Czytaj książkę: «Меня не видно изнутри»

Моей Марго.

На пепелище старых сказок

Твоя история взойдёт.

Плейлист

___________________________

Глава 1

Faun – Federkleid

Faun – Andro II

Faun – Blaue Stunde

Teddy Wilson – Fools Rush In

Глава 2

Oonagh – Stroh zu Gold

Faun – Wilde Rose

Глава 3

Faun, Subway to Sally – Minne Duett

First Aid Kit – My Silver Lining

Three Days Grace – Goin’ Down

Глава 4

Nightwish – Élan

Iggy Pop – The Passenger

Jimi Hendrix – All Along the Watchtower

ZZ Top – Gimme All Your Lovin’

Глава 5

Smash Into Pieces – A Friend Like You

Faun – Hymn To Pan

Blackmore’s Night – Memmingen

Blackmore’s Night – I Still Remember

Глава 6.

Depeche Mode – Freelove – Flood Mix

Pendulum – Slam

Глава 7

Woodkid – Run Boy Run – Instrumental

Глава 8

Queen – I Want To Break Free

Blackmore’s Night – Loreley

Глава 9

Imagine Dragons – Roots

Глава 10

Theory of a Deadman – Hurricane

Глава 11

Demon Hunter – Driving Nails

David Bowie – I’d Rather Be High

Enoch Light, Loren Becker – Hold My Hand – Remastered

Ricky Martin – Livin’ la Vida Loca

Глава 12

In Extremo – Belladonna

Santiano – Ade, Ade – Live

Глава 13

The Pretty Reckless – Absolution

Fleet Foxes – Tiger Mountain Peasant Song

Глава 14

Pendulum – The Tempest

Three Days Grace – Goin’ Down

Глава 15

Antonio Vivaldi, Baroque Festival Orchestra, Alberto Lizzio – The Four Seasons: Summer (L’Estate) Op.8 No.2 G Minor: Presto.

Queen – We Are The Champions

Starcadian – He^rt

Глава 16

Type O Negative – Anesthesia

Danny Baranowsky – Crypteque

Глава 17

Alessandro Scarlatti, Sua Jo, The Czech Symphony Orchestra – Sento nel core

Faun – Holla

Глава 18

Demon Hunter – My Heartstrings Come Undone

Nightwish – Escapist

Christoph Willibald Gluck, Dmitri Hvorostovsky Academy of St. Martin in the Fields, Sir Neville Marriner – Orfeo ed Euridice, Wq. 30 / Act III: Che faro senza Euridice?

The Pretty Reckless – Under The Water

Глава 19

Failure Anthem – Leap of Faith

Lifehouse – Storm

Глава 20

Faun, Santiano – Tanz mit mir

Faun – Blaue Stunde – Live

Faun – Alba

Faun – Falada

Глава 21

Luke Gajdus – Still

Demon Hunter – I Am a Stone

___________________________

Глава 1. «Семейство Равел»

Мы с Марго ехали в вагоне пригородного поезда совсем одни – несказанная роскошь для первокурсниц. Впрочем, прошу прощения: уже второкурсниц.

Наше одиночество было приятным сюрпризом. Летом все отправлялись отдыхать за город: в вагоне или салоне автобуса не протолкнёшься, но сейчас рядом не было ни души. Бодренькая старушка с саженцем вишни в мешке вышла пару станций назад, не проехав и половины пути, а компания шумных школьников тут же высадилась в Альбе.

Оказавшись одни, мы дурачились и горланили песни, но уже спустя полчаса запал прошёл – без красноречивых взглядов невольных слушателей занятие потеряло свой шарм. Погрузившись в медитативное ожидание, я слушала тишину, сопровождаемую лишь мерным перестуком колёсных пар по рельсам. В вагон просачивался влажный, слегка подкопчённый запах старого железнодорожного состава. Мы наслаждались долгожданной свободой после экзаменов и никуда не торопились. В конце пути сигнальными флажками мелькали каникулы в Атермонте, а также знакомство с семьёй и друзьями Марго. Меня это слегка тревожило. Общительностью я никогда не отличалась, сколько себя помню.

