Czytaj książkę: «Амулет сибирского шамана», strona 2
Она с трудом удержалась на ногах, потому что коридор внезапно качнулся перед глазами. Нет, это черт знает что!
Алевтина рассердилась на себя – ну можно ли так распускаться? Что подумают про нее больные? Врачу, исцелися сам!
Она отпустила наконец ручку двери и увидела надпись на табличке:
«Поляков В. Г.» – что означало, что ведет больных в этой палате доктор Поляков Валерий Георгиевич.
Валерка старый приятель, некоторое время они учились вместе, потом стажировались в одной больнице.
«Очень хорошо, – подумала она, – у Валерки можно все выспросить приватно, он расскажет и вопросов лишних задавать не станет. Он вообще неболтливый».
Она переоделась в ординаторской, там никого не было, из кабинета заведующего доносился его сердитый, недовольный бас. Видно, не в духе с самого утра, так что Аля порадовалась, что не придется сегодня с ним столкнуться.
Она спустилась на лифте, чего старалась не делать, и уже возле входной двери на нее налетел кто-то большой и шумный.
– Валерка! – искренне обрадовалась Аля. – Вот как раз хотела тебя спросить…
– Потом, все потом! – Он отстранился. – Опаздываю, чертовы пробки, хоть машину продавай и на метро пересаживайся! Наш-то сегодня как, икру мечет?
– Да я его не видела, я же с дежурства…
Заведующий был строгий, но серьезный практикующий хирург, Аля его уважала. А Валерка вечно опаздывает, нужно из дома раньше выезжать. Ладно, завтра можно с ним поговорить.
Она нашла на стоянке свою машину и выбросила из головы все посторонние мысли. Иначе за рулем нельзя, когда с суточного дежурства едешь…
До дома было уже совсем недалеко, когда она, затормозив на перекрестке, посмотрела на машину, которая стояла перед ней…
И замерла от ужаса.
С заднего сиденья этой машины на нее смотрело страшное лицо… или не лицо, а морда – полузверь-получеловек, черно-рыжие клочья свалявшейся шерсти… два маленьких, горящих тоскливой злобой глаза, и третий глаз, пылающий посреди морщинистого лба, как кровавый рубин, как капля окаменевшей крови…
Алевтина вцепилась в руль, зажмурилась…
Этого не может быть, не может, не может…
Она досчитала до пяти и снова открыла глаза.
Разумеется, никакого чудовища в передней машине не было. Да и не могло быть.
На заднем сиденье лежал огромный пес – бордосский, по-видимому, дог, песочно-желтая здоровенная зверюга. Действительно, маленькие глазки, но никакого третьего глаза у пса не было…
Сигнал светофора сменился, передняя машина поехала, сзади засигналили нетерпеливо.
Алевтина взяла себя в руки, сосредоточилась, выжала сцепление и поехала вперед.
Нет, нельзя так распускаться, нельзя давать волю нервам.
Так и в аварию попасть ничего не стоит…
Она снова сосредоточилась на дороге.
Пробки, конечно, были жуткие, так что когда она доехала до дома, то не хотела даже есть. Открыла холодильник, понюхала запеченную курицу и помотала головой. Нет, лучше уж в душ – и чаю.
Еды в холодильнике было много, это у нее привычка осталась после Александра. Чтобы к его приходу всегда в доме еда была. Мужчина если с работы, то всегда голодный. И не омлет ему жарить, и не пельмени, не дай бог, из морозилки в спешке доставать, а разогреть что-то вкусное и калорийное.
Александра уже… ну да, два с лишним года уже нет, а она все продолжает готовить.
Назвав про себя это имя, Аля прислушалась к себе. Странно, не было обычной боли. Ну да, она давно смирилась. Время лечит… Нужно дальше жить.
Она сбросила всю одежду в стиральную машину, всегда так делала, нарочно на дежурство надевала что попроще, потому что за сутки все запахами больницы пропитается, потом долго стояла под горячим душем и только тогда прошла в спальню.
– Привет! – сказала Аля огромному пушистому котяре, который развалился на кровати и делал вид, что спит.
Так всегда было, когда она уходила на сутки, кот обижался и долго не хотел ее прощать.
