Czytaj książkę: «В объятиях дьявола»

Плейлист

Lost on You – Lp

My Demons – STARSET

люби меня так – Ву Индия

The Devil In I – Slipknot

Love the way you hate me – Like a Storm

Cheat code – Sollar

Monsters – Ruelle

Снег в океане – Сергей Лазарев

Камин – EMIN&JONY

The Heart Wants What It Wants – Selena Gomez (либо Our Last Night)

Triggered – Chase Atlantic

Drugs&Money – Chase Atlantic

Civil War – Guns N’ Roses

Кто тебя создал? – Максим Круженков

Mercy On Me – Christina Aguilera

Can’t Pretend – Tom Odell

If Today Was Your Last Day – Nickelback

Седьмой лепесток – Антон Токарев

Broken – Isak Danielson

Power – Isak Danielson

Я тебе не верю – Григорий Лепс (feat. Ирина Алегрова)

Fire in Fire – Sam Smith

MIDDLE OF NIGHT – Elley Duhe

Ненавижу города – Mary Gu

Too close – Alex Clare

I Hate Everything About You – Three Days Grace

Play with Fire – Sam Tinnesz (feat. Yacht Money)

Amen – Halestorm (любимая песня Селены)

Сдавайся – Сергей Лазарев

I See Red – Everybody Loves an Outlaw

Conrol – Halsey

Happy – Marina and The Diamonds

Bring Me to Life – Evanescence

Kiss Me – Ed Sheeran

Good in Goodbye – Madison Beer

If I Could Fly – One Direction

Speeding Cars – Walking On Cars

Пролог

Я никогда не была слабой. Никогда.

Мама часто говорила, что благодаря моей силе и стойкости мы смогли выжить в те времена, когда ночевали в подсобке кафе, где она работала официанткой. Когда ее попытался надуть хозяин, именно я записала на камеру, как он приставал к барменше. Чтобы мама не отсылала это видео в полицию, он заплатил ей круглую сумму, благодаря чему мы смогли уехать из той дыры и снять квартиру в Нью-Йорке. Мне было девять.

Уж лучше бы мы никогда не приезжали в этот проклятый город.

Вода шумит, в душевой клубится пар от кипятка, но я не чувствую поток, стекающий по моей искалеченной спине. Кровь теперь и на моих руках, и я никогда не смогу ее смыть. И я не про свои раны. Тру мочалкой кожу, сдирая запекшуюся кровь и корочки с едва затянувшихся порезов. Я не смогу отмыться от этого. Нельзя очистить черную душу, стерев грязь с тела.

В дверь громко стучат. Это не Росс. Будь это он, то дверь давно бы слетела с петель. Щеки пылают то ли от слез, то ли от горячей воды, голова кружится, а сердце… оно молчит. Как может говорить то, что уничтожили? То, что разбилось на тысячи осколков?

Я не могу любить, бояться или волноваться. Возможно, мое сердце и не уничтожено, потому что я ощущаю желчь, пропитывающую каждую мышцу, артерию и клеточку моего тела. Ненависть. И медный вкус – единственный признак, что мне больно.

– Селена! – а вот теперь к первому гостю подходит Росс. – Прошу, открой мне дверь.

Росс Кинг о чем-то просит? Не берет без спросу, а просит? Что-то новенькое. Я даже умудряюсь усмехнуться от этого изменения в его поведении.

Мама была не права: я слабая. Дверь распахивается, на пороге стоит Росс, покрытый кровью. Разумеется, не своей. Как бы мне хотелось увидеть его истекающим кровью, умирающим! А потом и лежащим в могиле. Он бы спустился в Ад, где уже приготовили место и для меня.

Поворачиваю голову и сквозь клубы пара вижу Росса. Гримаса ужаса и боли рассекает его лицо.

Так тебе и надо, Дьявол.

Глава 1

Латексный корсет скрипит от каждого движения, а белые крылья с перьями противно царапаются о деревянную спинку стула. Допрос идет уже больше часа, а меня все еще не планируют отпускать. Я стряхиваю пепел с сигареты и поднимаю глаза на детективов. Один из представителей закона бесстыдно поглядывает на декольте моей униформы, облегающей каждый сантиметр тела.