Судя по статье из поисковика, Атермонт был небольшим курортным городком на побережье Тихого моря. Стабильный приток туристов позволял ему расти и процветать даже в зимние месяцы, а горная гряда, укрывающая город с юго-запада, обеспечивала практически райский климат: за исключением середины лета с её адовым пеклом.

Городок средневекового типа спрятал мощёные улочки в объятиях обширных лесов, в сорока километрах к югу от Либерга – регионального центра. Из Академии свободных искусств и наук Билберри, где мы с Марго учились, туда можно было добраться часа за три. Тем не менее за оба семестра моя лучшая подруга съездила домой лишь однажды, на Рождество. Почему она предпочитала не видеться с близкими по выходным, я не знала. О личной жизни она обычно не распространялась, а расспрашивать я стеснялась.

Изначально никакой поездки мы не планировали, но Марго, не удосужившись даже спросить, хочу ли я этого, уговорила родителей пригласить меня погостить. Так не хотела ехать одна? Когда я узнала о приглашении мистера и миссис Раве́л, отказываться было уже невежливо. К тому же мне самой не хотелось покидать Марго – за год я к ней слишком привыкла.

Если честно, я вовсе не горела желанием возвращаться в родной город. С одной стороны, в глубине души боялась перемен, произошедших за время отсутствия. С другой, напротив, не хотела снова сталкиваться с неизменными проблемами.

Вся моя семья ютилась в маленькой квартирке на окраине города. Перспектива спать в одной постели с бабушкой, боясь разбудить её любым неловким движением, мало походила на предел мечтаний. Хотя Раве́лы тоже жили под одной крышей из поколения в поколение, всё же это была крыша огромного трёхэтажного особняка, а не многоквартирного дома, обдуваемого всеми ветрами.

Равелы представлялись мне невероятно единодушными и гостеприимными людьми. Марго иногда развлекала меня рассказами, как каждое лето кто-нибудь из родственников и старых друзей семьи наведывался с нежданным визитом или, если быть точнее – с набегом на уютный дом, и к отъезду чуть ли не срастался со стенами, задерживаясь ещё на пару дней, потом на недельку, и до тех пор, пока осень не вступала в свои права. Казалось бы, спустя столько времени терпению хозяев должен был прийти конец, но гостевая комната всегда была готова к приезду посетителей.

Принятое в спешке решение влекло за собою сомнения. Всё это великолепие походило на уютную ловушку, искусно обставленную сценаристом фильма ужасов. В чудесный город заманить «и заключить во тьме» ¹. Улыбнувшись мрачноватой строчке, невесть почему всплывшей в памяти, я списала всё на волнение.

Повсюду пустило корни горячее лето. Не спасали ни тень, ни ветер. Июньское солнце сговорилось с испаряющимся морем и окутало побережье невыносимой духотой. Влажный воздух собирался под одеждой, превращая её в парник. Даже Марго в её лёгком коротком сарафанчике взмокла так, что была готова раздеться до трусов.

В ответ на её взмыленный вздох я в очередной раз побурчала, что мы могли бы сейчас ехать в комфортабельном автобусе с кондиционером – если бы Марго предупредила о поездке заранее. Билеты пришлось искать в последний момент, когда все парные места уже раскупили, а ездить отдельно она люто ненавидела. Марго всегда закидывала мне на колени свои длинные ноги, вечно затекающие между сиденьем и спинкой впереди стоящего кресла, и, уткнувшись в моё плечо, всю дорогу дремала под музыку из плеера – тоже одного на двоих.

В вагоне Марго предложила купить нам по мороженому, но я отказалась – после сладкого только больше захочется пить. Пожав плечами, она расплатилась с продавщицей, тоскливо проводила взглядом переносной холодильник и раскрыла обёртку фруктового льда. С азартом его попробовав, Марго протянула: «М-м-м… Мороженое. Со вкусом холодильника, как я люблю» и развалилась на пустом сиденье напротив.

