Белая ворона. Стихи

Эту книгу я посвящаю любимому отцу:

Хавторину Алексею Николаевичу

© Ната Лесная, 2019

ISBN 978-5-0050-0665-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вороной белой слыть готова

 
Индивидом – рождаются.
Личностью – становятся.
Индивидуальность – отстаивают.
 
 
В борьбе за индивидуальность
Вороной белой слыть готова.
Ох, до чего же тривиальна
Закваска жизни и сурова!
 
 
Не любят тех, кто чуть умнее,
Не любят тех, кто духом крепкий.
И понимаешь всё острее,
Что «лес расходится на щепки».
 
 
И пусть штампуются шаблоны,
Не шьются души по лекалам!
А белые вороны склонны —
Не верить вовсе в идеалы!
 

Очеловечит

 
Смотри на воду и огонь,
Смотри на звёзд мерцанье!
Кузнечик прыгнет на ладонь —
Будь выше созерцаний.
 
 
Поймай невидимой волны
Магические токи
И стань частицей тишины,
И пей вселенной соки!
 
 
Ничто так не смягчит души
И не очеловечит,
Как шаль махровая тиши,
Упавшая на плечи.
 

Осень отрежет в прошлое пуповину

 
Тихая, юная, словно весны начало.
Помню себя такой до тебя /не после/.
Вёсны всегда служили кому—то причалом,
Только теперь владычица в сердце осень.
 
 
Мудрая, зрелая – ей ли не быть готовой:
Вспыхнуть, зажечь, уйти листопадом в зиму.
Тихой и юной уже не бывать мне снова —
Осень отрежет в прошлое пуповину.
 

Фрески

 
Я думала, что это снится мне:
Ты не ушёл, врастая в бархат ночи.
Все звуки растворились в тишине,
И на потом остались наши речи.
 
 
Ты превратился в август золотой,
Созрели чувства спелостью пшеницы.
Со зрелостью приходит и покой —
Запечатлею лучшие страницы.
 
 
Хмельное лето тянет руки в дом
И теребит ночные занавески.
А жизнь себе рисует за окном
На наших судьбах красочные фрески.
 

Не то ангел не то белая голубка

 
Не то ангел, не то белая голубка
На балкон всё чаще стали прилетать.
И такая тишина – вокруг ни звука,
А на сердце, словно пухом, благодать!
 
 
Не спугнуть бы, притворюсь и я пушистой
И на цыпочках насыплю им зерна.
Люди-люди, человеки—эгоисты,
Чем их полнится порою голова?
 
 
Прикормилась та голубка, да привыкла
И с протянутой руки брала зерно.
Вдруг созрела в голове мысль и возникла,
Что могу её потрогать за крыло.
 
 
Улетели: ангел то или голубка?
Всяк ли душу за кусок свою продаст?
Нить доверия внезапно станет хрупкой—
Если чувства в наших душах напоказ.
 

Чайки—воровки

 
Здесь раньше было скромно, но уютно:
Суровый вид Балтийских вод у брега,
Спокойно и совсем немноголюдно —
Ловили чайки с птичьего разбега
 
 
Рыбёшку ловко, на потеху детям.
И те смеялись, хлопая в ладошки.
Так было уже несколько столетий,
Бросали в море птицам хлебной крошки.
 
 
Но стало больше в городе туристов,
Возрос и аппетит у белых чаек.
Кругом на берегу кафешки—бистро,
Мороженым теперь их угощают.
 
 
И чайки прибавляют в своём теле,
Но больше не хотят ловить рыбёшку.
Из рук хватают сладость, обнаглели.
Мороженое – слаще хлебной крошки!
 

Не зря зовёшься – Че

 
Не просто так, не в наказанье
Даётся человеку боль.
Чтоб знало, помнило сознанье
Свои и место, и юдоль.
 
 
Живым даётся боль, не мёртвым,
Чтоб понимали в жизни все:
Не обменяешь боль на вёрсты
Невзгод и взлётов в кулаке.
 
 
Коль чуешь боль свою, родную,
То понимаешь – жив вовек!
А если чувствуешь чужую,
Не зря зовёшься – Че-ло-век!
 