Костюм ангела пользуется огромной популярностью среди гостей стрип-клуба. Клянусь, некоторые читают молитву перед началом танца. Но на что, черт возьми, они надеются? Что Бог убережет их от тумаков жены, когда те выяснят все? Большая часть моих клиентов – мужчины за сорок, со следом от кольца на безымянном пальце и с красными щеками. Им стыдно идти к самой молодой стриптизерше, но справиться с влечением не могут. Зато именно такие заказывают приватные танцы и оставляют приличные чаевые. Возможно, они стыдятся признать, что хотят видеть, как раздевается ровесница их дочерей.

– Мисс Миллер, вы уверены, что не видели никого постороннего сегодня ночью? – спрашивает в миллионный раз детектив. – Поможет любая деталь. Ваш отчим нервничал? Возможно, он говорил, что ему кто-то угрожает?

– Грей, мисс Грей. Я поменяла фамилию. Он уже несколько лет не был моим отчимом, – поправляю офицера, поежившись на стуле. Мне противна мысль о том, что когда-то Джордж Миллер был частью моей семьи. Назвать его козлом – оскорбление бедного животного. Он был настоящим дьявольским отродьем. Был, потому что Джордж умер один час и тридцать семь минут назад. – До своей кончины он был только моим боссом и куском дерьма.

– Простите? – женщина-офицер удивленно поднимает брови, оторвав взгляд от блокнота.

Конечно, не стоило так выражаться. Мои слова очень похожи на признание, но они не смогут никак привязать меня к списку подозреваемых. Всю смену я танцевала в приватном зале, где в каждом уголке висят камеры. Джордж был очень подозрительным и боялся, что кто-то из его недругов принесет оружие, чтобы избавиться от него. Так что мне самой интересно, кто смог обхитрить этого параноика.

– За свою жизнь он накопил большое количество недоброжелателей, – прочищаю горло, глядя в глаза женщины. – И это богатство он собрал благодаря своему отнюдь не покладистому характеру. Я боюсь, что убийцу вы не найдете. Вам не хватит времени и бюджета, чтобы проверить всех, кому насолил мистер Миллер.

Полицейских мой аргумент не убеждает, но они наконец-то меня они отпускают. Только как, по их мнению, я должна добраться домой? Не хочу рисковать и ехать на такси в таком костюме, а телефон мне так и не дали, и я не могу никому позвонить и попросить подвезти меня.

Выхожу из полицейского участка и уставляюсь в пустоту, не зная, что делать дальше. Весь мир как в тумане, перед глазами постоянно мелькают картинки с лежащим на каталке Джорджем. Не могу забыть неестественно бледную кожу, вывернутые в разные стороны конечности, разбитое в мясо лицо и отсутствие пальцев. Ставлю все свои деньги на то, что его убили до падения с четвертого этажа: он не мог получить такие увечья сам. И пальцы точно не оторвались ровно по суставам от удара об асфальт. Желудок скручивается в узел, и в следующую секунду я оказываюсь у мусорного бака, выворачиваясь наизнанку.

Маленькая рука ложится мне на спину, и я поднимаю голову. Сквозь пелену скопившихся слез вижу позади себя маму и чувствую нарастающее раздражение. Она выглядит, как маленький запуганный зверек, а не мать. Черт, что она наговорила полиции?

– Дорогая, поедем домой, хорошо? – прерывисто шепчет мама, поглаживая меня по спине. Она снимает с себя пиджак и накрывает меня им. Хочу скинуть его с себя, но все же укутываюсь, чтобы не замерзнуть. – Оли заждался нас.

Мама обнимает меня за плечи своими тоненькими ручками и ведет к припаркованному на обочине черному мерседесу. Я вытираю рот и хриплым голосом спрашиваю:

– Чья это машина, черт возьми?

Мама молча поджимает свои губы, открывает мне дверь на пассажирское сидение и пытается подтолкнуть меня внутрь, но она со своим хрупким телосложением не может сдвинуть меня, особенно сейчас, когда я на взводе. Мать ниже меня на четыре или пять дюймов и явно уступает в весе. Она всегда была хрупкой и очень стройной, а у меня имелись формы. Даже в те годы, когда мы почти не ели, грудь, бедра и задница оставались при мне. Мы две противоположности: мама изящная кроткая принцесса с каштановыми волосами, а я… в какой-то степени озлобленная, подозрительная светловолосая стерва (для справки, вслух я бы никогда это не произнесла). Единственное, что намекало на наше родство, – голубые глаза.