В движущийся поезд сквозь открытые окна проникал ленивый ветерок, но на станциях скорость стремительно снижалась, отчего мы вскакивали с мест, высовываясь наружу прямо как две радостные собаки. Пытаясь охладиться, я обмахивалась помятым ежемесячником «Билберри», купленным на станции. Читать в такой жаре было сложно. Очерк о местных легендах Атермонта оказался неожиданно скучным, и плавящиеся предложения скользили мимо разума, зато маленький литературный скетч про словесные каламбуры заставил меня задыхаться от смеха. На середине я чуть не сползла на пол, и Марго полезла проверять, не хватил ли меня тепловой удар. Когда я сунула журнал ей под нос, пытаясь сквозь слёзы дочитать последний абзац, гоготали уже мы обе.

Умереть от смеха в поезде, так и не доехав до нужного места, было бы обидно. Едва успокоившись, всё ещё изредка посмеиваясь, я запихала журнал в рюкзак и с подрагивающей улыбочкой прильнула к прохладному двойному стеклу. Вдали плыло марево горы – дымчато-сизой как голубика в молоке. Мимо проносились лохматые изумрудные ветви, меж рощ мигали луга, полные сочной травы и мирных пасторалей. В темнеющем к вечеру небе парили беззаботные стайки птиц. Вдалеке время от времени проскальзывал туманный, подёрнутый оранжевым горизонт, подсказывая, что вот-вот покажется ласковое море.

Я долго молча смотрела в окно в ожидании этой секунды. И когда гладь воды просочилась тоненькой прозрачной ленточкой, а потом и бескрайним переливом медной чешуи Серого залива – от вида захватило дух. Даже самый бесчувственный чурбан не сможет сидеть с каменным лицом, когда в невесомой закатной дымке перекатывается древнее дыхание волн, успокаивая берег исцеляющим шёпотом: «Всё прошло… Всё пройдёт… Всё прошло… Всё пройдёт».

Всё пройдёт.

Море всегда рядом.

Море было рядом весь год, но не так, как сейчас. Хотя Академия Билберри располагалась недалеко от побережья, чтобы попасть на пляж, приходилось как следует потрудиться. Попотеть, пересекая холмистые дорожки, крутые подъёмы и усыпанные камушками пыльные спуски. Либо собраться с духом и перенести утомительную дорогу в душном автобусе, плотно набитом пассажирами. Или же сгорать от стыда в такси, которое оплачивает (опять) Марго. Ездить к морю из Билберри я не любила.

Я часто отказывалась, ссылаясь на занятость и гору учебных долгов. Говорила, что работаю над своей несуществующей книгой – с течением времени Марго стала чуть ли не вытягивать её из меня клещами. По сути, уговаривая меня поехать в Атермонт, она надеялась, что уж там-то, в кругу новых лиц и впечатлений я точно создам шедевр. Учитывая мою замкнутость, затея весьма сомнительная, но кто я такая, чтоб спорить с Марго?

В остальном всё шло просто прекрасно. Разве что… странная корова, сидящая на лугу по-собачьи с автомобильной шиной на шее, заставила меня усомниться в адекватности происходящего. Не успев отойти от шока, я попыталась разглядеть стремительно удаляющийся вид, но спустя секунду луг скрылся за поворотом вместе с лёгким налётом абсурда.

На окутанном туманом перроне нас ждал красивый ухоженный мужчина лет пятидесяти – отец Марго. Мистер Равел сосредоточенно хмурился, глядя на светящийся экран тонкого как английский юмор смартфона, но стоило ему услышать голос дочери – тут же убрал гаджет во внутренний карман пиджака. Он с бескрайней улыбкой развёл руки в стороны, готовый принять Марго в покровительственные объятия.

Напористостью, подвижной мимикой и даже манерой говорить – они были похожи как две капли воды. В каждом жесте Марго чувствовалась отцовская непоколебимая уверенность, успешно превращённая благодаря детской непосредственности в обаятельную назойливость. Я же беззастенчиво окрестила эту черту «заноза в заднице».

Без преувеличения, Марго была настолько же упряма, насколько красива. Светло-каштановые волосы блестели лёгкими естественными локонами, как в рекламе шампуня. Синева глаз глотала глубиной точно небо на туристических брошюрах. С её лица можно было писать портреты высших эльфов, а фигура выглядела бы безукоризненно даже на полотне кубиста.

