимаюсь колдовством.
– Хорошо, – сказал он, кивнув. Затем заговорил тише: – О том, отчего тебя не окрестили, мы еще побеседуем, но, похоже, твоей вины в этом не было. Об одном прошу: пока будешь в городе, лучше тебе носить эти четки при себе. Хотя бы их, раз нательного креста у тебя нет. – На его лице появилась едва заметная улыбка.
Элиза с интересом посмотрела на свою руку и улыбнулась. Похоже, подарок пришелся ей по духу.
– Они… красивые, – смущенно сказала она.
– А мне будет спокойнее, потому что так святые обратят на тебя свой взор.
Элиза вдруг с надеждой посмотрела на него.
– Святые? А кто они?
– Это люди, такие же, как ты и я, только им в какой-то момент удалось увидеть замысел Божий о себе и воплотить его в своих деяниях. Теперь эти люди на Небесах, с Господом. Но и здесь можно ощутить их присутствие и их любовь.
Элиза улыбнулась – открыто и искренне.
– А вы расскажете мне еще про них?
– Про святых? – улыбнулся Вивьен.
– Да, – кивнула Элиза. – Если они обитают в таком месте, как это, должно быть, они очень хорошие духи.