Впиваюсь взглядом в испуганное лицо матери, заставляя ответить мне. Обычно родители так смотрят на детей, а у нас все наоборот. Мама слишком часто ошибалась, и мне пришлось повзрослеть раньше, чтобы заботиться о нас. Она наивная и не видит опасность там, где она очевидна. Не знаю, как в ней могла сохраниться эта детская черта, учитывая, как мы жили. Или точнее выживали. Мама, не глядя на меня, в итоге сдается и расплывчато отвечает:

– Друг попросил своего водителя отвезти нас домой.

Ее слова меня не устраивают. Абсолютно. Однако выбора у меня нет, поэтому залезаю на отделанное натуральной кожей сидение автомобиля. Мама садится рядом и называет водителю адрес. Мужчина за рулем не говорит ни слова и просто отвозит нас домой. В темноте черты его лица едва различимы, но в редких отблесках уличных фонарей мне виднеется толстый длинный шрам, исполосовавший его лицо от правого глаза до левого уха. Волосы у него пострижены в короткий ежик, одно ухо явно меньше второго, будто от него отрезали половину. Выглядит мужчина жутко. Всю дорогу я кидаю на него настороженные взгляды, убеждаясь в том, что он не собирается ничего с нами сделать. Убить, например.

Мы подъезжаем к нашему дому, и я чуть ли не за шкирку выволакиваю маму на улицу, тащу ее по лестнице и останавливаюсь только у нашей двери, ожидая объяснений, но она лишь тяжело вздыхает, потупив взгляд. Я открываю рот, чтобы в очередной раз сказать нечто едкое, но мама перебивает меня:

– Селена, прошу, не сейчас. Иди спать, утром я расскажу вам с Оли важные новости.

Мама огибает меня и заходит в нашу маленькую квартиру с обшарпанными стенами, скрипучими полами и потрепанной мебелью. В свои восемнадцать лет я делю комнату с младшим братом, чтобы лишний раз не видеть маминых ухажеров. В частности я не желала встречаться с Джорджем. О мертвых плохо не говорят, но мне глубоко плевать, потому что он был ублюдком. Единственное хорошее, что он сделал в жизни, – Оливер, мой милый братишка.

Мама связалась с Джорджем по молодости, ей было двадцать пять, на руках десятилетняя я, жизнь постоянно подкидывала ей новые испытания. Она подумала, что обеспеченный мужчина – ее шанс. Он был владельцем клуба, в котором мы работаем, а на деле Джордж был связан с опасной группировкой. Я не знаю деталей, к сожалению или к счастью. Он, может, и был преступником, убийцей, но из него так и сочилась трусость. Я поняла это, увидев, как он бил маму еще до рождения Оли. Я была маленькой и ничего не могла сделать. Но через год, когда она забеременела, а Джордж попытался ударить ее по лицу, я взяла кухонный нож и попыталась пырнуть его. «Попыталась» – ключевое слово. Джордж избил меня. Когда он подумал, что я потеряла сознание, я поднялась и все-таки смогла пустить ему кровь, полоснув ножом по его пузу. Шрам навсегда заставил его держать руки при себе.

Однако мама не ушла от него. То ли боялась остаться одной с двумя детьми, то ли считала, что даже такая сволочь, как Джордж Миллер, сможет измениться и полюбить ее. Я не исключала второй вариант. Мама не глупая, нет. Она просто… легкомысленная, доверчивая и простодушная.

Вот и теперь, когда Джордж умер, у нас появилась новая проблема. Квартира, в которой мы живем, принадлежала Джорджу. Сейчас нас просто могут выселить. Мама развелась с почившим мистером Миллером, но год назад зачем-то возобновила отношения с ним. В отместку за разрыв отношений он отказался оставлять хоть какое-то имущество ей и своему собственному сыну. После того, как они вновь начали спать, Джордж так и не включил маму и Оли в завещание, поэтому скоро мы окажемся на улице.

Просто чудесно!

