Czytaj książkę: «Сюрприз доктора Багирова»

Czcionka:

ISBN 978-5-0056-6663-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧИЧА

Март 2021-го был особенно холодным: каждый день дул ледяной ветер, нагоняя на голубое небо угрюмые тучи, солнце исчезло, птицы молчали, и в душу вползала тревога: казалось, что теперь так будет всегда… Выходить на улицу совершенно не хотелось, хотя уже можно было свободно передвигаться по городу, так как карантин смягчили: снова возобновили свою работу большие магазины, базары, ателье, салоны красоты и ещё множество самых разных организаций и предприятий. Но маски пока не отменили, и это капитально давило на психику и ухудшало физическое здоровье: в душе возникало одновременно возмущение и чувство беспомощности… Бог создал человека гармоничным! Дыхательная система, в том числе нос и рот были даны человеку, чтобы дышать!!! А маска плотно закрывала их! Да ещё создавала парниковый эффект! Дышать через маску было, практически, невозможно! Я в маске просто задыхалась! От нехватки кислорода моё сердце стучало в бешеном ритме, медики называли это явление тахикардией. Мне не хватало воздуха, я начинала задыхаться, проклиная эту бесконечную пандемию, карантин с его ограничениями и устрашающими плакатами, на которых был изображён коронавирус в виде рогатого чёрного чудовища, самоизоляцию (какое издевательское слово!) и маски, похожие на намордники для собак! С профилактической целью, чтобы не заболеть, я решила обследоваться системно, совмещая визиты к врачам с ежедневной ходьбой (десять тысяч шагов!). Позже ко мне присоединился Юджин. Я решила начать обследования с визита к доктору – специалисту по УЗИ. Но где найти грамотного врача, чтобы действительно был врачом, а не казался им, это большая проблема на самом деле! Я попыталась искать в интернете (а где ещё?!), но безрезультатно. Позвонила дочери, вдруг мне повезёт, и она подскажет координаты хорошего врача по УЗИ. И повезло! Татка сообщила, что недавно была на УЗИ в небольшом медицинском центре, который находился на улице Фурманова. Там работает чудесный, а точнее, чудесная доктор по УЗИ Ирина Алексеевна Галактионова, она ещё по совместительству гастроэнтеролог. Вот к ней Татка меня и направила. Как оказалось, Ирина Алексеевна не только врач высочайшего уровня, но и очень приятный, образованный человек, с прекрасным чувством юмора, тактичная и деликатная. У Ирины Алексеевны я обследовалась тотально, начала с пищеварительной системы и далее по схеме. Позже я подключила к обследованиям Юджина, да он и не возражал особо, так как понимал всю важность и жизненную необходимость этих мероприятий. Юджин очень умный и добрый (редкое сочетание таких качеств в мужчине!) Позже мы с Юджином нашли ещё четырёх замечательных докторов: отоларинголога Быстрову Елену Валерьевну, хирурга-эндоскописта-гастроэнтеролога Владислава Евгеньевича Зелинского, рентгенолога Игоря Сергеевича Ли и гастроэнтеролога Юрия Петровича Шумкова. Кстати, все они – кандидаты медицинских наук. В дальнейшем они нам помогли стабилизировать здоровье, так как исцелиться полностью очень сложно. Не бывает абсолютно здоровых людей, «есть недообследованные» – так гласит народная мудрость.

