Czytaj książkę: «Волчица»

Глава 1

С детства мне казалось, что волки чем-то похожи на людей. Свободолюбием, непокорностью, даже жестокостью… Не самые грациозные животные, но как они двигаются, сколько затаенной силы в их обманчиво мягкой поступи. Как выслеживают добычу, не оставляя ей ни малейшего шанса на спасение. Как вгрызаются в горло жертве, побеждая в честном поединке. Их инстинкты сродни человеческому разуму. Только вот почему-то мне всегда казалось, что не инстинкты это вовсе, что они гораздо умнее, чем мы считаем, и человеку свойственно заблуждаться насчет этих довольно неприметных хищников.

Сколько помню себя, всегда рисовала волков. На детских рисунках они больше напоминали головастиков. В художественной школе, по мере роста моего мастерства и навыков, они приобретали все более натуральные очертания. А в художественном училище, где я была единственным анималистом, специализирующейся исключительно на волках, эти животные постепенно наделялись мною присущими людям чертами. В самых разных условиях обитания, куда заносила моих героев моя фантазия, они жили, боролись с трудностями, любили и умирали.

Мама называет меня волчонком, хоть я уже и далеко не ребенок. Папа добродушно посмеивается над моей «узкобокостью», как сам это называет. Коллеги многие не понимают и даже осуждают художника анималиста, изображающего исключительно волков. Я же просто занимаюсь любимым делом, и, как ни странно, это мне приносит приличный доход, позволяющий не зависеть от родителей. Мои волки пользуются спросом у таких же ценителей этих животных. Периодически я устраиваю персональные выставки в нашей художественной галереи, где удается продавать часть картин. А еще выполняю индивидуальные заказы, что тоже позволяет не бедствовать.

***

Зима в этом году решила наступить слишком рано, словно мстила людям за что-то. Ни бабьего лета с золотым убранством, ни шуршания листьев под ногами, ничего подобного мы так и не дождались. Первый снег выпал на зеленые шапки деревьев и больше уже толком не растаял. Так же быстренько листья с деревьев облетели, не выдержав натиска, и превратились в густую кашу под ногами, смешавшись со снегом и грязью. К концу октября эту кашу укрыло белым ковром, спрятав до весны.

Я смотрела на разыгравшуюся за окном пургу и размышляла, стоит ли отменять поход в зоопарк, что предпринимала каждый вторник, или плюнуть на непогоду и не нарушать традицию. Вовремя сообразила, что мама не может не позвонить и не предостеречь меня. Едва вставила в уши слуховой аппарат, как услышала трель телефона.

– Надеюсь, ты не собираешься тащиться в такую пургу за город? – опуская приветствие, поинтересовалась моя строгая и не в меру переживательная мама.

– Как раз размышляю над этим вопросом, – улыбнулась я ее предсказуемости.

– Волчонок, не дури. Дождись ясной погоды. Никуда твои волки не убегут.

– Мам, а ты не нуди. Я уже взрослая девочка.

В двадцать два года я действительно считала себя таковой. Даже жила отдельно от родителей, на чем сама же и настояла. Квартира бабушки после ее смерти все равно пустовала, вот я и решила обустроиться в ней. Сделала ремонт и оборудовала тут все под себя. Одна комната служила мне мастерской, а вторая – всем остальным. Родители повозмущались для вида, но вынуждены были согласиться. Да и между нашими домами расстояние измерялось метрами, а не километрами. Родительский дом был в пешей доступности от моего, и, как результат, они были частыми гостями в моей квартире.

– Инга, твое упрямство меня выбешивает, – сурово произнесла мама. Она всегда называла меня по имени, когда была крайне мной недовольна.

– Мамулечка, ну не раскисну я, не переживай. Оденусь потеплее, – я же всегда начинала подлизываться, видя ее недовольство. И, как правило, это срабатывало.

– Машину не бери, – уже менее сурово произнесла она, начиная сдаваться. – На дорогах скользко, да и придурков хватает. Хоть и не слепая, но все же…

– Да, я глухая, – рассмеялась я.