Два крыла

 
Царит зима – бескрайние снега,
А белое так схоже с непорочным.
И снова вечность пробует на прочность:
То души, то сердца, то облака.
 
 
Но что такое вечность для души —
Мгновение земного притяженья,
А дальше только лёгкое скольженье
Туда, где время больше не спешит.
 
 
И остаются памятью стихи,
К которым вечность тоже прикоснётся.
Пусть белой крошкой облако прольётся:
На нас и наши смертные грехи.
 
 
Бескрайние и белые снега —
До неба жизни миг и два крыла.
 

Скрипач

 
Соседская девочка бойкой, весёлой росла.
С мальчишками бегала, вечно дралась во дворах.
Коленки разбиты и руки совсем в синяках —
Короче, из крепкого теста замесом была.
 
 
А тут по соседству приехал пацан погостить,
Он вместо футбола на скрипке всё время играл.
Да так, что вибрировал воздух и словно дрожал.
И эта девчонка вдруг стала всё чаще грустить.
 
 
Дворовый бомонд скрипача принял сразу в штыки
За то, что другой и совсем выделялся из стаи.
Обрушив на скрипку и парня свои кулаки,
Избив его, долго над ним сообща хохотали.
 
 
Разломана скрипка, разорвана в сердце струна.
Девчонка пришла и увидела – пальцы в крови.
«Теперь я твой ангел, ты руки свои береги!» —
Сказала и билась с толпой за того пацана.
 

Можно

 
Можно молча грустить, пить глотками из чашечки осень —
Вырастая из встреч в одиночество сумерек зимних.
Можно даже на ощупь попробовать зимнюю проседь,
Чуть касаясь ладонью заснеженных вьюгою линий.
 
 
Можно летопись вёсн занести в свою память стихами,
Заварив вкусный чай из весенних, душистых соцветий,
Но всех пламенных чувств мне не выразить просто словами —
Как не выпить всей мудрости пройденных тысячелетий.
 

Чертополохова рука

 
Июля знойного макушка —
В полях цветёт чертополох.
Застала бабочек врасплох —
С сачком бегущая девчушка.
 
 
Застыла вдруг – полна восторга,
Смешно курносый вздёрнув нос,
Считала голубых стрекоз
И норовила их потрогать.
 
 
Да вот засада, не пробраться.
Стоит, как страж, чертополох:
Колюч, душист и слишком строг —
Готовый с девочкой сражаться.
 
 
С минуту думала девчушка
И вдруг накинула сачок,
А тот попался на крючок!
«Что? – крикнул папа – Ты в ловушке?
 
 
Не плачь, пусть стрекоза летает —
Её итак жизнь коротка!
Чертополохова рука
Своих, как видишь, охраняет!»
 

Молекулы любви

 
Где—то на задворках тёмных улиц,
В самом скромном уголке земли,
Взяли и нечаянно проснулись
От тепла молекулы любви.
 
 
И с лучами утреннего солнца
Ярко—жёлтой, золотой пыльцой,
Блеском настоящего червонца —
Брызнут неожиданно в лицо.
 
 
И пойдет реакция цепная:
Заиграет кровь в тебе вином.
Кто сказал что люди не летают —
Сны оповещают о другом.
 
 
Сердце подпевает милым птахам,
Хочется весь мир к груди прижать.
И любовь вселенского размаха
По молекулам в себя впитать.
 

Какие души разные

 
Какие души разные у всех:
У одного – весёлая синица,
А у другого – хищная лисица.
Не осуждаю, осужденье грех.
 
 
Быть может в прошлой жизни и моя
Душа была темнее чёрной ночи,
Но родниками земли мироточат
И полнятся дождями сентября.
 
 
А губы жаждут чистоты воды,
Как души очищенья ждут годами.
Их пряча за нательными крестами,
Об этом забываем часто мы.
 

Ангелы стучат в сердца

 
Как часто просим мы порой у Бога
Немного счастья личного себе.
Петляет жизни длинная дорога
По грешной и исхоженной земле.
 
 
И Ангелы стучат в сердца людские:
Берите счастье, жизнь короткий миг!
Но, правила всегда для всех такие:
Одно даётся счастье – на двоих!
 

