Czytaj książkę: «Госпожа Иво. Драконья песня»

Пролог

Я умерла в своем мире и проснулась в новом. Как это все произошло – сейчас расскажу.

Знаете, это моя не первая смерть. Да, вы не поверите, когда мне было восемнадцать – я умерла. Клиническая смерть на пять минут разделила мою жизнь на до и после. До – это счастливая жизнь девушки с простыми потребностями, и после – это понимание того, что жизнь на Земле не единична, и наша душа действительно может попасть в место под названием Рай или еще как. Но еще есть последствия, которые придется нести всю свою жизнь…

Первое – понимание, что смерть не страшна. О, это страшно для тех, кто ее боится. Ведь ты перестаешь ее ждать с ужасом, ты ее ждешь спокойно. Понимая, что умирать не страшно.

Второе – ты видишь ИХ. Когда ты устал, когда идешь с работы в темноте, ты видишь тени. Это не пугает, но и не дает расслабиться. Тебе всегда нужно быть собранным, иначе они подберутся слишком близко. А вот тогда будет страшно. Потому что пощады уже не жди. Ты ведь знаешь слишком много того что знать совсем не должен.

Третье – ты стал неуязвим для проклятий, ну если ты, конечно, знаешь, как их снимать. Я знаю. Я даже знаю, как сделать так, чтобы оно вернулось к своему носителю. А еще я знаю точно, что все возвращается. Добро – вернется троекратно, но и зло. Зло вернется – в десять раз сильнее. Я читала. Много читала. Слушала и запоминала. А еще пробовала, только не черную магию. Не дай бог! Она даст мне не ту силу, которая нужна, чтобы ИМ противостоять. Мне нужна была чистая сила, чистая магия природы. И я выбрала лечебную магию или зеленую, как у нас принято говорить. Ну, чтобы вам было проще понять, о чем идет речь.

Четвертое – я научилась брать силы у природы, вызывать их и научилась подпитываться тогда, когда сил уже больше вообще нет, когда есть желание только лечь и умереть. И знаете, я поняла только одно – наша жизнь, та, в которой мы с вами варимся, социальные сети, все, что нас окружает – нас же и убивает, истощает нас морально, забирает наши силы. И вот тогда я научилась забирать все, что могу, из внешней среды – природы, самой земли. Правда, даже у матушки-природы этих сил становится все меньше и меньше с каждым прожитым днем.

Пятое – я научилась радоваться каждому дню. А это поверьте, в наше время дорогого стоит! А сколько зависти в глазах тех, кто еще этого не осознал! Короче, я наслаждалась каждым прожитым днем. Я любила, и любили меня, притом я полюбила всех, от кривых до косых, от рыжих, до черных и это речь сейчас не о постели. Я просто дарила всем улыбки, прощала их маленькие слабости, ну и большие тоже. Правда, все в меру разумного, на голову садиться, не давала. Я разбивала сердца и их тут же склеивала, даря надежду, которой не суждено было сбыться. Я любила жить. Любила со всей страстью, которую смогла в себе развить. Я наслаждалась тем мгновеньем, которое мне дала судьба – жить сейчас, ибо потом уже не будет. Там – ты ничего не помнишь, там ты свободен от любви, от гнева, зависти. Там совсем другой мир, в котором не будет ни гамбургеров, ни пицц, ни любви мужчины, ни детского смеха. Там будет умиротворение и покой. Хотя иногда я так хочу жить как все, ничего не видя и ничего не зная.

И вот в один день, я встретила ее.

Цыганка, цветастое платье и яркие синие глаза, так необычно для этого народа. Волосы – черные как вороное крыло и смотрела она на меня, как кот смотрит на сметану, и съесть хочется и жалко. И ведь я хотела пройти мимо… Но разве же я могу? Мне же интересно. И я улыбнулась, ей. Меня не взять проклятиям, я ношу сильнейшие обереги, и хоть и не верю в «единого и сущего», но кулон с «семистрельной» у меня на шее всегда. Я не поддаюсь гипнозу, но я очень люблю провоцировать. В данном случае моя улыбка и стала провокацией.

