Czytaj książkę: «Гитлер, Баксков и другие… Книги первая и вторая»

Совпадение в тексте имен собственных, названий городов и географических – с существующими реально – случайность.

Ахинестически-поэмическая эклект-стимпанк фэнтези.

Все персонажи вымышленные, любое совпадение с реальными людьми случайно.

Книга первая

– Имейте в виду, надеюсь, что в недалеком будущем буду иметь возможность встретить вас в Новой Швабии, – говорил Гитлер, слегка наклонившись к уху Сталина, казалось, слегка улыбавшегося, но внешне никак не прореагировавшего на предложение собеседника…

Было это перед Большой войной на территории Чехословакии, где они встречались в малоприметном замке на площади им. Б. Немцова. Встреча не привлекла внимания мировой прессы, потому как в «Зеленом театре» Праги выступали Дзидзизьо и политолог Мехеев, а в городском парке проходили собравшие горожан «Бандеровские чтения». Анж Дуда присутствовал на встрече наблюдателем от ОБСЕ, будучи всему тому непосредственным свидетелем. Стороны прибыли на стратегических стимпанк-дирижаблях. Сталин – со Власиком, а Гитлер – с пилотицей в сапогах и в кожаном ядовито-зеленого цвета летном купальнике. Дуде, стоявшему поодаль Гитлера и свиты, летчица приглянулась. И, когда рейхсканцлер Германии отдалился от генералов беседовать со Сталиным, Дуда негромко, но со всей галантностью, полной приторной проникновенности в его бархатном голосе, предложил пилотице:

– А пойдемте-ка покажу вам Кагановича.

– Я предана кагану фюрера! – холодно ответила пилотица, презрительно сделав тонкие губы, чем обескуражила Дуду, у которого даже, казалось, и его пиджак из синего твида покраснел.

Поправив складки купальника, летчица направилась было к Гитлеру, но ее жестом остановил Рудольф, дав понять, что мешать фюреру именно сейчас – не следует: как раз решается судьба Польши. Оставшийся не у дел Дуда нервно засеменил к фуршетному столу и жадно набросился на келбас в подливке из хрена.

«Тоже мне ухажер, – подумала о нем пилотица, – хоть бы шнапса или пива попробовал. Жрет и не пьет! У такого не вредно будет страну забрать и поделить между рейхом и Россией. Такому не нужна никакая Польша». Поняв, что в данной ситуации Гесс ей не помощник, пилотица устремилась на стоянку искать личный дирижабль Геринга, помня, что там, внутри, был паровой аппарат прямой радиосвязи с фюрером, который сейчас увлеченно поведывал Сталину рецепт вегетарьянской шаурмы со спаржей – «По-берлински».

Несмотря на то что встреча проходила тайно, в обстановке повышенной секретности, все же материал «для репортажа» собирали дальновидно завербованные Абакумовым Ольга Скобеива под псевдонимом Урсула Пфайфер, одетая в форму эсэсовского фотографа, и ее будущий муж Евген Попав под именем Ганса Рихтера, помогавший сервировать и переодетый ради замкового колорита в шутовской костюм – фрак с колпаком. Первоначально советская развед-ставка планировала командировать на сбор информации по встрече – товарищей Районного и Губерниева, до которых уже были доведены задания с адресами и явками, но в последний момент все поменялось: Д. Губерниева нашли не слишком спортивным и нестойким к крепким напиткам. У Б. Районного же была тугоподвижность указательного пальца, а пятизарядный перстень-револьвер, который специально для него на всякий непредвиденный случай изготовили в одной из секретных лабораторий, имел недостаточную силу убоя.

Ольга с «Лейкой» на груди явно проигрывала лощеному блеску модной пилотицы и, несколько ущербленная в самолюбии, пыталась придать себе уверенности, живописно ставя ступни своих ног – в положение свастики.

Встреча Гитлера со Сталиным своим чередом, мерно и без эксцессов проходила в интерьере чехословацкого замка, незаметно охраняемого бывшими в штатском людьми из СД и Гестапо.

…А в это время сквозь белые пузатые тучи по направлению из Рублевки в сторону Берлина летел неприметный обтянутый джинсовой тканью дирижабль с ЛГБТ-флажком на кабине, подвешенной ажурным креплением к раздутой цвета индиго, плывущей в небе, сигаре.