– Ну все, я пришла, теперь до завтра никуда не уйду! – она попыталась почесать ему животик, но кот ловко увернулся. – Тимофей! Ты очень плохо себя ведешь!
Кот Тимоша не любил свое полное имя, но знал, что хозяйка называет его так, когда сердится. Поэтому он решил не ссориться – мало ли что, еще вкусного не даст.
– Так-то лучше… – Аля прижала к себе мурлыкающего кота.
Стало легче, но сон не шел.
Кота она завела два года назад, после того как… после того как Александр умер. Умер скоропостижно – тяжелый обширный инфаркт, не смогли спасти. Пытались, но не смогли. Он очень много работал и вообще жил трудно.
Аля в первое время как узнала – сама не своя была, потом чуть отпустило. И вовсе не потому, что они в последнее время с Александром не то чтобы разошлись, но как-то отдалились. Она видела, что он устает и все меньше времени у него на нее остается.
Что ж, она все понимала. И когда опомнилась после его смерти, то стало как-то легче, ушла вся двойственность ее положения. Ведь у него все время была семья, жена и дети, потом внуки…
Котенка принесла Света, та самая медсестра. Сказала, будет большой и пушистый, сибирский. Аля и назвала его Тимофеем, как того, что у Ипатьевны был. Тот здоровый был, пушистый, мурлыкал громко, как мотоцикл на холостом ходу.
Этот тоже вырос крупный, пушистый и красивый, но лентяй жуткий. Все бы ему на кровати валяться. Тот, первый Тимофей, был кот солидный, задачу свою понимал, однажды за один день восемь мышей поймал и на крыльце рядком их выложил.
У Али в квартире, конечно, мышей нет, но этот хоть бы муху поймал из спортивного интереса…
Сон все не шел, вместо него снова набежали воспоминания. О том, как события в деревне развивались потом, после того, как утопленника нашли.
Аля принимала больных, ставила уколы, забинтовала ожог на руке у Маринки-завклубом, обработала загноившуюся царапину у ребенка, отругала его мамашу, что сразу его не привела.
До конца рабочего дня оставалось еще минут сорок, когда к фельдшерскому пункту, запыхавшись, подбежала Медведишна.
Медведишна была главная деревенская сплетница, она знала все местные новости и распространяла их с немыслимой быстротой, сравнимой с быстротой лесного пожара.
Своему странному прозвищу Медведишна была обязана необычными обстоятельствами своего рождения.
Ее мать, Марья Тимофеевна, будучи беременной на седьмом месяце, отправилась в лес за малиной. Там она встретила медведя, который тоже решил полакомиться ягодой. Эта встреча так напугала Марью, что та прямо там, в малиннике, разродилась девочкой…
С тех пор прошло уже больше полувека, а прозвище так за ней и сохранилось.
– Алька, закрывай свою контору! – выпалила Медведишна, заглянув в окно фельдшерского пункта. – Беги домой!
– А что случилось?
– Бандиты к вам вломились! Ипатьевне худо!
Аля всполошилась, быстро заперла пункт, подхватила чемоданчик с медикаментами и побежала к дому.
Из-за забора она заметила разбитое окно. Уже войдя в калитку, она увидела Ипатьевну, которая стояла на коленях на земле, возле самого крыльца.
Плечи ее вздрагивали, на земле перед старухой лежала какая-то бесформенная груда.
Аля подбежала к хозяйке:
– Баба Нюра, что с вами?
Ипатьевна повернула к ней заплаканное лицо и проговорила:
– Со мной ничего, а вот он… он помирает!
– Кто?! – Аля взглянула через плечо старухи и увидела на земле перед ней пса. Буран лежал на земле, неловко подвернув лапу, и часто, неровно дышал. На загривке у него шерсть слиплась, на земле темнела кровавая лужа.
– Главное дело, я его на цепи оставила! – причитала Ипатьевна. – Кабы не это, разве бы он дался? Он с волком в одиночку мог сладить!
Аля опустилась на колени рядом с Бураном, торопливо раскрыла свой чемоданчик, достала бутылку с перекисью, плеснула на рану. Пес дернулся, заскулил.
– Потерпи, Буранчик, потерпи! – проговорила Аля, осторожно раздвигая окровавленную шерсть и прижимая к ране марлевый тампон. – Потерпи… я ведь помочь тебе хочу!
