Czytaj książkę: «Звери Стикса. Часть 2. Мемориум»
Посвящается моей матери, которая привила мне любовь к книгам, звездам и кулинарии. И которая научила меня тому ,что ни в коем случае, ни при каких условиях, нельзя забывать себя.
Посвящается моему отцу, который привил мне любовь к музыке
и к жизни в целом.
Глава
I.
Город
лун
– There are many things, stronger than you.
– Like what?
– Like me.
(Из спора двух богов.)
– Приехали, – буркнул Фауст и пихнул развалившуюся на соседнем кресле, неженственно храпящую кошку.
Коляска встала с тихим свистящим шипением.
Кира скучала всю дорогу, донимала пса разговорами обо всем на свете и долго сокрушалась о том, что именно сейчас, перед этим их путешествием, биобук пришлось оставить на Стиксе для починки и обновления питательной среды грибка. Когда она наконец вырубилась, пес сначала вздохнул с облегчением. Но вскоре и сам заскучал. Так что разбудить ее было сейчас в удовольствие.
Девушка вздрогнула, открыла бессмысленные после сна глаза и уставилась на преграждающую дорогу деревянную стену с узкими воротцами, явно предназначенными для всадников или пешеходов, но совершенно точно не для тележек, кибиток, повозок и прочего более массивного транспорта.
Седмицу ранее.
Если бы не эти два странных события, неизвестно, насколько бы пес и кошка зависли в уютном сонном Блуме.
Сначала Кира разбила свой биобук. Вдребезги. Фауст во сне услышал приглушенный “бум”, но не проснулся, а только повел ухом и вынырнул на поверхность сновидения. Тут же забыл, о чем именно был сон и отчего он чувствует себя таким уставшим. Этот “бум” был похож на удар снежком в окно, и дикая часть его сознания не придала ему значения. А через несколько минут его окончательно пробудил грохот на кошкиной половине дома и одновременные с ним отчаянные ругательства. Пес подскочил на диване и в два прыжка оказался на ее кухне рядом с витой лестницей в спальню. Кира сидела на ступеньках с глазами, полными слез, схватившись за голову. А на кафеле расползалась густая лужа розово-болотного цвета. В ноздри Фаусту ударил странный не физический запах. Пахло лесом, водой, смехом, осенью, злостью, гусиными щипками за ноги, воспоминаниями о воздушных шарах, светло-зелеными пятнами и сливочно-апельсиновыми объятиями.
– Ох, Кира… – с сочувствием выдавил он.
– Я… я не знаю, как он оказался тут на краю! Ко мне птица в окно стукнулась. Я пошла вниз, пить захотелось, и споткнулась! Я вроде не забирала его снизу, зачем? Он внизу же всегда заряжается… – кошка пыталась вспомнить и понять как это могло случиться.
Пес склонился над останками прибора.
– Не накручивай себя. Как есть, все. Давай лучше спускайся и посмотри, можно ли что-то спасти. Основная же база на Стиксе, да? Скажи, что да.
Кира сползла на нижнюю ступеньку и начала коготками ворошить обломки.
– Конечно, да. Но здесь… ох, пес, тут почти месяц работы!
Крышка биобука оторвалась от корпуса, ее экран был полностью разбит. От самого корпуса откололась часть обшивки, из образовавшейся дыры торчала сильно смятая микросхема, покрытая черным обуглившимся мхом. Вокруг аварии тут и там валялись вылетевшие клавиши. Портативная колба разбилась на мелкие острые осколки. Гриб лежал в глицеринистой луже и был похож на комок тины. Именно он источал тот самый странный запах.
В конечном итоге кошка собрала остатки гриба в банку из-под варенья, обломки в мешок, и они рванули на Стикс. Они успели вовремя, и культура внутри механизма не погибла, хотя некоторое количество информации и растерялось – успело выветриться. Грибницу поместили в контейнер с питательной жидкостью в Кириной лаборатории. Сразу же договорились с инженерами и заказали новый корпус. Фауст активно помогал Кире и ни разу не упрекнул ее ни в рукожопии, ни в рассеянности. Он видел, что она сама себя достаточно внутри наказывает и дополнительный пресс ни к какому положительному результату не приведет. Только повредит ее доверию к нему. Можно было считать, что отделались легко, хотя остались без прототипа минимум на три недели по прикидкам механиков.