Одетая в модный мышиный комбинезон пассажирка джинсового дирижабля Ксения Сыпчак, склонившись над планшетом, спешила подготовить подлежавший изъятию из интернета список компрометирующих ее роликов, о чем она хотела просить фюрера. Ведь было известно, что только фюрер и его великий рейх способны оплатить за весь мир «7-ю винду» и убрать из довоенного паронасосного инета компрометирующие ее, Ксению, ролики. В предстоящих переговорах с фюрером у дирижаблистки Ксении был в рукаве козырь! Кроме того, что она натренировалась перед зеркалом безукоризненно встрепывать руку в приветствии, она была уверена, что это ей идет как никому. …Она имела нечто еще, что могла предложить Адольфу Алоизовичу взамен. Это были компроматные ролики на хватившую лишнего и ставшую разговорчивой на одной из пикантных вечеринок Настасью Валочкову. Откуда было знать наивной Ксении, что Гитлер находился не в Берлине, куда она направлялась, а на территории Чехословакии. Ее знакомые агенты Попавы-Скобеивы, с кем могла бы связаться проворная Ксюша, также были по известной причине не в Берлине и из Праги планировали сразу же на маломестной, почти миниатюрной подводной лодке качественной нидерландской ручной клепки отправиться в Албанию – на роспись.

Сталин с Гитлером заседали, деля Польшу, в пражском замке. Бил Гейц, озабоченный перенаселенностью планеты, отсчитывал наличные для передачи разработчикам вируса «горбатой анорексии», чистая свежесработанная вакцина от которой была ему привита накануне…

Ксения летела в Берлин. Анастасия разминалась перед тайной встречей с Николаем – восседала в шпагате на тихом безлюдном участке на трубе газопровода, идущего из России в Катар и оттуда дальше – в Соединенные Штаты. А тем временем младший лейтенант Путен наклеивал изображение панды на лобовое стекло своего сверкающего на солнце медноковаными боками, изрядно потрепанного в шпионских переделках «Ауриса».

Преданная Гитлеру пилотица Марта Брюгге не зарекомендовала себя злой, или доброй, или недотрогой. Неглупа и недурна собой, она в большинстве случаев – и на земле, и в небе – была способна возвышаться над ситуациями и принимать верные решения. Оставив фюрера делить Польшу, идя по незнакомым улочкам Праги, пилотица дышала полной грудью, наслаждаясь, сей раз жизнью – в особенности. Причиной тому были «сталинские соколы», недавно потрепавшие ее в небе Испании. В последнем бою один из них, приблизившись с тыла, повредил пропеллером хвост ее машины, надеясь, что, выпрыгнув с парашютами, они приземлятся вместе, и он уже на земле поступит с нею должным образом – два… или три раза. Но спускавшихся на парашютах враждующих пилотов, к счастью или к сожалению, разнесло на километры порывами ветра, и каждому из них собственным путем пришлось пробираться к своим. Скорее всего «ивану», притворявшемуся испанским ассом, повезло: пилотица неплохо стреляла из вальтера и блестяще могла метать сюрикены… Наконец, напротив одного из пивных подвальчиков пилотица заметила дирижабль своего экселенца. «Масса Геринг» – так Марта про себя величала своего прямого начальника, любившего с детства, как и Лейба Бронштейн, бросать в топку войны «живую силу».

…Сталин рассказывал Гитлеру свежий анекдот про издевательства Черчилля и Рузвельта над неким Шендыровичем. Красный агент Путен, сидя за рулем медно-«Ауриса», проносился мимо Констандина Эрнста, что мечтательно прогуливался с сыном депутатки Мезулинной по Большому Арбату. А блюстителю порядка Аваковду уже третью ночь являлся во сне Сашко Билый и, душевно заглядывая тому в глаза, спрашивал: «Арсене, чого ти менi не купив краснодарського чаю?..»

***

При виде Марты два рослых эсэсовца, охранявшие дирижабль Геринга, чуть отойдя, индифферентно встали в пол-оборота к пилотице. Они знали о ее негласном праве – в любое время входить в кабину дирижабля командующего авиацией рейха. Многострадального Рейха, какой после обид, нанесенных маршалом Фошем, начинал, наконец, вставать со своих посбитых колен – стремительно и победоносно. Пилотица простучала каблуками сапог по четырехступенчатой лесенке и оказалась внутри дирижабля. Марта набрала ей известную комбинацию цифр замка, и крышка паро-коммуникатора поднялась вверх, обеспечивая доступ пользователю.