Всё в ней нравилось всем. А благодаря богатству семьи Марго половина Академии набивалась к ней в друзья. Весь учебный год я безуспешно гадала, почему же она выбрала лучшей подругой именно меня? Желала выгодно выглядеть на моём фоне или из жалости? Но спрашивать, разумеется, я не собиралась.

Высокая, стройная, гибкая и воздушная как ангел, Марго представляла собой влажную фантазию большинства студентов Академии. Мечты их так и оставались мечтами – ни на одну симпатию за всё время она ни разу не ответила взаимно. Её непоседливость и широта интересов вкупе с женственными нарядами – например, игра в футбол в шифоновом платье – окончательно и бесповоротно дурманила мозги парням. Я же рядом с ней становилась незаметной для всех, будто оставленный в углу мешок картошки. Впрочем, меня это вполне устраивало.

Долгое время я была убеждена, что у Марго вовсе нет недостатков и комплексов. Только спустя семестр, случайно наткнувшись на её дневник, я узнала, что у Марго буквенная дислексия. Вечная путаница в символах казалась достаточно серьёзной помехой для журналиста, однако моя подруга умудрилась не только блестяще сдать вступительные экзамены в Билберри, но и получить высший итоговый балл по каждой дисциплине на курсе. Весь январь я звала её ведьмой, на что Марго только улыбалась, даже не пытаясь этого отрицать.

Из размышлений меня вытянуло настойчивое прикосновение.

Отец Марго выхватил из моей руки чемодан. Увесистый саквояж дочери, её рюкзак и море пакетов в мгновение ока оказались в другой его руке, а сама она сарделькой повисла на его шее, расцеловывая то одну, то другую щёку. На миг опустив чемодан, мистер Равел с нежностью прижал губы к растрёпанной макушке Марго и погладил её по взмокшим от духоты волосам. Обаятельная ямочка на его безупречно выбритой щеке смутно напомнила улыбку моего папы.

Я сразу соскучилась по родителям и пожалела о том, что не поехала домой. Чтобы не прослезиться, пришлось сделать вид, что я увлечённо поправляю лямки рюкзачка. Немного поморгав, как бы протирая воспалённые от дорожной пыли глаза, я одарила мистера Равела улыбкой от уха до уха и представилась…

Ах, да. Что это я молчу. Я представилась.

– Здравствуйте. Меня зовут… Алекс.

– Очень приятно, Алекс, – сдержанно, с вежливым обаянием произнёс он. – Я Айзек Равел, отец Маргариты. Рад знакомству.

– И я.

Он протянул свободную руку, чтобы пожать мою. Ладонь его оказалась крепкой, тёплой и слегка грубой – похоже, несмотря на сферу интеллектуальной деятельности, Айзек не брезговал и ручным трудом. У моего папы ладони тоже всегда были сухими и немного мозолистыми – он работал плотником. Мистер Равел мало походил на плотника: одет он был с иголочки, а взгляд голубых глаз был слишком уж цепким. Взгляд человека волевого и расчётливого – судьи, а не ремесленника.

Мистер и миссис Равел владели адвокатской конторой. Судя по историям Марго, исполненным слепого детского обожания, фирма её родителей была одной из крупнейших в регионе. Равелы не один год занимались юридической практикой и достигли столь высокого престижа, что превратили профессию в семейное дело. Было ясно – как прозрачен деревенский воздух, – что со временем благосостояние фамилии будет только расти. Вместе с благосостоянием росло и количество детей Равелов – у Марго было два брата и две сестры.

Не будь я наслышана о родителях Марго, в жизни бы не подумала, что у них пятеро детей. Несвойственная возрасту миловидность миссис Равел вызывала какой-то недоверчивый интерес. Незнакомые люди часто принимали Марго и её мать за сестёр. Ошиблась и я, впервые увидев их общий снимок. Неуёмная фантазия наталкивала меня на мысль, что где-то под особняком Равелов спрятан вампирский склеп или философский камень. Но, прежде чем проводить расследование, нужно было, по крайней мере, добраться до их дома.

