Czytaj książkę: «Не родись болтливой»

Czcionka:

* * *

На перекрестке у автобусной остановки стояли три ярко-оранжевые торговые палатки. Уличные тетки-лоточницы торговали там продуктами и моющими средствами. Дело происходило поздним утром, народу вокруг палаток было немного, и сначала никто не обратил внимания на немолодую бомжиху, которая подошла к крайней палатке. Она терпеливо ждала, пока покупательница уложит в сумку десяток яиц и уйдет, потом сказала:

– Дай два рубля, мне на бутылку не хватает.

– Откуда же я тебе их возьму, – миролюбиво отозвалась лоточница, – день только начался, у меня и выручки-то кот наплакал.

Уличные продавцы не ссорятся с бомжами – те могут порезать палатку, попортить продукты, спереть что-нибудь.

– Дай два рубля, – упрямо повторила бомжиха и сделала шаг в сторону соседней палатки.

Бомжиха была знакомая, толклась здесь на углу часто, поэтому лоточницы не очень волновались.

– Как же я тебе денег дам, когда они хозяйские, – женщины пытались уладить дело миром, – ты у людей проси, только на бутылку-то все равно никто не даст.

Бомжиха сделала еще шаг в сторону к третьей, последней палатке, где были выставлены порошки, женские прокладки и жидкость для мытья посуды. Возможно, если бы там с ней поговорили по-хорошему, ничего бы не случилось, но именно в это время торгующую в палатке лоточницу подменял муж. Бомжиха подошла с горящим окурком в зубах и невежливо толкнула пожилую даму, которая, близоруко щурясь, рассматривала шампуни. Дама обернулась в негодовании, но, увидев, кто перед ней, брезгливо поморщилась и ушла, ничего не купив. Мужчина разозлился на бомжиху, что распугивает покупателей, а может, ему противно было стоять у лотка и торговать женскими прокладками, и он заорал:

– Какие, к черту, два рубля, вали отсюда, пока я тебе по шее не надавал!

Бомжиха посмотрела на него расширенными глазами, ее вдруг начала бить крупная дрожь, она схватила с прилавка баллон с антистатиком, поднесла к нему свой горящий окурок и направила огненную струю в лицо продавцу. Тот, вскрикнув, схватился за глаза, а бомжиха перевела струю на пирамиду туалетной бумаги. За три минуты, пока ослепший мужчина метался в палатке, загорелось все. Бомжиха продолжала стоять в опасной близости от огня, и когда продавец, стремясь выбраться, опрокинул стол, огонь перекинулся на нее. Рвались баллончики с антистатиком и лаком для волос. Продавщицы из соседних палаток с визгом выскочили и бросились бежать. Рядом с горевшей палаткой располагался ларек Союзпечати, сидевшая в нем женщина не могла открыть дверь, чтобы выйти, огонь был совсем близко.

Палатка рухнула, накрыв собой бомжиху и продавца. Воспользовавшись этим, какой-то парень выбил дверь ларька и выволок полузадохнувшуюся продавщицу газет наружу.

Пламя перекинулось на ларек. К моменту приезда пожарных ларек сгорел наполовину, а также две палатки. Жертв было двое, остальные успели спастись.

Во всей этой суматохе никто не обратил внимания на припаркованную на другой стороне улицы темно-зеленую «девятку». Сидевший в ней мужчина внимательно наблюдал за происходящим. Потом он удовлетворенно хмыкнул, пригладил волосы тыльной стороной ладони и уехал.

С утра шел дождь, и в магазине ювелирных изделий «Александрит» не было ни одного покупателя. Одна продавщица в уголке разгадывала скандинавский кроссворд в журнале «Лиза», другая вяло кокетничала с охранником. День обещал быть пустым – никаких покупателей. А значит – маленькая зарплата.