Уксусно-спиртовые усилители клавиатуры срабатывали бесперебойно, и Марта, не обращая внимания на струи горячего едкого пара, то и дело вырывавшегося между ее пальцев из множественных клапанов передатчика, многократно и настойчиво отстукивала своему фюреру депешу: «Срочно прекратите переговоры со Сталиным о разделе Польши тчк Официант русский шпион тчк». Парофонограмма должна была быть доставлена прямо в карманный приемник адъютанта Гитлера. Но Марта не могла и подумать, что разработанный лучшими умами рейха безотказный прибор фюрерового адъютанта майора Куртца был испорчен – заблаговременно был залит из кондитерского шприца вязким нигролом посредством умелых манипуляций официанта Ганса Рихтера, на деле бывшего русским агентом.

Евген, закончивший свою миссию, уже мчался на пароцикле, заранее припасенном для него за поленницей разведчицей-напарницей Ольгой. Под мясистым афедроном Евгена два сверкающих лаком лиственничных колеса его паромото в пронизанном сыростью воздухе весенней Праги нервно поскрипывали деревянными спицами.

Марта, расстроенная нерабочим состоянием приемника Куртца, покинула дирижабль массы Геринга. Идя уже в сумерках, она заметила: там и сям, а еще и вон там мелькала тень опытного держателя «дули в кармане» – Андроса Пальчевского. «Зачем этот Пальчевский нужен вообще? – думала про него Марта, – ведь столь же непотребен и излишне бездарно шумлив, как и эта русская певица, бывшая эмигрантка. Ведь не может этот Пальчевский ни победить вирус, ни убить одной пулей всех причастных к убийствам на Майдане». Любые эмигранты, не желающие оставаться на родине, были Марте весьма не милы. А еще в мэры желает! Сама Марта могла летать, истреблять… и еще – любить своего фюрера и курить ментоловые сигареты. Замахиваться на иные виды деятельности ей было несвойственно. «Зачем люди безответственно говорят о том, чего никогда не сделают? – размышляла Марта. – Вот что ему здесь надо, на стоянке дирижаблей?» Рука Марты непроизвольно потянулась к кобуре…

Среди белых пушистых туч, в небе над полями Советской России плыл корпоративный дирижабль серо-агрономического цвета. И пока Гитлер со Сталиным трудились над разделом Польши, Евген Попав давал, как говорится, копоти на пароцикле, удирая от гестаповских ищеек… И пока рука Марты тем временем тянулась к кобуре с вальтером… главный пассажир агрономического дирижабля Дерипаско сквозь наполненную водой полую линзу ревниво всматривался в бесконечные серебристые ковры из давших всходы стимп-озимых – богатых магнием алюминиевых огурцов, а витамином В17 – ЦАМовых помидоров.

***

Сделав кувырок и изящно приземлившись на ноги, Анастасия покинула хребет газовой трубы, на которой восседала в шпагате на протяжении беспощадно установленного ею для себя отрезка времени. Место для тренировки и медитации было выбрано не совсем удачно: время от времени внутри трубы шелестели какие-то твердые фракции, заставляя отвлекаться и вздрагивать во время медитации. Но все равно, будучи по жизни труженицей и здоровой оптимисткой, она чувствовала себя вполне готовой к пикантным ролевым играм с Николаем. «Да, надо будет не забыть слетать в Прагу, чтобы помочь Ксюше встретиться с Гитлером, я же ей обещала», – вспомнила Настасья, уже садясь за руль перламутрового пароавтомобиля, подаренного ей последним любовником – богатым и обожавшим «длинноногастеньких».