Камушки-перепёлки

 
Вот и настало время —
Камушки собирать.
Сброшу все оперенья —
Правды не избежать.
 
 
Только не тянут камни
Мне ни спины, ни рук.
Мы в этой жизни сами
Почву растим для мук.
 
 
Знаю, в моей котомке —
Вера, любовь, стихи:
Камушки—перепёлки,
Что облака легки…
 

Чернильное

 
Чернильных ягод в маленьком лукошке
Девчушка не спеша несла домой —
Смешно сжимала в маленькой ладошке.
На лоб спадала чёлка бахромой.
 
 
Лучами солнце в ягодах купалось,
И те пускали сладко—терпкий сок.
А лето сочной зеленью врезалось
В подошвы обнажённых, детских ног.
 
 
Под пение синиц и птах крылатых,
По—детски лучезарно, без забот,
Тянулась ручка к ягоде измятой
И незаметно попадала в рот.
 
 
Пришла и прячет глазки—незабудки,
Но мама и без слов всё поняла:
Чернильными вдруг стали – ручки, губки.
И лишь пустой корзиночка была.
 

Сохраним

 
Лето разное у нас —
На большой Руси:
То горячее подчас,
То дождём грустит.
 
 
Пыхнет жаром по лугам,
Словно из печи.
А придёт седой туман,
Охладит ключи.
 
 
Гладь озёр хранит печать
От живой воды.
Лес, умеющий мечтать —
Здесь увидишь ты.
 
 
Неба чистый окоём —
Звёзд не сосчитать.
Сохраним и сбережём
Русь – родную мать!
 

Люди хотят

 
Птицы находят – небо,
Камни – своё ущелье.
Корни – под белым снегом
Ищут себе спасенье.
 
 
Люди хотят, как птицы:
Падают, но летают.
Чешется под ключицей:
Крылья? – Не вырастают!
 
 
Люди хотят, как камни:
Твёрдость иметь гранита.
Только уже веками —
Ищут в других защиту.
 
 
Люди хотят, как корни:
Из—под асфальта – к солнцу.
Только свои ладони
Греют в тени червонца.
 

Он помнил всё

 
Он помнил всё – мохнатый, старый лес:
Как сотни рук сажали деревца,
Тянулся кроной всем ветрам вразрез —
Лишь только ввысь, поближе к небесам;
 
 
Как обжигали «кожу» у стволов
Пожары летом и зимой снега,
Как заживляя у коры покров,
Он по ночам скрипел душой слегка.
 
 
Лес помнил всё: как зачинался день,
Как просыпались птицы и зверьё.
Как прочь от солнца убегала тень,
Как человек охотился с ружьём;
 
 
Как поднимался к вечеру туман,
Стыдливо пряча речку и камыш;
Как маму звал заблудший мальчуган,
И вторил он ему: Услышь—услышь!
Как звёзды ночью падали с небес
На тонкокрылых, нежных мотыльков,
Как соловьи дарили полонез,
А люди вдохновлялись для стихов.
 
 
От жизни лес на тонкий волосок —
Его рубили вдоль и поперёк.
 

И капли крови капают стихами

 
Как песенный напев, любовь во мне —
Возмездием рифмующейся строчки,
Где вечность поклоняется луне
И звёздной пылью множится на точки.
 
 
Она перерастёт в любовь извне,
Где горний¹ ветер шёлковые сети
Полощет в изумрудной вышине,
Уснувших на мгновение столетий.
 
 
Ты слышишь – эту музыку любви,
Ветра её проносят между нами.
Она теперь течёт в моей крови,
И капли крови капают стихами.
 

Посеребрённое луной

 
Посеребрённые луной
Расправит ветер складки тени.
Мне никогда не стать иной —
В плену мучительных забвений.
 
 
А тень всё множится, плывёт
Туда, где аист мой на крыше
Давно уж больше не живёт —
Лишь время грусть мою колышет;
 
 
Накрыла дом и старый клён,
Гнездо воронье поглотила
И стёрла тысячи имен,
Разлив небесные чернила.
 
 
Посеребрённое луной —
Твоё лишь светится звездою.
Знай, никогда – никто другой
Моей не станется судьбою…
 

Принцесса сна

 
Не смею потревожить твой покой,
Принцесса сна теперь тобой владеет.
Нет—нет, я не ревную милый мой,
С годами стала чуточку мудрее.
 
 
Пытаюсь разглядеть лица черты:
Смягчились брови, сгладились морщины.
Мой ангел – не хватает только крыл!
Спит сном слегка уставшего мужчины.
 
 
Не смею потревожить твой покой —
Ты набирайся новых, свежих сил.
Я в сон вольюсь загадочной строкой —
На острие пера твоих чернил.
 

В Эдеме

 
Калило солнце камень и песок,
В Эдеме лето негой разливалось.
Взрослея, детство делало рывок
И с нашею наивностью прощалось.
 
 
И увлекало в бездну за собой
Щенячью беззаботность и весёлость.
Когда уходит детство на покой —
Ты за него испытываешь гордость.
 

Всем ведьмам на зависть

 
Испивший от солнца, всем ведьмам на зависть,
Крапивный красуется куст.
Нещадно, как лезвием, листья кусались —
Нарву целый ворох под хруст.
 
 
Нет—нет, я не Эльза, что братьев спасала,
Но тоже рубашку плела,
Чтоб спину укрыть, а поверх одеяло —
Любимому на два крыла.
 
 
Терпи моя радость – крапива излечит,
И снова ты будешь летать.
Ах, эти мужские и сильные плечи,
Крапива, не дай потерять!
 

Рубивший под корень

 
Хороший мужик жил – непьющий и трудолюбивый.
Он был дровосеком в соседней деревне /в лесхозе/.
Природа его одарила терпеньем и силой,
Рубил тот деревья и в зной, и на лютом морозе.
 
 
Да рано ушёл, хоронила его вся деревня,
Бросая во след свежесрубленный лапник еловый.
«Рубивший под корень» – пусть станут землицы коренья,
В последней твоей колыбели, пушистой основой.
 
 
Шли годы, вернулся в обитель отца дровосека
Уже возмужавший его сын /отец бы гордился/.
Он в городе N несомненно добился успеха,
Но всё же решился вернуться туда, где родился.
 
 
Поправил осевшие ставни, крыльцо и калитку.
И жизнь потекла: дом ожил, на глазах молодея.
Вот только, когда сын ступал на лесную тропинку —
Щетинился лес и натравливал дикого зверя.
 

Семь таинственных ключей

 
Ускользает потихоньку лето в платьице цветном,
Захватив с собой котомку под сиреневым зонтом.
В той котомочке хранятся семь таинственных ключей:
Первый ключ – от самых тёплых и любимых мной ночей.
 
 
А второй ключ – к буйству красок разнотравья и цветов,
Память долго будет помнить лета красочный покров.
Третий ключ – к туманам белым и молочным берегам
Быстрых рек, где прячут сонно звезды млечность по утрам.
 
 
Ключ четвёртый – самый вкусный, ягод щедрый урожай
От души дарило лето, сколько хочешь собирай.
Пятый ключ – он музыкальный, песни птиц ласкали слух,
Шелест трав, ветров движенье – жизни быстротечной круг.
 
 
Ключ шестой – горячий очень, солнца яркие лучи
Летом землю укрывали, словно золотом парчи.
Ключ седьмой – для настроенья, дарит лето радость нам.
Послевкусием улыбка пробежится по губам.
 

Была ли

 
Была ли я птицей?
Была ли я ветром? —
Об этом поведают сны.
Несусь в колеснице
За снегом и ветром,
В объятия белой луны.
 
 
Лечу за зарницы.
За чудом? Ужели? —
За белыми крыльями для
Подстреленной птицы —
В немой колыбели,
С надеждой спасти журавля…
 

Не знавший нот любви

 
Не знавший нот любви, он шёл вслепую:
Беспечно, отрешённо и уныло,
Не ведавший, что жизнь совсем иную
Готовит ангел молча белокрылый.
 