Вот уже год человеческое общество планеты Земля выживало в жёстких условиях повышенной турбулентности! Трясло так, что мало не покажется! Удалёнка надоела до судорог душевных! Она надоела даже школьникам, которые в самом начале карантина обрадовались, что в школу ходить не надо! Учить тоже не надо, потому что кто-то из родственников, стоя в углу комнаты, за пределами камеры, показывал своему отпрыску правильный ответ, написанный крупными буквами на листе бумаги… Ничего не надо! Зато можно спать сколько хочешь и когда хочешь, или лежать на диване и тупо пялиться в свой телефон… А если приходилось написать письмо и перекинуть его по вацапу, то обычно такое письмо напоминало изощрённую шифровку агента 007: « прт, к.д., у мн норм, я на поз, пр. др. ок, споки ноки))». Мне было горько и печально сознавать, что всё прекрасное уходило из нашей жизни! Как мы все любили писать друг другу письма ручкой на бумаге и, особенно, получать их по почте, по обычной, простой почте… В юности у меня было много друзей из разных республик Советского Союза и даже из стран Латинской Америки. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я окончила первый курс медицинского института, и мой папа решил, что мы (мама, папа и я) поедем отдыхать на Чёрное море. Папа основал в нашей семье чудесную традицию: каждый год, летом, (в течение пятнадцати лет!) он покупал путёвки (для себя и мамы, я обычно отдыхала «дикарём») в какой-нибудь санаторий или дом отдыха на берегу Чёрного моря. Таким образом, мы объехали почти все города Крыма и Кавказа, но особенно нам понравилось отдыхать в Сочи и, конечно, в Гаграх: сколько солнца и радостной энергии сияло в одном только приветствии: «Гамарджёба, генацвали!» Еда и напитки были очень вкусными! Просто пища богов! Я восхищалась экстравагантными названиями блюд: хачапури, чахохбили, фейхоа, и обожала лакомство с экзотическим названием чучхела… (это грецкие орехи, варёные в виноградном соке). Но в то лето мы поехали в Ялту. Там я познакомилась с ребятами из разных городов Союза, было много отдыхающих из Ташкента. Парень по имени Камил с глазами цвета «киви» (я его называла Ромашка) влюбился в меня, а мне он казался инопланетным существом: занимался йогой, чудесно рисовал, играл на флейте! Узбеки, оказывается, очень красивые и талантливые люди. Перед отъездом мы обменялись адресами и не только с Камилом, а ещё с Дилей – узбечкой из Ташкента. С Дилей мы отлично подружились, у нас с ней было потрясающее сходство во вкусах и нравственных ценностях, поэтому казалось, что нас воспитывали одни и те же родители! Два года я переписывалась с Камилом и с Дилей. Потом мои родители переехали из Алма-Аты в Калугу на ПМЖ (постоянное место жительства), и я перестала писать письма своим друзьям узбекам. Мне тогда было не до писем. Мы переехали летом, а в сентябре я снова написала письмо Камилу уже с нового адреса и получила ответ. Письмо начиналось так:

– Ты исчез как ночной звезда!

Получать письма по почте от друзей было бесконечно приятно! Это, несомненно, одна из великих радостей жизни! Я открывала конверт и моего лица касалось лёгкое дуновение тончайшего аромата каких-то изысканных духов, цветов, неведомых дальних стран и приключений… Я вдыхала этот волшебный запах и понимала, что так пахнет счастье… Разве возможно сравнить бумажные письма в конвертах с электронными?! Или письма по вацапу (какое противное слово!)?! Никогда!!! Они такие же разные как «да» и «нет»! С Камилом и Дилей я переписывалась ещё примерно половину года, потом жизнь нас закружила и постепенно всё само собой закончилось. Но всё-таки, как было радостно и весело! Сейчас никто не пишет друг другу письма ручкой на бумаге! Прекрасная традиция канула в Лету. Но в моей душе мерцала хрупкая надежда: быть может, не всё ещё потеряно и когда-нибудь она к нам вернётся?! В современной жизни все пропитались интернетом, он вытесняет уже даже книги и кино! Но лучше не анализировать, а принимать окружающую реальность спокойно, без горьких сожалений, так как мир стремительно меняется… После окончания медицинского института, а затем института иностранных языков, я вышла на работу в специализированную английскую школу. К тому времени я разошлась с мужем, поэтому за Таткину общеобразовательную и музыкальную школы, за квартиру, продукты, одежду я должна была платить сама, без помощи мужа. Денег катастрофически не хватало, поэтому я устроилась на вторую работу, в колледж углублённого изучения английского языка. Мне дали экспериментальную группу, состоящую из семи пятилетних детей. Я разволновалась, так как почувствовала огромную ответственность за них: они же представляли собой чистый лист бумаги! Как я преподнесу им английские слова, так они их запомнят на всю жизнь! И вот, наконец, состоялся первый урок. Когда я увидела эти милые мордашки, эти распахнутые внимательные глаза, то разволновалась ещё больше и поэтому забыла им представиться, начала вести урок. Сразу на первом занятии мы выучили несколько новых английских слов, в том числе учитель (тича) и ученики (пьюплз). После урока я пошла в учительскую, чтобы положить журнал. В комнате никого не было, но минут через десять вошла Вера Владимировна, наш методист. Она спросила меня, как я представилась детям? И вот тут я вспомнила, что от волнения забыла сказать, как меня зовут, то есть никак я детям не представилась! Вера Владимировна сказала, что после моего ухода из класса, она вошла и спросила у детей понравился ли им урок?