В тот момент, когда я улыбнулась, вокруг меня, будто воздух нагрелся, меня опалило жаром, будто вот сейчас в мои тридцать пять лет у меня случился приступ раннего климакса. Пот потек по спине, и ладно бы пот, так потом резко меня обдало ледяным воздухом, заставляя кожу покрываться мурашками. Вокруг меня будто мир застыл, будто я была в вакууме, где нет ни единого звука. Такой силы я еще не встречала.

Говорят, цыганки видят нашу душу. Неправда, они не видят, лишь догадываются. А вот ее я душу видела. Черная, злая. И именно ее мироздание послало на моем пути? Ну, можно сказать, что я лишь частичка в том мироздании, много ли я могу. Да ничего я не могу. Снять с самой себя порчу или сглаз, и вернуть проклятие обратно, приготовить лечебный настой, чтобы унять боль тела или просто снять усталость. Вот и все. Я всегда старалась не выделяться из толпы, потому никогда не лезла в магию, так как, наверное, залезла в нее эта женщина. Притом в черную. То, что передо мной само зло – это мы уже поняли, но тогда я лишь головой повела и опять улыбнулась. Опустила ладошки вниз, подтягивая к себе магию земли, насыщаясь ею, вдохнула воздух, который опять стал обычным, с запахом города. Потянуло жареным мясом из окон на первом этаже, слышался визг тормозов и вокруг меня люди, которые куда-то спешат, смеются, разговаривают. На меня нахлынули все эти звуки, обдали как волной, снимая пелену страха. Да, да, я испугалась, ну я тоже человек. А я стою в самом центре улицы и улыбаюсь цыганке, замершей напротив меня, и стараюсь не показать как же мне страшно.

– Ты видишь ИХ?

– Кого, – спросила я, уже догадываясь, кто передо мной. Она такая же как и я, только ушла в черноту, отдалась им, согласилась стать одной из них.

Цыганка улыбнулась, снисходительно так, и я почувствовала себя маленьким ребенком перед огромным паровозом: – Видишь. Но ты сильнее меня, ты отказала им, – и столько было в ее голосе горечи, что меня передернуло как от пощечины.

– Кому? – опять вопросом на вопрос. И почему я тогда просто не ответила на ее вопрос? Зачем вообще стала с ней разговаривать?

– Ты не должна быть здесь. Эта планета уже не принадлежит таким как ты.

– А кому она принадлежит?

– Им. Здесь больше нет бога.

– Может быть, но и им здесь не место.

– Ты не видела его, – продолжала говорить цыганка, а я слушала и представляла, как она побывала в том месте, где была я. Нет, не могла, там слишком красиво для такой души. Видно ей показали другую сторону, темную, ту, которая ее ждет в конце ее пути. Тогда, мне лучше отойти в сторону.

– Пропусти меня, этот разговор ни о чем. Я тебе не враг, но и ты мне тоже. Каждый из нас пойдет своим путем.

– Ты права, каждый пойдет своим путем. Ты не стала такой как я, может потому что ты не видела ЕГО. А я видела. Этот ужас, этот путь, – стоящая передо мной женщина покачала головой. Ее волосы развевались, хотя мне казалось, что ветра нет вообще, воздух опять стал горячим, опаляющим кожу, хотя сейчас и лето, но погода нас не жалует обилием тепла, а дышать становилось все тяжелее и тяжелее.

– Чего ты хочешь? Хочешь побывать в том месте, где была я? Так я не могу тебя туда перенести. Могу только посоветовать: изменись, и тогда тени отступят.

Цыганка рассмеялась: – Я слишком долго с ними живу, – а потом кивнула, будто соглашаясь с собой. – Меня прислали сказать, что ты слишком здесь задержалась. Тебе пора уходить, они не хотят тебя больше видеть, ты мешаешь им. Твое время здесь закончилось, твоя душа должна уйти на перерождение.

Теперь смеялась я: – Это не теням решать. Лично я убивать себя не намерена, мне нравится их бесить. Да и мне нравится здесь жить. Я здесь родилась, и хоть мне пришлось стать кем-то другим, мне нравится жить именно здесь. Передай: я остаюсь.

– Наше тело несовершенно, маленький трюк с твоим больным сердцем и ты уже мертва, – говорившая это все цыганка будто знала меня, так, как никто другой. Да, у меня больное сердце, но я слишком хорошо знаю свое тело, чтобы дать ему меня убить раньше, чем я это позволю.

– Если бы могли, они бы сделали это намного раньше, – ответила я, но сердце сделало кульбит. Да, я умирала один раз, но мое сердце действительно больное, и каждый раз ложась спать, я знаю, что могу не проснуться утром. Но я каждый раз на это надеюсь, а значит – я проснусь.

– Сильная душа, так сладка для них, их тянет на твой свет как мотыльков, но, увы, тебя слишком хорошо охраняют. Но твое время уходит. А сегодня как раз то время, когда сила твоих охранников слаба, – ее голос был тих, но я все прекрасно слышала. Слышала и холодела от страха. Ну что мне стоило подумать, почему именно сейчас это все происходит. Может праздник какой, там на небесах? А потом произошло то, чего я так всегда боялась: боялась нарваться на сильнейшую ведьму и попасть под проклятие, которое я не смогу снять.

Цыганка вытянула руку и направив на меня указательный палец, произнесла: – Я проклинаю тебя, проклинаю на долгую жизнь. Жизнь, где у тебя не будет ничего, кроме твоей души и твоей любви к этой жизни. Хотя мне кажется, долгая жизнь изменит твое мнение о живущих. Жизнь, где за жизнь придется бороться с самой собой и со всем миром, где придется поступиться принципами или стать жертвой и лишиться своей души, за кусок хлеба или же за жизнь другого, тех, кого ты так любишь. Выбирать тебе. Сделаешь неправильный выбор, и твоя жизнь станет сущим адом.

О, это было эпично! Даже я такого не ожидала! Я усмехнулась: жить вечно – это прекрасно, скольким я помогу, скольких я избавлю от иллюзий или же наоборот верну их туда, чтобы помочь принять этот мир. Надеясь, что и сегодня смогу избежать всего, о чем она говорила, я лишь покачала головой, положила правую руку себе на грудь и мысленно обратилась к тому высшему, который защищал и помогал мне всю мою жизнь: «Мои ангелы и демоны, я лишь прошу, помогите и защитите меня, а ее верните на тот путь, который уготован ее душе. А мне дайте силы выдержать все, что меня ждет», – всегда знала, что просить нужно с умом, нельзя просить для себя долгой жизни – не поможет. Нужно просить сил и терпения, но и подставлять щеку для удара не надо. Все должно быть в разумных пределах. Потому и прошу для себя защиты, а для остальных возвращения туда, куда их душам уже не добраться.

Спал жар, воздух вокруг меня вернул свои нотки лета и свежести цветов, а когда я подняла глаза, цыганки уже не было. Мой путь был свободен, правда сердце колотилось, но это легкое недомогание лишь отголосок страха, который я пережила. Справляюсь!

Я, выдохнула, надеясь, что и сегодня мне удалось избежать проклятий, которые на меня понавесили и с чистой совестью отправилась домой. Как же я была слепа. Придя домой, я даже ничего не сделала, чтобы снять с себя проклятие. Зачем? Я так верила в силы, те силы, которые как мне казалось, меня защищают. Жаль вас расстраивать, но в ту ночь я умерла. Остановка сердца. Больного сердца.

В ту ночь мне приснился сон, где меня душили во сне. Знаете, есть такие сны, когда вы и спите и не спите одновременно. Тот сон был именно таким. Серая субстанция обхватила меня сзади за плечи, и навалилась на меня, вжимая меня в подушку не давая глотнуть воздуха и тихонько хихикая мне в ухо. Мои потуги вырваться, ни к чему не привели, лишь заставляли мое сердце биться сильнее и сильнее. Кровь, гонимая по телу стала кипятком, адреналин готов был взорваться во мне, вгрызаясь в голову и тело. А я куталась в свой страх и лишь могла стонать. Устав, я, наконец, вошла в ту стадию сна, где мы можем контролировать себя, свои действия, мысли и вот тогда я стала мыслить рационально. Успокоилась и стала звать, мысленно конечно, ту, которая стала для меня лучиком, который мог вернуть мне подвижность конечностей и вернуть меня на эту грешную землю.

«Мама!» – я звала изо всех сил, а существо обхватывало меня уже за шею и продолжало хихикать мне в ухо. А потом я расслабилась, и все ушло, лишь тело болело так, что казалось меня, пропустили через мясорубку. Сил не было даже глаза открыть, я лежала и мечтала, чтобы кто-то меня просто позвал, окликнул. Мечтала, чтобы в мою комнату как в детстве вошла мама, и разбудила меня, гладя по голове, чтобы в комнате запахло цветочным чаем и блинами.

Мама – она никогда не верила в бога, была ярой атеисткой, но когда меня не стало на целых пять минут, поверила во всё и всех. Я много ей потом рассказала, и она поверила. А когда она, умирая от рака в больнице, глядя на меня полными слез глазами, в которых была боль от того, что она не сможет мне больше ничем помочь… Ее глаза в тот миг кричали мне – прости меня, а губы спрашивали: – Будет ли мне больно дочка?

Я помню, что я ей сказала, честно сказала, но со слезами на глазах, понимая, что от моего ответа, зависит, какой будет ее смерть легкой или мучительной: – Нет, больно не будет, будет легко, станет легко. Там нет боли, там есть лишь покой и нега.

И я помню, как она улыбнулась и умерла, тихо и мирно, прощаясь со мной, держа меня за руку и улыбаясь. Она всегда улыбалась, даже когда ей было мучительно больно…

Но сейчас в комнате вокруг меня была тишина и я уснула, уснула полностью истощенная как морально, так и физически, уснула, надеясь, что проснусь. Я и проснулась, только не в своей постели, не в земном мире.

###

Новый мир

Я, Анна Ровар, дочь местного землевладельца и по совместительству – попаданка.

Этот мир прекрасен, вернее мир в который я попала: чудесный воздух, незагрязненный выхлопными газами машин, чистое небо и высокие великаны деревья. Он очень похож на земной мир с зеленой травой и прекрасными незабудками, с примулами и птицами, порхающими с ветки на ветку, если бы не… Драконы! Я дочь двадцать первого века, и меня сложно чем-то удивить, но тут признаю – удивлена. Я, выросшая на дорамах, на фильмах фентези и фантастике, увидев у себя над головой дракона, сначала удивилась, обрадовалась, а потом… Потом поняла, что я человек и увы, здесь, не в чести. Моя участь рабство, унижение и, увы – мое место в самом низу этого общества.

Мое имя Анна Ровар, мое место за столом отца в самом дальнем углу, моя комната самая дальняя и мое слово последнее, что хочет услышать отец. Да, он не мой отец, но отец Анны, той, которой место я заняла. Моя душа, душа тридцатипятилетней женщины, заняла место девушки семнадцати лет от роду. Как меня поместили в это тело – не знаю, но представляю. Тот сон, в котором меня будто вырывали из моего тела… Я часто его вижу и просыпаюсь в холодном поту от ужаса, пытаясь понять, что больше со мной уже не может ничего этого произойти. Но сейчас мне важно выжить, а это поверьте, когда тебя не слышат, очень сложно.

Как оказалось я немая, говорить не могу, но зато все слышу и понимаю. В первый же свой здесь день, я пыталась понять, где я, а услышала лишь крик в свою сторону, а потом удар ладонью по спине. Так с Анной обращались все: от слуг до ее отца. Мать Анны умерла год назад, не выдержав видно такого обращения с дочерью или от болезни, все равно спросить не у кого, потому осталось неизвестно. Братья, а их у Анны четверо, могут лишь вздыхать и просто не обращать на нее внимания. А, я забыла, теперь на меня. Меня не зовут на обед, мне не помогают одеваться, хотя это тот еще квест, с корсетом и шнуровкой. Все приходится делать самой. Но где наша не пропадала. Я уже месяц здесь живу. В первый же день, спустившись в столовую, нашла пустой стол и смеющихся слуг, которые с жалостью и презрением смотрели на меня. Ничего, я приготовила себе сама вкуснейшие блинчики с медом, который нашла на полочке в глиняном горшочке. Потом проведя небольшую разведку по огромному особняку, нашла библиотеку и начала узнавать этот мир. Каково же было мое удивление, когда поняла, что бывшая владелица этого тела в библиотеке не появлялась и предпочитала все дни проводить в своей комнате. Интересно чем она там занималась, в гордом одиночестве?

Вообще слушать, что говорят о тебе слуги довольно прикольно. Хотя о чем это я? Так, например я узнала, что я позор семьи, ни на что не годная приживалка, потому что девушка должна приносить прибыть браком, а я лишь ем и сплю, и на меня еще тратятся, покупая платья и драгоценности. А где они можно спросить эти платья и драгоценности? Где все то, о чем так судачат слуги? У меня четыре платья, штопанные перештопанные, пара сережек, притом даже не золотых и один браслет, правда, с рубином. Все мое приданное. Даже смешно. Но в земном мире мы привыкли довольствоваться малым, так что – проживу.

– Анна? – голос брата заставил вздрогнуть девушку, сидящую в кресле. Анна кивнула, приветствуя Ивона и опустила взгляд в книгу. Читать исторические летописи стало для нее в последнее время наслаждением, так она могла, не только узнавать историю мира куда попала, но немного начать разбираться в том, как ей здесь выжить. Везде описывали женщин как неспособных ни на что. Да их даже за людей не считали и не считают! Это наводило на мысли, что слава всем богам, что она потеряла голос, иначе бы первое, что услышали здесь живущие – был бы отборный мат. – Ты опять здесь? Пошла бы ты вышивать, – брезгливо бросил Ивон и промаршировал к стеллажу с книгами по военному искусству.

Анна кивнула и перелистнула страницу. Зачем мешать ему? Пусть наслаждается властью. Здесь она лишь вещь, которая мешается под ногами. Ну, она и не мешается. Она перестала приходить на семейные обеды, она стала готовить себе сама, чем заслужила уважение повара, который теперь обедал с ней каждый день тут же на кухне и рассказывал ей последние сплетни из поместья или услышанные сплетни о драконах. А она улыбалась и готовила новые блюда, от которых разливался аромат по всей кухне. В последнее время что-то много стало слуг приходить к ней на обед… Да и сплетен стало вдвое больше.

Кстати о драконах. Они правящая раса, которая много лет назад прилетела на эту планету, и так как магии в человеческом мире нет, взять правление в свои руки, лапу или что там у них есть, не составило труда. Их король правит как драконами, так и людьми, их законы претворяют в жизнь по всей планете, как люди, так и драконы. Законов много, есть довольно неплохие, есть такие от которых хочется схватиться за голову и воскликнуть – да что ж такое? Но один закон невозможно пропустить: закон, где женщину может взять в свой дом любой дракон, если она ему приглянулась. А еще есть закон, где родственники могут продать девушку дракону, если считают что обеспечивают ей лучшую долю. Ага – лучшую долю. Да, она там рабыня! Но ведь и в своем доме девушка рабыня, вещь, пока не стала невестой. Ой, вот тут ее место меняется на сто восемьдесят градусов – она становится предметом торга, за который дадут приданное, откуп. Золото любят все. Но мне это не светит. Меня никто никогда не возьмет в жены. Хотя, как сказать. Мои волосы серебро, глаза туман, кожа молоко. И почему я не могу найти себе мужа? Да, потому, что отец уже решил все за меня. Я ему не нужна, вернее нужна, но только как золотой мешок, который он получит, чтобы пополнить свою казну. Меня продадут, как только мне стукнет восемнадцать. Да, именно так, продадут. Это мне сказал по секрету повар, когда поглощал мои булочки с медом. У меня осталось меньше года, более-менее свободной жизни.