Рана была глубокая, опасная. Аля привычно обрабатывала ее, в то же время расспрашивая хозяйку:
– Кто его так? Что случилось, баба Нюра?
– Да видишь, я уходила за травками, Бурана оставила на цепи. А тут влезли какие-то… уже окно разбили, хотели в дом забраться – но тут Буран подоспел. Они его ножом-то и полоснули… Буранчик, хоть и раненый, не давал им пройти, а тут Колька Сидоров мимо ехал на тарахтелке своей, услыхал шум да пуганул их.
– Да кто ж такие были?
– А кто же их знает… не иначе городские. У нас такой шпаны нету. А эти-то, что из города, они по деревням ходят и ищут, где что плохо лежит… главное дело, что они ко мне-то полезли? У меня ведь и брать-то особенно нечего… Ох, если бы я его не оставила на цепи… помрет ведь Буранчик! Кровью истечет!
– Ничего, баба Нюра, кровь я остановлю и рану зашью, будет Буран как новенький…
– Ему бы травки заварить, есть такая трава, да я не нашла, домой заторопилась, как чувствовала…
За разговором Аля остановила кровь, с трудом втащила тяжелого, безвольно обвисшего пса в дом, положила на скамью.
– Баба Нюра, вскипятите воды!
Старуха мгновенно перестала причитать, собралась и принялась помогать ей.
Аля тщательно промыла рану, зашила ее.
Пес дергался от боли, но не сопротивлялся, только смотрел на фельдшера умными несчастными глазами.
Потом сомлел, глаза помутнели и закрылись…
– Никак помер? – горестно вскрикнула Ипатьевна.
– Нет, пульс есть. Кровь не идет, так что будет жить.
– Ох, ну слава богу! А я тогда схожу за той травкой…
Уже у самой калитки Ипатьевна остановилась, оглянулась и проговорила:
– Спасибо тебе, дочка!
Проводив взглядом старуху, Аля села на табурет рядом с раненым псом и задумалась.
Кто это попытался залезть в дом к Ипатьевне?
Старуха сказала – городские… но от города до их деревни добрых сто километров, и дороги приличной нет. Кто мог не полениться и забраться в такую глушь?
Кто и зачем?
Отчего-то ей вспомнился страшный сон… трехглазое чудовище, лезущее в окно…
Это создание лезло в то самое окно, которое сейчас зияло разбитыми стеклами.
Часа через два Ипатьевна вернулась из леса с пучком какой-то пахучей травы, заварила ее в котелке.
Буран проснулся, видно было, что он хочет пить, – и Ипатьевна налила в его миску травяной отвар.
Пес жадно вылакал его и снова задремал.
– Вечером поменяю повязку… – проговорила Аля озабоченно.
– Когда будешь менять – промой этим же отваром! – Ипатьевна показала на котелок. – Очень хороший отвар, полезный… раны хорошо заживляет!
Тем не менее псу было плохо всю ночь, и Аля с Ипатьевной сидели возле него по очереди. Нос у собаки был горячий и растрескался от сухости, глаза слезились, в них сквозило страдание, у него не было сил даже поднять голову.
К утру Аля и сама потеряла надежду, где уж тут старуху утешать! Она прилегла под утро и забылась тяжелым сном, успокоительное пить не стала, чтобы не разоспаться.
Проснулась она не рано и решила, что не пойдет в медпункт. Вот не откроет – и все, у нее свой больной вон на лавке лежит. Если жив еще (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!).
Тут послышался из залы шум, упало что-то тяжелое, и Аля, забыв накинуть халат, выскочила из своей каморки.
И увидела, что уже давно на дворе белый день, и весеннее яркое солнце пробивается сквозь узенькое оконце – не то, разбитое, а другое. И в косых лучах солнца кружатся по зале золотистые пылинки. Ипатьевна сидит за столом и пьет чай из парадных своих чашек в горошек. А рядом с ней… рядом с ней сидит мужчина… и он, услышав скрип двери, как раз повернулся. И увидел Алю. Точнее, она увидела себя его глазами – растрепанная девица в старой ночнушке и босиком. Глаза опухли, одну щеку отлежала…
Аля ойкнула и скрылась у себя, услышав еще, как гость Ипатьевны насмешливо фыркнул. Она очень долго просидела у себя, дожидаясь, когда он уйдет, но он все не уходил, а потом она услышала, что стонет Буран, и вышла.