– Ну что ж… поедем тогда в библиотеку, – после всего этого, за обедом, сказала кошка.
– Зачем ехать? – буркнул пес. – Чем тебя здесь, наша библиотека не устраивает?
– Да как-то с утра в голове мысль вертится о той, публицистической на севере Блума. Прям тянет почему-то туда. Может, это предчувствие? Посмотрим сводки старых газет и желтой прессы про нападения монстров за последние лет пятнадцать, может, встретим чего?
Пес тогда пожал плечами и согласился. Ему было все равно. У них и так был не очень активный образ жизни, а теперь они и вовсе остались без основного двигателя прогресса. Чем им теперь заниматься, кроме как поиском информации о Кирином монстре?
Так что теперь они ездили в читальный зал, как на работу.
Спустя пару дней случилось и второе странное происшествие.
Кошке пришлось поблуждать некоторое время по черным проходам и меж соседними столами, прежде, чем она обнаружила своего телохранителя. Фауст мужественно боролся с сонливостью за одним из отдельно стоящих столиков, который оказался совсем рядом с ее рабочим местом. Лампа с зеленоватым пыльным абажуром была выключена, что не мешало псу изучать старый фолиант по «Истории некромантии северных народов».
– Не меня ищите, барышня, – он включил свет, когда она в очередной раз, крутя бестолково головой, прошла мимо.
– Раньше не мог отозваться? – буркнула она, присаживаясь рядом на кривоногий табурет.
– Все думал, что же скучнее – продолжать читать древнескандинавскую ересь или с тобой разговаривать. Сложный выбор. Почти одинаково.
– Спасибо за комплимент. Есть что-нибудь? – она кивнула на толстый фолиант.
Пес отрицательно покачал головой, поддел длинным костяным когтем обложку и захлопнул книгу, подняв в воздух облачко желтой пыли.
– Нет. Только жуткие и подробные описания ритуалов, как при помощи человеческих жертв вызвать дождь, умилостивить стужу, победить в войне и подкупить богов плодородия. Человеческие жертвоприношения – универсальная валюта, вообще на все времена, – фыркнул пес. Кира рассеяно покивала головой.
Эта библиотека была настоящей пустышкой. Она это поняла еще в первый день работы, но ей было стыдно признать, что ее предчувствие оказалось настолько ложным. Она обнаружила на столике у кровати стопку реклам, которую также, видимо, как и биобук, в беспамятстве, затащила в спальню. Фото и зазывающая фраза “Все ответы – в книгах! Посетите библиотеку” врезались в ее сознание, потому что это было первое, что она видела, когда просыпалась. Так вот маркетинговый гипноз и работает, да.
В любом случае, подборки газет про разного рода таинственные явления, контакты со сверхъестественным и нападения монстров довольно быстро закончились. В остальном эта читальня была битком забита современной идеологической литературой. Старинных книг тут было очень мало, а тех, которые бы касались вопросов энергетики не осталось и вовсе после религиозных чисток двухсотых годов.
В древности люди верили, что все в мире пронизано разными энергиями и даже состоит из них. Верили в то, что и люди состоят из энергии, и что среди людей может родиться тот, кто способен своей Волей управлять какой-либо энергией. Таких пробужденных называли Зоома, что означало “Бог-Дракон”. А на драконьем языке это означало “первоисточник силы”. В начале Эпохи Свор, когда мир заполонили короткоживущие гуманоидные расы, появилось также множество молодых религий. Постепенно истории о самопожертвовании, важности медитаций и моногамии, вытеснили легенды о том, что боги живут и среди людей и единственное, что по сути отличает Бога-Дракона – это аномально сильная Воля. Но это ладно, это нормальная эволюция. Что Киру всегда поражало, так это то, как примерно сотню лет назад старую веру начали повсеместно запрещать. Еще будучи молодым и бунтующим котенком, она пыталась выяснить причину такого исторического поворота или хотя бы событие, после которого начались гонения, но ей это не удалось. Казалось, что мир просто стихийно сошел с ума в один момент. Староверов сначала начали порицать и осуждать, а затем и вовсе отправлять на лечение в психиатрические больницы. Расправы над верующими не наказывали, самосуд кое-где даже поощрялся. Книги о живых источниках природных сил изымались и уничтожались.