Те хором ответили:

– Да-а!!!

– А как вашу учительницу зовут?

Дети переглянулись и снова хором дружно пропели:

– Чи-ича!!!

Вера Владимировна рассмеялась:

– Вот, теперь Вы у нас Чича!

– Но почему Чича, Вера Владимировна?!

– Дело в том, что дети маленькие, язычки у них толстые, они ещё не привыкли чётко произносить английские слова, в частности, «тича» – учитель, а поскольку Вы не сказали им, как Вас зовут, вот они сами сообразили! Так что, дорогая Чича, с премьерой Вас!

Мы посмеялись, но я не могла дольше оставаться в колледже, времени у меня было мало, я спешила домой, хотела успеть пообедать вместе с папой и Таткой, а затем идти на работу в специализированную английскую школу, в которой я преподавала «инглиш» в пятых и шестых классах. Дома, за обедом, я рассказала папе и Татке эту историю, и с тех пор, когда я собиралась на работу, Татка спрашивала у меня:

– Мам, ты на какую работу идёшь? В школу или на чичу?

– Сначала на чичу, а потом в школу, жду тебя там!

P. S. Во всех школах, почти все учителя работали и работают ради своих детей и… остального всего святого.

ХАЛАТ С ЧУЖОГО ПЛЕЧА

Мои родители переехали из Алма-Аты в Калугу на постоянное место жительства, а меня, студентку медицинского института они не спрашивали, хочу я туда ехать или нет, просто поставили перед фактом и перевезли как мягкую игрушку. Инициатором переезда была, конечно, моя мама. Она думала, что я не знаю настоящую причину переезда! А настоящей причиной была женщина, которую мама в яростном приступе ревности называла «пухлоглазая с грэса». Мама устраивала папе «разбор полётов», потом много дней наш дом заливала, словно чернильная клякса, тягостная атмосфера: родители не разговаривали друг с другом, папа приходил с работы очень поздно… Мне было невыносимо тяжело всё это видеть и слышать!

Итак, меня усадили в самолёт, и мы полетели в Москву.

Время в полёте от Алма-Аты до Москвы тогда составляло четыре часа пять минут. Все эти четыре часа я так горько плакала, что стюардессы уже и не знали что делать! Тогда моя мама, сделав губы трубочкой, подняла вверх указательный палец и торжественно произнесла:

– Наташа! Мы же на Красную Площадь сходим!

Я ещё сильней расплакалась: она отняла у меня мой добрый и понятный мир, мой дом, мою любимую комнату, мой двор, моих друзей! А на другую чашу весов она положила разовый визит на Красную Площадь???!!

Столько лет прошло, а я до сих пор скитаюсь по жизни без дома и друзей…

Я безгранично намучилась и настрадалась за эти годы скитаний в чужих краях и, в конце концов, поняла, что для того, чтобы остановить этот беспредел, мне нужен мощный противовес! Им могли бы быть дети, внуки или верный и любящий муж, ну-у… или… лучше всего какое-нибудь, только моё собственное достижение в жизни: например, получение мною международного диплома в Королевском Институте испанского языка имени Сервантеса в Москве, или публикация моего сборника рассказов известным издательством, или и то и другое! Тогда все мои страдания и скитания уравновесились бы и, наконец-то, ко мне возвратилась радость жизни…

Вернусь в то непростое, трагическое для меня время: к несчастью, в Калуге не было медицинского института, поэтому меня определили в Калинин (Тверь). Он производил впечатление холодного каменного мешка, где с неба вечно сыпалась какая-то «крупа», дома угрюмо теснились вдоль узких тротуаров, деревьев, практически, не было, по улицам носился свирепый ветер, прохожие бежали с вздыбленными волосами и на робкие вопросы приезжих остервенело что-то рявкали в ответ. Кроме Волги в Калинине была ещё река Тьмака и речка Вонючка – по меткому определению местных жителей. Питьевая вода в Калинине оказалась вонючая-привонючая!!! По-другому сказать невозможно, именно вонючая, потому что воняла (не пахла, а воняла!) тухлыми яйцами! В Калинине во всех квартирах на кранах были установлены так называемые «роднички», а в них – активированный уголь. Сначала вода пропускалась через эти «роднички» с углём, и только после этого люди могли её пить, но всё-равно, даже после «родничков» она невыносимо противно приванивала сероводородом! В Алма-Ате никогда не существовало никаких родничков! Вода в Алма-Ате всегда была очень вкусной, как и многое другое: мороженое, шашлыки, яблоки («золотое превосходное», «апорт»), манты! В Калинине всего этого не было. По выходным дням жители Калинина ездили на электричках (если не было собственной машины) в Москву за продуктами, в основном за колбасой, и не только калининцы, а и все остальные граждане из подмосковных городов, в том числе и калужане.