Вдруг двери открылись, и на пороге появилась женщина в мокром плаще. Конечно, это была не покупательница – одета бог весть как, пришла, судя по мокрому плащу и грязной обуви, пешком, но продавщицы на всякий случай насторожились. Типичная немолодая домохозяйка, но такие тоже иногда что-то покупают – сережки для дочки или обручальное кольцо для сына…

Домохозяйка подошла к витрине с обручальными кольцами. Продавщица неохотно отложила кроссворд и спросила, как велел директор:

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

И тут вдруг с женщиной случилось что-то непонятное. Она резко вдохнула воздух, как будто зашипев, отшатнулась от витрины, задрожала крупной дрожью, словно через нее пропустили ток. Лицо ее стремительно побледнело и как-то осунулось, будто она мгновенно похудела килограммов на десять.

Продавщица тоненько взвизгнула – она подумала, что тетка упадет сейчас в обморок и придется вызывать «Скорую». Но женщина вместо того, чтобы грохнуться на пол, бросилась вперед и голыми руками разбила витрину прочнейшего закаленного стекла. Продавщица завопила как резаная, вторая немедленно к ней присоединилась. Охранник почувствовал, что пришел его час, бросился на эту ненормальную тетку, собираясь скрутить ее и на дармовщинку покрасоваться перед девочками, но не тут-то было: тетка обернулась и с такой силой отшвырнула его, что он спиной разнес оконную витрину и еле живой выбрался из осколков стекла, которыми, конечно, здорово порезал руки и лицо.

Женщина вела себя совершенно непонятно – вместо того, чтобы набивать карманы ювелирными изделиями, раз уж разбила витрину, она с жутко перекошенным, совершенно бледным лицом надвигалась на несчастную продавщицу, а та, подвывая от страха, пыталась спрятаться от нее за обломками витрины. Когда, ломая и круша все на своем пути, страшная тетка почти настигла девушку, той удалось поднырнуть под ее руку и выскользнуть, оставив в качестве трофея рукав от блузки.

Тетка развернулась и пошла по следу беглянки.

В магазине творилось нечто невообразимое – пол усыпан осколками битого стекла и закапан кровью, страшная тетка бредет, растопырив окровавленные руки и рыча, как дикий зверь, девушки орут от ужаса… Одна из них как к последнему прибежищу бросилась к охраннику. Парень сам уже пришел в ужас и не знал, что делать. Он выставил перед собой резиновую дубинку и пытался ударить нападавшую по голове, но та отмахивалась от него, как от назойливой мухи, и продолжала наступать. В это время вторая продавщица опомнилась и нажала кнопку охранной сигнализации.

Озверевшая тетка вырвала-таки у охранника дубинку. Охранник с девушкой, как зайцы, кинулись в разные стороны, выиграв несколько драгоценных секунд. На улице раздался вой полицейской сирены – опергруппа примчалась по вызову моментально, поскольку ювелирный магазин считался объектом особой важности. Полицейские вбежали в магазин, вытаскивая оружие на ходу, но, увидев, что происходит внутри, оторопели. Тетка же, узрев новые лица, с ходу бросилась на них и уже схватила одного за горло. Парень в ужасе захрипел, и пришел бы ему конец, если бы его напарник не отбросил привычные стереотипы, мешавшие ему выстрелить в немолодую безоружную женщину, и не разрядил бы в нее всю обойму «Макарова».

Женщина обмякла и свалилась на пол, потащив за собой несчастного, вымазанного кровью полицейского. Она какое-то время конвульсивно дергалась, а все находившиеся в магазине были в такой растерянности, что не могли сойти с места. Наконец, услышав стоны своего напарника, второй полицейский начал вытаскивать его из-под трупа, что оказалось крайне трудно: руки мертвой женщины были сжаты на горле как тиски, и разжать их смогли только с помощью ножа.

Продавщицы капали друг другу валерьянку, охранник искал пластырь, чтобы заклеить многочисленные порезы на руках и лице, а единственный невредимый полицейский срочно вызывал по рации «Скорую» для напарника, труповозку для убитой женщины и свое начальство, чтобы отчитаться и оправдаться.

Никто из них, конечно, не обратил внимания на темно-зеленую «девятку», припаркованную неподалеку от магазина. Водитель внимательно наблюдал за событиями в магазине от начала и до конца. Когда все закончилось, он удовлетворенно хмыкнул, поправил волосы тыльной стороной ладони и уехал.