То, что мир сплетен из энергий современная биоэнергетика доказала и легализовала, заменив только языческое “сила” на современное нейтральное “форма энергии”. Так что Места Рождения Силы как были с начала эпохи Драконов, так и остались, только называли их теперь МИФы – места источника формы. А вот учения о том, что кто-то, обладающий самосознанием и Волей, может не только состоять из энергий, но и управлять ими, были высмеяны, затерты, а затем и вовсе попали под ранг опасных заблуждений. Почему? Зачем так? Кому мешала вера в сказки о людях, способных управлять водой и ветром? Кира так и не ответила для себя на эту загадку мироздания. Для нее это было странным общемировым маразмом. Невзирая на расцвет культуры и технологий, Кире было печально думать о времени, в котором она родилась. Похоже, скоро станется так, что память об эпохе Драконов Зоома, когда Боги рождались среди людей, останется лишь эхом в усеченном, обрезанном названии их планеты – Зома.
Как ни странно, но у Фауста были очень схожие мысли. Библиотека показалась ему неживой и выхолощенной. Он давился сухой идеологизированной информацией и с отвращением смотрел на пробелы в картотеке, явно искусственные, появившиеся только в новом времени. Ему тут не нравилось. Библиотеку КС он любил гораздо больше, несмотря на жутко вредного главного смотрителя Очи. Коллекция КС была не только богатой, но и игнорировала любые запреты и веяния. Социологические строи и мода на веры менялась, а Смерть всегда оставалась сама собой.
– Мда. Возможно, единственная религия, не предполагавшая подкупа высших сил с помощью жертвоприношений, это старая вера. Да и ту прикрыли… – вдруг сказал пес, словно вторя ее размышлениям. Он тут же осекся и свернул разговор в другую сторону. – Ты зачем меня искала-то?
Кира от удивления застыла и вытаращила на него глаза.
– Я… А ты сейчас…
– Я сейчас ляпнул не подумав, Кира. Извини, – Фауст выставил вперед ладони и скосил взгляд, показывая, что не будет продолжать теологический спор. Во всяком случае здесь. – Что у тебя случилось? Зачем ты меня искала?
Кира поняла, что лезть к нему сейчас не стоит, и переключилась на озаботивший ее вопрос. Про себя она оставила галочку на том, чтобы как-нибудь развернуть Фауста на разговор о старой вере. Тема была для нее важной, и она чувствовала себя одиноко в мире, где ни с кем нельзя этого обсудить.
– Тут кое-что случилось утром… И я вот решила с тобой посоветоваться, – Фауст стал серьезным и обратился в слух. – Смотри.
Кошка протянула ему смятую бумажку. На обмякшем клочке было написано следующее:
«165` СШ 57`ЗД
Здесь Вы найдете ответы на любые вопросы»
– Это мне кто-то подсунул. Я открыла справочник по галлюциногенным растениям, а там прямо в оглавлении лежит записка. А это, – она разложила перед псом заготовленный атлас и раскрыла на странице с какой-то из лесных зон. Там черной гелевой ручкой размашисто было обведено место в глубине лесного массива и указан стрелкой поворот с близлежащего шоссе. – Это было среди книг, которые я взяла. Как ты понимаешь, я этого не заказывала.
Пес хмурился. Он полистал атлас, перечитал записку.
– А кто тебе книги выдавал?
– Такая невысокая темноволосая женщина в глухом сером платье и с пучком на голове. Библиотекарис вулгарис. Я ее и раньше тут видела. Но после того, как я нашла записку, она таинственным образом испарилась, а старший библиотекарь говорит, что она на больничном уже неделю и сегодня ее и не было.
