То ли плакать по лету ушедшему,
То ли снежного ждать откровения,
То ли позднюю осень пришедшую
Принимать, затаив сожаление…
То ли в прошлом искать утешения,
То ли помощи ждать от грядущего,
То ли нынешней жизни лишения
Принимать, веря в право дающего.
И душа моя плакать устанет,
И дождями нахмурится день,
На столе в синей вазе завянет
Уронившая кудри сирень.
Станут дни монотонно похожи
Безысходностью серой давя,
Будто этим всю жизнь подытожив
И меня зачеркнуть норовя.
Будто снова безумные страсти,
Пересмотры фальшивых идей
Дали право стоящим у власти
Зачеркнуть, словно буквы, людей.
И опять нас зовут, обещая,
Что всё лучшее будет ещё,
А страна вместе с нами нищает,
Перекинув суму на плечо.
Безработные, нищие, злые,
В океане житейских забот,
Мы в стране своей снова чужие –
Просто бывший советский народ.
И душа моя плакать устала,
Всю до дна эту чашу испив,
И сирень моя тоже увяла,
Свои кудри на стол уронив.
Над Москвой-рекой – снег, от Москвы-реки – пар,
Середина весны календарная.
На задворках Москвы – не проспект, не бульвар,
Не какая-то стрит элитарная.
Здесь, где по уши грязь, в котловане – фенол6,
А в феноле – стандартные домики,
Мы живём восемь лет, и девятый пошёл –
Нестроптивые серые гномики.
Мы вначале толпой выражали протест,
Собирались на митинги, дыбились,
Депутатов своих выбирали на съезд –
Вот тогда они в люди и выбились.
Мы же – выпавший снег в середине весны,
Нашей жизни ничтожно значение,
На обломках разбитой, как льдина, страны
Нас куда-то уносит течение.
Скрипка плачет в переходе с Театральной на Охотный,
И течет река людская, завихряясь второпях.
Молча просят подаянья алкоголик безработный,
Мать с ребенком полусонным, инвалид на костылях.
Большинство проходит мимо, иногда кидают что-то
В шапку, в кепку, в сумку или просто в руки отдают:
Инвалиду – на протезы, алкоголику – на водку,
А ребёнку – на леченье, за границей, а не тут.
Здесь же рядом продаются театральные билеты,
И котёнок, и кроссовки, и заколки для волос;
Здесь о нас рыдает скрипка, потому что грустно это,
Только мы уже не плачем: не хватает больше слёз.
Переходы метро – лабиринты запутанных судеб,
Может, путь наш наверх, а скорее, всего лишь тупик.
Тот, кто в них не стоял, никогда пусть об этом не судит:
Жизнь, как скверик, нельзя по дорожке пройти напрямик.
Переходы метро – в них поют, продают и страдают;
Держат свод их колонны, одетые в мрамор до пят;
С них широкие лестницы каменным шлейфом спадают;
В них забытые люди с раскрытой ладошкой стоят.
Так бывает порой: вдруг судьбы опускаются своды,
Мир наш, кажется, меркнет, весь в траурных чёрных лучах,
Но поймёшь, заглянув в глубину своего перехода:
Ты и есть та колонна, что держит судьбу на плечах.
Ритм городской, и жесткий, и жестокий,
Торопит нас природе вопреки,
Медлительности праздные истоки
От нас, как лес, как воздух, далеки.
Так хочется проснуться ясным утром,
И запах трав впустить в своё окно,
И, у окна устроившись уютно,
Подумать не спеша… Но не дано.
Лишь прозвучит будильника контральто,
Скорей вставать, а дальше – всё бегом!
Знакомый запах мокрого асфальта,
Метро, автобус, дом – работа – дом.
Всё по дороге, на ходу: аптека,
Покупки, школа, вызов ветврача,
Как будто десять жизней человека
В одну судьбу вложили сгоряча.
Не убежать от бешеного ритма,
Не избежать сегодняшних тревог.
Я на ходу творю свою молитву:
«За всё спасибо, милостивый Бог».
Тьма просто давит. Молчи, будильник!
Сейчас я встану. Зачем шуметь?
Так, не забыть бы: суп – в холодильник,
Мальчишек – в школу, самой успеть…
Ну, всё, будильник, довольно, хватит!
Себя послушай: ведь ты охрип.
Да кто ж так голос бездарно тратит?
Какой ты, право, скандальный тип.
А всё же надо вставать скорее:
Муж – на работе, а мы проспим.
Одна надежда мне душу греет,
Что завтра встанем, когда хотим.
Гулять, собачки! Маршрутом старым
В дневной, как белка, влетаю круг,
А ты, будильник, звонил недаром.
И что тут скажешь? Спасибо, друг!
Будет ночь. Мы её не заметим,
Мы проспим, утомленные за день;
И разбудит меня на рассвете
Чей-то голос, окликнувший: «Надя!»
Будет день. Мы его не запомним
В суете закружившихся буден;
До краев нашу память наполним,
И ему уже места не будет.
Будет жизнь – вереница событий,
Самых разных: и грустных, и светлых;
Череда новых встреч и открытий,
Расставаний с родным и заветным.
Больничные будни: больничная койка,
Больничные стены, больничный покой…
Сестра, на уколы нас выкрикнув бойко,
Гуськом в процедурный ведет за собой.
Соседка напротив осталась в палате:
Уснула под утро, проплакав всю ночь;
Мы, всхлипы услышав, притихли в кроватях:
И жаль, и обидно, что нечем помочь.
Мы все, как она, заболели некстати
И с горечью видим судьбы полотно:
Туманное утро в больничном халате
Широкой спиной заслонило окно.
Говорить – не высказать,
Вспоминать – не выплакать.
И откуда выплывет
Затонувший челн?
Можно в бурю выстоять –
Хмурых дней не выдержать,
А кому что выпадет –
Всё по воле волн.
О.С.
Каждый час, каждый миг невозвратен,
Только память в былое влечет.
Ясноглаз, легкокрыл, аккуратен,
Дней минувших ведет он учет.
Не его в том вина и забота,
Что теперь мы хотим повторить
Эти дни, что когда-то без счета
Мы с тобой торопились прожить.
Тихий полдень обеденный. Лето.
От бетонных удушливых стен
Мы спешили в объятия света,
Трав и листьев спасительный плен.
Ощущая дыханье растений,
Задушевный вели разговор,
И листвы невесомые тени
На дорожках сплетались в узор.
И казалось: вот так все и будет,
Ни мороз, ни метель зимних стуж,
Ни река быстрых лет не остудит,
Не поглотит тепло наших душ.
Ясноглаз, легкокрыл, аккуратен –
Он один неизменен с тех пор,
Легким кружевом солнечных пятен
Дни былые напомнил узор.
Полётом жёлтого листа
Я увлекусь – и вдруг открою:
На стружке дней, прожитых мною,
Есть побежалости цвета7.
Одно движение резца –
И новый день в осенней стружке,
И перезревших гроз хлопушки
Проводят лето до конца.
И в тучах, в лужах – всюду сталь,
И в день осенний родилась я…
Спешу во всём найти согласье,
Пока вращается деталь,
Пока работа над судьбой
Не завершилась в полной мере…
Приобретенья и потери –
Всё, уходя, возьму с собой.