Вы не поверите, но меня зовут Татьяна Ларина. Фамилия эта у меня не врожденная, а благоприобретенная. Досталась она мне от мужа, вернее, от бывшего мужа, но при разводе я ее оставила из-за дочки. Мужа моего, бывшего, звали Дмитрий. Да-да, как у Пушкина «… Дмитрий Ларин, господний раб и бригадир…» и так далее.

Не могу сказать, что при первом знакомстве меня в моем муже привлекло именно это сочетание имени и фамилии. Честно говоря, я уже и не помню, что же меня в нем привлекло. Мы поженились во время учебы, и дочка родилась у нас перед дипломом. Всей нашей жизнью руководила тогда его мама, моя свекровь. Они жили вдвоем очень дружно. Перед нашей женитьбой мои подруги и знакомые разошлись во мнениях. Одни говорили – маменькин сынок, намучаешься с ним, другие – мальчик приучен к дому, не будет где-то шляться с друзьями. Я предпочла мнение вторых и, как оказалось, была не права.

Вообще, если послушать мою свекровь, то я всегда не права. С этой фразы она начинала все свои нескончаемые монологи.

– Ты не права, Таня, что встаешь ночью к дочке – ты разбалуешь ее, и она сядет нам всем на шею.

– Ты не права, Таня, что не отпускаешь Диму на день рождения к его однокурснице – ты ведь не можешь пойти из-за ребенка, а ему-то за что страдать?

– Ты не права, Таня, когда противишься, чтобы Дима поехал со мной отдохнуть – ему это будет полезно, да и мне не скучно.

– Ты не права, Таня, когда так стираешь рубашки, жаришь котлеты, моешь пол… и еще много всего, и, наконец, последнее:

– Ты не права, Таня, когда обижаешься на меня, ведь я желаю тебе только добра.

И я соглашалась с ней во всем. Только недоумевала, почему же она не сказала мне перед свадьбой:

– Ты не права, Таня, что хочешь выйти замуж за моего сына.

И я бы согласилась с ней и не вышла… но тогда у меня не было бы Аськи. Аська стоит всех жертв.

Свекровь работала в школьной библиотеке и была помешана на литературе, причем именно на всей этой классике. Когда мой будущий муж повел меня с ней знакомиться, она провела краткий опрос, выяснила уровень моих знаний по литературе, нашла его вполне удовлетворительным и разрешила Димочке со мной встречаться.

Во всей нашей семейной жизни не было ничего интересного. Свекровь осточертела мне через месяц, а муж – через год, но уже была Аська. Это все свекровь, у нее в то время в школе был тургеневский период, вот она и назвала внучку Асей.

Время шло, я уже тихо зверела. Однажды мне приснилось, как свекровь говорит:

– Ты не права, Таня, что хочешь придушить меня – тебя посадят, и ребенок останется сиротой.

Самое интересное, что мы никогда с ней не ругались, она очень вежливая и интеллигентная женщина, а я не могу начинать первая и вообще мне неудобно обижать пожилого человека, для этого я слишком хорошо воспитана. До десяти лет мной занималась бабушка, потом родители, но это словосочетание – «бабушкино воспитание» – стало в нашей семье ругательным. Я застенчивая, доверчивая и абсолютно непрактичная. Это все от бабушкиного воспитания, как считают мои родители, а я думаю, что это просто от природы мне так не повезло.

Когда моей дочери Асе минуло четыре года, умерла моя тетка, старшая сестра матери. Родственники затеяли перераздел жилплощади и общий обмен, в результате которого мне досталась комната в коммунальной квартире. Удивительно, как у меня тогда хватило ума не рассказывать им про мои нелады со свекровью, иначе родители посчитали бы, что я все равно к ним вернусь, и ничего бы мне не дали. Пока там все утряслось, пока я раздумывала, прошел год. Однажды утром, перед тем как встать, я поймала себя на том, что с тоской жду свекровкиного неизбежного: «Ты не права, Таня, что…» Это был выходной, я собрала вещи, взяла Аську и ушла жить в свою коммуналку. Муж сделал было попытку уйти с нами, но со свекрови мигом слетела вся интеллигентность, она пришла в такое неистовство, что он быстро сдался. Сначала папочка навещал нас с Аськой довольно часто, потом все реже, а потом нам стало так хорошо вдвоем, что менять ничего мы не захотели. Я к тому времени уже нашла приличную работу – бухгалтером в магазине импортной сантехники, не по специальности, естественно, но сейчас это не важно. Теперь могу прокормить и одеть себя и дочку, и тешу себя иллюзией независимости.

В нашей коммунальной квартире три съемщика, кроме меня, еще двое. Угловую, самую большую комнату, занимает Ксения Павловна, лет ей под семьдесят, но она еще довольно бодрая. Основное ее времяпрепровождение заключается в том, что она пилит. Пилит мальчишек на улице, пилит дворника, владельцев собак и автомашин и, разумеется, соседей. Достоинство у нее только одно, зато большое – она неделями живет в семье дочери. Там она пилит зятя, он, как видно, человек терпеливый, его хватает на две-три недели, потом он скандалит и гонит тещу вон. Та заявляет оскорбленно: «Уйду и больше никогда не приду!» – и действительно, уезжает домой и принимается пилить нас, что запустили места общего пользования, что Галка завела кошку и так далее.

С Ксенией через стенку живем мы с Аськой, а дальше другие соседи – большая семья, Сергей и Галка с двумя детьми. Сергей русский, у Галки на самом деле какое-то другое имя, она полукровка – отец был русский, а мать из какой-то народности Северного Кавказа. Таким там в горячих точках хуже всего. Они приехали сюда года три назад, купили комнату и теперь пытаются заработать на квартиру. Они вообще-то челноки, но ездит один Сережа, потому что у Галки двое детей, их не с кем оставить. Старшая их девочка ровесница Аськи, есть еще двухгодовалый Стасик, который появился на свет по ошибке – от всех переездов, стрессов и перемены климата. Когда Галка обнаружила, что беременна, было уже поздно что-либо делать.

У нас с Галкой деловое соглашение: она забирает девчонок из садика и надзирает за ними весь вечер, ведь я приползаю с работы не раньше девяти, а я зато сижу со всей этой компанией в выходные, пока Галка торгует на рынке.

С Ксенией Галка скандалит по-страшному, только я могу ее урезонить. Галка удивляется моему спокойствию, просто после жизни со свекровью мне уже все нипочем. С Ксенией я всегда во всем соглашаюсь, и она сразу успокаивается. Но у Галки характер горячий, она, как Баба-яга, всегда против. Атмосфера в квартире была бы невыносимой, если бы полгода назад, когда Ксения в очередной раз жила у дочери, ей не позвонили из собеса. Им требовалось что-то уточнить, и тогда мы узнали потрясающую вещь: Ксения по паспорту оказывается не Ксения, а Ксантиппа! Мы пришли в полный восторг, а Галка, предварительно выяснив у меня, что Ксантиппой звали жену Сократа, страшно злую и сварливую бабу, по приезде Ксении пошла в атаку.

– Ксантиппа Павловна, как вам ваше имя подходит!

– Ксантиппа Павловна, а мужа вашего не Сократом звали?

Старуха, услышав ненавистное имя, переменилась в лице и удалилась в свою комнату. Мне даже стало ее жалко – удружили же родители человеку!

Галка бурно праздновала победу:

– Все, теперь она у меня будет шелковая! А то, ишь, разошлась, мочалка старая!

Это еще самое мягкое из Галкиных выражений, бывают и похуже. Галкин муж Сергей очень уважает меня за то, что я не позволяю ей ругаться и хорошо влияю на детей.

Отпуск у меня был запланирован в августе, ближе к концу, и мы заранее сговорились с Ленкой Кузнецовой, моей школьной подругой, взять детей и поехать в Болгарию на Солнечный Берег. В конце августа там самый сезон, а Солнечный Берег – лучшее место для отдыха с детьми, там куча всяких аттракционов, водяных горок, бассейнов и прочих детских радостей. Но Ленка моя отличается тем, что стоит ей купить билет на самолет, как на всей европейской территории устанавливается нелетная погода. Это к примеру. В данном случае погода была вполне сносная, но Ленка прокололась с загранпаспортом, он у нее как раз закончился, надо было оформлять новый. А эта растяпа спохватилась в последний момент. Нашла турфирму рядом со своей работой, там были очень обаятельные сотрудники. Они гарантировали ей, что паспорт будет готов самое большее через три недели, а до отпуска оставалось еще полтора месяца, – в общем, все хорошо. Она спокойно ждет свои три недели, идет за паспортом, а ей эти обаятельные люди говорят, что в ОВИРе паспорт немножко задерживается и не могли бы вы зайти завтра. Она заходит завтра, затем послезавтра, потом на следующей неделе, затем после дождичка в четверг… Потом я ей говорю, что пора уже идти выкупать путевки, а у нее еще нет паспорта. Я понимаю, в этой турфирме очень обаятельные люди, но я не могу перенести свой отпуск, потому что в октябре сдача квартального баланса и прочей налоговой пакости, и мне кровь из носу надо быть на работе.

В общем, я тянула до последнего, затем все же махнула на Ленку рукой и полетела в Болгарию одна, то есть не одна, а с Аськой. А Ленка до сих пор ходит в эту несчастную турфирму. Такой уж она невезучий человек.

Но речь не об этом. Прилетели мы с Аськой в Болгарию, а тут, как назло, жутко похолодало. Ей-богу, у нас в начале сентября так холодно не бывает, а тут все-таки – юг, Черное море!

Я натягиваю на себя все теплые вещи, какие есть, и сижу у бассейна, клацая зубами. Потому что мою морозоустойчивую дочь все равно не вытащить из воды. Ну а я сижу в шезлонге, заворачиваюсь в купальное полотенце поверх свитера, пью кофе по-турецки и изо всех сил изображаю наслаждение отдыхом, чему несколько мешает телевизор, откуда ежечасно нахально сообщают, что в Санкт-Петербурге двадцать шесть градусов выше нуля и ветер южный.

Я размышляла о том, что так ли уж не повезло моей подруге Ленке, конечно, отпуск у нее сорвался, но зато деньги целы. Ну ладно, я все-таки в отпуске, могу на две недели забыть такие страшные слова, как счет-фактура и товарная наценка, а это уже чего-нибудь стоит.

Я любовалась своей дочкой, которая с визгом съезжала в бассейн, и тут ко мне подкатился какой-то нахальный соотечественник прилично за пятьдесят, разя французским одеколоном и стряхивая невидимые пылинки с рукава пиджака от Версаче, и начал клеиться, по выражению Галки, внаглую. Не знаю, чем я его привлекла – я так плотно упаковалась от холода… Разве что полотенце ему очень понравилось. Я продолжала пить свой кофе уже без всякого удовольствия, с тоской поглядывая по сторонам, потому что уйти далеко я не могла – Аська-то в бассейне. Потом я заметила неподалеку на соседнем шезлонге даму, интересную такую даму, примерно от тридцати до сорока, всем хорошую даму. Она смотрела на меня с явным сочувствием и вдруг громко сказала этому престарелому ловеласу:

– Простите… молодой человек, это не вас там жена ищет? Полная такая…

Его как ветром сдуло.

Мы с дамой посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом я ее поблагодарила, а она и говорит, а вы откуда, а я из Питера, – да что вы, я тоже из Питера, – а вы здесь первый раз, – нет, не первый, но с погодой так вышло впервые, а это ваша дочка, – да, моя, – какая славная, да вы не бойтесь, у меня глаз не дурной, – да что вы, я в эту ерунду не верю, – а что вы делаете по вечерам…

Слово за слово, так мы и познакомились с Валентиной. В отпуске большое дело, если есть с кем перекинуться словом и оставить ребенка на двадцать минут, и вообще вдвоем чувствуешь себя гораздо увереннее, именно поэтому мы и собирались ехать в отпуск вместе с Ленкой.

У Валентины оказался такой интересный талант – все про человека выведать, ничего ему про себя не рассказывая, так что к концу отпуска она была полностью в курсе всех моих дел, так сказать, моих успехов в работе и счастья в личной жизни, а я про нее знала только, что она замужем, и то узнала лишь когда прямо спросила – тогда только она ответила, и то совершенно односложно – да, замужем, и все.

Нельзя сказать, что весь отпуск мы были с ней неразлучны. Встречались каждый день, но ненадолго. Она заигрывала с Аськой, но неумело, чувствовалось, что с детьми она никогда не имела дела. И вот, когда я опять сидела в шезлонге на берегу бассейна, мне как-то пришла в голову мысль, а что же, собственно, Валентина здесь делает? Из каких-то крупиц разговора мне удалось выяснить, что у нее свой собственный бизнес, какой уж – я не знала. Она сказала, что приехала одна. Чтобы ото всех отдохнуть. Странно… Отдохнуть – на детском курорте? И потом, я работаю не в продуктовой лавочке, в магазине импортной сантехники, очень, кстати, дорогой. И хоть непосредственно с покупателями я не общаюсь, но все же глаз у меня наметан. Ребята у нас в магазине видят клиентов сразу же и с порога определяют, кто что купит и на сколько. Во‑первых, обращают внимание, конечно, на машину. А если не на машину, то зимой у женщин – на шубу, а летом – на повадки. Бывали, конечно, случаи, когда из шикарного «Кадиллака» вдруг выпадали мужичок сельского вида и бабуля с клюкой или немолодая тетенька в лыжной куртке покупала для ванной мебель ценой сто двадцать восемь тысяч. Но это редко.

Так вот, по повадкам и внешнему виду Валентины я сразу же поняла, что она женщина весьма обеспеченная. Такие отдыхают на Канарах, на Майорке, плавают с аквалангом в Красном море, как нас соблазняет реклама. А Болгария – это для таких, как я, которые работают по найму и живут на зарплату. И нечего ей здесь делать. Конечно, у богатых свои причуды, но… Но Валентина производила впечатление женщины, которая твердо знает, чего хочет, иногда это в ней было слишком явно заметно.

Так, например, как-то она заявила мне вроде бы к слову:

– Ты, Татьяна, женщина привлекательная, спору нет. Но тебе обязательно нужно кого-нибудь найти. Терпеть не могу, когда что-то хорошее пропадает даром. Здесь-то, конечно, вряд ли ты приглядишь себе что-то приличное, а вот в городе я этим займусь. Устрою тебе приличного человека, не с улицы.

Напрасно я уверяла ее, что приехала в Болгарию вовсе не за этим, что с момента моего официального развода с мужем прошло восемь месяцев и что я совершенно не хочу снова замуж – не только из-за Аськи, а вообще…

– Нет-нет, – говорила Валентина. – Солидный обеспеченный муж – это именно то, чего тебе не хватает в жизни.

Я вообще-то не люблю, когда за меня думают. Вот когда за меня что-то делают – особенно моют посуду, – это я одобряю. Но вот когда за меня думают и решают за меня, чего мне не хватает в жизни, – это увольте. Но Валентина была таким человеком, что с ней было очень трудно спорить. Почти невозможно. И потом, я решила тогда, что это у нас с ней был обычный отпускной треп, и не волновалась.

Помню еще одну странность. Мы не собирались с Аськой никуда выходить вечером, но накануне отлета погода наладилась, и мы решили погулять по берегу моря. Когда мы возвращались, Аська зашептала мне на ухо:

– Мамочка, посмотри, вон в ту машину села тетя Валя.

Машина уже отъезжала, она была шикарная, и я успела только заметить силуэт мужчины спереди.

– Тебе не показалось?

– Что ты, ее платье, – ответила моя глазастая дочь.

Я пожала плечами – какое нам дело, куда и с кем ездит Валентина по ночам? Но это подтверждало мои мысли о том, что она на курорте не просто так, а с целью. Может быть, бизнес?

На следующий день мы улетели домой, начались трудовые будни, Болгария забылась моментально, только Галка долго посмеивалась над нами, что стоило, мол, на юг ехать, чтобы там в теплом свитере весь отпуск просидеть.

Валентина позвонила в пятницу мне на работу:

– Танюша, дорогая, брось все, завтра приходи к нам, я нашла тебе потрясающего человека. Это именно то, что тебе нужно. Замдиректора крупной фирмы, квартира есть, потрясающе хорош, а самое главное – в данное время он как раз свободен, развелся со второй женой, так что у вас могут сложиться серьезные отношения.

– Ты считаешь, сейчас для него подходящий момент для серьезных отношений? – усомнилась я. – Помню свой развод, я тогда два месяца смотреть не могла на все, что в брюках, даже свои джинсы выбросила.

– Ну, дорогая моя, не все же воспринимают развод так серьезно, как ты! И потом, это ведь тебя ни к чему не обязывает, познакомишься, ну, не понравится – так и ладно. Да ты как его увидишь – из рук не выпустишь, такой мужчина! Я ему про тебя рассказывала, он не против познакомиться.

Но меня одолели сомнения.

– Неудобно как-то, прямо смотрины у тебя получаются.

– Ну что ты, Татьяна, это мой брат троюродный, приличный человек, я его давно не видела, не знала, что он в разводе. И где, по-твоему, люди знакомятся? Не на улице же! А на работе у тебя, сама говорила, одни дебилы. А которые немного с мозгами, так все женатые.

– Это верно, но…

– Никаких «но»! Записывай адрес, мы живем на Петроградской.

В субботу Галка по моей просьбе вернулась с рынка пораньше и застала меня в раздумьях. Глядя на разложенную по всей комнате одежду, она покачала головой:

– Это все не то!

Я не особенно доверяю ее вкусу, но вынуждена была с ней согласиться.

– Что делать, Галка? Вроде и шмоток у меня много, а надеть нечего, то есть есть чего, но хочется чего-то…

– Говорила я тебе, купи то платье, а то все у тебя черное да серое!

– Сейчас модно… – слабо протестовала я.

– Ладно, идем ко мне, посмотрим что-нибудь из новых шмоток.

– Да что у тебя там есть, все турецкое да польское!

Галка рылась в шкафу и бурчала оттуда что-то недовольное.

– Турецкое, говоришь? А это ты видела?

У нее в руках был пакет, она быстро вытащила его содержимое, это оказался костюм. Фасон был самый простой – прямая юбка и жакет, но все дело было в цвете. Цвет был голубой с сероватым отливом, цвет голубого льда, а еще там было немножко светло-лилового. Я обожаю такие расцветки, мне вообще идут вещи, в которых не меньше трех оттенков, серо-буро-малиновые, по выражению Галки.

Я посмотрела бирку: Made in Italy.

– Откуда он у тебя?

– Случайно, – Галка вздохнула, – вообще-то я для себя брала, но… – она с грустью оглядела свою фигуру.

Действительно, после Стасика ее здорово развезло.

– Меряй, Татьяна, время дорого.

Я посмотрела на себя в зеркало – действительно, это был мой цвет. Сидел костюм не очень, но цвет… Галка была полна энергии:

– Вот тут переставим пуговицу, мне пиджак был в обтяжку, а тебе будет свободно, так даже лучше, а юбку заколешь вот так, двумя булавками. Надеюсь, ты не собираешься в первый же вечер перед ним раздеваться?

– Ты что, с ума сошла?

– Тогда все в порядке, никто ничего не заметит. Макияж надо бы поярче.

– Не надо, – твердо ответила я, – этот как раз подходит.

– Пожалуй… Как к глазам идет, Танька! Да ты прямо красавица!

К этому костюму очень подошел комплект, доставшийся мне в наследство от бабушки. Кольцо и сережки, старинная работа, белое золото, бирюза, а вокруг маленькие алмазные осколочки. Само по себе все это было недорого, но понимающие люди оценивали работу, а для меня этот набор был просто бесценным, потому что память о бабушке. Носила я его редко, уж очень стал хрупким, но сегодня такой случай… Перед выходом я слегка побрызгала за ушами из маленького пузырька «Мажи Нуар», который назло всем купила сама себе на прошлый день рождения, и отправилась в новом костюме начинать новую жизнь.

Квартира была на Петроградской в красивом старом доме. На двери красовалась медная табличка с совершенно стершейся надписью – прочитать ничего нельзя, но не снимали ее, должно быть, из-за красоты. Звонок старый-престарый. Даже не звонок, а ручка, которую надо повернуть. Я повернула.

Дверь открылась, и передо мной появился такой красавец, что я обомлела: черный, лохматый, огромный. Нечеловеческой красоты. Конечно, нечеловеческой – ведь это был ньюфаундленд. Он смотрел на меня глазами, полными ленивой задумчивости, и взгляд его вопрошал:

«Ну чего вы все от меня хотите? Ну ладно, я готов ради вас на все, но надеюсь на вашу порядочность».

– Здравствуй, – обратилась я к нему, – как тебя зовут? Ты сам открываешь дверь гостям?

– Цезарь. Он учится, но пока еще не умеет, – последовательно ответили мне из-за спины ньюфаундленда на оба моих вопроса.

Я всмотрелась в темноту за Цезарем. Там стоял малоинтересный мужчина лет под сорок, может, и меньше, худощавый, не слишком высокий, какой-то слегка потертый. В общем, не герой моего романа.

– Добрый вечер, – сказал «негерой», – вы, я думаю, та самая Татьяна, приятельница Валентины, которую она так ждет?

Я только открыла рот, чтобы спросить из вежливости, как его зовут, но налетела Валентина и увела меня. Я почти не опоздала, гости еще не все собрались. Оказалось, что у Валентины ожидается много народу, я успокоилась – так даже лучше, а то сидели бы вдвоем и пялились друг на друга. Валентина вылетела в коридор, наскоро познакомила меня с мужем – симпатичный такой, но, по моим наблюдениям, здорово у нее под каблуком. Это неудивительно, Валентина – женщина с активной жизненной позицией, полная противоположность мне.

– Пойдем со мной. – Она потянула меня на кухню. – Его еще нет, – зашептала Валя, – ты пока тут побудь, расслабься.

– Народу много у тебя будет?

– Да будут, так, ерунда.

– А кто это мне дверь открывал?

– Ах, этот, – Валентина скривилась, – это мужа школьный приятель. Живет здесь рядом, друг дома, так сказать. Вечно у нас торчит, на все праздники его приглашают. Жена его бросила, вот мой теперь с ним нянчится.

Я поняла, что не очень-то муж у нее под каблуком, раз сумел настоять на своем, ведь, судя по ее кривой улыбке, Валентина этого типа явно недолюбливает.

– Ты что такая бледная? Тебе надо взбодриться.

Валентина достала из шкафчика графинчик и две маленькие рюмочки.

– Вот, давай, за твою удачу!

Я выпила глоток тягучей липкой жидкости, очень крепкой, даже голова немного закружилась. Валентина вынимала из холодильника закуски.

– Тебе помочь?

– Да ладно, вот погляди в зеркало, наведи красоту.

Я отошла к окну, кухня была огромная, вся отделана по последнему крику и уставлена бытовой техникой, да все в этой квартире было огромным. И, судя по всему, старым оставался только звонок на входной двери, все остальное, кроме стен, было переделано по европейскому стандарту.

– Сколько у вас комнат?

– Всего три, но зато большие. С нами еще свекровь живет.

Всего три на троих человек и собаку. Живут же люди!

– Как я хоть выгляжу-то, Валя?

– Все хорошо, – рассеянно сказала Валентина, не оборачиваясь.

У меня вдруг заломило в висках и показалось, что дом напротив слегка пошатнулся. Я схватилась за подоконник.

– Что с тобой? – теребила меня хозяйка. – Тебе плохо?

– Голова что-то болит и кружится, может, этот ликер…

– Глупости, выпила-то всего глоточек. – Валентина протягивала мне какие-то таблетки. – Сейчас придешь в норму, это замечательное лекарство, оно абсолютно безвредно. Просто поднимает давление, сразу почувствуешь себя лучше.

– Не надо, Валя, со спиртным нехорошо таблетки пить.

– Да какое спиртное? Выпей таблетку, через полчаса еще одну. Их обязательно надо пить вместе.