Раз мама дежурно пошутила, значит, точно отошла. Я родилась с очень слабым слухом, который к двум годам еще и ухудшился. Именно тогда врач и прописал мне «затычки» в уши, называемые слуховым аппаратом. С тех пор я с ними срослась и даже научилась извлекать определенную прелесть. Например, мне нравится сравнивать пустоту вокруг себя, лишенную каких-либо звуков, и мир, наполненный ими до отказа. В пустоте я привыкла думать и наблюдать, а звуки возвращают меня из мира фантазий в реальность.

Этюдник я приготовила еще с вечера, сложив в ящик все необходимое. Уже вчера я догадалась, что поработать акварелью не получится, пришлось ограничиться пастелью, что любила не очень. С моей точки зрения нежные пастельные тона и полутона слабо сочетались с яркими характерами волков. Но и в карандаше писать тоже не хотелось.

Упаковав ножки от этюдника в футляр-переноску, я покинула пределы теплой квартиры, чтобы слиться с неласковой природой.

Зоопарк раскинулся за городом в живописном овражистом месте. Летом природа распускалась там пышным цветом, создавая естественные затенения, даря приятную прохладу. Но и зимой это место не выглядело менее красивым, разве что немного суровым и монохромным.

Пока ждала экспресс, следующий в аэропорт, умудрилась промерзнуть на ветру, хоть и постаралась закутаться как следует. Лыжный костюм отлично справлялся со своей задачей, а вот вязаная шапочка с ушами активно продувалась, да и ботинки мне следовало обуть на толстой подошве. Возвращаться домой не хотелось, оставалось надеяться, что я успею наработаться, прежде чем замерзну окончательно.

Не доезжая остановки до аэровокзала, я покинула тепло автобуса и по узкой обледенелой тропинке принялась спускаться к зоопарку.

– Здрасте, теть Тань! – поздоровалась я с билетершей, важно заседающей в крохотной будке при входе.

– Ну кто бы мог подумать, что и сегодня придешь, – беззлобно усмехнулась сухонькая женщина, протягивая мне билет. – Кроме тебя, наверное, и не будет больше никого. Плодотворной тебе работы, девонька, – пожелала она мне, в я уже всей душой стремилась к любимому вольеру, чувствуя, как сильно соскучилась по своим питомцам.

Настраивая этюдник, я наблюдала за волками. Пока видела только троих, остальные прятались в искусственной пещере, имитирующей натуральную скалу. Где-то там же грели носики два волчонка, тогда как мама их уже вовсю беспокойно металась перед забором, стоило ей только завидеть меня.

– И чего ты разволновалась, будто первый раз видишь меня? – пробормотала я, крепя лист на крышке этюдника. Благодаря тому, что зоопарк располагался в низине, ветер здесь не дул порывами, как на поверхности. – Я тебе точно не враг.

Интересно, покажется ли мне сегодня черный самец? Вообще, вместе с волчатами, зверей в вольере насчитывалось девять особей. Но черный волк появлялся очень редко. За все время видела его дважды и то мельком. «Позировать» он отказывался, пришлось писать его по памяти. Выходил ненадолго и вел себя странновато, будто сторонился других волков. Интересный экземпляр.

Как-то выставку мою посетил один охотник. И хоть я не одобряю подобный вид деятельности, даже отвергаю его всей душой, этот человек показался мне симпатичным. Тогда мы с ним разговорились, и я поняла, что про повадки волков он знает все. Именно тогда он подтвердил мою теорию, что волки очень похожи на людей.

– Среди них встречаются настоящие ленивцы, – рассказывал он. – Берут разве то, что само в пасть идет. А встречаются и обжоры без меры. Некоторые занимаются бандитизмом, по-другому и не выразишься. Невероятно жестокие звери. Убивают ради забавы. Могут завалить сразу несколько лосей и выесть у них только печень и языки. А остальная гора мяса остается гнить…

Вот как после такого не сравнивать их с людьми?

