Czytaj książkę: «Жертва Весны»

Czcionka:

Спасибо моим читателям, которые подарили моим героям любовь, а мне – принятие.
И спасибо папе, который показал мне, что такое любовь родителя к своему ребенку.

Плейлист

Вера

Нежность, Мари Крайнберри

Я тебя никогда не любила, Gilava

Антон

Можно я с тобой, Apsent

Стена, Zero People

Вера и Антон

Буду я любить, Алсу и Natan

Тёма и Юля

Arielle el Calibano, Sineterra

Тёма и Нина

Первое свидание, Алена Швец

Лестер

Credo in unum Deum,

Congregación Maria de Jesus

Пролог

Антон

На кухне у меня сидела испуганная, дрожащая девчушка, в которой с трудом угадывалась некогда бойкая Нина. Я смутно помнил ее по единственной встрече в тире – тогда она была дерзкой, громкой и хотела перепробовать все оружие, до которого могла дотянуться. Сейчас от той девочки осталась одна тень. Пальцы, которыми она обнимала чашку, мелко тряслись, кожа с веснушками сделалась совсем белой. Пряди разной длины упали на глаза – она смахнула их рукавом растянутого свитера.

– Это же не игра, шеф, – выдавила Нина. – И не книга. А ты мне какую-то фэнтезюху про погодных теток рассказываешь.

– Пока что это ты мне ее рассказываешь. – Я подвинул к ней открытую шоколадку.

Под ногами копошилась Бублик. Мася важно разгуливала по краю стола, как бы невзначай поглядывая на шоколадку, но к Нине не приближалась.

Ванька привел ее полчаса назад. Проводил на кухню, где я сидел, бездумно просматривая вакансии охранников, сказал: «Она, походу, как Вера. Надо ей рассказать», – и вышел.

Мы остались вдвоем. Нина беззвучно плакала. Слезы капали в чай, оставляя дорожки на щеках. Я пытался прикинуть, сколько ей лет. Маленькая, щуплая, на лице ни капли косметики, руки в тонких шрамиках, как от перочинного ножика. Вряд ли больше шестнадцати – глаза совсем детские, доверчивые.

Дарина с ума сошла…

– Погоди реветь. Давай еще раз, сначала. Она просто позвала тебя? И ты пошла?

Нина всхлипнула, вытерев нос рукавом.

– Я же говорю. Гуляла по району. В наушниках. Случайно дошла до леса – у нас там недалеко. Потом дождь зарядил, сильный такой, хлесткий. Я хотела спрятаться под деревом, переждать. Но мне навстречу вышла женщина в длинном платье и спросила, куда я иду. Ну, я сказала: «Мне бы вообще-то домой»… А она позвала к себе. Я подумала: прикольно. Типа как Кейра из «Ведьмака», знаешь?

Я покачал головой. Видно, перед тем как Спартак застрелил Дарину, та все-таки успела передать силу: заманила к себе девочку, опоила своей кровью и поцеловала – правда, в лоб, а не в губы. Нина сбивчиво рассказала, что в домике ей предложили горячий напиток, похожий на вино. Она выпила его и в то же мгновение ощутила, что лес вокруг ожил.

– Я как будто волшебный эликсир попробовала – ну, тоже из игры. А потом увидела, как по деревьям течет энергия, как с неба льется дождь и впитывается в землю под слоем листьев… С тех пор все время ощущение, что погода мне подчиняется. Смотри. – Нина сжала кулак, и за окном грянул гром. Разжала – и по карнизу забарабанили косые капли. – Ты ведь тоже это видишь?

– Вижу.

– Вот! – с досадой воскликнула она. – Я сперва подумала: наркота. Хотелось попробовать, ну я и хлебнула. Но прошло уже пять дней, а оно не выветрилось. Сегодня ночью я уже было решила, что она меня отравила. Потом – что это прогрессирующая болезнь типа опухоли мозга или еще что. Написала Вано. Но если ты тоже это видишь…

Нина снова сжала кулак. Мася выгнула спину и зашипела, обнажив клыки, – от кулака Нины по столу расползлись черные трещины. На моих глазах дерево потемнело и расщепилось, будто обуглилось изнутри. Я быстро согнал кошку на пол.

– Тебе надо поговорить с Верой.