Никто бы и не подумал, что Баксков, никогда не державший в руках механизм сложнее и тяжелее варгана или микрофона, мог выделывать на своем фотонно-паровом дирижабле «мертвые петли» и крутить «восьмерки». Все началось с того, что однажды после выступления Николая в Дрезденской опере к нему подошел восхитившийся его легчайше-пренебрежительной манерой исполнения сам Вернер фон Браун и, выразив свое восхищение, преподнес ему в дар фотонный квантово-механический преобразователь на быстрых углеводах. Известный колоратурный сопран тут же отогнал свой дирижабль в сервис и попросил специалистов установить на него подаренный преобразователь Вернера. И тут началось – равных на земле и в небе Николаю почти не стало. Дирижабль Николая первым прыгал со светофоров, обгоняя всякие другие сверкающие разноцветной лакировкой аппараты известных фирм, что по маневренным и техническим характеристикам в сравнении с его «Таисией» на деле оказывались жалкими поделками. Удобно утонув в анатомическом сидении фирмы «Икея и внук Эдиты», Николай, шевеля ногами и держась за штурвал, привычно вел свой дирижабль, именно в сей момент – на тяге педальной. Этим он не столько экономил топливные фотоны, сколько поддерживал физическую форму. Постоянно сверяясь с картой, Николай держал путь в направлении чешской деревушки Калиште – родины его любимого композитора – симфониста и песенника – Малера. Именно там должна была состояться его встреча с вожделенной, желанной и такой неповторимой и божественно-гуттаперчевой Настасьей. Николай и Анастасия – как и весь мир – не знали о временном бункере Гитлера, скрытно находящемся в тех местах и обустроенном на время переговоров о разделе Польши. Не знали они и о приказе, полученном пилотицей Мартой, – сбивать без предупреждения все дирижабли, на бортах которых не имеется секретной условной подсветки. Откуда простым практикующим артистическим натурам было знать о шпионских условностях жестокого, беспринципного, грязно-политического мира, который дуче и фюрер постепенно скатывали к явлению с еще небывалыми в стимпанк-мире последствиями?

Пальчевский, крепко любивший абсолютно всякую свою жизнь во всяческих ее проявлениях, гипертрофированно развитым своим шестым чувством почуяв опасность, неподвижно распластался на кабине дирижабля доктора Геббельса. Он помнил совет Берл Лазера, какой тот дал ему на одном из субботних празднеств-шаббатов: «Если вдруг что – замри и не шевелись!»

Всматриваясь в пространство между дирижаблями, Марта с вальтером наготове прошла мимо абсолютно недвижного, распластанного на стенке кабины Андроса, слившегося, казалось, со всей неподвижной материей, что имела место быть на необъятной стоянке дирижаблей. …Когда шаги Марты совсем затихли, Пальчевский зашевелился и верхними альвеолами легких осмелился вдохнуть немного воздуха.

***

Лже-Ганс Рихтер, блестяще проведший операцию по выведению из строя вражеского коммутационного имущества, заглушил свой паро-мото на перекрестке улиц Чапека и Ежа-с-бажен. Дымок от перегретых колес щекотал ему ноздри. Он думал о своей лже-Урсуле-Ольге, что на данный момент оставалась в самом логове врага. Оставалась в полном одиночестве. Но что поделать? Таковы суровые будни практикующего по контракту разведчика. Да ведь и Ольга-то сама виновата. Именно она беспрестанно клевала ему мозги: «Давай поработаем на Абакумова – и виллу на Кипре приобретем!». «И с кем теперь жить на этой вилле, если с Ольгой что случится?» – роились мысли в голове разведчика. Да и самому Евгену надо было выжить – весь город был наводнен ищейками Мюллера. Настанет день – и ему конец. Евген был не наивен – он знал, что его фото утром будет в городе на всех остановках пародилижансов. Весь внутренний мир в теле агента Евгена Попава-Скобеива вдруг запаниковал от мыслей, что о нем не помнят, забыли! Он почувствовал, как сердце заполняется досадой на сидящее в Москве, в уютных кабинетах, начальство. От холода Евгена, который забыл снять с лацкана фрака бейдж с надписью «официант», бил озноб. Ко всему он чувствовал жуткий голод. Непрошенные капельки слезинок напрашивались вытечь из его глаз. Тело, мозг и желудок наверняка преданного начальством разведчика уже впадали в депрессию, как вдруг послышались звуки несущегося по Ежа-с-бажен мощного паромобиля, уже прорезающего светом фар предутреннюю туманную серость улицы. Дверца автомобиля, едва сделавшего «полицейский» разворот, открылась как раз напротив трясущегося от холода агента, в голове которого тут же пронеслась мысль: «Вот и конец…». Но вместо пули в живот до агента Попава-Скобеива из открывшейся дверцы донесся уверенный и спокойный голос лейтенанта безопасности Путена: «Быстро сюда!». Прежде чем утопить в пол педаль пароакселератора, Путен сорвал с груди Евгена и выбросил поверх опущенного стекла наружу бэйдж с надписью «официант».