Гость опытными, умелыми руками ощупывал собаку, Буран порыкивал тихонько.
– Тише, Буранчик, тише! – Аля подскочила и сжала собаке пасть. – Потерпи немного…
Буран взглядом выразил, что терпит только ради нее. Аля посчитала это хорошим знаком.
– Ты зашивала? – спросил гость, по повадкам Аля признала в нем своего брата-медика.
– Ну я, а что?
– Да ничего, хорошая работа. Повязку не трогай, следи, чтобы сам не сорвал.
– Чегой-то он будет срывать? – вступилась Ипатьевна. – Он умный, все понимает.
– Молодец, что сразу кровь остановила! – похвалил Алю гость. – Время не упустила. Время в таких делах важнее всего. Все хорошо будет, бабкины отвары помогут.
Аля успела переодеться и причесаться, поэтому смотрела теперь на гостя не то чтобы без стеснения, но поспокойнее. И видела, что мужчина взрослый, лет около сорока, и что явно не из деревни, видно, что в городе живет. Одет довольно дорого, хоть и просто, выбрит чисто, руки… руки сильные. Да и сам видно, что не слабый. Росту среднего, коренастый такой, крепкий…
– Познакомься, Алечка, это Шура, подружки моей покойной сын… – спохватилась Ипатьевна. – Зашел вот, последний привет мне передал… Мы тебя будить не стали, намаялась ты за последние дни.
– Ну, – усмехнулся гость, – кому, может, и Шура, а кому Александр Андреич.
И сжал сильно Алину руку. Она глаза его увидела, а в них – смешинки пляшут. И как током ее ударило от них, даже вздрогнула вся.
Ушел Шура, а Аля села чай пить с печеньем городским и с конфетами. Тут Ипатьевна все ей и рассказала про гостя дорогого.
– Он подружки моей, Валентины, сын младший. Старший-то у нее по военной части пошел, служит где-то далеко, в больших уже чинах. А Шурка вот на врача выучился, в большом городе живет, в больнице работает, оперирует, много людей спас. Лет уж десять тому назад приезжает – собирайся, говорит Валентине, мать, в город со мной поедешь. Там у тебя квартира хорошая, все удобства, рядом с нами будешь жить, а вроде как и отдельно.
Ну, Валя, конечно, уезжать не хотела, но сын строго сказал: мне, говорит, часто приезжать сюда не с руки, а мать родную оставить тоже совесть не позволяет.
Так и уехала подружка моя, первое время все жаловалась, не нравилось ей в городе, а потом понемногу привыкла. Но дом продавать не позволяла. А в прошлом году умерла, вот Шурка и приехал с домом разобраться.
Дом-то очень хороший был в свое время, на него давно уже бывший наш председатель колхоза посматривает, для сына своего купить хочет.
Потом пришел дед Михей, чтобы вставить разбитое стекло. У Ипатьевны всегда находились нужные люди, которые помогали просто так, без денег, какие-то у них свои были счеты.
А Аля все-таки пошла в медпункт, там ее уже ждали.
Прошло три дня, за которые она мельком видела Александра раза два. А на четвертый день все и случилось.
Народу перед выходными было мало, вот в понедельник пойдут деревенские толпой в медпункт. Кто с соседом подрался, кто с мотоцикла упал, кто выпил чего-то некачественного и теперь животом мается или, не дай бог, головой.
Аля решила уйти пораньше – что сидеть-то без толку! И тут услышала громкое тарахтенье мотора. Все в деревне знали, что так ездит Колька Сидоров, он собрал автомобиль самостоятельно, занимался этим несколько лет, терпел всяческие насмешки, но не отступал. Получилось у него что-то несуразное, ни на что не похожее, но оно ездило. И бензина потребляло мало.
Аля выглянула в окно и увидела, что к медпункту приближается кабина от старого грузовика, поставленная на два колеса, а сзади был кузов, похожий на большое деревянное корыто.
Николай остановил своего уродца перед медпунктом и крикнул Але, чтобы открыла дверь. Она выбежала на улицу и увидела в низком кузове что-то накрытое брезентом, под которым угадывались очертания человеческого тела.
Сердце у Али ухнуло вниз, уж слишком свежи были воспоминания об утопленнике. Неужели еще один труп?
– Принимай раненого! – сказал Колька и откинул брезент.
Аля увидела только кровь, которая заливала все вокруг. Сжав зубы и опершись о борт, она заставила себя перевести взгляд на лицо раненого и узнала Василия Долгова. Лицо его было бледным как скатерть, но нетронутым, в то время как вместо тела была мешанина из крови и рваной одежды.
– Что это? Ты кого привез? – пролепетала она.
Тут подоспела вездесущая Медведишна и ввела ее в курс дела. Оказалось, что Васька, маясь дурью без своего трактора, решил отправиться в лес за весенними грибами, точнее, жена его выгнала, чтобы не мешался под ногами.
Пошел налегке, сказал, недалеко, он полянку хорошую знает, быстро вернется. Жена только рукой махнула – хоть бы и до вечера где-то ходил, лишь бы дома на нервы не действовал.
Да видно, нарвался в лесу на медведя, они весной голодные и злые. А у Васьки, как назло, ни ружья, ни дубины какой не было, вот медведь его и порвал.
– Что делать? – пролепетала Аля. – Его же в больницу надо, а что я-то могу?
Тут кто-то отодвинул ее крепким плечом, и Аля увидела рядом Александра. Он прикоснулся к шее раненого, потом открыл веки. Аля вздрогнула, потому что глаза настолько закатились, было видно только белки.
– Он умер? – шепотом спросила она, опасливо оглянувшись на Медведишну.
– Жив пока, – вздохнул доктор, – но…
– Помирает! – ахнула Медведишна. – Помирает Василий, пойти жену позвать…
– Ты, тетка, иди отсюда, – посоветовал Александр, не оборачиваясь, – и народ не баламуть там. Деда Михея позови, пускай сюда идет! Николай, помоги его внутрь занести!
– Это зачем? – пролепетала Аля. – Его же в больницу надо!
Александр ответил только тогда, когда они занесли раненого в медпункт и положили на стол.
– Вот что, Алевтина, – начал он, – везти его куда-то сейчас никак нельзя. У него весь живот располосован, пока довезем, растрясет совсем, кровью истечет. Опять же, воспаление начнется, в животе это быстро. Да и кто повезет-то? На чем? Мост так и не починили. Вертолеты ведь к вам не летают… – хмыкнул он. – Эх, деревня! Каменный век!
– Так что делать-то? – Аля всхлипнула.
– Не реви! – строго сказал он. – Что делать, что делать? Помогать мне будешь! Готовь инструменты, какие есть! Да вот у меня тут… – он кивнул на чемоданчик, который внес подошедший дед Михей.
Деда Александр выбрал за то, что тот капли спиртного в рот не брал, оттого в старости руки его не дрожали. Был он когда-то знатным охотником, теперь, конечно, глаза уже не те, но…
– Ох ты, елки зеленые! – лаконично высказался дед Михей, увидев раненого.
– Что еще скажешь, дед?
– А то и скажу, что не медведь это! Васька не пьяный был с утра, мужик здоровый, что ж, так и ждал бы он, когда его растерзают? Убежал бы от медведя-то…
– А кто – волки?
– И на волков не похоже… – Дед покачал головой. – Рысь, что ли… А кто его нашел?
– Николай говорит, что на дороге он лежал, видно, выполз из последних сил…
– Ну не знаю… быть такого не может…
Пока Александр разбирался с инструментами, дед Михей ловко наладил яркий свет над столом, потом помог Але разрезать окровавленную одежду.
Последующие три часа Аля смотрела только на руки Александра. Казалось, что они жили как бы сами по себе, что они сами знали, что делать. И они делали. Аля ни о чем не думала, она сосредоточилась на том, чтобы подавать инструменты и проверять, жив ли раненый.
Дед Михей снаружи отгонял деревенских.
Она выдержала до конца и только потом отключилась. Очнулась у Ипатьевны, та сказала, что все хорошо, Василия увезли в больницу, операция помогла, будет жить. Ипатьевна напоила Алю своим успокоительным отваром, Буран лежал рядом на полу и охранял ее сон.
Потом пришел Александр, Аля проснулась от того, что Буран рыкнул недовольно. Не открывая глаз, она слушала разговор.
– Как она? – тихо спросил Александр.
– Слишком много всего на нее навалилось, – шепотом отвечала Ипатьевна. – И вот что я тебе, Шура, скажу. Увези ты ее отсюда, не место ей здесь. Если останется тут, плохо ей будет. Ты ведь знаешь, я несчастье заранее чувствую.
– Знаю… Но, баба Нюра, ты на что меня толкаешь? Девчонка молодая совсем, неопытная, вижу, что умница она и способная, но у меня ведь семья…
– Ничего, она справится, – твердо отвечала Ипатьевна, – а тут она наверняка погибнет… Ты про утопленника слыхал, которого на той неделе нашли?
– Ну слыхал… – неохотно ответил Александр, – очень странная история…
– Не то слово! А кто его нашел, знаешь? Васька Долгов и нашел. А с Васькой теперь что?
– Да уж…
– Вот то-то и оно. Так что сделай уж божеское дело, спаси девчонку. И так ей в жизни досталось уже. Сирота круглая, ни отца не знала, ни матери, что ее тут ждет? А там, в городе, с твоей и божьей помощью, глядишь, все и наладится…
– Что это ты, баба Нюра, все Бога поминать стала? – усмехнулся Александр. – Вроде бы раньше за тобой такого не водилось, другие у тебя были приоритеты. Дед-то у тебя шаманом был, так и ты вроде что-то можешь…
– Ты с этим не шути! – строго сказала старуха. – То одно, а то – другое совсем. Не для развлечения я дедовские навыки вспоминаю, тут такие дела творятся… И не надо про это говорить, а то беду накличем… и так что-то плохое вокруг носится…
Когда Аля проснулась, она не помнила ничего из того разговора. Она только знала, что влюбилась в Александра и что ей никто не нужен, кроме него. И что это навсегда.
Так и оказалось.
Но это потом, а тогда, двадцать лет назад, Александр сказал ей:
– Вот что, Алевтина. Нужно тебе учиться, а то тут так и просидишь в этой деревне до пенсии. Пока молодая, нужно пробиваться. Так что я сейчас тебя с собой взять не смогу, нужно с делами разобраться, насчет твоей учебы узнать. Но ты не думай, слово даю, не брошу тебя тут. А ты пока со своим начальством вопрос решай насчет замены. Нехорошо больных бросать…
Аля не слишком вникала в его слова, она слушала его голос. И смотреть на него даже боялась, чтобы он не прочитал в ее глазах, как сильно она его любит.
Потом уже, обдумав его слова, она ни секунды не сомневалась, что так и будет. Раз он дал слово, что заберет ее в город, – значит, это обязательно случится. А если не сразу, то она будет ждать, сколько потребуется.
Она никому не рассказывала про свой разговор с Александром, даже с Ипатьевной не делилась. Но старуха и так все знала. Она надоумила Алю написать заявление начальству, чтобы послали ее на дальнейшую учебу, с целью повышения квалификации. Доктор Роман Филиппович собирался на пенсию, так что подмахнул ее заявление не глядя. Начальство поругалось немного, но потом затихло.
А пока Аля продолжала свою трудовую деятельность. От Александра не было ни письма, ни звонка.
Аля, как обычно, дежурила в фельдшерском пункте. Перед ней сидела бабка Матрена, грузная тетка неизвестного возраста. Она привычно жаловалась на свою спину:
– И ноет, и ноет, особливо к дождю… я уж чего ни пробовала – не помогает, и все! Ипатьевна мне травки дала, велела заварить, и тоже не помогло… особливо если за ягодами схожу, так после этого – прямо как будто грызет кто…
– Так вы не ходите за ягодами. Ясное дело, от наклонов-то спина еще больше заболит…
– Как же не ходить? Ягод непременно набрать нужно, чтобы варенья на зиму наварить…
В это время в окно фельдшерского пункта заглянул знакомый мальчишка и выпалил:
– Алька, Червяка змея укусила!
– Что?! – испуганно переспросила Аля. – Какая я тебе Алька? И вообще, что ты несешь? Какого червяка? Какая змея? Говори толком!
– Змея – известно какая, гадюка. Не знаешь, какие гадюки бывают вреднючие?
– Знаю, но кого она укусила? Какого еще червяка?
– Витьку Череватова, – проговорил мальчишка, отдышавшись. – Это у него кличка такая – Червяк.
– Ох! Так где этот Витька? Веди меня к нему! – Аля кинулась к шкафчику с медикаментами, схватила ампулы с противозмеиной сывороткой, метнулась к выходу. – Так веди скорее! Не теряй время! Тут каждая минута дорога!
– Да у себя же Витька, в Запечье…
– Как в Запечье?
Запечье была деревня примерно в восьми километрах от фельдшерского пункта.
– Да откуда же ты тогда знаешь про змею?
Мальчишка уставился на Алю удивленно:
– Ты что, в каменном веке живешь? У дяди Паши ведь телефон есть. Витькина мамка дяде Паше позвонила, тот моей мамке крикнул, а она меня к тебе послала…
– Не к тебе, а к вам… – машинально поправила его она, и мальчишка завертел головой, ища кого-то кроме самой Али.
Дядя Паша, тихий деревенский алкоголик, прежде работал связистом, поэтому у него был установлен единственный в деревне телефон. Через него и осуществлялась связь с внешним миром.
Мальчишка шмыгнул носом и проговорил:
– Ты давай скорее, а то помрет ведь Червяк, жалко… он так классно на руках ходить умеет…
Аля задумалась.
Участковый Шишкин, как назло, уехал на своем уазике в дальнее село, где случилось ограбление века – из сельпо украли ящик водки. Других машин в наличии не было…
То есть была одна – самодельный драндулет Коли Сидорова… Все же какая ни есть, а машина…
Аля, со своим неизменным чемоданчиком, бросилась к Колькиному дому.
Сидоров стоял как раз возле своего шестиколесного детища и задумчиво чесал в затылке отверткой.
– Коля, мне срочно в Запечье надо! – издалека крикнула Аля. – Отвези меня!
– Да тут видишь какое дело… – раздумчиво протянул Коля. – Машина моя чегой-то не заводится… искра куда-то уходит… ты обожди маленько, может, я разберусь…
– Подождать? – испуганно выдохнула Аля. – Там ребенка гадюка укусила! Каждая минута дорога! Умереть ведь может!
– А что я могу сделать? – вздохнул Сидоров. – С утра мучаюсь, а она все никак не заводится…
– Что же делать? – Аля готова была разрыдаться. – Больше ни одной машины в деревне нет… ребенок ведь… каждая минута… восемь километров… пешком долго…
Тут она увидела прислоненный к забору старенький велосипед.
– А можно я твой велосипед возьму?
– Да бери, ради такого дела не жалко… на велике ты до Запечья живо докатишь!
Аля сбивчиво поблагодарила Сидорова, влезла на велосипед и покатила к околице.
До Запечья вела через лес вполне приличная тропа, велосипед споро катил по ней, Аля выжимала из него все что можно.
По сторонам тропы рос густой лиственный лес, постепенно сменявшийся темным ельником.
В какой-то момент Але показалось, что среди деревьев движется какая-то стремительная тень, но она не придала этому значения – так торопилась к несчастному ребенку…
Аля уже проехала больше половины дороги, как вдруг увидела впереди поваленное поперек тропы деревце.
Она слезла с велосипеда, раздумывая, что быстрее – оттащить деревце с дороги или перетащить через него велосипед.
И в это время заросли слева от тропы зашевелились.
Аля оглянулась – и увидела среди густых темных ветвей странное и страшное лицо… или скорее морду, покрытую черно-рыжими клочьями свалявшейся шерсти…
Это было страшное существо из ее сна…
Аля попятилась, ахнула…
А заросли раздвинулись, и жуткое создание одним прыжком выскочило на тропу.
Аля не смогла его разглядеть, не поняла даже, зверь это или человек, двуногий он или четвероногий, потому что ее взгляд был прикован к жуткой морде монстра, к его маленьким, горящим тоскливой злобой глазам и к третьему глазу, пылающему посреди лба, как огромная капля густой запекшейся крови.
Чудовище налетело на девушку, одним страшным толчком повалило ее на землю, склонилось над ней…
Пасть зверя приоткрылась, обнажив кривые желтоватые зубы, исторгла низкий, грозный рык, в котором вдруг прозвучали непонятные, таинственные слова:
«Буцааж ёг!»
Аля услышала тонкий, жалобный звук – и не сразу поняла, что это сама она пытается крикнуть, позвать на помощь – и не может… впрочем, кто здесь откликнется…
Страшная морда потянулась к ней, оскалив зубы.
Аля не сомневалась, что сейчас эти зубы вонзятся в ее шею, ждала страшной, пронзительной боли – но ее не было. Зверь вцепился зубами в воротник куртки и потянул…
Она поняла, что он тащит ее в лес, в заросли.
Ей было страшно, как во сне, в тяжелом, душном кошмаре, из которого нет выхода, – но самым страшным было то, что это был не сон, и не было надежды проснуться…
И вдруг где-то рядом оглушительно прогремел выстрел, потом еще один…
Зверь разжал зубы, поднял морду, огляделся.
Потом он зло и тоскливо взвыл – и бросился в заросли, из которых только что появился…
Наступила тишина.
И вдруг совсем рядом проскрипели шаги, и Аля увидела склонившегося над ней участкового Шишкина.
– Это ты, что ли, Алевтина? – проговорил он растерянно и удивленно. – Жива?
– Вроде жива… – отозвалась Аля и села. – Это никак вы, Михаил Иванович?
– Так точно… дай гляну… вроде никаких у тебя повреждений, даже крови нет, только воротник оторван…
– Это он меня за воротник ухватил, хотел в лес утащить… Ох, я уж думала, конец мне пришел… если бы не вы, так и пришел бы… а кто же это был?
– Ты меня спрашиваешь? Я думал, ты разглядела… я-то сам увидел, зверюга какая-то человека терзает, ну и пальнул пару раз – в воздух, в него стрелять побоялся, чтобы в тебя не попасть.
– Ну да… а сама я не успела ничего разглядеть – он как выскочил из кустов, налетел на меня и потащил… может, это медведь?
– Не пойму… на медведя вроде не похож…
– Волк?
– На волка тем более… шерстью совсем не похож… может, собака одичавшая?
– Уж больно большая…
– Может, рысь?
Аля хотела добавить, что страшное существо ходило на двух ногах, – но и сама не была в этом уверена.
– А как ты тут в лесу-то оказалась? – спохватился участковый. – Куда ехала?
– Ох, мне ведь в Запечье срочно нужно… я ведь туда ехала, там мальчика змея укусила! Просила Колю Сидорова подвезти, так у него драндулет сломался…
– Так что же мы время теряем? – всполошился участковый. – Поехали скорее, я тебя довезу!
Его уазик стоял близко, на тропе. Шишкин ловко погрузил в него велосипед, сел за руль, Аля пристроилась рядом с ним, и они поехали в Запечье. Уазик привычно подпрыгивал на ухабах, но быстро продвигался вперед.
По дороге Шишкин качал головой и приговаривал:
– Ну и дела у нас творятся! Что же это за зверюга такая на тебя напала?
Аля ничего не могла ему ответить. Не рассказывать же про свой кошмарный сон…
Скоро они доехали до Запечья.
– Дом Череватовых на дальнем конце деревни, – проговорил участковый.
Они проехали по деревенской улице, подкатили к аккуратному зеленому домику, окруженному обширным садом. Возле дома копошилась женщина в красном платке.
Аля, которая ожидала увидеть перепуганную, взволнованную женщину на грани обморока, чуть не на ходу выскочила из машины и кинулась к дому:
– Где он? Ведите меня скорее к нему!
Женщина распрямилась, уставилась на Алю из-под ладони и удивленно спросила:
– Ты кто?
– Фельдшер я! – выпалила Аля. – Да где же он? Тут каждая минута дорога, а вы вопросы задаете! Где он?
– Да кто он-то? Кого тебе надо?
– Витю! Витю Череватова! Вы ведь мать его?
– Ну мать… а зачем тебе Витька?
– Как зачем? Помощь ему оказать… сыворотку вколоть… тут ведь каждая минута дорога!
– А что с ним случилось? – испуганно спросила женщина, бросив тяпку.