«Как там говорила цыганка: буду жить вечно, но драться за свою жизнь? Наверное, так и получится. Хотя про вечность – это не вариант. Я человек, потому в свой срок умру. Но вернемся к драконам. Что там творится у драконов и как они относятся к рабыням – нигде не пишется. Или все очень плохо или просто никто ничего не знает. Может все будет и не так страшно?» – Анна закрыла книгу, слишком сильно хлопнув тяжелым переплетом, и встала. Контраст между той девушкой, серой мышкой и этой, уверенной в себе женщиной, был слишком разительным. Посадка головы, руки, взгляд серых глаз, которым она обвела полутемную комнату, бровь, которая изогнулась при взгляде на Ивона и вот она уже повернулась к двери и уверенными движениями распахнула тяжелые створки.

– Как она изменилась? – Ивон наблюдал за сестрой из-под опущенных ресниц. Сейчас он видел не тихого запуганного ребенка. Перед ним была женщина, уверенная в себе женщина. – Как это произошло? Мы так плохо ее знали или она так хорошо претворялась? Что она делала в своей комнате столько лет? Чем занималась?

Анна Ровар

Длинные густые серебреные волосы достались ей от матери, туманные глаза от отца, а походка, взгляд и умение владеть собой от женщины из двадцать первого века.

Анна шла по коридору, сложив руки на животе. Со стороны казалось, что она смотрит лишь вперед, но это была неправда. Она видела все. Периферический взгляд серых глаз и она видит все, что происходит вокруг нее в пределах полукруга. Вот открытый кабинет отца и там же в кресле напротив него, сидит ее старший брат – Нурин. Все мужчины ее семьи широкоплечи, высоки и со стальным взглядом. Никто из них никогда первым с ней не поздоровается, не спросит, как она спала или что она сегодня ела или чем занималась. Хотя, наверное, обо всех ее перемещениях отцу докладывают, но все равно ей хотелось немного чуткости. Она ведь по сути была девочкой, ребенком, которую как она надеялась, любили в детстве. Но как вернуть эту любовь? Или хотя бы узнать, почему к ней такое отношение? Или почему она немая, но все слышит. По законам природы, если бы она была глухой, то и немой. Но немота без потери слуха… Что случилось в детстве Анны, что она перестала разговаривать?

Анна дернула входную дверь и вышла на улицу. Синее небо с огромным солнцем, которое поразило ее, еще в первый день ее здесь пребывания, и она подставляет под его лучи свое лицо. Да, ей уже говорили, что девушка должна быть бледна как моль, но она то вообще-то не Анна Ровар, потому очень любит нежится под его лучами. Это сейчас она и собиралась делать. Небольшие качели во дворе и сегодняшняя Анна мирно покачивается, отталкиваясь от земли носком легких туфель, улыбаясь от того, что может погреться, выйти из сумрачного дома. Дом. Можно ли назвать домом место, где ты живешь? Можно. Кровать и стол, стул и диван – и есть то место, которое мы все называем домом. Но дом – это еще и люди, которые ждут вечерами и рассказывают о своих переживаниях, делятся мыслями и советуются. Можно ли назвать домом место, где тебя презирают?

Анна остановила качели и наклонилась к маленькому цветку, протягивая к нему руку. Несколько недель назад она уже попробовала потянуть энергию земли на себя. И о чудо у нее получилось. Но в тот же день она увидела в темноте коридора тень: высокая мужская фигура, огромная шляпа закрывает лицо, черный плащ, в который куталась тень, увы, не прибавили ей хорошего настроения. Но Анну не напугать тенями, она лишь мимоходом кивнула, приветствуя незнакомца и прошла дальше, старясь не вызвать ничем его гнев. Кто их знает этих теней…

Сейчас она опять позвала силу, стараясь немного взять, но достаточно, чтобы понять, что здешняя природа откликается на ее зов.

«Травник, нужно найти травник. Я так увлеклась историей, что забыла обо всем. У меня мало времени, я должна стать независимой, должна вырваться из этого плена».

А из окон первого этажа за ней наблюдал отец и брат.

– Как думаешь кто она?

– Не знаю отец, но Анна изменилась. Она каждый день посещает библиотеку, сама себе готовит, только что не стирает свои тряпки сама, – брезгливо ответил Нурин, стоя рядом с отцом у раскрытого окна.