Анж Дуда никак не мог забыть пилотицу, что было причиной его абсолютного, уже трехнедельного игнорирования спальни давно ему надоевшей кислой рыжей супруги, от которой пахло табаком – менее изысканным, чем от Марты. Он почему-то надеялся, что когда Сталин и Гитлер поделят Польшу, Марта сразу его полюбит и, конечно же, прокатит в небе на своем 009-м «Хенкеле». Но Адольф Алоизович и Иосиф Виссарионович делить Польшу не торопились. Вторую неделю заседая в замке Чехословакии и отправив своих двойников создавать видимость присутствия на непосредственных рабочих местах в Рейхстаге и Кремле, настоящие стимпанкические Сталин и Гитлер принялись делить для начала Прибалтику. Прибалтийские земли должен был объехать на открытом паро-автомобиле обмерить и расчертить на условные зоны внедренный прибалтам Йохан Вайс, но ему особо не доверяли – ни Адольф, ни Иосиф. У каждого из них уже были свои разведданные, откровенно говорящие о том, что Даллес был неравнодушен к Вайсу и не раз дарил ему освежающий американский чуингам – блоками. Вайс, поочередно прикидываясь овечкой перед обоими «экселенцами», не знал, что энергичный и деятельный советский резидент лейтенант Путен уже дал более везучему, чем талантливому агенту Евгену Попаву-Скобеиву новое секретное задание. И оно состояло в том, чтобы независимо от Вайса сделать свои альтернативные замеры черноземных Прибалтийских земель и вывести средний размер еще не попавших в банки шпрот.

«Главное, – думал лейтенант Путен, везя в багажнике «Ауриса» агента Попава-Скобеива, – чтобы Владимир Рудольфыч Соловеев-Ульрихт не разбазарил бы одним воскресным вечером «истины, рожденные от споров». А точнее – некоторые ему известные обстоятельства, касающиеся операции по скрытным замерам чухонских земель Попавым-Скобеивым. Повидавший виды опытный спецслужбист лейтенант Путен как никто понимал, что ни в одном споре еще никогда не родилось ни единой истины. Просто кто-то из спорщиков ловчее навязывал свое мнение другим.

***

Настасья, обгоняя редкие пародилижансы, напористо давила на пароакселератор своего перламутрового каучукоколесного аппарата, с легкостью съедающего километры Чешско-Моравской возвышенности. Сделав значительный крюк ради запутывания следов которые, по ее мнению, должны были отслеживать настырные репортеры светской хроники, мнимый биограф Гашекаа, а на самом деле – сексуальная туристка, приближалась к условленному месту со стороны Моравске-Будеевице. Она несколько приустала от верчения баранки и постоянного утомляющего слух посвистывания пара в механизмах аппарата, но знала, что скоро у нее будет время отдохнуть, а заодно и сперва насладится растяжкой перед вожделенным, полным сладких эротических неожиданностей квестом. Паро-маршрутизатор на приборной блистающей позолотой доске показывал, что осталось проехать мост через речку – а там и уютная гостиница, которую через подставных лиц уже на протяжении последних полутора лет полностью оплачивал Бари. На мосту перед известным местечком оказался полицейский пост с внимательными людьми в форме, какие проверяли вереницу остановленных пародилижансов – интересовались больше пассажирами-мужчинами. Настасью пропустили без лишних формальностей, вероятно, отдав должное эксклюзивности ее аппарата, что напрочь исключила подозрительность полицейских. Еще пару поворотов – и к остановившемуся у подъезда гостиницы паро-авто Настасьи предупредительно приближалась парковочная обслуга. «Я на месте! Теперь – отдых в предвкушении рая!..» – подумала Настасья пред тем, как снять очки и покинуть кабину остывающего паро-авто.

***

Через пару минут после прерывистого сигнала тревоги дежурная пилотица Марта Брюгге была в кабине своего «Хенкеля» и, запустив двигатель, уже выруливала на взлетку. Мощные паромембранные шумоуловители – одно из выдающихся инженерных достижений рейха – учуяли работу винтов неопознанного дирижабля за много километров до бесполетной зоны. Брикетно-урановый радар с совершенной паро-стрелочной индикацией безошибочно направлял самолет Марты навстречу летящему выше птиц дирижаблю Николая. Любимец вождя, обладатель самого золотого голоса паромеханической эпохи колоратурный сопран в полудреме, одев наушники и включив автопилот, слушал пластинку с Каем Метовым и мечтательно поглядывал на мимо проплывающие облака.

Марта решила использовать пароогнемет и пулемет «спарку», стреляющий игольчатыми патронами, одновременно. Раздумывать было некогда: оператор паро-шумоуловителей немного зевнул, вволю попив накануне шнапса с крестьянками-чешками, и неопознанный дирижабль плыл уже почти над Калиште. Сделав круг над непрошеным гостем, Марта разобрала на его борту непонятные ей килирические знаки «Таисия». Выполняя свой недвусмысленный приказ, пилотица, зайдя сверху и с тыла и поймав в прицел кусок раздутой сигары, потянула на себя гашеточную ручку. Из носового пулемета эксклюзивного два ноля девятого «Хенкеля» в неопознанную сигару брызнули светящиеся пунктиры. Огурцеобразный непрошеный гость с непонятным для пилотицы названием почти в мгновение запылал малиновым пламенем. Уже беря обратный курс на свой аэродром, Марта заметила внизу едва освещенного светом догорающего дирижабля пилота, что спускался на аварийном паро-кевларовом шаре – также подарке Николаю от Вернера фон Брауна…

Марта не имела садистских наклонностей и не стала стрелять по парашютному шару, что спускался; свой приказ она выполнила. На земле пилотом дирижабля-нарушителя пусть занимаются люди Мюллера из IV отдела РСХА.

Урсула Пфайфер – она же Ольга Скобеива – вторые сутки сидела в камышах в прохладных водах Влтавы. Утепленный водолазный костюм немного спасал ее тело от длительного соседства с холодной водой. После того как ее напарник и сожитель Ганс-Евген залил нигролом приемник адъютанта Гитлера Куртца, Ольга по предусмотренному ходу операции сперва, запершись в туалете, переоделась трубочистом и, вылезши на втором этаже из камина, ушла через окно. Далее ей пришлось откопать в тайнике водолазный костюм и сидеть в воде, пока не успокоятся все агенты Мюллера со своими собаками и пока за ней не придет человек с красной удочкой. Человека не было третьи сутки. И с каждым часом ожидание становилось все томительнее. Редкие рыбаки, что появлялись время от времени у реки, все были с обыкновенными неяркими удочками. Ко второй половине дня, что как раз наступила, рыбаки обычно исчезали. И только один упитанный настырный рыбак-чех в натянутой почти на глаза гуцульской шляпе тупо не отрывал взора от поплавков своих удочек. Упоротый рыбак был помехой в осуществлении единственного желания намерзшейся в воде Ольги хоть немного попрыгать на берегу, чтобы согреться. …Но вот рыбак в шляпе не спеша поднялся с походного табурета, потянулся… Стал, наконец, собирать свои снасти. Собрав все, он неожиданно, как фокусник, достал откуда-то красное удилище и воткнул его в прибрежный песок. Рыбак на паро-мото с коляской – это был Владимир Рудольфович Соловеев-Ульрихт, выполнявший по приказу лейтенанта Путена свою миссию по переброске на родину агента Скобеивой, – бережно встроил в коляску своего паро-мото посиневшую от холода Ольгу. Затем накрыл пледом и на заранее приспособленные к боковинам коляски кронштейны приладил поверх Ольги площадку с пенопластовым, якобы запасным двигателем от своего же паро-мото. Ольга стала совсем невидна постороннему глазу. Пенопластовый же, безукоризненно окрашенный под металл, двигатель был специально изготовлен на заводе «Молот», в секретном отделе, с использованием новейшей паро-голографической технологии и визуально его невозможно было отличить он настоящего. Надевши шлем, паро-мотоциклист завел трехколесный аппарат и включил рычажок функции «теплая коляска». Почувствовав тепло, тело спасенной разведчицы расслабилось, и она скоро заснула полностью отрешенным от мира сном. …Приснился ей смущенно улыбающийся укрокреакр Вячьслав Николаич, одетый в красную косоворотку и шаровары. В руке его был большой деревянный пивной бокал в головном рельефе гоголевского Пацюка.