Черный самец не показывался, хоть и еще два волка вышли из убежища. Волнение самки передалось и им. Теперь они уже все дружно кружили возле забора.

– И чего вы разволновались? Все же хорошо…

Я делала наброски, решив передать холсту именно то настроение, в котором волки пребывали сейчас – волнение, предчувствие чего-то. Мне нужно было видеть выражение их глаз, и я переместилась ближе к клетке. Самка периодически останавливалась и угрожающе рычала, но я старалась не обращать на это внимания. Ее волнение оправдано – переживает за малышей, а я всего лишь делаю свою работу, никому не мешая.

Наверное, в какой-то момент я подошла слишком близко к сетке и всматривалась в глаза самки чересчур настойчиво. Одним резким движением она бросилась на ограждение. И не оттащи меня с тот момент сильные руки, не факт, что отделалась бы только прорехой на куртке.

Мужчина, что держал меня за плечи и что-то говорил, выглядел более чем суровым. Я же искала в глубоких карманах свои «затычки», чтобы услышать его. Нащупав их на самом дне, среди мелкого мусора, я наконец-то перестала быть глухой. Интуитивно ждала привычной реакции. Почему-то люди, особенно парни, заметив в моих ушах миниатюрные приспособления для моделирования слуха, сразу же менялись в поведении. Если до этого они откровенно подъезжали ко мне, то потом появлялось отчуждение с толикой брезгливости. Словно, стоило им узнать о моей глухоте, как и внешность моя переставала казаться симпатичной. Впрочем, я уже давно у этому привыкла и уже почти не обижалась и не расстраивалась. Тем более меня удивило, что этот мужчина даже не заметил моего жеста.

– …Панибратство с волками почти всегда заканчивается плачевно, – расслышала я окончание фразы. Не нужно было быть семи пядей во любу, чтобы догадаться о смысле всей тирады.

– Я просто увлеклась, вот и все, – как можно спокойнее произнесла, пытаясь освободиться от его рук, что продолжали сдавливать мои плечи. Он, по-видимому, этого не замечал, а мне уже становилось больно.

– Простите, – опомнился парень, отпустил меня и отошел на шаг. – Я просто испугался за вас. И, кажется, волчица порвала ваш пуховик.

– Не страшно, – отмахнулась я. – Починю.

– В ее жилах играет кровь предков.

Парень смотрел на вмиг присмиревшую самку, словно она могла понимать, о чем мы говорим. Я же наблюдала за ним тайком, отмечая все: какой он высокий и симпатичный. Немного диковатый, но ему это даже идет. Глаза непривычного янтарного оттенка, редко когда можно встретить такие. Фигура спортивная, сильная. Рядом с ним я чувствовала себя крошечной и ущербной. Хоть от последнего и успела отвыкнуть, годами приучая себя к мысли, что ничем не хуже всех остальных. А тут вдруг такое… Даже писать дальше расхотелось. Одно желание осталось – сбежать отсюда восвояси.

– Почему вы так смотрите? – повернулся ко мне парень.

Только тут сообразила, что стою и беззастенчиво пялюсь на него.

– Извините, – спохватилась я, отворачиваясь и переключаясь на этюдник.

Руки сами делали привычную работу – складывали пастель, снимали набросок. Мозг же в это время фиксировал, что парень не торопится уходить, стоит рядом и наблюдает. Интересно, почему?

Когда я принялась отвинчивать ножки, он произнес:

– Давайте я…

Даже если бы хотела возразить, сделать мне этого не позволили. Он просто-напросто забрал у меня этюдник, быстро отвинтил ножки и спрятал их в футляр.

– По-моему, вы замерзли. На территории зоопарка есть кафе. Пойдемте, погреемся?

Про кафе я знала, но никогда там не была. Как-то привыкла уже заканчивать работу и бежать домой, чтобы наносить завершающие штрихи. Но сегодня все пошло не так. Даже набросок я не доделала. И он прав, я прилично подмерзла, особенно ноги и уши.