Под стук колёсиков чемодана, подпрыгивающего на гладкой бордовой плитке, мы пошли по перрону к зданию вокзала. Марго не умолкала ни на секунду, болтая с отцом то о погоде, то об экзаменах, то о мороженом. Потом вдруг сменила тему и принялась рассказывать о забавном жуке, который застрял между двумя стёклами вагонного окна. А я шла чуть позади них и молча наблюдала, как, окрасившись густо-баклажановым, непривычно быстро темнеет небосвод.

Я родилась на крайнем севере и с детства привыкла к белым ночам, не питая ни малейшего интереса к висящим по соседству друг от друга солнцу и месяцу. Северные летние ночи были полны света и цвета, позволяя даже читать без лампы, – и я читала. До рассвета никто меня не тревожил. Вокруг царили тишина и безмятежность, прерываемые только отдалённым шумом железной дороги, извивающейся змеёй среди таёжных болот.

Чтение по ночам осталось моей любовью на всю жизнь. Так и не научившись заводить дружеские связи ни с одноклассниками, ни с ребятами во дворе, я часами скрывалась от одиночества в книжном мирке. Представляя из себя самого покладистого ребёнка, какого только можно было пожелать, я всегда возвращалась домой вовремя, прилежно училась и не связывалась с плохими компаниями. Собственно, мне не было никакого дела до школьных разборок и вредных привычек. Я слишком любила комфорт и покой, а при таком образе жизни было довольно сложно попасть в неприятности. По этой причине родители прощали мне что угодно, даже бессонные ночи в компании книг, и позволяли несравненно больше, чем было разрешено кому-либо из ровесников.

Здесь же, в Билберри, как я ни старалась, читать ночами я не могла. Чернильная гладь июньского неба под адамантовой крошкой звёзд действовала на меня как покрывало на клетке попугая. Хотя прошёл почти год, мне так и не удалось свыкнуться с этой кромешной мглой. Вместо глотания книг по ночам я отрубалась, едва возвращалась в общежитие.

Нырнув в прохладное нутро вокзала сквозь автоматические двери, мы прошли по отполированному мраморному залу прибытия. Свернули на площадь перед главным входом. Преодолели исчерченную тенями деревьев автомобильную парковку.

Пока мистер Равел закидывал вещи в багажник, мы с Марго с самым типичным девичьим хихиканьем забрались в кожаный салон. Там сладко пахло ароматизатором. Я сдержанно, то есть тихим визгом, выразила Марго своё восхищение и уставилась в окно, пока она профессионально расписывала последние события в духе сводки новостей.

Дорога к особняку Равелов была короткой. В ней обрывками смешались средневековые мощёные улочки, черепичные крыши маленьких домиков и шпили башенок… Тут же среди старинной архитектуры пестрели неоновые вывески ресторанчиков, баров и трактиров. Уютом светились витражные окна коттеджей, чистенькие пешеходные дорожки постепенно пустели, а колесо обозрения сверкало из-за деревьев полудолькой апельсина. Пара ветхих церквушек, старомодные фасады лавочек, и утопающие в диком винограде каменные изгороди – всё это было похоже на работу талантливого художника-пейзажиста. Не успела я ступить на улицы Атермонта, а уже влюбилась в этот волшебный городок.

Впрочем, ложка дёгтя не заставила себя ждать. Не потребовалось и пяти минут, чтобы понять, что мощёные улочки выглядят очаровательно ровно до тех пор, пока ты по ним не прокатишься. Дороги из крупного булыжника, пускай и отполированного временем, превратили поездку на люксовом седане в вибромассаж. Надо отдать должное, Марго и её отец, даже подпрыгивая на ухабинах, выглядели представительно, а вот собой я была недовольна, ощущая, что из-за каждой неровности тело дрожит как желе.