Фауст поднялся, забрал атлас с запиской, и уверенно направился к столу библиотекаря. Кира хвостиком пошла за ним, про себя удивляясь, как он умеет создавать ощущение угрозы от себя, даже, когда просто идет по коридору со спокойным выражением лица. Библиотекарь в ответ на его, к слову сказать, довольно вежливые расспросы мямлил, оглядывался и тушевался. Ничего сверх того, что уже рассказал Кире, он не выдал. На вопрос об адресе сотрудника, этот старый бледный гном с длинными волосистыми ушами нашел в себе силы не ответить и предложить агентам обратиться в полицию, если их вопрос срочный или жизненно важный.
Пес с пониманием кивнул, улыбнулся служащему во все сорок восемь острых зуба, чем вызвал приступ стенокардии, и вернулся на свое место.
– Ну что ж. Пахнет засадой, – вздохнул Судья, шлепая по столу атласом. – Прямо-таки разит за полкилометра какой-то ловушкой. Хочешь поехать?
Кошка улыбнулась и энергично закивала.
Пес пожал плечами.
– Ну едь. Будучи твоим верным телохранителем, я в любом случае отправлюсь за тобой – мне все равно, где быть. Только Волфтейн тебя не пустит. Если это опасно хоть в малой мере – он упрется рогом и запрет тебя на острове. А это, – он обвел лапой разложенный на столе атлас, – по всему выходит, что не спроста. Записки, подброшенные книги… Это приглашение в какую-то тайну.
Кошка нервно жевала губы.
– Я с тобой полностью согласна, но поехать все равно хочу. Можешь считать это жестом отчаяния. Мне опостылело топтаться на одном месте. Вся эта книжная возня не приносит никакого эффекта. Лучше уж с головой да в омут, авось хоть новые впечатления наведут на какую-нибудь идею. Да и погода на той стороне Зомы сейчас получше… И мне не нужен верный телохранитель, Фауст. Мне нужен партнер.
Он пытливо уставился на нее своим фирменным непроницаемым взглядом. Кошку передернуло.
– Ты… отвечаешь за мою шкуру, но уже давно перестал быть просто телохранителем, пес, – она с усмешкой кивнула на его стол, заваленный книгами. Длинная прядь ее шелковистых волос легко взметнулась и красиво легла на лицо, накрыв глаз.
Судья долго молчал и не сводил с нее глаз. Но она уже сказала все, что хотела, и теперь ждала приговора. Наконец, он усмехнулся, покачал головой и поднял лапы, словно сдавался.
– Волфтейн нас живьем сожрет, если узнает, что я был в курсе сомнительности мероприятия.
– Ключевое слово «если», – она с облегчением расплылась в довольной улыбке и расслабилась.
– Рано или поздно все равно узнает. Я соглашусь на это только при одном условии – он облокотился на стол и подался к ней. – Ты должна признаться, что боишься темноты.
Кошка удивленно вылупилась.
– Ничего себе заявление! Я – КОШКА! Как я могу бояться темноты?!
– Да ты иной раз без ночника заснуть не можешь и готова скакать по всему миру в погоне за летом.
– Я просто люблю, когда тепло!
– Нет, не только. Ты не любишь, когда рано темнеет.
Кошка мельком взглянула в окно, на ледяную слякоть и начинающиеся уже промозглые сумерки.
– Пффф!! – Кира заерзала на стуле, не зная как себя поставить. – Не хочешь никуда ехать, так и скажи, – буркнула она. – Я и одна справлюсь.
Но лицо пса по-прежнему лучилось озорством. Он нарочито медленно протянул лапу к лампе и нажал на выключатель, снова погрузив свой угол в пыльный мрак.
– Бу-у-у.
И теперь они приехали. Поиски библиотекаря ничего не дали. Фауст, конечно, нашел своими методами и ее имя, и квартиру, но выяснилось, что женщина скоропостижно смылась из города в неизвестном направлении, а по документам это была наискучнейшая и наиобыкновеннейшая одинокая тетка. По указанным на записке координатам не находилось ничего ни на одной из карт, которые они просмотрели. Однако отмеченный стрелкой поворот действительно существовал, а теперь объявились еще и эти ворота.