– Предлагаю поторопиться с решением, – улыбнулся парень, и улыбка его мне очень понравилась, – пока не замерзли окончательно.

– Антон, – представился парень, когда мы разместились за круглым столиком, пристроив на подоконнике мои художественные причиндалы.

– Инга, – отчего-то смутилась я.

Вдруг стало стыдно своих наушников, прилизанных от шапки волос, полного отсутствия макияжа… Да и одета я была по-спортивному. Он же без куртки, в темно-синем джемпере выглядел еще симпатичнее. И волосы, оказывается, у него черные, как смоль, как поняла, когда он снял шапку. А лицо смуглое, словно только что вернулся с югов. Хотя, скорее всего, он от природы такой.

– Ты красиво рисуешь, – как-то вдруг перешел он на «ты».

– Спасибо! – ответила я, хоть и не понимала, когда он успел рассмотреть. И разве что ту мазню, которую и наброском-то не назовешь.

– Я наблюдал несколько раз, как ты работаешь.

Вот теперь понятно. Не известно почему, но его похвала и то, что наблюдал, мне были приятны.

– А ты здесь работаешь?

– Нет, – тряхнул он головой. – Здесь работает моя тетя, а я ее навещаю.

– А я люблю волков, – зачем-то решила уточнить, чувствуя себя все глупее, понимая, что разговор выходит каким-то натянутым.

– За что? – тут же спросил он, внимательно меня разглядывая. – Почему ты их любишь?

– Сама не знаю, – пожала я плечами. – Нравится наблюдать за ними. Может, в прошлой жизни я была волчицей? – усмехнулась.

– Это вряд ли, – странно отреагировал он. В его голосе слышалась уверенность, которая удивляла.

– Ну значит, мне просто нравится, какие они. А ты любишь волков?

– Скорее нет, чем да, – подумав, ответил Антом. – Я наблюдал за их повадками и понял, что это одни из самых опасных и мстительных хищников.

– И кому же они мстят?

– Людям. Особенно, если те убивают волчат, не оставляя ни одного. Тогда этот зверь становится поистине страшным. Он начинает мстить, и никто уже не в силах его остановить. Он будет убивать до последнего вздоха.

Почему в его словах мне слышится угроза, словно я собралась на охоту, чтобы отстреливать волчат? Я и сама считаю это недопустимым. Как вообще у кого-то может подняться рука на ребенка?

– Что? Нагнал на тебя жути? – рассмеялся Антом, и снова мне смех его показался неестественным. – Ты приходишь сюда каждый вторник? – сменил он тему.

– Стараюсь. Если погода позволяет.

Он продолжал расспрашивать меня. Интересовался всем – семьей, работой… А я не могла отделаться от мысли, что все это не касается совершенно постороннего человека, и упорно продолжала отвечать, стараясь делать это честно. А еще росла неловкость, словно меня тут вовсе не должно быть, как будто делаю что-то запретное. И наряду со всеми этими чувствами, мне нравилось смотреть на его лицо, как оно меняет выражение во власти мыслей, как загораются его глаза интересом к чему-то.

Кофе уже давно был выпит, да и с пирожным я расправилась шустро. Пора было собираться домой, но робость мешала заговорить об этом.

– Где ты живешь? – поинтересовался Антон.

– Далеко, – ограничилась я и сочла нужным вежливо улыбнуться.

– Я на машине. Давай отвезу…

– Нет, спасибо! Я на автобусе лучше.

Не знаю, почему, но мне поскорее хотелось остаться одной.

– А позвонить тебе можно?

– Зачем? – выпалила, не подумав.

– А зачем парни звонят девушкам? – рассмеялся Антон совершенно беззлобно. – Чтобы пригласить на свидание.

– Нет, спасибо! – опять ляпнула я и почувствовала, как густо краснею. Ну вот, теперь он подумает, что на свидания меня не приглашают, и окажется прав. Только вот, чтобы он так думал мне совершенно не хотелось. – Давай, лучше, встретимся тут в следующий вторник.

– Как скажешь, – тряхнул он головой.

С чего я взяла, что он захочет тащиться сюда снова? Только потому, что тут работает его тетя? Или я предложила это, наоборот, чтобы больше не встречаться с ним?

Одеваясь и собирая вещи, я старалась не смотреть на Антона, чувствуя его взгляд на себе.

– Пока, – бросила через плечо и поспешила на выход.

Даже обрадовалась колючему снегу, полетевшему в лицо под порывом ветра. А еще захотела поскорее домой и подальше от нового знакомого.

Глава 2

Неделя выдалась напряженной. Приходилось трудиться днями напролет, чтобы закончить три картины, которые обещала хозяину художественного магазина. Особенно хлопотными и утомительными выдались выходные. В краеведческом музее мэрия города организовала выставку местных художников. Меня тоже пригласили поучаствовать, на что я с радостью согласилась. Устроители выставки настояли на присутствии авторов для «живого» общения с посетителями. Вот так и получилось, что с десяти утра и до девяти вечера я вынуждена была отвечать на бесконечные вопросы.

Особое внимание посетителей выставки привлекла моя картина под названием «Жертва». Я и сама к ней относилась неоднозначно из-за сложного и даже немного щекотливого сюжета. На ней у меня изображен волк, за которым прячется волчица. Он спасает самку от смерти, чтобы избежать вечного одиночества. Предпочитает умереть сам, нежели лишиться ее.

Конечно же про эту особенность волков я слышала из рассказов охотников, читала в книгах. Воочию не видела никогда. Лишь ярко все себе представляла. И неважно, какое место в стае занимает самец. Даже если это вожак, он, не раздумывая, пожертвует собой, ради своей пары, даст возможность самке спрятаться, а то и вовсе убежать. Именно его я изобразила на полотне, не ее. Мне важен был взгляд волка. Как может смотреть существо, сознательно идущее на смерть, что выражают его глаза, когда он готовится к последнему прыжку в своей жизни. Охотники говорят, кому хоть однажды пришлось увидеть предсмертный взгляд волка, тот забыть его уже не сможет никогда.

Отвечая на многочисленные вопросы, я так и не могла определить, как сама отношусь к подобному самопожертвованию. Склонялась лишь к мысли, что волки в этом плане гораздо сильнее нас, людей. И еще больше восхищалась этими животными.

В воскресенье вечером я чувствовала себя совершенно разбитой, вернувшись с выставки и отмокая в ванне. Как и периодически, невзирая на занятость на неделе, мысли мои сейчас были о новом знакомом – Антоне. Интересно, придет ли он в зоопарк во вторник? Или наша прошлая встреча так и останется единственной? И чем он меня так зацепил, что не могу выкинуть его из головы?

Ко вторнику распогодилось. Несмотря на мороз, светило яркое солнце и весело щебетали птицы. Волков опять было восемь. Сегодня они показались мне все, кроме одного. Черный опять предпочел отсидеться в скале. Как в прошлый и позапрошлый разы. Непримиримый одиночка, гордый самец, вынужденный жить в неволе. Я по нему скучала. Именно его хотелось запечатлеть на полотне. Только не здесь, а на воле, хоть в мыслях освободить его из клетки.

На этот раз я была во всеоружии – слуховой аппарат доставать не стала. И все равно вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной короткое «Привет».

Антон стоял рядом и рассматривал набросок.

– Ты видела его? – кивнул он на силуэт черного волка, которого я писала по памяти, наблюдая за остальными.

– Конечно! Правда уже давно в последний раз. Он странный и какой-то дикий, – улыбнулась я своими мыслям.

– В чем странный? – внимательно посмотрел он на меня.

В этот момент я отвлеклась, залюбовавшись им. Сегодня мне Антон показался еще более красивым и мужественным. А его необычные глаза отливали янтарем в солнечном свете. И даже легкая небритость, которую я терпеть не могла у мужчин, его не портила, а придавала облику едва уловимую диковатость.

– Инга?.. – позвал Антон, а я осознала, что стою и рассматриваю его, как музейный экспонат. И конечно же, краска стыда не заставила себя ждать, затапливая лицо и шею.

– Извини, задумалась, – пробормотала я, резко отворачиваясь и досадуя на себя. – Ты что-то спросил?

– Мне интересно, чем именно этот волк кажется тебе странным.

Я задумалась. А и правда, чем? С виду обычный волк. Ну разве что держащийся стороной. Так почему я его выделяю из других? Да потому, что даже смотрит он не так, как другие волки, и ни разу не проявил агрессии или паники при моем появлении.

– Думаешь, он умнее остальных? – уточнил Антон.

– Трудно рассуждать об уме волков, – невольно рассмеялась я. – Что могут люди об этом знать? Только догадываться, разве…

Я снова вернулась к наброску, молчаливо позволяя Антону находиться рядом. Его присутствие, и то, что он следил за моей работой, не смущали. Наоборот, лестно было осознавать, что смотреть ему нравится. А иначе стал бы он тут оставаться, давно ушел бы по своим делам. Невольно мысли заработали в другом направлении. Интересно, чем он вообще занимается? Ладно я по вторникам полдня пропадаю тут. Это часть моей работы. А он? Где он работает?

Бросив на Антона быстрый взгляд, поняла, что он задумался, разглядывая волчицу, что, как обычно, нарезала беспокойные круги вдоль забора. Отвлекать или задавать вопросы стало неловко. Да и какая мне разница, на что он живет!

Несколько раз Антон отлучался, и каждый раз мне казалось, что он не вернется, уйдет не попрощавшись. Но в какой-то момент он оказывался рядом или на ближайшей лавке. Наконец-то, и я догадалась, что он терпеливо ждет, когда я закончу работать. Надеюсь, не для того, чтобы снова затащить меня в кафе. Опять испытывать неловкость не хотелось, а свободнее в его обществе я себя не чувствовала. Да и странно как-то все. В то, что нравлюсь ему, как женщина, я не верила. Такие, как он, не обращают внимания на таких, как я. Не то чтобы считала себя дурнушкой. Вовсе нет. Природа не поскупилась и одарила меня довольно приятной внешностью, как утверждали многие. От мамы я унаследовала зеленые глаза, что считалось редкостью. А папа наградил меня пышной шевелюрой. Только цвет я взяла у мамы – соломенный. На фигуру тоже не жаловалась, вполне себе стандартная, вещи можно покупать без примерки, сорок четвертого размера. Только вот сама я считала себя не такой как все и относила глухоту скорее к недостаткам, чем к изюминке, на которую кто-то может клюнуть. Давно уже смирилась с этой мыслью, но не могла не стесняться собственной ущербности.

– На сегодня все, – нарочито бодро произнесла я, поворачиваясь к Антону.

Набросок я закончила, остальное можно дописать дома. Да и несмотря на солнце, я изрядно подмерзла.

– И что планируешь делать дальше? – встал он с лавки и приблизился ко мне.

– Продолжить работу дома, – пожала плечами я.

С окончанием работы вернулась неловкость, от которой никак не могла избавиться, словно была чем-то обязана Антону, а не по своей воле он полдня проторчал рядом.

– Пойдем ко мне, – огорошил он меня в следующий момент.

– Как это?..

– Ну, я приглашаю тебя в гости, если, конечно, работа может подождать.

– А зачем?

Над этим вопросом я подумала, прежде чем задать. Действительно, не понимала, чего он от меня хочет. Мы и видимся-то второй раз в жизни. О каком приглашении домой может идти речь! Странный он какой-то, хоть и вроде нормальный с виду.

– Хочу накормить тебя обедом. Неля обещалась приготовить баранье рагу.

Кто такая Неля? Это первое, о чем подумала. Но это точно не мое дело. Поэтому ограничилась:

– Я не ем баранину. У нее специфический запах.

– Ты не ела баранину, правильно приготовленную, – добродушно усмехнулся он. – И сегодня у тебя появилась такая возможность.

Больше всего в тот момент мне хотелось спросить его в лоб о намерениях, но я снова не рискнула. Вместо этого задумалась, как можно вежливее отказаться от странного и несвоевременного приглашения.

– Инга, я просто приглашаю тебя на обед, вместо того, чтобы кормить пирожными в местном кафе. Соглашайся.

Его улыбка подкупала, задевала какие-то потаенные струны в моей душе. Я даже почувствовала, как согреваюсь, словно от него исходило тепло. Губы сами растянулись в ответной улыбке, и будто со стороны услышала собственный голос:

– Хорошо, только ненадолго.

Первый тревожный сигнал поступил, когда увидела его машину – ярко-красная, спортивного типа. И хоть я даже примерно не разбиралась в иномарках, почему-то была уверена, что стоит она немало. Когда Антон вырулил не в сторону города, а в противоположную, я уже нешуточно запаниковала, стараясь не подавать вида, усиленно таращась в окно, хоть ровным счетом ничего не замечала. А когда мы подъехали к двухэтажному особняку, то я и вовсе растерялась. В таких роскошных жилищах мне еще бывать не доводилось.

Антон распахнул дверцу с моей стороны и церемонно подал руку. Куда девался тот парень, с которым мы еще недавно рассуждали о волках? Сейчас он мне уже не казался простым. Не вязался в моем представлении образ простачка с таким жилищем. Все в жизни чему-то соответствует. А учитывая, что среди моих знакомых нет никого богаче меня, что все мы живем примерно одинаково, то испытывала я даже не робость, а желание уехать отсюда и поскорее. Но конечно же, я этого не сделала, а подала Антону руку и позволила довести себя до входной двери. При этом, старалась не подавать виду, насколько неуютно себя чувствую.

Дверь открыла пухленькая дама лет пятидесяти. Это и была та самая Неля, что мастерски готовит рагу из баранины. Она улыбалась мне так, словно я у нее на глазах сошла с полотна известного художника и зажила самостоятельной жизнью. Складывалось впечатление, что девушек в этом доме отродясь не видывали. Несколько раз Неля даже пыталась приобнять меня. По всей видимости, останавливал ее мой настороженный взгляд. Вот уж чего я точно не желала, так это объятий домработницы Антона. И нежелание мое было вызвано не статусом, а привычкой держать на расстоянии малознакомых людей. Впрочем, это не мешало мне держать свою руку в руке нового знакомого, эгоистично полагая, что раз ей там уютно, и он не спешит ее выпускать, то так тому и быть.

– Ты тут живешь один? – невольно поинтересовалась я, рассматривая богатую обстановку в просторном холле с широкой лестницей, ведущей на второй этаж. Она мне напомнила лестницу из «Унесенных ветром», разве что красной дорожкой не была устлана.

– С Нелей, – улыбнулся Антон.

Любопытство мое разыгралось не на шутку. Чем же он занимается, что позволяет содержать такой дом? И вскоре я получила ответ на свой молчаливый вопрос. Все оказалось проще, чем могла подумать. Антон зарабатывал на компьютерных играх. В подробности он вдаваться не стал, да я и не просила. Узнала только, что у него своя фирма, довольно процветающая, и масса свободного времени. Как говорится, человек попал в струю.

Вскоре я отведала и хваленого рагу. Вынуждена была признаться, что совершенно не почувствовала запаха баранины. Уж не знаю, какие специи Неля добавила в блюдо, но вкусно было так, что я и не заметила, как смела все с тарелки и получила порцию добавки.

Когда обед подходил к концу, и я лихорадочно придумывала, как можно вежливо попросить Антона, чтобы отвез меня домой, он неожиданно предложил:

– Давай выпьем кофе в моей галерее?

– А и правда! – подхватила Неля. – Сейчас я вам там быстренько столик сервирую. Деточка, Антоша большой ценитель живописи. А ты ведь художница? Значит, тоже должна ее любить.

Железная логика! Я едва сдержала смех. Но за полчаса, что провела в столовой, поняла, что доброта и открытость этой женщины натуральная, не наносная. Видно, она до такой степени редко встречает гостей в этом доме, что обрадовалась мне как родной. И теперь всячески старается сделать так, чтобы задержалась я подольше.