Вскоре автомобиль нырнул в тихий просторный двор через распахнутые двустворчатые ворота и, полукругом обогнув беседку, остановился у огромного крыльца. Я чувствовала себя новоиспечённой голливудской звездой на ковровой дорожке «Оскара». Маленькие садовые фонарики, низко пригнувшись к земле, подсвечивали клумбы с кремовыми цветами. Кубические кустарники недвижимо замерли вокруг дорожки, присыпанной слоем гравия, а мягкая ровная шёрстка газона простиралась во все стороны до внешней каменной изгороди.

Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы оглядеться, и даже этого было недостаточно чтобы взор мог охватить масштабы особняка Равелов. Это был замысловатый трёхэтажный дом, обвитый плющом. Он был гораздо больше, чем представлялось, и, как и подобает особняку, стоял особняком. Серые шлифованные каменные стены чередовались со старой замшелой кладкой. По сторонам крыши зловещими готическими рожками возвышались две башни в средневековом стиле. За вальмовой крышей, пронзённой чердачными окошечками, точно огромный мыльный пузырь спрятался стеклянный купол. Окна в особняке Равелов тоже были разными, но довольно органично сочетались между собой: так цветные витражи в лакированных рамах из красного дерева соседствовали с современными стеклопакетами во французском стиле.

Мы поднялись на крыльцо по широкой светлой лестнице и, торжественно прошагав между гранитными колоннами, оказались внутри. В холле было безукоризненно чисто. И безлюдно. К моему удивлению – и даже несвойственному разочарованию – нас никто не встречал.

Марго говорила, что её родители устроили праздничный ужин в честь нашего приезда, но в моём понимании он включал традиционное знакомство – топтание в дверях. Оказалось, семейный ужин представлял собой именно ужин. Будь я сейчас дома, заказала бы пиццу или сделала бы сэндвич, а потом завалилась бы с книжкой в постель.

Мимоходом оценив мою напряжённую мину, Марго улыбнулась и подмигнула. Что поделать, надо взять себя в руки и всех очаровать. Устало стащив кеды, я прошлёпала по холлу в носках и заглянула в гостевую ванную.

Мы вымыли руки. Марго поправила макияж. Я попыталась распутать волосы – слишком длинные для современных реалий, – но на скорую руку не сумела. Пока мы торчали у раковины, мистер Равел несколько раз торопливо прошагал мимо ванной комнаты и, судя по звуку, исчез в столовой.

Оттуда доносились весёлые голоса и громкий тёплый смех. Что ж, они явно не снобы. Щёлкнув меня по носу, чтобы выудить из раздумий, Марго протянула мне мягкое белоснежное полотенце:

– Вытирайся скорей, а то до завтра так будешь стоять.

Мы ступили в прохладный светлый зал: столовая была совмещена с гостиной. Вопреки моим ожиданиям, хозяева дома не питали любви к неприличной роскоши. Эффект от встречи с семьёй Марго был таким же, как если бы я врезалась в добротный классический шкаф-купе посреди музейного зала в стиле рококо.

Равелы в духе падающей шеренги домино обернулись в мою сторону и замерли, излучая идентичные рентгеновские улыбки. В чистой минималистичной обстановке, среди гладких отполированных поверхностей мебели они смотрелись обескураживающе просто. Я застенчиво уставилась на громадный прямоугольный стол, за которым все собрались. Огроменный дубовый стол. Класс.

— Добрый вечер, – сказала я и, не поднимая глаз, улыбнулась столу.

Кажется, у меня со школы не было такой неубедительной улыбки, как сейчас.

– Алекс, здравствуй! – послышался мягкий радушный голос.

Светловолосая женщина – очень красивая женщина, просто потрясающе красивая — плавно приподнялась со своего места, чтобы разглядеть меня.

– Лидия Равел, – представилась она, склонив голову.

Это была мама Марго.

Их совместный снимок всегда стоял на прикроватном столике: подставляя лица ласковому солнцу, обе застыли на фоне огромного окна с зелёной рамой. Лидия обнимала дочь за плечи одной рукой, а Марго выставила пальцы в знаке «мир». И хотя фото было слишком мелким и не очень чётким, чтобы как следует разглядеть черты лиц, в нём чувствовались живость и душевность, точно такие же, как и сейчас.