– Блин, шеф! – Нина всхлипнула и снова вытерла нос рукавом. – А можно без разговоров? Как-нибудь просто отмотать назад?

Отмотать назад. Мне бы кто позволил так сделать.

– Нельзя.

Я встал. Кухню заполнил запах влажной земли и хвои. Что-то примешивалось к нему – гнильца или мокрые листья, застоявшиеся в холодных дождевых лужах. От Веры тоже поначалу разило холодом, когда она пугалась или нервничала. Правда, Вера в основном все держала в себе…

– Подожди минуту.

Я взял со стола телефон и вышел, плотно прикрыв дверь. Нашел в контактах «Кирилл, менеджер», набрал. Потянулись длинные гудки.

– Слуга Зимней Девы, – наконец слащаво поздоровался Кирилл. – Говорят, ты недавно отличился… Попрал все возможные законы Вселенной, вернул парнишку с того света. Молодец! Люблю такое. Чем помочь тебе в этот раз?

– У меня на кухне сидит новая Осень. Ей на вид лет пятнадцать.

– И что?

– Она же… – я запнулся. – Так не бывает.

– И покойники не оживают! – с готовностью подхватил Кирилл. – И люди добровольно от души не отказываются! Даже по очень большой, кхе-кхе, любви…

Я саданул кулаком стену. Ну давай, поиздевайся еще.

– Она явно не умеет контролировать силу, – я пытался говорить ровно.

– Так научится!

– У кого? Слуга Дарины мертв.

– Хм… – задумчиво протянул Смотрящий. – А кто ее к тебе, кстати, привел?..

Нет. Нет-нет-нет, не выйдет!

– Даже не думай приплетать моего брата!

– Больно надо! Нам запрещено вмешиваться, забыл? – Елейный голос вызывал тошноту. – Мы только наблюдаем.

Я судорожно соображал. Нина – девочка, совсем ребенок. Она этой силой таких дел наворотить может… Но и отдать наверняка не выйдет. Если это похоже на то, как было у Веры, у Осени тоже должен быть какой-то поступок. Зима убивает, Весна рожает ребенка. Юля наверняка что-то сотворила с сердцем Лёши, иначе он бы с ней так не носился. Что нужно сделать Осени?

– Ты сам все поймешь, – промурлыкал Смотрящий, хотя вслух я ничего не спрашивал. – Тогда и поговорим.

И отключился.

В груди набухало гадкое предчувствие. Хельга никогда не рассказывала, как получила силу. Но то, как сопротивлялась Вера, я помнил хорошо. И эта девчушка тоже явно не рада…

Кто вообще придумал всю эту мутотень с Девами? Откуда она взялась?

– Тоха, – позвал Ваня, выходя из комнаты. – Нужна помощь?

Он переводил обеспокоенный взгляд с меня на прикрытую дверь кухни.

– Нет, – отрезал я. – Не надо никакой помощи, она сама справится. А ты держись от нее подальше. От всех них.

Ванька поднял брови.

– От кого?

– От этих женщин. Ничего хорошего от них не будет.

– Но ты же с Верой… – нерешительно начал Ванька и показал двумя пальцами «галочку». Типа пару.

– И с Верой ничего не будет. Ни с кем из них.

– Но они же не виноваты! – возмутился Ванька.

– А что, от этого кому-то легче?

За Ванькой из комнаты выглянула Мася. Теперь, когда Сметаны не было, она стала медленной и степенной. Рыжую мелочь она не воспринимала в упор.

Я провел рукой по лицу.

– Помнишь Сметану? Вот она – дело рук такой же, как Нина. От Зимы ты уже пострадал. Давай не будем повторять опыт. Во второй раз… – я вздохнул, чувствуя, как на плечи свинцовым пластом ложится усталость, – я тебя уже не вытащу.

Ваня стоял задумчивый и мрачный, до ужаса напоминая мне в этот момент покойного старшего брата. Тот тоже замирал, прежде чем принять решение, и невозможно было понять, что это будет: глупость или что-то разумное.

Наконец Ваня прошел мимо меня и приоткрыл дверь кухни.

– Нин, пойдем? Провожу тебя до электрички. Заодно скину номер Веры – она точно подскажет, что делать.