Выжимая педаль пароакселератора на полную, порядком уставший, но с чувством наполовину выполненного долга Владимир Соловеев-Ульрихт уверенно направлял свой паро-триал в сторону границы Королевства Венгрия.

***

На подлете к аэродрому базирования Марта просверлила небо двойной «бочкой», давая понять всем, ее видевшим снизу, что задание выполнено. Посадив машину и будучи верной своей утрамбованной летными буднями привычке, пилотица достала из пачки пахнущую ментолом тонкую сигарету и, отодвинув фонарь, не снимая шлема, охотно затянулась. «Наверное, заблудившегося на дирижабле поляка, что спускался на паро-шаро-парашюте, уже догрызают служебные собаки рьяных служак из гестапо», – подумала она. Марта нисколько не сожалела о своей атаке беззащитного гражданского «Таисия». Ведь фюрер, которому она была предана всей своей арийской душой истинно немецкой женщины, должен был быть предельно огражденным от всяческих рисков со стороны всех этих коммунистических красных, особенно, не дай гот, коварных польских, молдаванских или русских. В глубине души Марта, конечно, чувствовала, что она где-то как-то местами поигрывает роли в этой жизни. Ведь когда она была вне роли, то допускала в себе сомнение в том, что Гитлер во всем мог быть лучше Шиллера или Гете. Наедине с собой лучшая пилотица рейха даже признавалась сама себе в том, что курит для удобства быть не во всем честной. Марта не знала, что корни ее сомнений – возможно, в ее полностью русском происхождении. Ее приемным родителям, немецким евреям, удалось, бросив в Заволжском разоренное гражданской войной небольшое хозяйство с овцами и зубным кабинетом, уехать с удочеренной полуторагодовалой русской девочкой в Германию. Но Марта этой правды не ведала. А из всего русского любила только модель самолета «Илья Муромец», висевшую под потолком в ее спальне, и еще, сама не зная почему, русские романсы. Докурив сигарету, Марта ловко выбросила из кабины на крыло пару своих как натренированных, так и очаровательных ног и грациозно соскользнула на землю, предоставив машину техслужбам аэродрома. Ее боевое дежурство закончено. Сейчас она сядет на свой двухколесный паро-мото, отмеченный на паро-тендере розово-фиолетовой свастикой, промчится через такой знакомый и загадочный, в предрассветной задумчивости, лес… и – окажется в своей уютной съемной квартирке с волнистыми бежевыми занавесками и шикарной белоснежной ванной в львиных лапах.

***

Золотой голос Паросиловой эпохи колоратурный сопран Николай Баксков находился внутри прозрачно-кевларового – спасибо Вернеру фон Брауну – парашюто-шара, зависшего в верхушках высоких деревьев. Николай был в ступоре. Он никак не мог поверить, что самый до сих пор большой ужас в его жизни вроде как закончился. «Давно надо было сваливать из этой Рашки, захватив лучшие сценические костюмы! Свои, а то и смежного певщика Филиппа. Что за страна?! Не может построить для народа несгораемый дирижабль!» – в сердцах возмущался Николай, проявляя минутную слабость. Сейчас он даже совсем забыл, куда и зачем летел. В полной темноте он нащупал зеркальце с фонариком и, взглянув в него, ужаснулся! От пережитого страха его блондинистые волосы потемнели и стали цветом, точно как борода у депутата Милонава. «Надеюсь, это временно», – в испуге предположил Николай, не в силах допустить мысль, что Милонав теперь сможет везде, где ни попадя, срывать часть его аплодисментов. Порывшись в карманах порядком порыжевший Николай нащупал прибор ночного видения на микро-паровой оптике и посмотрел вокруг… «О Го-осподи-и-и!» – впервые в жизни фальшиво пропел, а не проговорил любимец публики и вождя народов золотоголосый сопран. Он с ужасом увидел: до земли, где под ним зачем-то, едва различимые в полумраке, целой шеренгой целеустремленно пробежали какие-то господа с собаками, было не менее 20-ти метров!