Миссис Равел была на каблуках и в платье, но не вечернем. Тонкая светло-серая ткань прямого кроя была собрана поясом на изящной талии. Рукава в три четверти открывали тонкие запястья – украшений, кроме обручального кольца, она не носила. Разве что, возможно, серьги, но под уложенными вьющимися волосами их видно не было.

– Здравствуйте, – я неловко помахала, стараясь поприветствовать всех сразу.

Она улыбнулась, и за этим простым открытым жестом я увидела сияющую доброжелательностью Марго. Та самая улыбка покорила меня в день знакомства с Академией.

Но началось всё не с улыбки.

Первое впечатление от встречи с Марго было обманчивым. Со скучающим и одновременно свирепым видом она застряла в очереди посреди дворика Академии. Каждый первокурсник должен был получить магнитный пропуск, буклеты и прочую макулатуру, чтобы ознакомиться с расписанием и расположением корпусов на кампусе, но, забегая вперёд, замечу, что все эти многочисленные бумажки только сбивали с толку, и в итоге мы с завидным постоянством опаздывали везде, куда только можно было опоздать.

Народу перед столиками собралось прилично. Скопление людей утомило даже болтунов, а уж мне и подавно хотелось махнуть на всё и спрятаться где-нибудь в теньке, пока шумная толпа не рассосётся. Тем не менее я мужественно простояла всю очередь… и тут всё застопорилось. Прошла минута. Две. Прокручивая в голове ругательства, я придирчиво изучала девичью фигурку, битый час торчащую перед глазами, но изъянов в ней не обнаружила.

Меня охватило любопытство. Я выглянула сбоку. Оказалось, девушка и сама в бешенстве. Измученный аспирант-иностранец копался в коробке с именными карточками, и в очередной раз вопросительно произнёс её имя на французский манер: «Раве-е-ель?»

– Нет. Маргарита Лаура Равел. Равéл – через твёрдую «л», – отчеканила она, явно представляя, как надевает парню на голову мусорное ведро жестом настолько же твёрдым, как и буква в конце её фамилии. – Что ж так всё сложно-то! Пишется ведь одинаково!

– Он, наверное, думает, что ты великий композитор лет ста сорока, – хихикнула я себе под нос, не рассчитывая, что это прозвучит так громко.

Мой неловкий комментарий заставил аспиранта покраснеть. Тот тут же выискал папку, предназначенную Марго, и рассыпался в извинениях, любуясь, как она ставит подпись в табличке.

– Аллилуйя! – девушка с добродушной улыбкой схватила приветственную папку вверх ногами и вдруг повернулась ко мне. – Меня зовут Марго.

– Я слышала, – смущение превратило ответ почти в шёпот, но имя я запомнила.

Тогда я ещё не представляла, сколько раз произнесу его, и сколь часто буду видеть эту ободряющую всепрощающую улыбку.

Я потянулась за своим набором и вдруг обнаружила, что аспирант куда-то испарился. На его место встала рыжая, безразличная ко всему старшекурсница. Марго высунулась из-за моего плеча:

– А этот… музыковед где?

Только спустя пару месяцев мы узнали от второкурсниц, что тот аспирант втрескался в Марго, и чтобы поглядеть на неё подольше, притворялся, что не может найти её документы. В итоге он так и не решился заговорить с ней.

Пока я боролась с ностальгией, моя лучшая подруга порхала от одного родного лица к другому с восторженным приветственным чмоканьем. Прерываясь на визгливое: «Привет! А-а-а! Привет-привет!», она задушила в объятиях рослого красавца – тот без усилий подхватил её за талию и покружил в воздухе. Потом чмокнула в щёку седого старичка, сидящего в массивном кресле возле обеденного стола, и утопила в потоке болтовни старшую сестру. Брюнетка внимательно слушала её и, заметив мой взгляд, одарила меня спокойной, чуточку ироничной улыбкой.