– Она похожа на Анну, но теперь это не она. Ее будто драконы подменили, – выдохнул хозяин поместья. – Ладно, постарайся, ведь с завтрашнего дня начало торгов, нам нужно избавиться от нее как можно быстрее. Не хочу держать в доме того, кто не является моей дочерью.

– Хорошо отец, но по всем документам ей нет еще восемнадцати.

– Найди того, кто не будет сверяться с бумагами. Мне тебя учить? – брезгливо поморщился господин Ровар и отвернулся от сына, но и на «дочь» он уже не хотел больше смотреть. Дела поместья требовали постоянного внимания, а дочь не могла стать источником возмещения расходов. Сейчас она становилась его головной болью.

Нурин кивнул: – Я понял, – его взгляд пробежался по сидящей на качелях девушке. Вот она наклонилась к цветку и провела рукой над ним, потом задержала ладонь над цветком, так к нему и не прикоснувшись и улыбнулась своим мыслям.

«Сестра, те же волосы, те же глаза, но уже месяц мы видим отличия, которых с каждым днем становится все больше. Но мне ли судить? Отец, глава семьи, нам с братьями уже пора обзаводиться семьями, а денег нет, чтобы заплатить выкуп за невест. Наши торговые точки уже не приносят такую прибыль как хотелось. В семье где столько мальчиков и одна порченная девушка, не место жалости», – Нурин смотрел на Анну отмечая, что она красива, теперь красива. Улыбка сменила ее всегда печальное выражение лица, губы стали полноватыми, раскраснелись щеки, сияют глаза. Свои густые длинные волосы она уже месяц закалывает на макушке шпильками, но делает это так элегантно, что глаза сами собой останавливаются на ней. Серебреные волосы, туманные глаза, и цепкий взгляд, а еще походка, осанка. – Отец, чтобы показать Анну на торгах ее придется свозить на базар, нужны украшения и платье.

– Еще расходы… Ладно свози ее завтра, пусть выберет подарок на свой вкус, но в мерах разумного. И завтра же покажи ее на торгах, если получится – продай, твоя невеста не может ждать долго выкупа, – вздохнул отец и обернулся к Анне. Он любил дочь, когда она была малышкой, любил, когда она стала подростком и возненавидел, когда она выросла. Может от того, что придется ее продать как скотину на базаре? Может из-за своей никчемности и может он ненавидел именно себя, а не ее?

– Она будет ждать столько, сколько нужно, – кивнул Нурин.

– Это хорошо. А что это она делает? – указав на стоящую на улице Анну, спросил его отец. А Анна подняла голову вверх, туда к солнцу, развела руки в сторону и улыбнулась, улыбнулась своим мыслям. Со стороны казалось, она просто стоит, но она прислушивалась к своим ощущениям, своему телу. Воздух вокруг нее наэлектризовался, замолкли птицы, по ее коже пробежала волна мурашек, а она все стояла и улыбалась, окутанная магией тепла и солнца, а потом она закрыла глаза, успокаивая разум и прислушиваясь к своему телу.

– Не знаю, – выдохнул Нурин, не отрывая взгляда от сестры. Нурин помнил тихое дитя, которое хваталось за его ногу, боясь упасть с лестницы, помнил как они прятались на чердаке от строгого отца и помнил… Сейчас уже не важно, сейчас она товар и он должен сделать так чтобы этот товар купили. Он должен построить свою жизнь и увы, в его планы счастливая жизнь сестры, не входила.

«Мое тело здорово – это хорошо» – Анна фыркнула, когда ноги перестало покалывать, а волоски на руках опустились. – «Здесь есть энергия, и она отзывается, это хорошо».

Мужчины замерли у окна, продолжая наблюдать за девушкой, а Анна опустила руки и осмотрелась, будто ища кого-то кому можно было все рассказать. А потом направилась к дому, с улыбкой на губах, полностью уверенная в себе, и расставив приоритеты для своего будущего, которое отчетливо видела.

– Срочно найди покупателя, – выдохнул отец, – еще не хватало, чтобы из-за нее мы лишились голов. Мне не нужны проблемы с монахами.