Возвращались в Калугу тоже на электричках, народу было тьма – тьмущая!

Электричка тихо подъезжала к перрону, двери раскрывались и толпа с сумками, сетками и рюкзаками устремлялась внутрь. Кто не успел ворваться в двери, просачивался сквозь узкие щели в окнах, падал лицом вниз сразу на два сиденья, словно распятый великомученник, и вопил дурным голосом на весь вагон:

– За-анято!!!

Через какое-то время двери закрывались, электричка, тихо завывая, плавно «набирала» ход. Все места были заняты, народ сидел и стоял плотной стеной, некоторые даже только на одной ноге, потому что вторую некуда было поставить. Позже все успокаивались, раскрывали сумки, доставали еду и электричка пропитывалась колбасно-огуречным духом, а у меня, как у Павловской собаки, срабатывал рефлекс и выделялась предательская слюна голодной студентки…

Место никогда не уступали, даже если их «мускулюс глютеус максимус» онемели и потеряли всякую чувствительность…

Итак, родители привезли меня в Калинин и определили в медицинский институт, на четвёртый курс лечебного факультета. У нас было много разных предметов, в том числе кибернетика и высшая математика. На ней мы извлекали разные квадратные корни. Может быть, это слишком высоко для моего воображения, но я до сих пор не понимаю, зачем врачу квадратные корни? Лучше было бы для всех (студентов, пациентов), если в программу обучения включили бы больше медицинских предметов: анатомию, физиологию, а также медсестринскую практику (много-много часов или даже месяцев!), то есть элементарно научили бы студентов делать уколы!!!

А то корни!!! Квадратные!!!

Была у нас и судебная медицина. Занятия проходили в прозекторской одной из калининских больниц, которая находилась на краю города. Жила я на квартире у медсестры Елизаветы Павловны, к которой меня определила (опять и снова!!!) моя мама! Надо сказать, что Елизавета Павловна свои медсестринские обязанности выполняла очень даже неплохо, но, вероятно, моя мама не знала, что она много курила, любила выпить, и это ещё мягко сказано! Она была пьяницей, но на работе не пила, у неё хватало разума и силы воли не пить спиртное на работе, но зато дома она «отрывалась» по полной программе! Да ещё приглашала своего племянника, такого же пьяницу, как и она сама! Они усаживались на кухне, и начинался «концерт»: они орали разные песни, безбожно фальшивя, (для меня этот ор был, как в песне Высоцкого, словно «иголкой по стеклу», ведь я в детстве окончила музыкальную школу по классу фортепиано, и, по словам моей учительницы по специальности и аккомпанементу Аллы Николаевны, у меня был отличный музыкальный слух), а эти вопли (будто «певцов» ущемили дверью!) вызывали у меня одновременно бесконечную жалость, отвращение и страх. Я вынуждена была закрываться в ванной и там учить свои медицинские науки…

Потом мне становилось душно, так как вентиляция не работала, но я боялась выходить, так как там, за дверью ванной комнаты находились два безобразно пьяных человека! Они в таком жутком состоянии опьянения могли сделать со мной всё что угодно, я их боялась до судорог душевных!

Кроме пьянства была ещё у Елизаветы Павловны привычка включать на ночь радио. Для меня это был кошмар, потому что я не могла заснуть и мучилась до тех пор, пока Елизавета Павловна не засыпала. Потом я прокрадывалась к радио и выключала его! Какое это было блаженство, я мгновенно засыпала! И даже не слышала её раскатистого храпа! Но в пять утра трамваи начинали громыхать всеми своими составными частями, потому что под окном, возле которого я спала в комнате, находилось трамвайное кольцо, где трамваи разворачивались, а в шесть часов на меня обрушивался многоголосый гимн Советского Союза! Видимо, Елизавета Павловна просыпалась ночью и снова включала радио…

Ну, а мама моя жила с папой в Калуге, в своей собственной, благоустроенной, уютной трёхкомнатной квартире! Никто там не храпел, не пьянствовал, не вопил дурным голосом!