Тут же мимо промелькнула чья-то златовласая макушка. Хихикающая девчушка – точная копия коллекционной фарфоровой куколки, с тоненьким писком погналась за кем-то по столовой. Её целью был худой мальчишка в подобии лётного комбинезона. На макушке его даже пестрели специальные защитные очки с апельсиновыми стёклами. Поравнявшись со мной, прыгая на одной ноге, чтобы развернуться в другую сторону, паренёк протараторил невнятное приветствие. На ангельском личике заиграла шкодливая улыбка дьяволёнка, из-под длинных ресниц с озорством сверкнули огромные синие глаза.

– Привет, На́тан, – угадала я.

Он был единственным из Равелов, кого я знала по имени задолго до визита в Атермонт. Младший брат Марго, которому весной исполнилось двенадцать, пока ещё не вошёл в подростковый возраст, чтобы трансформировать искреннее детское любопытство в «я и так всё знаю, отстаньте от меня». Он беспрестанно терроризировал обитателей дома безумными идеями и экспериментами. Пока что они не вышли за рамки баловства, но порой причиняли беспокойство: не по поводу целости и сохранности особняка Равелов, а, главным образом, за жизнь самого Натана.

Вкупе это складывалось в картину-катастрофу, включающую в себя, по рассказам Марго: попытку подарить дяде Альберту волосы при помощи суперклея и крысы; масштабный новогодний фейерверк в ванной; а также великую любовь к полётам – когда маленький изобретатель сиганул из окна третьего этажа с самодельным дельтапланом. Попытка эта едва не стоила брату Марго жизни. Ситуацию спасла старая яблоня, в которую тот врезался, пикируя вниз, и в итоге отделался лишь боязнью высоты и ненавистью к домашним арестам.

Не знаю, как с таким подходом к развлечениям Натан всё ещё не ходил с каторжной гирей на ноге. Марго не раз рассказывала, что дядя Альберт настаивал отправить Натана – и не только его, в закрытый пансионат. Идея не имела должной поддержки. Айзек и Лидия, как люди либеральные, прекрасно понимали, что запреты лишь подстегнут интерес сына к опасным опытам. Жизненные поиски Натана можно было только регулировать – явно не ограничивать.

Тем временем ультразвук детских голосов продолжал испытывать терпение присутствующих. Облюбовав траекторию вокруг стола, брат и сестра по очереди донимали друг друга щекоткой. Айзек мягко привлёк их внимание, подав голос:

– Натан. Лили.

Лили пожаловалась на брата, но тычки не прекратила.

– Не имеет значения, кто первый начал, – спокойно и сдержано ответил ей мистер Равел. – Натан, пожалуйста, садись за стол.

– Да, сейчас…

Они описали ещё один круг. Миссис Равел, не произнося ни звука, повернулась к Натану. Натан пулей отскочил от сестры и прилип к своему стулу, для полной картины криво засунув обеденную салфетку за ворот.

Я едва не зааплодировала авторитету матери Марго. Вряд ли она успела оценить мою реакцию, так как в эту секунду с прозаичным видом подхватила опрокинутый Натаном пустой стакан. Айзек благодарно поцеловал её в плечо.

Обладая неоспоримой мужественностью во всём прочем, мистер Равел совершенно не умел отчитывать своих детей. Трепет, который он внушал незнакомым людям, в том числе и мне при первом знакомстве, в стенах особняка сменялся душевной мягкостью. Он искренне не любил семейные конфликты, потому, даже бурно выражая недовольство, тут же сменял гнев на милость. Дети этим, разумеется, пользовались. Лили, только что жаловавшаяся на брата, страдала недолго, и уже мастерила катапульту против Натана из вилки и скомканной салфетки.

Я всё ещё стояла возле стола в замешательстве. Дедушка Марго, видимо, всё это время внимательно меня изучавший, красноречиво глянул на Марго. Она послушно кивнула и мигом подскочила ближе, прямо как консультант из магазина бытовой техники. Похихикав над тем, как я вежливо топчусь на месте, она приобняла меня одной рукой – совсем как мама обнимала её.

– Чего стоишь как не родная? Садись, ещё успеешь обменяться со всеми любезностями. Или ты хочешь со всеми лично познакомиться?

Не-не-не-не-не…

Попытавшись что-то промямлить про вежливость, я развела руками. Марго переквалифицировалась в семейного гида: