Czytaj książkę: «Между нами, ведьмами»

Пролог

Я с восхищением смотрела на безупречно стройные ноги, покрытые ровным бронзовым загаром. Хозяйка этих ног, красивая брюнетка в белых шортах с большим чемоданом в руке, радостно меня поприветствовала.

– Добрый день! Меня Марина зовут, а вас?

– Очень приятно. Я Алена. Располагайтесь.

Марина забросила свой чемодан на верхнюю полку, предварительно достав бутылку минеральной воды. Я обратила внимание на то, как легко она управилась. Никаких нелепых прыжков и натужного сопения. Чемодан будто бы сам запрыгнул туда, куда нужно, элегантно проплыв по воздуху. Мысленно я позавидовала ее силе и грации, а в особенности – стройному загорелому телу.

– Я на диете, приходится старательно поддерживать питьевой режим, – как бы извиняясь, пояснила она, заметив мой взгляд. – В моем возрасте красота уже требует жертв.

– Тогда понятно, а то я уж было подумала, что вы ведьма, – пошутила я, незаметно прикрыв простыней пакет с орешками, которые я жевала между делом, от скуки. Глядя на Марину, мне тоже захотелось сесть на диету, а потом удивлять окружающих идеальной фигурой. – Я до Лапшово еду, а вы?

Мы обе смотрели в окно в торжественном ожидании того момента, когда поезд тронется с места. Там, на платформе, толпился народ, сновали туда-сюда деловитые продавцы всякой снеди, жадно вдыхали дым курильщики, плакали закипающие от жары дети, обтирали пот с лица их усталые мамочки. Женщина в ярко-красном платье одной рукой крепко держала малыша, другой зажала испуганного кокер-спаниеля, при этом на запястье у нее болтался пакет с продуктами. Внезапно ручки пакета лопнули, и нехитрая закуска полетела на землю. Бедная мамочка! Я на автопилоте бросилась ей помогать. Ну как – помогать… Мысленно собрала батон, консервы, колбасу, яблоки обратно в пакет, аккуратно завязав ручки и спаяв их попрочнее. Буквально секунда – и пакет снова висел на ее запястье, она даже заметить ничего толком не успела. Собака гавкнула, наверное, от удивления.

Тут только я заметила, как внимательно Марина смотрит на меня. Во взгляде ее читалось удивление, перемешанное с уважением. Мне даже показалось, будто она понимает, что именно произошло. Впрочем, эти размышления были прерваны появлением новой попутчицы. В проходе возникла улыбчивая рыжая дама лет сорока, в майке с совами. У нее была великолепная грудь, и совы выглядели так, словно у них запущенный флюс.

– Я до Лапшово, девочки! Кажется, поедем втроем? – осторожно предположила она. – Кстати, я Таня.

– Хорошо бы втроем, не хотелось бы, чтобы к нам подселили какого-нибудь озорного гуляку с бутылкой горячительного. В прошлый раз мне пришлось добираться домой под песню «Ой мороз, мороз»… – улыбнулась Марина.

– А где розетка? А то телефон разряжается как назло.

– Под столом! – ответила я. – Только она не работает почему-то. Сама вот сижу, экономлю батарею.

Внезапно в розетке что-то зашипело. Мы испугались и хотели позвать проводника, но Таня замотала головой, мол, все в порядке, нырнула под стол и поставила телефон на зарядку. Он завибрировал, подтвердив таким образом, что заряжается.

– Получилось! – воскликнула Таня.

Мы с Маринкой переглянулись. Повисла неловкая пауза.

– Свои, что ли? – осторожно спросила Маринка.

Таня рассмеялась. Поезд тронулся.

– Отставить панику. Все свои. Кому и зачем еще может понадобиться ехать в Лапшово?

– Я думаю, за это надо выпить! – объявила обрадованная Маринка.

Дверь в купе захлопнулась. Откуда-то сверху, видимо, из Маринкиного чемодана, выпорхнула бутылка вина, три пластиковых стаканчика и штопор и аккуратно приземлились на столик.

– Живем, девочки! А то все диета, диета!

Я мысленно перебросила на стол пакет с орешками.

Штопор аккуратно вошел в пробку и начал поворачиваться. Бутылка словно под взглядом невидимого дирижера наполнила стаканы, приземлившиеся прямо нам в руки.

– Ну, за знакомство! – сказала Таня, поднимая свой стакан. – Приятно ехать в хорошей компании. Ничего, если я переоденусь?

Мы не возражали. Танин бюстгальтер вылетел из-под футболки и аккуратно лег в сеточку над верхней полкой.

– Интересно получилось! – задумчиво проговорила Марина. – Ну что, давайте знакомиться поближе? Дорога длинная, ее надо чем-то занять. Как вы, собственно, стали ведьмами, в каком возрасте вы впервые почувствовали силу? Давайте делиться опытом!

Сразу после этих слов мы услышали странный звук. Как будто кто-то с силой ударил снизу по полке, на которой сидела Таня. Взвизгнув, женщина вскочила, не дожидаясь следующего удара. Полка приподнялась и застыла в таком положении. Из открывшегося отсека на стол выпрыгнула большая черная кошка. Мы переглянулись. Животное с наглым видом сидело на столе, изучая нас огромными желтыми глазами.

– Ну, здравствуйте! – удивленно пробормотала Маринка.

В этот момент кошка начала меняться. Лапы ее быстро удлинились, шерсть исчезла, и она превратилась в красивую пожилую женщину в длинном холщовом платье.

Мы мгновенно вскочили со своих мест и встали по струнке.

– Баба Валя… – пролепетала Таня. – Сама баба Валя!

– Давайте без этих церемоний! – устало ответила незнакомка. – Я такая же ведьма, как и вы. Ну что, нальете или я так и буду ждать?

Бутылка, подрагивая, поднялась со стола и заплясала в воздухе.

Встреча выпускников

Я с удовлетворением смотрела в зеркало. За последние месяцы я сильно похудела и теперь заслуженно любовалась тонкой талией и постройневшими бедрами. Длинные черные волосы разметались по плечам, а в глазах плясали озорные черти. Я была хороша, что для своих тридцати шести лет, что вообще. И от осознания этого было так радостно на душе.

Я примерила стринги с бабочкой. Они идеально подчеркивали плоский живот, которого я добилась с таким трудом. Но главное – в них я чувствовала потрясающую уверенность в себе. Женщины знают, как много иногда значит правильное белье. Открыв шкаф, я начала примерять платья. Может быть, надеть вот это, красное? Красный цвет сразу привлекает внимание и дразнит мужчин. Или же выбрать элегантное черное, чтобы казаться еще изящнее? Нет, все не то…

Вдруг мой взгляд упал на короткое платье «в гусиную лапку». Идеальный наряд для встречи выпускников, учитывая, что рисунок ткани в точности повторял рисунок школьной формы. В детстве эта «гусиная лапка», отличительный знак учениц нашей гимназии, была для меня самым ненавистным узором. Помню, что мы с одноклассницами даже устроили сожжение формы, отметив таким образом последний звонок. Развели костер в лесу, бросили в него юбки и жилетки и хохотали, как ведьмы, глядя, как они горят. Но потом ненависть к форме исчезла. Все плохое, что было связано со школьными годами, забылось. А сейчас я понимала, в таком наряде, очень подходящем для этого вечера, я буду чудо как хороша.

Бюстгальтер я, конечно, решила не надевать. Этот простой фокус всегда магически действовал на мужчин. Я нанесла несколько капель легких цитрусовых духов на запястья и представила, как мои школьные подруги, наверняка подурневшие с возрастом, лопаются от зависти. Они-то не сидели несколько месяцев на строгой диете и не пахали, как проклятые, в спортзале.

* * *

Мы договорились встретиться у школы, еще раз посмотреть на здание, вдохнуть особый воздух альма-матер и пойти в кафе напротив. После замужества я переехала, однако школа все равно находилась относительно недалеко – примерно в получасе ходьбы от дома. Погода стояла отменная, и я решилась пройтись пешком, чтобы лишний раз сжечь ненавистные калории. С детства я была склонна к полноте, и каждый сброшенный килограмм давался мне с большим трудом.

Самый короткий путь лежал через частный сектор и кладбище. Обычно я старалась не ходить там, особенно ночью. Боялась не столько мертвых, сколько живых. Обитатели старых деревянных домов и держатели огородов, изрядно подвыпившие, в этой темноте могли быть опаснее любых зомби. Но сейчас ярко светило солнце, а вокруг сновали туда-сюда многочисленные прохожие. Так что бояться мне было нечего.

Наслаждаясь лучами солнца, я поднималась по асфальтированной дорожке, с одной стороны которой располагались частные владения: огороженные частоколом дворы с разросшимися там огромными подсолнухами и топинамбуром. На деревянных кольях висели какие-то тряпки, кастрюли, исподнее. А на одном из резных крылечек, выходящих на улицу, сидела большая черная собака. Определить ее породу я затруднялась, собака одновременно напоминала ротвейлера и овчарку. И сейчас она смотрела прямо на меня, издавая неодобрительное рычание. На собаке, естественно, не было никакого ошейника.

На всякий случай я перешла на другую сторону улицы и пошла вдоль забора, огораживающего кладбище. Тут несознательные граждане сваливали пустые бутылки, обертки от шоколадок и прочий хлам. Похоже, гнева мертвых никто не боялся, а я – тем более. Неодобрительно косившаяся на меня собака была куда страшнее.

Моему взору открылось множество памятников. Одни – огромные, помпезные, выше человеческого роста. Как правило, такие любят дарить своим «коллегам» криминальные авторитеты всех мастей. В девяностых их полегло немало, и многих похоронили здесь, в историческом центре города. Они горделиво возвышались над обычными надгробиями, скупо украшенными дешевыми пластмассовыми цветами. А вокруг некоторых могилок, напротив, росли живые цветы. Было видно, что родственники регулярно приходят навестить покойника.

На одном надгробии я задержала взгляд дольше, чем на других, и даже зачем-то прочла надпись на табличке. Здесь покоились некие Копываловы, судя по всему, муж и жена. Я невольно остановилась, рассматривая их фотографию. У женщины был крупный с горбинкой нос, пронзительный взгляд, аккуратная прическа из седых волос, похожая на пчелиный улей. Мужчина был худым, светловолосым и ничем не выдающимся гражданином. Примечательно было только одно – то, как он смотрел на свою жену. С обожанием и любовью, которые чувствовались при взгляде на фотографию, несмотря на то, что запечатленные на ней люди давно мертвы. Вокруг их могилы не было никакого пластикового мусора – там росли нежные желтые цветы с черной окантовкой по краю лепестка. Я задумалась, что никогда не видела таких красивых цветов.

Эти неспешно текущие мысли мгновенно прервались, когда я увидела, что с фотографией происходит что-то не то. Женщина на ней, Копывалова А. Г., почившая, как сообщала надпись, в 1987 году, как будто изменила положение. Раньше она была запечатлена четко в профиль и влюбленно смотрела на мужа. А сейчас казалось, что она немного повернулась в мою сторону.

На всякий случай я потрогала голову – погода сегодня солнечная, может быть, мне напекло затылок, закрыла и снова открыла глаза. Однако сомнений не было – лицо на фотографии двигалось. И смотрело прямо на меня.

Я застыла на месте от неожиданности, не в силах сдвинуться с места. В это время черно-белый рот покойницы зашевелился. Сначала из него донеслось невнятное шипение, в котором я едва-едва разобрала некоторые слова.

– Скоро. К нам. Переедешь. Сначала. Кошкин. Потом. Ты.

Произнеся это, женщина снова повернулась в сторону мужа.

Отойдя, наконец, от шока, я побежала вдоль забора, что было сил, пока, наконец, не миновала кладбище. Что это было такое вообще? Переутомление? Нервный срыв? Галлюцинация? Видение? Нет, только не сегодня. Сегодня слишком важный день. Даже если мне нужно к психиатру, я подумаю об этом завтра. А сегодня меня ждет кое-что очень волнующее.

* * *

Ладно, кажется, пришло время признаться честно. Я сбросила килограммов двадцать лишнего веса, привела себя в идеальную форму и отчаянно крутилась перед зеркалом не просто так. Среди приглашенных на двадцатилетие выпуска был один человек, которого мне особенно хотелось увидеть. Моя первая и незабываемая любовь – Паша Светов.

Пашу перевели в нашу школу в восьмом классе. Его папа был выдающимся инженером, а мама – амбициозной домохозяйкой, которая твердо знала, что и она, и ее сын достойны самого лучшего. Тогда Паша был маленького роста, не слишком крепок и неизменно проигрывал в мальчишеских школьных драках. Зато хорошо учился и у него были огромные глаза с пушистыми густыми ресницами, из-за которых его частенько принимали за девочку. Ни у кого я больше не видела таких потрясающих ресниц, ни до, ни после. А перед девятым классом он резко вытянулся за одно лето, и из милого мальчика вдруг превратился в привлекательного юношу. Я тогда очень удивилась этой перемене и мгновенно отдала Паше свое сердце.

Это удивительно, но я до сих пор наизусть помню множество фактов, связанных с Пашей. Например, намертво врезался в память его старый номер телефона. Некоторые могли бы объяснить это тем, что раньше у всех были только стационарные телефоны, и людям приходилось сотни раз набирать пальцами один и тот же номер, а не просто тыкать на кнопку. Но как объяснить то, что я помнила день его рождения? Имена и отчества всех его родственников? Его любимый цвет, любимую группу и даже то, за что его выгнали с урока истории. Все это отложилось в моей памяти, несмотря на то, что я не разговаривала с ним уже около двадцати лет (Светов уехал учиться в столицу и не общался с оставшимися в провинции неудачниками). Но даже когда Паша был рядом, он был слишком увлечен учебой, чтобы обращать внимание на какую-то девчонку, к тому же не самую красивую. А я никогда не была красавицей от природы. Впрочем, мне всегда нравилась фраза: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача».

Знаете, чего я только не делала, чтобы покорить его сердце. Однажды в каком-то взрослом журнале я прочла, что юноши без ума от женщин с тонкой талией. Тогда я взяла старые колготки и туго перебинтовала ими то место, где, по моим расчетам, должна была находиться осиная талия, а после отправилась в школу. Пока я шла, дышать еще получалось, хотя и с трудом. Но стоило мне сесть за парту, как я поняла, какую совершила ошибку. В таком положении я не могла ни выдохнуть, ни вдохнуть. Мне не хватало воздуха, перед глазами потемнело. Мне стало дурно, несколько секунд отделяли меня от обморока. Я подняла руку и отпросилась в туалет. Но вот беда, именно в это время концы колготок вылезли из-под блузки, и волочились за мной, как хвост. Ребята смеялись, и я поняла, что фокус с обольщением не удался. А Паша так и остался недосягаемой высотой.

Впрочем, я с детства не привыкла сдаваться. Я Маринка Черных или кто? В другой раз тот же модный журнал сообщил мне о том, что мужчин привлекает дерзкий макияж в оранжевых тонах. Конечно же, я тут же извлекла из копилки деньги, сэкономленные на школьных пирожках, и приобрела палетку ярко-оранжевых теней. На следующий день я пришла в школу в полном боевом раскрасе. Вид у меня был весьма странный, и кончилось дело тем, что классная руководительница попросила меня пользоваться более естественной косметикой (хорошо, хоть не умыли насильно). А мальчик моей мечты был холоден, как лед, и только прыскал в ладошку, глядя на меня. Короче говоря, после нескольких неудачных попыток я поняла, что единственное, что я могу сделать в такой ситуации, это попробовать посоревноваться с Пашей в учебе. Не хочешь обращать на меня внимание как на девушку? Обратишь, как на соперницу, когда эта девочка с оранжевыми тенями уделает тебя по всем предметам. Мама говорит тебе, что ты лучший? Это мы еще посмотрим!

* * *

О боже, что за запах! Задумавшись, я не заметила ручей, бравший свое начало, видимо, в мутных водах городской канализации. Брызги вонючей жидкости попали мне на ноги, и я долго оттирала их ладонью. Но самое неприятное заключалось в том, что на этот запах слетелся целый рой мерзких зеленых мух. Они почему-то мгновенно облепили меня, сев на руки, ноги, волосы. Меня чуть не стошнило, когда я почувствовала, что маленькие волосатые лапки забегали по коже. А одна самая наглая муха даже залетела мне в рот, и я случайно проглотила ее. Неприятно, но что поделаешь?

Мой путь по-прежнему пролегал мимо одноэтажных частных домиков, непривычных взгляду городского жителя. Их владельцы, будто желая поставить невидимый барьер между личным пространством и улицей, имели обыкновение высаживать на подоконник кукол, мягкие игрушки и цветы в горшочках. Этот трюк отвлекал внимание любопытных прохожих от того, что происходило внутри, за тонкой паутинкой тюля. Вдруг мне показалось, что в одном из окон занавеска слегка шевелится, словно в ней запуталась огромная зеленая муха, и что эта муха бьется в стекло, пытаясь выбраться. Но стоило мне присмотреться к ней, как я увидела, что за причудливым узором ниток скрывается вовсе не насекомое, а та самая старуха с надгробия.

В этот момент я, наверное, должна была окончательно испугаться, но меня отвлек шум справа. Это два милиционера тащили под руки плюгавенького матерящегося мужичка в растянутой полосатой футболке. На звуки ругани выскочил народ, тут же образовалась толпа, которая двигалась, жужжала и роилась, словно это тоже были не люди, а мухи. В гуле голосов я отчетливо услышала слова: «Убили слесаря Кошкина». Выходит, то, что было со мной, это не галлюцинация, а предчувствие? Впрочем, какая разница. Сегодня я «шальная императрица», и никто меня не остановит. Я прибавила шаг.

* * *

Старинное здание нашей гимназии, с толстенными стенами, полукруглыми окнами-бойницами и замысловатой лепниной утопало в пышной густоте зелени. В нос ударил нестерпимо-сладкий аромат цветов. В воздухе носились бабочки, в цветочных бутонах жужжали упорные пчелы. Сегодняшние школьники разъехались на каникулы, оставив двор в полном распоряжении школьников бывших, то есть нас. Я даже порадовалась, что встречу, которая должна была произойти зимой, перенесли на лето – так приятно было гулять среди этого цветущего великолепия, вспоминая детство. Да и девушки в легких платьях выглядят гораздо соблазнительнее, чем в толстых ватных штанах, пуховиках и панталонах с начесом. Я свернула на аллейку, где раньше было место сбора нашего класса в любой непонятной ситуации. И поняла, что пришла я далеко не первая.

– О! Да это же Маринка! Какая красавица! Не то, что в школе… – окликнул меня кто-то.

Это была Нюша Крюкова. Худая насмешливая блондинка с четким каре. Одна из самых ненавистных моих соперниц и в учебе, и в битве за Пашино сердце.

Я уже говорила о том, что после нескольких неудачных попыток привлечь внимание Паши (по-детски наивных и очень смешных), я решила переключиться на учебу. И как ни странно, это сработало. Паше пришлось обратить на меня внимание. Правда, делал он это только тогда, когда мне удавалось уделать его в математике, написать лучшее сочинение в классе или выиграть городскую олимпиаду. И в его взгляде не было любви, а только раздражение или ярость. Но ярость – это лучше, чем ничего. Больше всего на свете я боялась его безразличия.

Мои внезапные успехи в учебе радовали и учителей, и родителей. Не радовали они только одного человека (кроме Паши, конечно). Это была Нюша. Она давно заработала себе репутацию отличницы, и появление новой звезды класса вызывало у нее плохо скрываемую досаду.

В школе я всегда была полновата, и Нюша не раз подшучивала над этим, улыбаясь своей гаденькой вежливой улыбочкой. Например, однажды, когда на физкультуре нужно было отжаться сто раз, Нюшка сказала, что это лучше всего получится у меня, ведь у меня самые мощные руки. «И ноги тоже», – едко добавила она. К сожалению, это было правдой – коротенькие конечности. Это та особенность, из-за которой я всегда комплексовала. К слову, сама Нюша от природы отличалась изящным телосложением, и меня особенно обижало то, что стройность досталась ей без особого труда, просто так.

Кстати, когда мы оканчивали школу, и директор вручал заслуженные золотые медали, на сцене мы стояли втроем: я, Паша и Нюша. Тогда мне казалось, что она прожжет во мне дырку своим ненавидящим взглядом. Впрочем, в какой-то мере мы были товарками по несчастью. С Пашей у меня все равно ничего не вышло.

Да, я смогла обратить на себя внимание любимого мальчика, отобрав у него самое ценное – статус звезды номер один. Но дальше этого дело не двигалось. Лишь однажды Паша так разозлился, что кинул в меня мокрой тряпкой, которой стирали с доски. А потом в гневе повалил меня на ближайшую парту. Я хотела сопротивляться, но мое тело охватила какая-то сладкая истома, которой раньше я никогда не чувствовала. Да и он держал меня за запястья явно дольше, чем требовала ситуация. Но это был практически единственный момент нашей подростковой близости.

Только в старших классах наши отношения стали теплее. Детское соперничество ушло, уступив место дружбе. Мы уже не дрались тряпками, а подолгу болтали вечерами по телефону. Я стала все чаще бывать у него дома под предлогом взять какой-нибудь учебник или помочь ему с сочинением. И каждый раз с тайной надеждой брила даже пальцы на ногах… Но между нами не было ничего, даже поцелуя. Все-таки правду говорят, что мальчики созревают позже. А жаль.

Ведь позже, в одиннадцатом классе, у него появилась какая-то толстая, прыщавая девица, что, впрочем, не мешало ей чувствовать себя королевой. Она первая пригласила его на танец на школьной дискотеке. А потом просто взяла и увела с собой, и для этого ей не понадобилось быть ни самой умной, ни самой красивой, ни самой стройной. В тот вечер я до хрипоты рыдала в школьном туалете, проклиная судьбу.

* * *

– Как ты? Как успехи, как жизнь? – ядовитым тоном, сопровождаемым гнусной улыбочкой, вырвала меня из потока воспоминаний Нюша.

Я была хороша, но и она была хороша. Соперница надела голубые джинсы с заниженной талией, и короткий топ, оголяющий идеальный тренированный живот, большую редкость для женщин нашего возраста. Нет, ну неужели за эти годы нельзя было хотя бы растолстеть, а?

– У меня все хорошо, я в свободном полете! – улыбнулась я. И только хотела рассказать о своих успехах, как услышала ехидный вопрос.

– Что ты сказала? Я просто не расслышала. В полном пролете? – невинно хлопала глазками Нюша.

Я чуть не подавилась от возмущения. Хотела было что-то возразить, но к горлу подступала тошнота, а желудок словно выворачивался наизнанку. Мне на секунду показалось, что это проглоченная муха перебирает там маленькими волосатыми лапками. Я посмотрела себе под ноги. Я стояла в зловонной луже канализационных вод.

– Мариночка, ты что-то побледнела! – сказал Толик Сорвачев, полноватый блондин, который очень комплексовал в детстве из-за своего веса.

Ничем особенным он не отличался, талантов ни к чему не имел, учился так себе. Мне говорили, что я ему очень нравлюсь, но никаких реальных проявлений неземной любви я не видела. Толик не становился на одно колено, не дарил розы и не звал в кино, зато норовил ударить стулом по спине или ткнуть ручкой в грудь. Он обзывался, хамил и не давал мне жизни. Да и сейчас еще зачем-то приперся и лезет под руку. Эх, Толик, Толик…

– Ничего страшного! – отмахнулась я.

И вдруг заметила вдали знакомый силуэт… Да это же Паша! Дурнота сразу прошла, и я с криком: «Светов, ты ли это?!» – побежала бывшему однокласснику навстречу. Он привычным движением, словно и не было этих двадцати лет, распахнул руки, а я с радостным визгом бросилась ему на шею.

Это было прекрасно! Я, такая стройная и красивая, с длинными волосами, которые мне наконец-то удалось отрастить после неудачной стрижки. Он, красивый, взрослый, мускулистый. Вкусно пахнущий, добившийся успеха… Паша приехал в наш город по делам и ненадолго. И как же хорошо, что он нашел время для этой встречи, для общения и приятных воспоминаний.

– Ребята, хватит дурака валять! – раздраженно буркнула подбежавшая к нам Нюша. Ее худенькое личико исказила неприятная гримаса.

– Вот именно, нас уже ждут в кафе! Вроде все пришли! – вторил ей Толик.

Толпа загудела, и, весело смеясь, переместилась в уютную кафешку, находящуюся через дорогу от школы. Кафешка называлась «Кокошник», наверное, потому, что на входе гостей встречало необычное резное крыльцо, а территорию летней веранды украшала деревянная скульптура танцующей парочки. Оформление внутри тоже было сделано в псевдорусском, лубочном стиле: повсюду стояли самовары, висели расписанные под гжель тарелки и вязанки баранок.

Усевшись, я попросила меню, чтобы выбрать себе что-то некалорийное. Открыла его и непроизвольно вскрикнула от ужаса. Вместо списка блюд русской кухни из меню на меня смотрела фотография старухи с надгробия. Под ней кто-то заботливо подписал ручкой: «Сегодня ты отправишься в ад!» Я закрыла меню и открыла его снова. Старухи больше не было. Обычное меню: какие-то салаты из креветок, мидии, запеченные с сыром, десерты, вино (русская кухня, ага-ага). Подумав, я заказала себе шампанское (как всегда, брют) и большую тарелку салата с пророщенными зернами пшеницы, в котором много зелени и мало калорий. Нюша покосилась на меня и заказала фруктовую тарелку. Вот же противная баба!

* * *

Мы выпили за встречу, смущенно застучали вилками. Разговор не клеился, каждая фраза звучала неловко. Но постепенно наша компания начала пьянеть, и разговоры становились все более задушевными. Нюша заметно окосела, она вспоминала забавные истории из нашей школьной юности. Толик принес с собой блокнот и угрожал нам викториной с вопросами об истории гимназии.

– Дорогие друзья! – важно вещал он, стуча вилкой по рюмке с коньяком. – Попрошу вас ответить на такой вопрос. С какого года ведет свою историю наша гимназия?

– 1786-го года! – отчеканила Нюша.

Надо же, помнит, зараза.

– Правильно! За это надо выпить! – икнул в ответ Толик.

Через некоторое время, после того как мы по третьему кругу обсудили, сколько у кого детей и кто где работает, Толик снова начал ворочать заплетающимся языком:

– Чей приказ послужил основанием для открытия гимназии?

– Екатерина Вторая! – рапортовала я.

Не то, чтобы я увлекалась историей нашей гимназии, но «шальная императрица» так запомнилась мне своими похождениями, что ассоциация возникла сама собой. Теперь уже настала очередь Нюши неприязненно смотреть на меня.

– Поаплодируем Мариночке! Мариночка, встань, пожалуйста, мы на тебя полюбуемся! – громогласно пробасил Толик.

Я встала, оправила платье, заодно продемонстрировав тонкую талию. Не скрылись от меня восхищенные взгляды мужчин и завистливые – дам. А еще я с удовлетворением отметила, что Паша Светов с нескрываемым интересом изучает мои изгибы. Если бы вы знали, сколько времени я ждала именно этого взгляда.

– За наших школьных красавиц! – поднял бокал Паша.

И его взгляд, задержавшийся где-то в районе моей груди, был очень красноречив. Я подмигнула ему в ответ.

Когда я, слегка пошатываясь, отправилась в туалет, Паша вышел за мной.

* * *

В темном коридоре его руки потянулись к моей талии. Это прикосновение жаром разлилось по телу.

– Ты такая хорошенькая, Маринка! Совсем не изменилась! – шептал Паша, и в глазах его читалось возбуждение. Он наклонился ко мне, зажав в руках мои запястья. – Ну же, поцелуй меня!

Наши губы соприкоснулись, и мы слились в страстном поцелуе. Об этом настоящем взрослом поцелуе с Пашей я мечтала, кажется, всю жизнь.

– Подожди меня здесь! – шепнула я Паше, стараясь как можно нежнее касаться губами его уха, и осторожно провела пальцами по его груди. Все-таки мне все еще хотелось в туалет.

Я закрыла дверь на замок и тут обратила внимание, что крышка унитаза была опущена. В принципе, в этом факте не было ничего особенного. Но я всей душой почувствовала смутное беспокойство. И это было неспроста. В вентиляционную решетку внезапно влетела жирная зеленая муха. Я еще раз посмотрела на крышку унитаза. И в этот момент крышка медленно приподнялась…

Сначала из унитаза повалила земля. Не вода, не темная жижа, как это бывает при неисправной канализации, а именно жирная черная земля… Она мгновенно заполнила собой низ туалетной кабинки, и я увязала в ней, как в болоте. Я попыталась открыть дверь, но поскользнулась и упала. Пока я пыталась встать, земля все прибывала, залезая в мой нос, в уши, в рот. На какой-то момент мне стало трудно дышать… Я могла издавать лишь сдавленное мычание. Я уже подумала, что останусь в кабинке навсегда, как вдруг увидела дернувшуюся ручку замка. Кто-то отчаянно тряс ее, пытаясь открыть дверь снаружи.

– М-м-м! Помогите! – сумела прохрипеть я, давясь землей.

– Там человеку плохо! Я сейчас сбегаю за администратором! – доносился до меня голос Нюши.

* * *

Дальнейшие события я помнила смутно. Помнила, как Нюша умывала меня, спрашивая, что со мной случилось. Как потащила меня на воздух и посадила на лавочку рядом с деревянной скульптурой танцующей парочки. Сказала, что я сильно перебрала и у меня, похоже, были галлюцинации. Я с ней впервые согласилась, галлюцинации были, вот только от чего? Да еще в тот самый день, когда я должна была стать звездой, что за проклятье?!

В этот момент я перевела взгляд на деревянную парочку. Головы фигурок с треском повернулись ко мне и начали повторять на разные лады: проклятие, проклятие, прокля-я-тие! На этот раз я даже не испугалась. Если я решила провести вечер хорошо, его ничто мне не испортит, слово золотой медалистки…

Не испортит… Хм, порча! Как же я раньше не догадалась! То, что со мной происходит, это совершенно точно порча, проклятие, магическое воздействие, хотя я в это никогда и не верила! Это бы все объяснило. Все эти видения, черную рыхлую землю, мух. Надо мной потрудилась какая-то ведьма, и какая именно – сомнений быть не могло. Сегодня я могла перейти дорогу только одному человеку, и это была Нюша. Тогда, в школе, я отняла у нее статус единственной золотой медалистки. А сегодня – роль первой красавицы вечера и главную награду – Пашу.

Я встала, взяла Нюшу за волосы и подняла ее лицо к себе, внимательно глядя ей в глаза.

– Я все знаю, Нюша, это ты прокляла меня! – заплетающимся языком сообщила я однокласснице.

Нюша мягко отстранила мою руку.

– Маринка, ты совсем рехнулась? – улыбалась она, слегка покачиваясь на ногах. – Неужели ты не помнишь, что мы с тобой всегда соперничали честно? И мы обе становились лучше от этого. В глубине души я всегда уважала тебя и завидовала тебе. Да, были моменты, когда меня буквально передергивало от того, что ты рядом. Но, чтобы порчу насылать… Да и не ведьма я вовсе. Как мне помочь тебе? Может быть, скорую вызвать? Ты, главное, не буянь. Еще не хватало, чтобы вечер закончился потасовкой.

– Не надо скорую… – пробормотала я.

Мы посидели еще немного, спели зачем-то вместе песню про ямщика, замерзавшего в степи, и вернулись обратно в зал, где шумели и веселились наши изрядно нажравшиеся одноклассники. Паша и Толик наперебой подливали в мой бокал шампанское, вино и даже коньяк. Я еще больше опьянела, и постепенно пугающая действительность превратилась для меня в дружелюбную и прекрасную.