В галереи насчитывалось не больше пятнадцати картин. Каково же было мое удивление, когда разглядела на стенах несколько своих полотен, в том числе одно из ранних. На нем была изображена белая волчица из зоопарка. Тогда она еще была значительно моложе, только вошедшая в пору юности. Помню, с каким чувством писала эту картину – неприятия того, что свободолюбивого зверя заточают в клетку, сопереживания ее стремлению вырваться на волю. Именно поэтому решетку я изобразила на заднем плане. Впечатление создавалось двояким: то ли я нахожусь внутри клетки, то ли волчица каким-то образом покинула ее. Многие говорили, что эта картина одна из самых удачных моих. Мне же всегда становилось грустно, глядя на нее, поэтому даже обрадовалась, когда ее купили. И уж точно я даже не подозревала, где она теперь находится.

– Давно она у тебя? – продолжала я рассматривать полотно, вспоминая те дни, когда писала его.

– Давно.

Голос Антона раздался слишком близко. Я почувствовала, как на голове шевельнулись волосы от его дыхания. Мимолетный трепет всколыхнул душу. Я резко обернулась и оказалась лицом к лицу с мужчиной, который все еще продолжал оставаться для меня загадкой и о котором я не могла не думать.

– Получается, ты следил за мной? – тихо произнесла, стараясь чтобы не дрожал голос. Его близость рождала робость и какие-то смутные желания.

– Я искал тебя, – так же тихо ответил Антон, склоняясь к моему лицу.

– А вот и кофе! – голос Нели ворвался небольшим тайфуном, отрезвляя, прогоняя наваждение.

Я отошла в сторону, пытаясь восстановить и без того шаткое равновесие в душе. Если в первую нашу встречу я испытывала неловкость, то сейчас к ней примешивалась робость. Да и была ли эта встреча первой? Для меня да, а для него?

– Обязательно попробуй печеньица, деточка, – щебетала домработница, сервируя круглый столик между двумя креслами посреди комнаты. – Это мой фирменный рецепт, на кукурузной муке.

Прихлебывая обжигающий кофе, я лихорадочно соображала. Зачем он искал меня и почему не показывался так долго? Ведь не узнать место на той картине было невозможно. Я с точностью до мельчайших деталей воспроизвела фрагмент вольера с волками. Даже вывеска возле него попадала в поле зрения. Значит, Антон точно знал, где меня искать.

Спрашивать, как давно он наблюдает за мной, не стала. Неловко становилось уже от мысли, что он смотрел на меня, когда я забывала обо всем, отключала мир вокруг себя, сосредотачиваясь на своих питомцах. Одногруппники рассказывали, что в такие моменты я веду себя странно. Могу разговаривать сама с собой. И для меня это нормально, ведь голоса своего я не слышу. А иногда даже начинаю пританцовывать. И это я могла бы объяснить. Временами, в голове у меня начинает звучать музыка, тогда как все вокруг погружено в тишину.

Получается, он видел все мои странности, тогда как я считала, что нахожусь одна, и до глухой художницы никому нет дела. Осознавать это было по меньшей мере неприятно.

– Зачем ты искал меня? – вопрос прозвучал агрессивнее, чем хотела.

– Потому что ты моя пара.

Ответ показался мне даже не странным, а смешным. Какая еще пара? Издевается он надо мной?

– Как у них, – сделал Антон неопределенный жест, но я поняла, что он имеет ввиду волков.

Я пыталась разглядеть признаки издевки на его лице и не находила. Но он не может говорить все это всерьез. О волчьей преданности слагают легенды. Но где они, и где мы. Люди могут только мечтать о подобной привязанности, как о великом достоинстве, которого мы лишены в силу своей развитости.

Под пристальным взглядом Антона я совершенно растерялась. Все-таки странный он какой-то, если рассуждает всерьез. А если шутит, так искусно маскируясь, то зачем ему это нужно.