Фауст вышел на улицу и с удовольствием потянулся. Стикс с его покрывшейся уже ледяной коркой осенью остался с другой стороны планеты. А здесь, в смешанных лесах на западе Лесной зоны, царила мягкая комфортная погодка, пели птицы, и толстые белые облака почти неподвижно висели в синем ленивом небе. Ссохшиеся ворота впереди выглядели совершенно заброшенными. Высокая стена из потемневших серых досок и проход посредине, разделенный к тому же столбиком, вбитым в щель между бетонными плитами дороги. Большой плакат рядом с въездом гласил следующее:
«Вы въезжаете в Город Лун.
Сообщаем Вам, что на территории нашего города запрещается использование любого частного транспорта, рассчитанного более чем на одного пассажира. Вы можете воспользоваться одним из административных верховых животных или общественной конкой.
Также на территории города запрещается мусорить, наносить вред живым существам, публично исполнять или прослушивать музыкальные произведения любой формы.
Добро пожаловать!
В нашем городе расположена самая крупная в северном полушарии Библиотека и пекутся самые вкусные в мире блинчики!
Население составляет 356 человек»
– Многообещающе, – буркнул Фауст. Он осмотрелся и приметил чуть в стороне от ворот старый хлипкий навес, под которым стоял ослик и лениво жевал сено, щедро наваленное у стены. Пес обернулся, чтобы спросить Киру, довольна ли ее душенька и обнаружил, что дверца в коляске распахнута, а кошки нигде нет. Ее действительно нигде не было, он вдруг понял, что не ощущает ее присутствия. Ноздри и зрачки Судьи мгновенно расширились, в кровь ворвалась легкая будоражащая волна адреналина, и в груди тут же запылало.
«Что-то я в последнее время много волнуюсь. Так и до сердечного приступа недалеко».
– Кира? – Фауст опустился на четыре лапы, оббежал повозку. След ее запаха вел на обочину и скрывался в лесу. Деревья стояли не очень плотно, и в целом массив был светлым, прозрачным, легким. Но сразу за границей тени, отбрасываемой первыми кустарниками, след исчезал – растворялся. Была кошка, и не стало кошки. Пес настороженно всматривался в лес, напрягал все свои органы чувств, но все равно не чуял, куда она делась. Только появилось ощущение, что и лес в ответ всматривается в него.
– Пст! – раздалось откуда-то справа. Он обернулся и увидел, что кошка выглядывает из зарослей орешника в нескольких метрах от него. – Иди, чего покажу, пес, тут что-то странное!
Сказала она и снова нырнула в густую листву. Фауст кинулся за ней, боясь, что стена леса снова спрячет свою приемную дочь от его пригляда.
– Кира! Погоди!
– Чего?
«Я тебе башку твою ушастую откручу, если еще раз исчезнешь вот так внезапно, зараза, вот чего!», – подумал он, но собрав всю свою волю в кулак, вслух сказал иначе:
– Не уходи от меня в лес. Я тебя тут не чую и не вижу и не могу понять, куда ты делась. Пожалуйста.
Кошка слегка наклонила голову и застыла, вглядываясь в лицо телохранителя. Лицо это, хмурое, с нехорошо блестящими глазами и онемевшими сжатыми челюстями, казалось, пыталось высказать какие-то другие, гораздо менее миролюбивые слова.
– ОК! – в итоге беззаботно отмахнулась она.
Кошка углубилась в чащу и привела его к нескольким диким яблонькам, заросшим крупным вьюном и густыми лесными травами, островком стоявшим посреди берез и орешников.
– Глянь-ка, – она отодвинула лопухи и высокую в рост человека крапиву, и Фауст увидел, что за сорняками скрывается проржавевший остов заброшенного автомобиля. – И еще вон там что-то есть.