В ванной стягиваю с себя корсет, смываю косметику и следы сегодняшнего дня, переодеваюсь и иду в комнату. Увидев своего маленького братика, лежащего на кровати и сжимающего плюшевого медведя обеими руками, резко осознаю, что у Оли умер отец. Не мудак, не бывший нашей мамы, а папа, который изредка дарил свое драгоценное внимание сыну. Он не дорожил своим сыном, но все равно был родителем и важной фигурой в жизни Оливера.

– Черт, – вслух ругаюсь я и тут же захлопываю рот.

Поздно. Малыш начинает ворочаться и распахивает свои огромные голубые глаза. Потерев их, Оливер тихо спрашивает сонным голосом:

– Селена? Вы давно пришли?

Пытаюсь натянуть улыбку, подхожу к брату и, поправив его взъерошенные каштановые волосы, качаю головой:

– Нет, минут двадцать назад.

Мальчик хмурится, будто распознал, что я что-то скрываю. Мы с мамой обычно возвращаемся не многим раньше, но всегда стараемся быстрее вернуться к Оливеру, а детективы задержали нас. Оли приподнимается и тянется ко мне, прося объятий. Слабо улыбнувшись, поднимаю его на руки и глажу по спине, чтобы он уснул быстрее. Да и сама успокаиваюсь, обнимая самого лучшего шестилетнего мальчика во всем мире.

– Сел, можно я посплю с тобой сегодня? Я правда не буду пинаться, – жалобно выпрашивает Оли и кладет голову на мое плечо.

Вместо ответа кладу Оливера на свою кровать ближе к стене, а сама ложусь с краю, прикрыв нас одеялом. Кручу между пальцев волосы брата, изучая его лицо. Оли не очень похож на Джорджа, возможно, он пошел в отца какими-то небольшими чертами лица и телосложением, но в целом Оливер – копия мамы. Не уверена, что смогла бы смотреть на мини-версию Джорджа после фотографий с допроса.

Оли поднимает голову и вновь внимательно смотрит.

– Селена, скажи мне честно, что-то случилось? – он словно заглядывает в мой разум и видит все мысли, клубящиеся там.

Должна ли я сказать ему? Мама точно не захочет этого сделать. Она придумает какую-нибудь небылицу о том, что он уехал в командировку, а потом все закончится несчастным случаем в вулкане. Да уж, она могла бы стать писателем.

Поджимаю губы, опустив взгляд к медведю, лежащему между нами с братом. Этот плюшевый зверь раньше был моим. Почему-то Оливер может спать только с ним, хотя у него есть новые и целые игрушки.

– Да, Оли, кое-что произошло, – делаю глубокий вдох и беру брата за руку, трусливо избегая смотреть ему прямо в глаза. – Твой папа… он погиб, малыш. Мне очень жаль.

Оливер не отвечает, что-то обдумывая, хлопает длинными густыми ресницами и сводит брови у переносицы.

– Как мои рыбки? – утвердительно киваю. Жаль только, что Джорджа нельзя просто смыть в унитазе. От этой проблемы нам не избавиться так легко. – Он на небе?

Все тело напрягается. Все мое естество противится необходимой в эту секунду лжи. Надеюсь, Джордж Миллер горит в каком-нибудь самом ужасном котле в аду. Но Оливеру такое сказать я не могу.

– Да, он на небе, – шепчу я, чувствуя, как на языке появляется неприятный привкус вранья.

Оливер не плачет и тут же засыпает. У меня нет сил даже на удивление. Одна проблема падает с моих плеч. С остальным будем разбираться завтра.

***

Из кухни доносится приятный аромат кофе и свежего хлеба. Открываю глаза и вижу, что Оли еще спит. Желудок жалобно урчит, и я поддаюсь голоду и иду на кухню. Мама стоит перед плитой и нарезает горячую чиабатту на кусочки. В комнате играет какая-то итальянская песня, под которую она весело танцует. Ее волосы завязаны на макушке в гладкий хвост, и она уже одета в идеально выглаженные брюки и блузку.

Рановато для такой собранности.

Стоя в проходе, оглядываюсь и замечаю, что почти вся кухонная фурнитура упакована в картонные коробки, а в коридоре стоят два больших чемодана и сумка. Нас уже выселили, а я не в курсе?

– Мама, что происходит? – резко говорю я. – Почему наши вещи упакованы?