* * *

Год спустя

Вера

На дворе стояла середина осени. Дарина явно успела кому-то передать силу, но кем бы ни была новая Дева, управлять погодой она еще не умела: проливной дождь то и дело сменялся по-летнему погожими деньками. Сегодня как раз был такой – я шагала по аллее в расстегнутом пальто, сунув шарф в карман, и повторяла про себя материал с лекции, чтобы хоть как-то уложить его в голове. На первый семестр психфака пришлись все теоретические предметы: история психологической науки, общая психология, психология сознания и личности, история России, философия, экономика… На экономике преподаватель занудно пересказывал учебник, и у меня каждый раз начинала болеть голова. Почему, если ты Зимняя Дева, у тебя все равно болит голова?

Я свернула на аллею, ведущую к метро. Аскольд не раз предлагал присылать машину к институту, но я любила пройтись после долгого дня по скверу и подумать.

Хотя была и еще одна причина. Пару месяцев назад я виделась со Смотрящим. К Александру соваться не решилась – и поехала к Кириллу. Тот выслушал меня, попивая кофе в чашке с логотипом «У Оскара», и, усмехнувшись, сказал:

– Какая интересная у тебя просьба, Зимняя Дева. Имей в виду: просто так тебе это не дадут. – Он замолчал, покрутив в холеных руках темные очки, словно к чему-то прислушивался. – Ответ придет с огнем. Жди.

С тех пор я стала внимательнее смотреть по сторонам, хотя сама толком не знала, что ищу. Горящий шар? Пожар? Астероид?

Город накрыл безлунный вечер, плавно перетекающий в ночь. Фонари в сквере горели через один, и дорогу приходилось подсвечивать фонариком телефона. Страшно не было – потеряв половину души, я почти разучилась бояться.

Вдруг вдалеке замаячила оранжевая точка. Она мерцала, но не двигалась.

Я остановилась. Неужели?..

За деревьями горел костер. Рядом, закутавшись в темный плащ, сидел мужчина. Я не сразу опознала в нем Александра. Лицо выглядело старше, хотя морщин не было. Выражение из просто отстраненного превратилось в отрешенное, будто здесь присутствовало только тело, а сам Смотрящий был где-то далеко. Даже туман в черных глазах почти рассеялся.

Я подошла к огню, но почему-то совсем не почувствовала тепла. По коже ползли мурашки, воздух вокруг словно заиндевел.

– Ты хотела поговорить, Зимняя Дева, – сказал Александр голосом, которого я у него никогда не слышала, и достал из воздуха шампур с нанизанными дольками зефира.

– Можно просто Вера.

Он нетерпеливо взмахнул рукой и сунул шампур в огонь.

– Чего ты хочешь?

– Когда мне было двадцать, по моей вине погиб тот, кто был мне дорог.

– Ты хочешь воскресить человека?

– Это был не человек, – быстро поправилась я. – Он представился Лестером, когда пришел ко мне. Он появлялся и исчезал по собственному желанию и умел оживлять фантазии. И меня научил. Но я так хотела избавиться от волшебства, что случайно уничтожила его.

– Лестер… – проскрежетал Смотрящий, точно выискивал нужное имя в бесконечной картотеке. – Это невозможно.

– Дарина оживила сына!

Смотрящий продолжал вглядываться в огонь.

– Она его не оживляла. Она отдала за него свою жизнь.

«Вера, что ты делаешь?» – прозвучал в голове предупреждающий голос Антона, но я его проигнорировала. И шагнула на свет.

– Вы не контролируете Дев, – жестко произнесла я. – Сегодня двадцатое октября. На улице плюс пятнадцать. Я два года не управляла зимой, а Юля – летом. А если кто-то решит убить себя прежде, чем окончательно станет Девой… – Я перевела дыхание. – Вам нужен менеджер. Кто-то, кто будет искать подходящих девушек. Готовить их, обучать. Следить за порядком. Не человек – он может заболеть или умереть.

Невыносимо медленно, со странным скрипом, точно передо мной шарнирная кукла, Смотрящий повернул ко мне голову. Оживший туман заполнил его глаза почти полностью, и на меня воззрилась сама память мира.

– Координатор, – повторила я, не зная, какое еще слово подобрать, – который будет вам помогать. Обещаю, он не станет их… нас жалеть.

Смотрящий неторопливо поднес шампур к губам, снял зефирку крупными зубами и так же неторопливо прожевал.

– А что взамен, Зимняя Дева? Ты должна предложить что-то очень дорогое для тебя.

– Чего ты хочешь?

– Я вижу детей рядом с тобой, – задумчиво произнес Александр. – Двух маленьких девочек. От разных матерей. Но суть их одна.

Таня и Милана.

– Я не отдам их, – выпалила я прежде, чем успела подумать.

Его губы дернулись в усмешке.

– Так отдай своего.

Что?

Я невольно отступила.

– У меня нет детей. У меня даже… – я запнулась. Можно ли Смотрящему говорить про месячные? – Мой организм не способен на деторождение.

– Это сейчас. Но однажды ты передашь силу Девы другой женщине. – То ли от того, что Александр смотрел в огонь, то ли из-за тумана в глазах, но слова прозвучали как предсказание. – Тогда у тебя появится ребенок, и ты отдашь его мне. За это тебе вернут Лестера.

Я старалась не думать, что на это скажет сам Лестер. Может, он вообще не хочет возвращаться, да еще и носиться с Девами. Но как я спрошу, если его, блин, нет? Уже почти четыре года.

Костер передо мной вспыхнул – в небо взметнулся сноп ярких искр. Смотрящий быстро глянул в него и протянул мне широкую кисть.

– Время истекает. Ты согласна?

Я глубоко вздохнула, по привычке выдыхая на четыре счета. У меня никогда не будет детей. Я просто не заведу их. Не забеременею. Это не так сложно.

Подойдя ближе, я увидела, что на протянутой ладони нет ни единой линии.

– Ну что, Зимняя Дева? Договор? – без выражения спросил Смотрящий.

– Договор.

Костер вспыхнул снова и погас. Стоило мне моргнуть, Смотрящего уже не было, а на месте, где только что гудело пламя, стоял, отряхивая пышные манжеты белой рубашки…

– Лестер! – Я зажала рот ладонью.

В наступившей темноте его белоснежные волосы походили на белесое облачко.

– Ты в своем уме, Вера? – едко выдал Лестер, выпрямившись, но тут же чуть не задохнулся – я сжала его в объятьях. – Что ты творишь! Ты хоть знаешь, с кем сейчас говорила?.. Будь добра, руки. Что за манеры? Да выпусти меня, в конце концов, ты что, опять голос потеряла?!

Но я не отпускала его. Слез не было – вместе с половиной души я отдала и способность плакать. Грудную клетку переполняло что-то отдаленно напоминавшее тепло – кажется, так раньше ощущалась благодарность.

– Ничего не меняется, ты смотри, – недовольно пробормотал Лестер, но на спину мне успокаивающе легла невесомая ладонь. – Так же дергаешь людей туда-сюда, наплевав на законы природы. Что ты на этот раз придумала?

Часть 1. Потеря

Глава 1

Вера

«Молю, забери меня! Забери! Сил моих больше нет!»

Я вздохнула, вертя в пальцах ручку. Писать все равно не получалось, а слова преподавательницы терялись из-за навязчивого голоса в голове. К концу зимы вызовов, как я их про себя называла, заметно прибавилось. Фон из сильных и требовательных и совсем слабых голосов сопровождал меня даже во сне. Люди звали смерть так рьяно и искренне, словно она была их доброй подругой.

– Господин А. начал терапию год назад. Он попал ко мне после двух неудачных попыток самоубийства и госпитализации. Мы надеялись, что третьей не случится. – Маленькая женщина с необычным именем Мальвина в сотый раз поправила на коленях сумочку-клатч. Брючный костюм на точеной фигурке и стрижка с модным пробором набок молодили, но скрыть истинный возраст не могли. – Однако утром первого января его нашли в ванной его квартиры с перерезанными венами.

По рядам пронесся тихий вздох, но лица большинства не изменились. Я заметила, что это было чем-то вроде опознавательного знака будущих психологов: в какой-то момент они – мы – на все начинали реагировать подчеркнуто спокойно.

«Пожалуйста, забери меня, я больше не могу!»

Сжав ручку, я изо всех сил попыталась сосредоточиться на голосе преподавательницы. Хотя именно преподавательницей, пожалуй, она не была: по субботам на психфак приходили действующие психотерапевты и рассказывали о реальных случаях из практики. Первокурсников туда не пускали, но студенческий на входе никто не проверял. Так что я уже несколько месяцев ходила на встречи с говорящим названием «Психология травмы», слушала истории страха, отчаяния, выгорания, обиды, растерянности, злости – и думала, что кроме заморозки сердца существует масса вариантов с этим справиться.

И люди ведь справляются. Почти всегда.

– К сожалению, в данном случае я не смогла спросить напрямую у пациента разрешения на рассказ вам, – бесцветным голосом закончила Мальвина. – Однако я считаю, вы должны видеть всю картину. Иногда бывает и так. У господина А. всю жизнь была склонность к суицидальным мыслям – это подтверждают дневники, которые мне любезно предоставила его мать.

В аудитории было душно – чтобы не выпускать тепло, окна лишний раз не открывали. Воздух был до того сухой, что першило в горле. Обычно я садилась поближе к большому панорамному окну – там было прохладнее, но сегодня в аудиторию набилось столько народу, что не всем хватило стульев.

«Умоляю!»

Я в изнеможении прикрыла глаза. На самом деле они не хотят умирать, почти никогда. Пугаются, увидев неизвестно откуда взявшуюся женщину в красном, вырывают руки, когда она пытается взять их за запястье и нащупать пульс.

– Есть ли у вас вопросы? – спросила Мальвина.

Курчавый парень рядом вскинул руку. Справа оживилась девушка в твидовом пиджаке – возможно, аспирантка. Впрочем, на психфаке нельзя доверять внешности: мне вот скоро двадцать четыре, а я только на первом курсе.

Мальвина устало оглядела аудиторию и подтянула к себе съехавшую сумочку.

– Вижу, что вопросов много, ребята. Давайте устроим небольшой перерыв, а потом продолжим.

И проветрим.

Я щелкнула по экрану айфона – сообщения, которого ждала уже неделю, не было. Зато пришло от Аскольда – он спрашивал, в силе ли наша встреча сегодня в два, – и уведомление об отклоненной рекламе.

Вот ведь. Я уже даже музыку к рекламному ролику отключила – и все равно не пропускают! Хорошо, что пауза – как раз успею зайти в рекламный кабинет и посмотреть, в чем проблема.

Чтобы не толкаться на выходе, я ждала, пока студенты выйдут из аудитории. Мальвина сидела неподвижно. Я слышала, как неровно стучит ее сердце – гулко и резко, как у человека сразу после испуга. Похоже, не так хорошо она проработала этот кейс, как сказала нам в начале практикума.

– А вы? Уже заканчиваете учебу? – вдруг спросила она.

– Нет. – Я встала, прихватив рюкзак с ноутбуком. Ручку и раскрытую тетрадь оставила – на случай, если кто-то захочет занять мое место. – Только поступила.

Запоздало пришла мысль, что первокурсникам сюда нельзя, но Мальвина, кажется, не обратила внимания.

– Значит, еще не определились со специализацией, – она тепло улыбнулась. – Не знаете, кем будете?

Повесив рюкзак на плечо, я приоткрыла окно и замерла, глядя на заснеженные верхушки елей.

– Ну, кем-нибудь точно буду.

* * *

Чтобы поработать в тишине, я обычно уходила в курилку. Там же незаметно для себя сама закурила – кто-то предложил, я попробовала. Никотин помогал сосредоточиться и одновременно расслаблял. Сидя в стеклянном закутке и листая статистику в рекламном кабинете, я привычно держала между пальцев тонкую сигарету.

Кафе – запущена.

Онлайн-курсы – запущена.

Услуги бровиста – запущена.

А вот и видео для ювелирного, которое не пропустили. Ну-ка… Воспользовавшись тем, что голоса в голове временно затихли, я сосредоточилась на настройках.

После поступления в институт я стала брать меньше заказов, но совсем от работы не отказалась. Мне нравилась реклама. Нравилось изучать аудиторию, находить нужные для нее слова, видеть, как растут охваты, и знать, что я незримо их контролирую. К тому же полностью жить на содержании мужчины, с которым спишь в разных спальнях, все еще казалось мне несколько… неправильным.

Я так увлеклась, что не сразу заметила странную женщину напротив – дородную и сутулую, похожую на нахохлившуюся ворону. Сигареты в руках у нее не было, сердце бухало тяжело и медленно. Непроницаемо черные глаза смотрели прямо и недружелюбно. Что-то в ней заставило меня вспомнить Аскольда: пристальный взгляд, корона из черных кос, бледное лицо без косметики и черная одежда, полностью скрывающая фигуру. Ведьма? Экстрасенс?