Пес обошел находку со всех сторон, залез внутрь, обнюхал сидения, руль, все ручки, какие нашел. Он потянул за рычажок под водительским сидением и услышал мягкий щелчок открываемого багажника. Кира все это время терпеливо ждала. Когда, наконец, пес удовлетворенно вылез из машины и смачно чихнул от пыли, Кира провела его еще немного вглубь леса, где они обнаружили поляну и на ней целое кладбище таких заросших авто, телег, карет и прочего транспорта.
– Судя по всему, все, кто сюда приехал, тут и остались, – задумчиво сказал Фауст, оглядывая поляну, густо поросшую бурьяном. Он глубоко вздохнул. – Не знаю, как ты, но я не чувствую здесь ничего криминального. Ни крови, ни убийства, ни насилия… Запаха Смерти нет. Только запущенность. Как будто об этих каретах просто забыли.
– Я, посмею напомнить, вообще ничего такого не умею чувствовать. По крайней мере сама! Черт возьми, как же неудачно, что прототип на базе! Очень бы сейчас пригодился. Заодно и опробовали бы. Как же я так …
Кира погрустнела. Она не переставала корить себя за рассеянность и уничтожение биобука. Фауст сначала пробовал ее утешать, потом оставил в покое. Он понимал, что если скажет “не парься, это фигня”, то получится, что считает ее беду мелочью, а это не очень хорошая поддержка. Также понимал, что если будет жалеть ее слишком навязчиво, то заденет кошку за гордость. Так что в итоге решил просто не одергивать ее и спокойно молча переносить это периодическое нытье, понимая, что рано или поздно она успокоится.
Они вернулись на дорогу. Послушно отогнали коляску на обочину под специально установленный здесь навес для личного транспорта. Лошадь страшно возбудилась и возрадовалась перспективе продолжить путь не запряженной, а Кире пришлось брать ослика. Такой вот честной компанией – Фауст на высоконогой гарцующей кобыле и Кира на старом печальном осле – они и вошли в город Лун.
Городок открылся им после очередного поворота совершенно внезапно. Лес просто расступился, начались аккуратные изгороди небольших стареньких особнячков, больше похожих на дачные угодья. Домики и домишки с небольшими садиками облепили главную дорогу пестрой гроздью. Невысокие побеленные заборчики, ухоженные газоны, беседки, садовые гномики и такое невообразимое богатство цветов, какое можно увидеть скорее на картинке в журнале по ландшафтному дизайну, чем в жизни. Пес вертел головой, принюхивался, присматривался – и все больше и больше настораживался. Было что-то очень неестественное в том, что их никто не встречал. Притом, что город не вымер – это точно. Фауст видел нескольких жителей. Один старик усердно подкапывал высокие, выше его роста, помидорные кусты. Еще одна «дачница» сидела на крыльце. Потом его внимание привлек мужчина, стоявший посредь своего участка и сосредоточенно рассматривавший собственные руки. И ни один из них даже не обернулся в их сторону.
– Что ты думаешь? – спросил он свою спутницу, когда усадьбы сменились трех- и пятиэтажными постройками из крупного камня.
Кошка обернулась к нему, и пес увидел, что спрашивать бесполезно – Кира была совершенно очарована.
– Фауст. Это город моей мечты. Я хочу остаться здесь жить.
Пес негодующе сморщился.
– А по-моему город какой-то… оглушенный.
– Сам ты оглушенный, – буркнула она. – Ты посмотри только! Какое чудо!
Они выехали на крохотную площадь, вокруг которой и кучковались все каменные здания поселка.
Домики были потрепанными, но аккуратными. Краска и штукатурка кое-где облупилась, а многие окна, как заметил Фауст, были тусклыми и мертвыми, за ними точно никто не жил. Практически по центру площади высилась старая потемневшая часовня, явно уже давно бездействующая. C одного краю площадь представляла собой мощеный грубым камнем полукруглый балкон, выходивший к заросшему лилиями и рогозом пруду. Живописный тихий берег был обрамлен старыми плакучими ивами. С того места, куда выехали путники, хорошо просматривалась огибавшая дальше по берегу пруд дорога, с обеих сторон обсаженная высокими свечками серебристых тополей. То, что высилось на другом берегу и освещалось сейчас вечерним персиковым солнышком, Фауст сначала принял за Колизей. Огромный, выстроенный кругом, словно действительно спортивная арена, пятиэтажный замок с высокими башенками нависал над водой. Солнце отражалось в высоких готических окнах, делая картину не просто романтической, но прямо-таки сказочной.