 
Суровость дней читается в морщинах.
Сутулость плеч несёт в себе усталость.
Дорогой жизни шёл вперед мужчина —
В душе для веры места не осталось.
 
 
Но ангел наблюдал и улыбался:
Ещё один из тех, кто без причины
В своей судьбе и Боге сомневался.
О, почему же люди так наивны!
 
 
Поверь в себя, в божественную милость —
Любовь к таким на крыльях прилетает.
И чтобы в жизни этой ни случилось —
Обители своей не покидает.
 

Если небо в груди

 
Если небо в груди, значит щедрой души человече.
И один из них это мой любящий, добрый Отец.
Про таких говорят: Он наверное Богом отмечен!
У таких, там где сердце, всегда есть огромный рубец.
 
 
Потому что себя не берёг, всё другим отдавая.
Потому что не делит людей на хороших и злых.
Потому что для неба равны все, а значит нет края
У добра и любви – Берегите любимых своих!
 

Молодость и Старость

 
Молодость и Старость повстречались,
Между ними завязался спор.
Молодость над Старостью смеялась,
Вынося ей строгий приговор:
 
 
«Ты стара, а значит уж никчемна,
Уступи дорогу молодым!»
Старость ей: «Ты так высокомерна,
Обрезает ангел крылья злым.
 
 
Не кори за дряхлость и седины,
У морщин особенный искус.
Как расплещешь жизни половину —
Лишь тогда узнаешь её вкус».
 
 
Молодость хвалилась красотою:
«Я цветущий, пахнущий бутон!»
Старость улыбалась с добротою:
«Все проходит, Молодость, как сон!»
 
 
Та опять здоровьем похвалялась,
Силой мысли, живостью ума.
Старость на неё не обижалась —
Ведь сама такою же была.
 

На потом

 
Заглянула нынче ночью бессонница,
В приоткрытое немного окно.
Говорит, что до стихов – ох, охотница.
Заходи, не спится мне всё равно.
 
 
Ночь чернила разливала над городом,
А мои лились на лист, да в строку.
Обернулась вдруг бессонница вороном,
Полетала – и в ночную пургу!
 
 
Потерялась рифма, вежды смыкаются,
Как магнитом тянет сладко на сон.
Ночником на небе звёзды включаются,
Оставляю все стихи на потом.
 

Из тысячи

 
В глубинных колодцах столетий —
Вся мудрость накопленных лет.
Песчинкой прекрасных соцветий
Стихи в них оставят свой след.
 
 
И сквозь мириады томлений —
Пожухлых, обыденных дней,
Из тысячи стихотворений —
Вдруг вспыхнет заря средь камней!
 

Всё больше ржавой меди

 
Всё меньше в душах серебра —
Всё больше ржавой меди.
Дорогой мира и добра
Идти б до самой смерти.
 
 
Но нет же – тянет за рукав
От демона лукавый,
Святое в помыслах поправ,
Вино льёт из отравы.
 
 
И всяк, кто только пригубил,
Сбивается с дороги.
О, дай, Всевышний, людям сил —
Искоренить пороки!
 

Повинны

 
Маленькие совсем ладони,
Сморщенные землёй и ветром.
Ты их целуй, целуй и помни —
Пахнут они добром и летом.
 
 
Им ли не петь с тобой нам гимны?
Этим ладоням, несущим радость.
Пред матерями – все повинны
В том, что не чтим достойно старость.
 

Колокольцы

 
Никогда не устану слушать
Музыкальный оркестр из птиц.
Что-то близкое в наших душах:
От соловушек и синиц.
 
 
Заиграют на птичьей флейте —
Замирает моя душа.
Лейте музыку, птицы – лейте!
Как и сколько, уж вам решать.
 
 
Нет ни фальши, ни фонограммы —
Настоящий и чистый звук!
Колокольцы лесного храма,
Разливаясь, ласкают слух.
 

Тихим зверем

 
Ты тихим «зверем» спишь доколе,
Твою не потревожат честь.
Постой, вскипевший гневом, воин!
Отбрось нахлынувшую месть.
 
 
Поверь, отравлен будешь ею:
Сгорят и сердце, и душа.
Оставь бредовую затею —
Ходить по лезвию ножа.
 