Быстро оглянувшись на куривших у панорамного окна, я негромко спросила:

– Вы хотите мне что-то сказать?

Женщина усмехнулась полными губами и произнесла грубоватым низким голосом:

– Хочу посмотреть на девочку Аскольда.

Я вернулась к настройкам. Это мы уже проходили. Возлюбленная Аскольда, девочка Аскольда. Кто там еще? Как-то мелькнула «привороженная проститутка», и я перестала читать. Каких только заголовков не выдумывали интернет-издания, чтобы поднять охваты.

– От тебя за километр несет его охранными ставами, – веско продолжила женщина. – Но он забыл, что защищать нужно в первую очередь себя, а не сосуд древней силы.

Пальцы замерли над клавиатурой. Я подняла голову. Взгляд черных глаз явно говорил: «Я знаю, что ты такое».

– Вы курите? – Не дождавшись ответа, я бесшумно закрыла ноутбук и подхватила лежащее рядом пальто. – Предлагаю продолжить на улице.

Сосуд древней силы. Ну-ну.

День был морозный и ясный. В воздухе висела белесая дымка. Календарная весна уже неделю как наступила, но погода и не думала меняться. Альбина пока не родила, а мне жутко не хотелось забирать еще одного человека, чтобы зима держалась весь месяц.

Крыльцо психфака пустовало – похоже, единственным практикумом в этот день был наш. Похожая на ворону женщина куталась в мохнатую шубу и неторопливо набивала табаком блестящую маленькую трубку.

Я чиркнула зажигалкой, зажав сигарету в губах.

– Слушаю вас.

– Что ты такое, я примерно вижу. Понимаю, почему Аскольд тебя выбрал. – Женщина вынула из складок шубы коробок спичек и завозилась с трубкой.

Я разглядывала ее длинные ногти и подушечки пальцев – потрескавшиеся и почерневшие, как от работы в земле. У меня тоже такие были в период жизни на кладбище.

– Выбрал? – спокойно уточнила я.

– Почитай на досуге форумы.

Я прислушалась к ритму ее сердца: она не боялась.

– Почитаю.

– Его давно зовут на передачи. На встречи. А он засел дома, как сыч. Или семейный человек. – Я ожидала насмешки, но женщина, видно, говорила серьезно. – А ты, если и вправду жена, так и смотри за ним. Сейчас особенно. Неровен час…

Я выпустила в сторону струйку дыма.

– Что конкретно ему угрожает?

Женщина неодобрительно усмехнулась.

– Все тебе расскажи. Скажи спасибо, что вообще пришла. У меня перед ним старый должок.

– Ясно. Что-то еще?

Она задержала взгляд на кольце, украшающем мой безымянный палец. Оно было простым – ободок из белого золота и крупный прозрачный камень. Чисто формально камень был тем, чем и казался – бриллиантом.

Женщина хмыкнула.

– Чья была идея?

Я промолчала. Она пожала массивными плечами и беззлобно сказала:

– Дурак.

Я затушила сигарету о парапет.

– Или говорите по существу, или я пойду.

Пришло в голову припугнуть ее, коснуться холодом там, где ни одно живое существо не способно. Но смысл? Вряд ли она действительно что-то знает. Иначе бы уже сказала.

– Передай ему, чтобы смотрел в оба, – донеслось мне в спину.

Я кивнула, на ходу вытаскивая из кармана телефон. Набрала почти не глядя:

«Ты в порядке?»

Звучит, будто я его мама.

«У тебя ничего не болит?»

Теперь персональный врач. В итоге я написала:

«Конечно. Встретимся в два».

И нажала «Отправить».

* * *

За полтора года жизни с Аскольдом я так и не привыкла есть дома. Мы редко оказывались на кухне в одно время, а когда это все-таки случалось, заказывали суши или пиццу. По выходным обедали в городе.

В этот раз я приехала в ресторан на пятнадцатом этаже высотки в самом центре – из окон виднелся шпиль главного здания Университета. Аскольд ждал меня за неприметным столиком в углу. Перед ним лежал планшет и стояли две маленькие круглые чашки. Чай наверняка был зеленый – другой он не пил.

Я приземлилась на диванчик рядом и мельком глянула в планшет: сайт с частными услугами был открыт в разделе «танцы».

– Ищешь себе новое хобби? – Я привычно взяла его за запястье, нащупывая пульс. Обычно я делала это утром, но сегодня Аскольд уехал рано. Он терпеливо ждал, хотя мои прикосновения были не из приятных. – Почему только мужчины?

Аскольд молча кликнул на маленький квадратик на экране, и я запоздало поняла, кто на нем изображен. Светлые волосы по плечи, ясные голубые глаза и полные губы в робкой полуулыбке. «Уроки танго для начинающих».

– Танго… – задумчиво протянула я. – Он же что-то другое танцевал.

Аскольд задумчиво скользнул взглядом по моему свитеру, такому длинному, что закрывал кромку кожаной юбки, и легко пожал плечом.

– Полагаю, это послание для директора танцевальной студии. Он арендует зал напротив.

Я вчиталась в адрес. И правда – Большая Декабрьская, второй этаж… Да, это рядом с Юлиной школой. Ну, если Тёме так хочется потягаться с ней…

Я отпустила худое запястье со старыми шрамами.

– Все в порядке.

– Это не может не радовать, – тихо заметил Аскольд.

«Я так давно тебя жду!» – раздалось в голове.

Да чтоб тебя.

«Пожалуйста, умоляю!»

Нам принесли меню. Я пыталась сосредоточиться на строчках, но все без толку. Настойчивый голос страшно отвлекал.

– Альбина еще не писала? – Аскольд водил длинным пальцем по гладкой поверхности меню и подслеповато щурился. Недавно ему выписали очки, но он постоянно забывал их в офисе.

– Нет.

Я на всякий случай снова прислушалась к его сердцебиению – ровное. Да и выглядел Аскольд не хуже обычного: цвет лица вполне здоровый, кругов под глазами нет. Черный пиджак поверх алой рубашки, пара расстегнутых пуговиц, серебряный крестик в вырезе.

«Сил моих больше нет!..»

Я потерла виски, прекрасно зная, что это не поможет.

– Определились с заказом? – Возникшая перед нами официантка лучезарно улыбнулась.

«Я больше не могу!»

– Скажи, что ты хочешь, я закажу на дом, – негромко предложил Аскольд.

Я подняла голову – он вглядывался в мое лицо с выражением, близким к сочувствующему. Голос словно накрывал пуховым одеялом, отрезая от внешнего мира. Я украдкой заметила, что официантка тоскливо вздохнула, смотря куда-то в сторону.

– Закажи что-нибудь мясное. Спасибо. – Я быстро сжала его пальцы на прощанье и встала. – Отвезешь мою сумку домой? И пальто.

– Не волнуйся.

Официантка открыла рот – видимо, задать вопрос, – но я уже обогнула ее, направляясь в уборную.

– К вечеру буду! – бросила я, выискивая глазами значок дамской комнаты.

– До встречи, – донесся до меня бархатный голос. – Будьте добры, девушка…

* * *

За две зимы я забрала шесть жизней. Я помнила их всех: мальчика, которого придавило грузовиком в автокатастрофе; солдата, которому пуля угодила в горло; двоих стариков из хосписа, которые беззвучно шевелили бескровными губами; молодую мать – совсем девочку, не старше семнадцати, – с синеющим тельцем на руках. Пуповина обвила шею ребенка еще в утробе. Я пыталась убедить девушку, что жизнь на этом не кончена, что она обязательно родит другого… Но она так отчаянно цеплялась за мои руки, так просила отправить ее вслед за ребенком, чтобы тому было нехолодно и нестрашно… Я почувствовала, что жизнь ее все равно скоро оборвется – и исполнила просьбу. Хватило одного прикосновения к раскрасневшейся коже на груди, чтобы беспокойное сердце замерло навсегда.

Шесть человек умерло, чтобы на мир опустилась зима, укрыла истерзанную землю, сохранив ее до прихода благословенной весны. Я помнила их всех. И сейчас пришла за седьмым.

Последние два дня он звал меня так требовательно, словно я была негодным подчиненным, а он – важным начальником. Я шла по узкому коридору под звуки надрывного кашля. Платье тянулось следом, как хвост неповоротливой рыбы, тяжелой тканью замедляя шаги.

В маленькой темной комнатке пахло пылью и лекарствами. Окна были наглухо закрыты, шторы задернуты. В воздухе вился горьковатый запах болезни и немытого тела. На кровати скорчился старик – весь седой, с отросшей бородой и усами. Глаза его слезились, плечи и тощая грудь под одеялом сотрясалась от надрывного кашля.

– Ты кто? – От удивления он на мгновение перестал кашлять. Слабое сердце застучало испуганно и нервно.

– Та, кого ты звал.

Приблизившись, я взяла его за запястье, сухое и белое, с разводами тонких голубых вен.

– Чур меня, чур! Уйди, окаянная!

Пульс забился, как у вспугнутой пташки, кашель снова разодрал легкие. Я взглянула на его грудь – под ребрами темнели крылья безвозвратно испорченных легких.

– Ты звал меня, – тихо произнесла я.

Старичок попытался отползти, но мои пальцы на его запястье не отпускали.

– Я Бога звал! Господа нашего Иисуса Христа. Чтобы отпустил мне мои прегрешения!

– Что за прегрешения?

– Ничего я дьявольскому отродью не скажу! Уйди, уйди отсюда!

Старичок забился в угол между стеной и кроватью и снова зашелся в кашле.

На тумбочке у кровати стоял пустой стакан. Я взяла его и пошла на кухню – такую же маленькую и неубранную, как комнатка. Налив воды из-под крана, вернулась и протянула ему.

– Так кто ж ты? – недоверчиво спросил старичок, принимая стакан. – Как картинка, ей-богу.

– Пей.

В итоге, периодически прерываясь на кашель, он рассказал мне все: как дважды отправлял жену на аборт против ее воли, как увольнял подчиненных инженерного бюро, хотя им было некуда идти. С каждым новым словом хрипов в груди становилось больше. Глаз старик уже не открывал.

– Я был… кхе… кх… плохой человек, – заключил он, когда я снова взяла его за руку. – Прощения хотел… – Воздух в легких закончился, а вдохнуть уже не было сил. – По… по…

– Нет плохих людей.

Холод потек в его тело, начал медленно прокладывать себе путь к сердцу, смешиваясь с кровью и оглаживая внутренности.

– Как же! Кх… Все наши решения делают нас хорошими или плохими! Так все… – Скрюченные пальцы впились в мою ладонь. Сердце заколотилось тревожно и глухо.

Я склонилась к его лицу с несвежим дыханием и позволила заглянуть в свои глаза.

– Как тебя зовут?

– Николай… – с хрипом выдохнул старик.

– А меня Вера. Спи, Николай. Ты хороший человек. Спи.

* * *

Смерть черным выжигающим вихрем прокатилась сквозь меня, обхватила немощное тело старика и поглотила, выплеснув новую душу в Ледяное Озеро. Реальность снова схлопнулась, вывернулась наизнанку, и глаза мне залил белый свет. Повсюду, вокруг и над головой, висело неподвижное молочно-ясное марево. У ног алмазной крошкой переливался крепкий лед, а под ним с закрытыми глазами и умиротворенной улыбкой застыл седовласый Николай.

Я прошлась по Озеру. Жертвы Хельги по-прежнему смотрели в небо с ужасом и тоской. У тех, кого успела забрать я, лица застилал покой. Я прикрыла глаза ладонью. Хочу домой. Обратно в мир людей. Хочу снова сделаться Верой. Даже если первые секунды в реальности выжмут мне остатки души до сухих спазмов.

Антон.

Я почувствовала, как он поднял голову, уставился перед собой. Он видел меня сквозь пространство так же, как я его. Мой якорь. Связь с внешним миром.

Слуга.

– Я жду тебя, Вера.

Он протянул руку раскрытой ладонью вверх. Она была широкая и шершавая, с загрубевшими бугорками у основания пальцев. Я точно знала, какая она наощупь, – именно эта ладонь вытаскивала меня в мир живых.

Я тоже протянула руку, и сильные пальцы сомкнулись вокруг моих. Свет мигнул, и белоснежный мир схлопнулся за моей спиной. Я выставила вперед руки, по опыту зная, что реальность собьет с ног. Но Антон успел поймать меня – точнее, смягчить удар. Благодаря ему колени не стукнулись о плитку, а тихо на нее опустились.