– А вот там и живет местный Дракула… – буркнул пес. Кира шутку не поддержала. Она как громом пораженная смотрела на замок и расширившиеся зрачки делали ее влюбленные глаза совершенно черными.
Чуть позади них тихо стукнули деревянные ставни, и раздалось невнятное кудахтанье. Пес обернулся и невольно отшатнулся, так что чувствительная Лошадь под ним крутанулась вокруг себя. Как это они сразу не заметили ЭТО! Самый крайний дом, после которого сразу начиналась тополиная аллея, резко выделялся на фоне остального пастельного городка. Ярко желтое, совершенно ассиметричное сооружение, наполовину увитое сочными листьями девичьего винограда. Мало того, что оно было, видимо, несколько раз надстроено, так еще и без всяческой оглядки на первоначальный план. Здание казалось нагромождением коробок. Не было в нем ни одного одинакового окошка и ни одной пустой стенки – либо лесенка какая-то, либо терраска, а последняя, выделявшаяся свежей, чуть более светлой краской модернизация представляла собой и вовсе одинокую квадратную башню с высокой треугольной крышей, очень напоминавшей скворечник. Но более всего поражала воображение огромная фанерная луна, венчавшая плоскую часть крыши рядом с этой башней. Луна была мультяшной, с оттененными гигантскими кратерами, а над красным резным крыльцом горела красная же неоновая надпись «Лунная Блинная». Как раз на это крыльцо и выкатился, наконец, источник глухого кудахтанья и быстро посеменил к ним.
– Боже мой, Боже МОЙ! Позор-то какой! Гости- гости приехали! А у меня! У солохи старой, ничего не накрыто! Ничего не готово! Да как же это вы, ребятки! Голодные же, небось! А у меня тут – ПОЗОР!
Маленькая, круглая женщина с короткими абсолютно седыми волосами быстро подбежала к ним, смешно хлопая себя по бедрам, отчего в воздух поднимались облачка муки с ее замызганного серого фартука. У нее было открытое приятное лицо начинающей бабушки и широко поставленные большие глаза, такие же серые, как и ее кухонная амуниция.
Подойдя ближе, женщина приветливо заулыбалась, цепко схватила невозмутимого ослика за уздцы и потянула в сторону своего удивительного терема. Лошадь под Фаустом предостерегающе храпнула и снова крутанулась вокруг своей оси.
– Ребятки! – продолжала причитать женщина, волоча медлительного осла за собой, и потом почему-то добавила – Дети! Дети приехали!
– Простите… – Кира, наконец, слезла с осла и настороженно подошла к женщине. – Но… мы не Ваши дети…
Женщина на мгновение уставилась на нее, широко распахнув свои здоровенные глаза, а потом расхохоталась и махнула на нее рукой.
– Ну конечно не мои! Деточка! Вы наверное решили, что я сумасшедшая бабка, которая живет одна и все время ждет своих несуществующих детей!?
Кира смутилась и глянула на Фауста в поисках поддержки. Тот слез с Лошади и теперь отцеплял от седла сумку, угрюмо наблюдая за их новой знакомой. Ему явно все это было не по нраву.
– Ой, рассмешила! – бабушка утерла слезу и уже гораздо более спокойно пошла к дверям, на ходу накинув уздечку на вбитую у крыльца высокую стойку. – Просто для меня все, кто приезжает в Город Лун, – это мои дети. Ну, мегаторически говоря… – она запнулась, задумалась и устремила взгляд куда-то перед собой. – Метаморически?… Ну, как-бы мои дети, понимаете? Я – старая, вы – молодые… То есть – дети! Проходите, проходите! У меня в городе единственная гостиница, и она же таверна, так что вам в любом случае сюда.