 
Давай сниму твою усталость,
Пусть будут помыслы чисты.
Поверь, смирение – не слабость,
Лишь разновидность доброты!
 

Отвадить

 
Отвадить во языцах многобожие
И окропить водой святою Русь.
Сегодня в настоящем мало прошлого,
А хочется сказать: Я им горжусь!
 
 
Но, что такое гордость и величие,
Когда гордыня тяжкий, смертный грех?
Пусть не теряет Русь ни в чём обличия,
Достоин лучшей жизни человек!
 

Камни

 
Жил на свете очень добрый ангел —
Всем бесплатно крылья раздавал.
Был он стар, людьми до боли ранен,
Но о счастье на земле мечтал.
 
 
Только неподъёмной была ноша —
Люди брали крылья напрокат,
Но они не приживались к коже,
Возвращался ценный дар назад.
 
 
Плакал и смеялся добрый ангел,
Но понять совсем никак не мог:
Люди носят в душах своих камни,
Значит и летать им невдомёк.
 

Наизнанку

 
Земля плодородна —
Послал бы Бог солнца
И тёплых, весенних дождей!
 
 
Прости, старомодно,
Но только с колодца —
Тебя напою и друзей.
 
 
Звенящее утро,
Кисельные реки
Туманов по травам плывут.
 
 
Чу, рос перламутры
На хвойные веки —
Туманной слезой упадут.
 
 
И дятла морзянка
Размашистым эхом
Добавит звенящей красы.
 
 
Кукушка—гадалка
С огромным успехом
На миг остановит часы.
 

Обнажает

 
Мир прекрасен в своем величье:
Небо, горы, долин простор.
Не воспеть красоту на птичьем,
Не объять с высоты ветров.
 
 
Не прочувствовать диким зверем.
Не уйти с головой на дно,
Океанскому брюху вверив
Всё, что Богом тебе дано.
 
 
Не вплести золотые ленты
В тёмный омут очей стрекоз,
И не стать никогда легендой
Животворных метаморфоз.
 
 
Но души пропитав «сорочку»
Красотою родной земли,
Сердце вдруг обнажает строчку —
О вселенской, большой любви!
 

От ума

 
Так вкусно пахнет пирогами.
Их в детстве бабушка пекла:
С капустой, вишнями, грибами —
Пусть память будет ей светла!
 
 
Так ненавязчиво, с любовью
Учила дружбе и добру.
Молилась нашему здоровью
И миру – к общему двору.
 
 
Учила если что, не хныкать:
Будь то заноза иль ушиб
И пальцем на других не тыкать.
Ох, не любила страшно лжи.
 
 
Тогда казалось, вспоминаю,
Что слишком бабушка строга.
И лишь теперь я понимаю,
Что строгость эта – от ума.
 

Живёшь себе

 
Живёшь себе и думаешь, что зрячий,
Что слухом и умом не обделён.
И метишь быть ловцом своей удачи,
И счастлив, и почти-что окрылён.
 
 
А годы брызнут в несколько мгновений,
Потомством на земле оставив след.
И вдруг Господним, чистым озареньем
Ты понимаешь – как был глух и слеп.
 

Моё небо

 
Опускаю лицо в ладони —
Ни от скорби, ни от стыда.
Никогда не была тихоней,
А сейчас тихая вода.
 
 
Закрываю глаза и вижу:
Моё небо в твоей груди.
Не взбираюсь давно на крышу,
К небу ближе ведут пути.
 
 
От тебя до меня – дыханье.
И склонившись на грудь твою,
Погружаюсь своим сознаньем
В это небо – в моём раю.
 

Каменное сердце

 
В тебе сложились: дюжина страстей,
Ветров певучесть, тонкость оригами.
Влюблённая в рассказы Мураками,
Ты для меня всех ценностей важней!
 
 
В тебе сложились: свежесть ранних зорь
И спелость /душу греющих/ закатов,
Теряющихся в медных перекатах,
Созвучие моё – моя юдоль!
 
 
В тебе сложились: вечности покой
И хрупкость крыльев на стрекозьем тельце.
Одно касанье нежности щекой —
И оживает каменное сердце.