Николай схватился за голову. «Люди с собаками… Наверное, деятельные члены Совета Федерации какого-нибудь Богемского или Моравского, – подумал про них Николай. – Резво скрылись из виду». Значит, кричать о помощи сквозь звуконепроницаемые стенки шара уже было бы глупо. С досады Николай стукнул кулаком по нехитрой приборной доске парашюто-шара. От удара откуда-то снизу ему прямо на ноги, упал спас-жилет, компактно упакованный в прорезиненную сумку. Удрученный ситуацией Николай не сразу вспомнил про полиаморфный паро-шаро-спасательный жилет, подаренный ему на гастролях в Бразилии дедушкой Илона Маска. Множественные шары жилета, реагируя на препятствия изменением температуры в смеси гелия с парами текилы, соответственно, давлением внутренним и, соответственно, меняя свой размер, позволяли беспроблемно спускаться с деревьев любой высоты.

Из спиртного Марта изредка предпочитала лишь светлые вина. Однако за отсутствием таковых выпила с коллегами-пилотами Люфтваффе из свободной смены фужер другой Баварского пива. Пропев в компании с ними пару куплетов «Хорста Веселя», Марта поспешно распрощалась с уже подвыпившими «ястребами Геринга» и, пока не начали рассказывать сальные анекдоты, направилась к своему паро-мото. И вот строенные фонари ее двухколесного, на паросиловой тяге «железного друга» уже мчат ее по лесной дороге сквозь стены из сосен в чешское местечко, к белоснежной ванне, бежевым занавескам и американскому патефону…

***

Николай Баксков не особо любил рисковать. Сидя в застрявшем на макушках деревьев парашютном шаре Илона Маска, он разгрызал последний сухарь аварийного пайка и шестой раз проверял надежность застежек-креплений надетого спасательного жилета. Звезды на небе тускнели и исчезали. А темнотищу внизу начинала постепенно вытеснять предутренняя туманная серость. Николай уже и привыкал к высоте. Он вспомнил, как когда-то пел на корпоративе НКВД, тайно устроенном самим Николаем Ивановичем. Тогда он пел, стоя на балконных перилах, – а это было на предпоследнем этаже московской высотки! «А вы смелы, – сказал ему тогда Ежов. – Я бы не смог стать на перила» – «Что вы, вам ли по перилам ходить! Вы – щит и меч родины! Любимый вы наш народный комиссар!» Ежов оценил тогда ту, как оказалось, легкую, своевременную и виртуозную лесть артиста. И поэтому колоратурный сопран не фигурировал в «деле врачей». Хотя следователями подшивались к делу сделанные скрытно фотографии Бакскова в моменты приобретения им у зубных докторов золотых заготовок под коронки. Любимец публики хотел тогда заказать себе золотой медальон – чтоб был потяжелее, чем у так и не полюбившего баскетбол певщика Керкорова. Вспомнив все это, Николай стал уже совсем не бояться, а то и презирать ее – высоту. Наконец, проверив все застежки жилета, Николай надел на голову пробковый шлем, поцеловал свой нательный стограммовый палладиевый крестик и, заглянув еще раз в инструкцию, нажал одновременно две кнопки на пародистанционном пульте. Корпус шаропарашюта тут же выстрелил отлетевшими вверх шестью лепестками, открывая путь в нижнее пространство, и мгновенно обросший надутыми шарами пилот сгоревшего дирижабля стал, переваливаясь через толстые ветки деревьев, приближаться к земле. Хотя дедушка Илона Маска, изобретший этот шаровый самоспасатель, и знал свое дело, но ленившийся проходить техосмотры, пересыпать тальком и менять хоть иногда текилу в самоспасателе Николай сам косвенно поспособствовал тому, что один шар вышел из строя. Уже у самой земли он, этот шар, раздулся до невероятных размеров, и, сидя на его верхушке, почти на трехметровой высоте, артист не знал, что предпринять дальше. Но он ничего и не предпринимал. Уставший и осознавший, что большие опасности позади, он просто заснул на мягкой амортизирующей поверхности раздутого предательского шара.