Мама подпрыгивает на месте и оглядывается. Ее радостное выражение лица тут же сменяется на тревогу, но затем она снова улыбается. Мама достает две тарелки и выкладывает на них чиабатту, сыр, ветчину и томаты, политые оливковым маслом и базиликом. Моя мама – чистокровная итальянка. Ее родители, которых я ни разу не видела, эмигрировали в США до ее рождения. Они были праведными католиками и выгнали мать за позор семьи в пятнадцать, когда она забеременела мной и больше не могла скрывать это.

– Потому что мы переезжаем, детка, – чуть ли не прыгая от радости, говорит она.

Выхватываю из ее рук лопатку для готовки, беру ее за плечи и хорошенько встряхиваю. Мама наконец перестает улыбаться, как сумасшедшая, и серьезно смотрит на меня.

– Хорошо, Сел, садись, и я все тебе объясню, – мама кивает в сторону стула, и я подчиняюсь. Она поджимает губы, подбирая слова. – Я некоторое время встречаюсь с одним мужчиной, и он, узнав про наше положение, любезно предложил нам переехать к нему.

Мой рот открывается, но мозг не придумал, что сказать. Отчетливо помню, что Джордж ночевал у нас на протяжении года почти каждый день, а сейчас мама заявляет, что встречается с кем-то? Бред какой-то! Ее романтичная натура никогда бы не позволила ей крутить мужчинами таким образом. Она довольно совестливый человек, и это противоречит всем ее моральным принципам.

– Я его знаю? – недоверчиво вскидываю бровь, глядя на реакцию мамы.

Она отводит взгляд, и на ее щеках появляется румянец.

– Не лично, но думаю, что знаешь, – ее голос больше похож на мышиный писк, будто это я родитель и отчитываю ее за плохое поведение. – Его зовут Росс Кинг, ты могла видеть его фотографии в прессе. Наши отношения были… тайными. Он публичный человек, поэтому мы решили обезопасить нас от внимания журналистов.

Ничего не отвечаю. Стоит ли ей напомнить, что Джордж умер вчера? Или мне надо звонить в психиатрическую больницу, потому что моя мама сошла с ума?

До самого следующего дня думаю, что она врет или бредит, но когда за нами приезжают шикарные автомобили и фургон для перевозки вещей на склад, я окончательно перестаю понимать, что, черт возьми, происходит.

Глава 2

Что гугл поведал мне о Россе Кинге?

О, очень многое!

Я знала, что он бизнесмен. Империя Кинг, которой «правят» три из четырех братьев, занимается многими вещами: вооружение, энергетика, строительство, издательское дело и многое другое. Большая часть больниц в западном полушарии снабжена оборудованием с выгравированной фамилией Кинг на корпусе. Недавно он решил заняться ресторанным бизнесом, однако столкнулся с проблемой в покупке нужных объектов. Какая-то организация не захотела продавать ему свою недвижимость, что, кажется, не устроило мистера Кинга, раз после переговоров главный юрист компании-конкурента был убит на пороге своего дома. На сайтах, публикующих сплетни, говорят, что Росс занимается наркотиками, контрабандой, нелегальными поставками оружия в Западную Европу и нередко убивает сам. Почему-то я склонна верить этим слухам.

Не представляю, как маму угораздило связаться с ним. Она так и не рассказала, как они познакомились, давно ли встречаются. Мама ни черта нам не объяснила и заявила, что сегодня состоится ужин, на котором нас с Оливером официально представят маминому ухажеру.

По пути в наше временное пристанище я проверяю все счета за прошедший месяц. Пусть мы и уезжаем, но я должна разобраться со всем, потому что мама не станет заниматься этим. Оли рядом увлеченно читает свой новый комикс про «Человека-паука». Утром мой младший брат все-таки плакал из-за смерти Джорджа, но сейчас он спокоен. Глажу его по голове и осматриваюсь по сторонам. Мама едет на переднем сидении и строчит смс кому-то, возможно, Россу. Мы находимся в невероятно элитном районе с высокими зданиями. Боюсь, представить, сколько стоят квартиры здесь. Мы нечасто бываем в подобных местах, вернее никогда. Нам бы не хватило сбережений даже на покупку коврика перед одной из квартир.

Остановившись возле одной из высоток, водитель объявляет, что мы на месте. Выхожу из автомобиля, взяв на руки Оливера, и читаю табличку на здании: «Кинг Консалтинг». То есть все здание принадлежит Россу?

– Черт возьми! – присвистываю я.

– Черт возьми! – повторяет Оли, улыбаясь и глядя на меня.

Не могу сдержать смешок, однако все же с укором смотрю на братишку, щипаю его за бок и шепчу:

– Нельзя повторять за сестренкой плохие слова, мистер. Особенно перед встречей с маминым другом. Понял?

Оли кивает, и мы проходим внутрь. Лобби выглядит шикарно, и ощущение, что мы лишние здесь, плотно забирается под кожу и назойливо зудит. Все отделано мрамором и стеклом с тонировкой. Мужчина за ресепшеном обходит стойку, вежливо улыбается, не скрывая удивления от нашего внешнего вида, и провожает к частному лифту. Мама проводит ключом-картой у датчика, и мы поднимаемся на самый верхний этаж. Водитель молча стоит позади и держит наши вещи. Если лобби показалось мне шикарным, то пентхаус обустроен с королевским размахом. Два этажа с ультрасовременным дизайном, все в серых и коричневых тонах, лестница сделана из стекла, как и часть потолка. Люстра необычной формы, скорее всего, куплена на выставке современных художников. Она представляет из себя странное сплетение металлических прутьев и ламп. Окна от потолка до пола открывают вид на Центральный парк, который кажется совсем крошечным с высоты. Как таковых личных вещей здесь мало, словно пентхаус только сдали для проживания.

– Твою мать… – снова не сдерживаю свой шок, но брат не вторит мне на этот раз и просто осматривает квартиру с широко раскрытыми глазами и ртом.

Держу Оли поближе к себе, потому что если он заденет что-нибудь и сломает, то нам будет не расплатиться за всю жизнь за порчу даже самой дешевой безделушки в этом месте.

Никаких признаков теплого приветствия я не замечаю. Вместо хозяина пентхауса нас встречают три охранника. Все выглядят устрашающе и напоминают скорее головорезов, чем простых телохранителей. Готова поспорить: любой из них может сломать мне шею одним пальцем. Нервно сглотнув, крепче прижимаю к себе Оливера и прищуриваюсь. Тело напрягается, готовясь к побегу и защите младшего брата, но мама подходит ко мне, кладет руку на плечо и шепчет:

– Моя луна (прим. от автора: «Селена» с греческого языка переводится «луна», «Богиня луны», «лунный свет»), нас просто осмотрят и пропустят. Никто нам не навредит.

С сомнением хмурюсь, взглянув в ее глаза. Мама кажется уверенной и спокойной, поэтому я киваю и ставлю Оли на пол. Брат тут же прижимается к моим ногам, с опаской бросая взгляды на огромных мужчин. Я же не могу отвести глаза от их оружия: у каждого телохранителя по два пистолета.

Черт, мамин ухажер либо параноик, либо действительно все время находится в опасности.

Мама вежливо улыбается охранникам, подходит к одному из них, позволяет себя досмотреть и идет дальше по коридору. Она кивает нам, чтобы мы перестали жаться к выходу. Оли решается послушать маму и становится следующим. Под прицел назойливых телохранителей попадают даже его рюкзачок с Железным человеком и плюшевый медведь.

Не удержавшись, бормочу:

– Вы думаете, что шестилетний мальчик засунет в медведя пушку, высшие разумы?

Мама с укором шикает, на что я лишь пожимаю плечами. Моя итальянская половина нередко берет власть над спокойной, разумной часть меня, которая умеет контролировать эмоции и держать язык за зубами. За спиной у мамы появляется мужская фигура, и я перевожу взгляд. Когда незнакомец выходит на свет, во рту пересыхает, а к щекам и шее приливает жар.

Мужчина, спустившийся по лестнице, не просто красив, а великолепен. Густые темно-русые волосы, подстриженные в модную прическу, зачесаны назад. Высокие скулы, острые линии челюсти, покрытые щетиной, и холодное выражение лица делают его похожим на изваяние. Росс очень высокий, наверное, почти два метра. Огромные мышцы выпирают из-под строгого костюма черного цвета. Белая рубашка расстегнута у горла, и, благодаря этому, открывается вид на ключицы и несколько татуировок. Губы сомкнуты в тонкую полоску, а самые ледяные в мире серые глаза с орлиной внимательностью осматривают всех присутствующих и, остановившись на мне, принимаются изучать.

Черт побери… Мне немедленно стоит перестать пялиться, все-таки это мамин мужчина, но, честно, я не в силах оторвать взгляд.

Вальяжной походкой Росс направляется к маме и обнимает ее, хотя его взгляд все еще прикован ко мне. Жест даже отдаленно не похож на проявление нежности, однако мама сразу же расцветает, словно не видит этого холода. Росс отпускает ее и спрашивает:

– Что-то случилось?

Его голос направляет по моей спине армию мурашек. Низкий баритон с хрипотцой идеально дополняет его внешность. Вопрос, думаю, был адресован мне, но мама тут же качает головой и взглядом останавливает меня от ответа. Закатываю глаза, сложив руки на груди. Мама прижимается к груди Росса и мило щебечет:

– Нет, мы в порядке. Селена не очень любит выполнять просьбы.

Класс, то есть получается, я успела устроить скандал? Стискиваю зубы и сжимаю кулаки, пока ногти не вонзаются в ладони. Не хочу, чтобы меня посчитали истеричкой, поэтому, подойдя к громиле, который уже проверил маму и Оли, бурчу:

– Валяй, любитель медведей.

Телохранитель никак не реагирует на мой комментарий и начинает меня щупать. Его огромные лапы проходятся по спине, рукам и задерживаются на талии. Напрягаюсь, когда охранник находит под моим ремнем выпуклость. Так и знала, что надо было спрятать его в обувь! Телохранитель сощуривается, намекая, чтобы я достала предмет, спрятанный под поясом. Понимая, что другого выхода нет, запускаю ладонь под ремень и вытаскиваю свой складной нож-бабочку. Мама тяжело вздыхает и прячет лицо в ладонь, а телохранитель протягивает свою руку и забирает его у меня. Перевожу взгляд на Росса, который с интересом смотрит на меня, ожидая объяснений.

– Я не собиралась вас убивать, мистер Кинг, – любезно говорю я, натянув милейшую улыбку. – Он нужен мне для самозащиты.

Росс кивает в сторону двери в коридоре, и охранники скрываются за ней вместе с моим ножом. Открываю рот, чтобы начать перепалку за право оставить свою вещицу у себя, но мужчина меня опережает:

– Здесь тебе ничего не угрожает, Селена. Тебе не нужен нож.

– А если я захочу нарезать яблоко? – с вызовом бросаю я и складываю руки на груди.

Губы Росса изгибаются в ухмылке. В его глазах появляется хищный блеск. До чертиков пугающий, честно говоря. Тут же начинаю жалеть, что посмела открыть рот. Росс смотрит на меня выжидающе, словно ему интересно, продолжу ли я свое представление или мне хватит ума заткнуться. Он глядит на меня, будто я – добыча, а он – хищник. Скорее всего, так и есть. Мы все угодили в капкан.

– Я с радостью нарежу его тебе на дольки, – с веселыми нотками в голосе хрипит Росс. Он разворачивается и бросает через спину: – Прошу, чувствуйте себя как дома.

Провожаю взглядом телохранителей, ушедших досматривать наши вещи. Надеюсь, они не выкинут мой ножик и не станут рыться в моем белье. Мама собачкой бежит за Россом и пытается взять его за руку, но тот ловко убирает ее.

Оли не бежит за мамой, а протягивает ко мне руки. Он устало зевает и потирает глаза. Мягко улыбнувшись, беру его на руки и поднимаюсь по стеклянной лестнице, чтобы узнать, где мы будем сегодня ночевать. Второй этаж пентхауса выполнен в таком же стиле, что и первый, только он немного меньше. В одну из дверей Росс заводит маму, и я решаю, что это хозяйская спальня, однако сам он говорит, что его комната в конце коридора.

То есть мама с Россом достаточно близки, чтобы она перевезла к нему детей, но спят раздельно? Либо мистер Кинг очень великодушный, либо голосок в голове не ошибается, и все происходящее действительно подозрительно.

Мама остается в выделенной ей комнате, а Росс ведет нас с Оливером дальше и открывает одну из дверей. В спальне, отделанной бежевыми тонами, стоит двуспальная кровать с горой подушек, туалетный столик, имеется собственный санузел. Комнату украшают фотографии пасмурного леса и гор, а небольшие настенные светильники отбрасывают мягкий свет на них. Красиво, просто и со вкусом.

– Думаю, тебе будет удобно здесь, Селена, – говорит Росс, пропуская меня внутрь. Его глаза задерживаются на брате на моих руках, и меня тут же одолевает желание спрятать Оли подальше от этого устрашающего мужчины, но я сдерживаюсь. – Тебе, мистер Оливер, я выделил комнату рядом с маминой.

Оли застенчиво опускает взгляд, тянется к моему уху и тихо спрашивает:

– Можно я останусь с тобой?

Я киваю и чмокаю брата в висок. Росс вопросительно вскидывает брови. Я ставлю брата на пол, чтобы он осмотрел комнату. Когда Оли отходит на приличное расстояние, я делаю шаг вперед и объясняю:

– Оливер расстроен из-за смерти гов… то есть своего отца, поэтому он останется со мной.

Росс, на мое удивление, понимающе кивает, подходит к двери и напоследок говорит:

– Ужин будет готов через два часа. Вещи вам принесут минут через десять. Отдыхайте.

– А нож? – сжав ладони в кулаки, с надеждой в голосе решаюсь спросить я.

Росс тихо хмыкает. Его красивые губы снова растягиваются в ухмылке. Мужчина складывает руки в карманы своих брюк и, изучающе оглядывая меня, парирует:

– Если расскажешь, зачем он тебе так нужен, я подумаю.

На самом деле, я не особо дорожу им. Точнее, нож действительно напоминает мне о хорошем времени. Но все же плохого в нем больше. Его подарил мне мамин ухажер, бывший военный. Джон специально покрыл его голубой перламутровой краской, чтобы нож не казался слишком опасным для девочки. Он заботился обо мне и маме, всегда говорил, что мы должны научиться защищаться. Джон был хорошим, и мне он, правда, нравился, пока я не застала его с закатанными глазами и шприцом, воткнутым в вену. Вернувшись из Ирака, он не смог справиться с потерей своих солдат и подсел на героин.

– Нет, – качаю головой, отмахиваясь от воспоминаний.

– Тогда пока он побудет у меня.

Росс уходит, и я могу лишь смотреть ему вслед, испепеляя взглядом.

***

Перед ужином нам отдают вещи, и я переодеваю Оли в голубую футболку-поло и джинсы, потому что он не захотел наряжаться в костюм, подобранный мамой. Я тоже отказываюсь от платья и натягиваю спортивные шорты с майкой и рубашкой. Уже представляю, как мама будет краснеть от негодования. У нее есть дурная привычка притворяться той, кем она не является. Мама словно забывает, что мы чертовы стриптизерши и почти нищие.

Причесываю Оли и, взяв его за руку, веду вниз. В квартире маминого ухажера кухня и столовая разделены. Мы идем вслед за двумя женщинами, похожими на поваров, и оказываемся в просторном помещении с большим столом из светлого дерева, накрытым для ужина на четверых, стульями, обитыми серым бархатом, и видом на высотки Нью-Йорка. Небо становится темно-синим, почти черным, и все огни города переливаются ярче. Ненадолго задерживаюсь возле окна, любуясь видом, Оли делает также. Он хочет подойти ближе к окну, но глубокий мужской голос одергивает нас:

– Отсюда открывается лучший вид на город.

Разворачиваюсь, ожидая увидеть Росса вместе с мамой, однако он один. Мужчина одет в тот же костюм, но волосы немного опали и начали лезть на лоб и глаза. Его взгляд бесстыдно перемещается с окна на мои ноги и медленно ползет от щиколоток до бедер. Шорты просторные, закрывают все интимные места и большую часть бедер. Нехорошая вспышка в глазах Росса говорит о том, что моя одежда не препятствие для его воображения. Я танцую стриптиз с шестнадцати лет, и различать похоть во взгляде мужчины – часть работы, наработанный за почти три года навык. Разумом понимаю, что Росс переходит границу, но по телу разливается тепло. Между нами пробегает невидимый заряд тока. Чувствую электричество кончиками пальцев всего на долю секунды, однако этого хватает, чтобы позвоночник пронзила дрожь.