Убранство таверны оказалось подстать внешнему обличию – яркое и вычурное. Пять простых деревянных столиков с орнаментом, стены, обитые некрашеным деревом, и стеллажи с книгами до самого потолка. А на подоконнике и по углам была расставлена целая коллекция телескопов и миниатюрных моделей планет. В глубине высокого зала, щедро украшенного резными деревянными наличниками, словно сцена, красовалась кухня-бар. Там шипело и шкворчало, поплевывалось маслом и источало дивные кондитерские ароматы. Задняя зеркальная стенка его была уставлена не бутылями с алкоголем, а всевозможными баночками и пузырьками с вручную наклеенными и подписанными этикетками. А на столиках были расставлены разномастные маленькие вазы со свежесрезанными астрами.
Пес вдумчиво осматривался, в то время, как Кира, забавно поводя носиком и шевеля усами, тут же сунулась сначала в книги, потом вверх по лестнице, в окно и, наконец, плюхнулась за столик, выхватила салфетку из треугольного держателя в виде космического шаттла и стала быстро на ней чего-то записывать, полностью уйдя в это занятие. Хозяйка дома в это время уже встала обратно за плиту и поверх маленьких прозрачных очков наблюдала за суетливой девушкой с загадочной проницательной улыбкой. Псу вдруг стало неловко. Он поймал взгляд старушки и виновато пожал плечами.
– Да, что вы! Не смущайтесь! Они все такие, эти ученые. Боятся, что если не запишут, то мысль потеряется! А потом разобрать не могут, чего написали в спешке! – хохотнула она – Я привыкла. Хотя, конечно, не все такие симпатиШные!
– Ученые? – Пес насторожился. Пора было выкачивать информацию, и он включил обаяние на полную. Подошел, облокотился о стойку. Теперь ему стало видно, что на плоской плитовой платформе жарились круглые румяные блинчики. – С чего вы взяли?
Женщина хмыкнула, словно он сказал совершенную несуразицу.
– Молодой человек! Ну а кто еще здесь может оказаться?! Сюда добираются только ученые. А впрочем… – Она пытливо уставилась в глаза Фаусту. – Я, кстати, Луна.
Кира оторвалась от салфетки и взглянула на женщину.
– Луна? Вас так зовут, правда?
– Не Луна, А ЛУна, детка, ударное на У. Ну, да, так и зовут, как же еще? А вы кто? – и она снова с чрезмерным вниманием уставилась огромными глазами на пса, так, что он вновь почувствовал приступ смущения и даже подавился на вдохе.
– Азиз. Азиз Кроули, мэм.
– Азиз, значит… хм? – старушенция явно ему не поверила и по-отечески продолжала на него глядеть, а он под этим серым спокойным взглядом никак не мог откашляться. – Ну ладно. Азиз.
– А я Кира – подала голос кошка. Луна взглянула на нее с умилением, а пес зыркнул мельком и раздраженно. Слово «Дура» только что из глаз у него не вывалилось. А потом перед его носом возникла тарелка с дымящимися блинками, выложенными башенкой. Луна шаровой молнией метнулась к столику кошки и поставила перед ней точно такую же. Быстро полила лакомство чем-то желтовато–белым и густым, как карамель. Подойдя к псу, она на секунду в нерешительности застыла, оглядывая его с ног до головы.
– Нет-нет. Это вам не подойдет, дорогуша. Желтый, белый – интеллект и истина это не про вас, нет… – бубнила она, оглядывая свой арсенал скляночек и бутылочек в баре. – Тут надо другое. Пожалуй, тут лучше синий. Да! Синий и фиолетовый подойдут! Горечь! Печаль и потеря!
Не успел Фауст ничего сказать, как на блинную горку пролилась чернильная тягучая патока, и тут же была присыпана какими-то темно–синими кристаллами. В воздухе остро запахло миндалем и анисом.
Луна, наконец, успокоилась, установила руки в широкие бока и довольно воззрилась на произведение своего кулинарного искусства.