Что касается Елизаветы Павловны, несмотря на её пьянки-гулянки с племянником по вечерам в рабочие дни и в выходные, она была одинока как Петух на картине Карлсона «Очень одинокий Петух»…

В один хмурый осенний день я, как обычно, села в трамвай, и он повёз меня на занятие по «судебке», в прозекторскую на край города. В основном, приходилось ездить на трамваях. Калининские трамваи выкрашены в холодные серо-голубые цвета. Тусклые старые дома, свинцовое небо, неукротимый ветер и трамваи в ледяных тонах – всё это замораживало мою и без того судорожно сжатую душу, сердце тревожно замирало и возникало чувство: что-то должно произойти! И произошло. Я вышла замуж. По профессии и сути муж мой был пилотом. Вторым. Он мыслил заоблачными категориями, земные проблемы с трудом «пристёгивались» к его высокому воображению. Он хотел всю жизнь прожить на автопилоте, потягивая кофеёк. Когда я была беременна, муж называл меня «Кругляшок», так как всё у меня стало круглым: щёки, глаза, живот. Величина живота не соответствовала сроку. Позже выяснилось, что во мне жили два маленьких человека вместо одного! На седьмом месяце в калужском родильном доме я произвела на свет двух крошечных девочек. Они издавали слабые звуки, напоминающие мяуканье. Руки у них были нежные, брови тонкие, вместо носа по две дырочки, а два рта, словно две алые розы. Их положили на поднос как восточные сладости и унесли от меня по длинному, тёмному коридору. Больше я их никогда не видела. Потом мне объясняли, что малышки были нежизнеспособными, я снова переспрашивала:

– Как это?

И врач устало и обречённо повторяла всё сначала.

Последующие дни я помнила плохо. Я жила как ёжик в тумане из одноименного мультфильма. Меня привезли домой. Вокруг был всё тот же мир, и надо было как-то жить в нём. Июль выплеснулся на землю холодными дождями. К началу сессии я вернулась в Калинин. Мы сдавали гигиену, атеизм и терапию. Я не могла учить, разговаривать, есть, спать. Я видела моих девочек, их нежные руки, слышала их слабый плач, смотрела вслед подносу, уносившему по тёмному коридору два крошечных тельца, два моих родных существа. Как я могла жить дальше?! Ведь я их не похоронила по- человечески! Я не знала, что с ними произошло на самом деле! Я убеждала и уговаривала себя переключиться на учёбу, надо было сдать экзамены, ведь я училась в медицинском институте! Я была очень ответственной и не могла подвести своего папу, который боготворил медицину и мечтал сотворить из меня врача. Я вернулась из своих воспоминаний в неумолимую окружающую действительность: в прозекторской вещи моих однокурсников висели на своих местах, значит, группа была уже на занятии в полном составе. Артур как всегда приставал к Маринке:

– Марыночка, отдайся!

– Отвали Аракинян, сессию сдам и отдамся!

Интересно, что в прозекторской работали, в основном, женщины. Они беспрерывно курили, чтобы подавить трупную вонь, бойко обсуждали новости, задавали друг другу вопросы:

– Ира, ты положила что-нибудь в череп?

В прозекторской невозможно было появиться с накрашенными глазами, так как вонь разъедала глаза и тушь стекала по щекам траурными потоками, но зато можно было вылечить насморк, потому что вонь «продирала» нос насквозь. На занятии вскрывали труп «зэка». Он выпил слишком много «чефира» и отравился. Процесс вскрытия трупа – мерзопакостная процедура. Вскрывать труп начинали по белой линии живота от лобка до подбородка. Добравшись до лица, откидывали его как ненужную тряпочку, и невольно тянуло на философские размышления о человеке в общем и в целом, и о его лице в частности… Каждый студент нашей группы получил индивидуальное задание, надо было составить акт и отдать его на проверку преподавателю. Мне досталось сердце. Я держала его в руках. Когда-то оно билось в человеческой груди, а я должна была посмотреть, накопились ли в нём холестериновые отложения, составить акт и получить оценку.

Мне было двадцать лет!!! В тот момент я плохо понимала, что происходит???!! Что я делаю????!!!

Зачем я здесь?????!!!!

Я стояла с сердцем в руках, меня сотрясал неукротимый озноб…

Профессор смотрел на меня и был похож на гремучую змею в момент встречи с колокольчиком:

– Деушка, перестаньте трястись!

Я закрыла глаза и с горячей благодарностью вспомнила, что есть на свете такой город Алма-Ата, весь залитый солнечным светом, с арыками, фонтанами и розами, которые ещё цвели в октябре…