Czytaj książkę: «Корона и тьма. Том 1.»
«В каждом мраке есть место для света, как и в каждом свете таится тень. Но лишь тот, кто примет обе стороны, сможет увидеть истину.»
Глава 1. Рожденный во тьме
Ночь в горах была тяжёлой и непроглядной. Небо закрыли плотные чёрные тучи, не пропускавшие ни единого луча звёздного света. Воздух стоял густой, пропитанный сыростью и тревогой, как перед большой бедой. Тишина давила на уши, лишь изредка прерываемая слабым шорохом ветра, что скользил по склонам, словно шепча о грядущем. Но эта тишина была ложной – она скрывала угрозу, готовую вырваться наружу и разорвать всё живое.
На вершине холма возвышался замок Дракенхольм – мрачный и древний, как сама земля под ним. Его стены из чёрного камня поднимались высоко, их края были неровными, покрытыми трещинами от времени и бурь. Башни торчали, как сломанные кости, пронзая тьму. Этот замок казался мёртвым, заброшенным, но в ту ночь он ожил, наполнившись звуками боли и страха.
В одной из комнат, где воздух был пропитан запахом крови и пота, лежала леди Эльвира. Её тело, истощённое родами, распростёрлось на широкой кровати с резным балдахином. Тёмные шторы колыхались от сквозняка, обрамляя её, как занавес перед последним актом. Лицо Эльвиры было белым, кожа натянулась на скулах, глаза ввалились, потускневшие и пустые. У её ног стояла повитуха – старуха с морщинистым лицом и руками, покрытыми пятнами возраста. Она держала окровавленную тряпку, её пальцы дрожали, но движения были точными. В её взгляде мелькал страх, не от усталости, а от чего-то большего, что она чувствовала в этой комнате.
Эльвира дышала тяжело, каждый вдох вырывался из её груди с хрипом, будто жизнь цеплялась за неё когтями, но уже проигрывала. Она знала, что не доживёт до утра. Её грудь вздымалась всё реже, кровь текла по простыням, пропитывая их алым. Но смерть не пугала её так, как то, что должно было родиться. Она чувствовала это – существо, которое она носила, было не просто ребёнком.
Когда младенец появился, крики Эльвиры оборвались. Тишина рухнула на комнату, тяжёлая и гнетущая. Повитуха подняла его, её руки задрожали сильнее. Глаза ребёнка – чёрные, глубокие, без единого блика – уставились на неё. Это были не глаза новорождённого, а взгляд чего-то старого, чужого, что знало больше, чем могло вместить человеческое тело. Кожа младенца была бледной, почти синеватой, а крик, что он издал, резанул по ушам, как звук рвущегося металла, эхом отразившись от стен.
Эльвира, собрав последние силы, повернула голову. Её губы шевельнулись, голос был слабым, едва слышным:
– Эндориан…
Имя вырвалось, как выдох, полный ужаса, и повитуха вздрогнула, чуть не выронив ребёнка. Её руки затряслись, глаза расширились. Она посмотрела на младенца, потом на Эльвиру, но та уже не дышала. Её тело обмякло, голова откинулась назад, открытые глаза застыли, глядя в пустоту. Кровь продолжала течь из-под неё, заливая кровать, пока старуха стояла, не в силах пошевелиться.
Стражи в углу комнаты – двое воинов в тяжёлых доспехах – шагнули вперёд. Их лица были суровыми, но в глазах мелькнула тревога. Повитуха, словно очнувшись, передала им ребёнка, её руки тряслись так, что она едва не уронила его. Один из стражей взял младенца, его пальцы в железных перчатках сжали тонкое тело, и он отвернулся, пряча взгляд.
Замок принял нового хозяина. Ночь стала ещё темнее, ветер за стенами взвыл громче, словно сама природа хотела скрыть этот момент от мира.
Так началась жизнь Эндориана, сына лорда Бальтазара Вальмира, чьё имя гремело по Даркарии как гром перед бурей. Бальтазар был человеком, для которого сила и жестокость были единственными законами. Он правил замком Дракенхольм и его землями, подавляя любое сопротивление. Его власть держалась на крови – он резал врагов, сжигал деревни, оставлял за собой только пепел и страх. Для него мир был полем боя, где выживают те, кто готов убивать без колебаний. И в сыне он видел не просто наследника, а оружие, что продолжит его дело.
Эндориан рос в холодных стенах Дракенхольма. Зимой ветер пробирался сквозь трещины, леденя коридоры, летом сырость из подземелий заполняла залы. Каменные стены гудели от шагов, каждый звук отражался, как предупреждение. Здесь не было тепла, не было уюта – только тьма и холод.
Его детство началось не с игр, а с боли. Бальтазар не позволял сыну быть ребёнком. Каждое утро Эндориан вставал с рассветом, встречая день звоном стали и криками. Его учили держать меч раньше, чем писать своё имя. Вместо историй о героях он слушал рассказы отца о войнах – как лорд разрубал врагов пополам, как их кровь текла по земле, как страх ломал их волю.
Тренировки были жестокими. Бальтазар нанимал воинов – грубых, покрытых шрамами наёмников, что били мальчика без жалости. Они нападали на него с деревянными мечами, пока он не падал, задыхаясь от боли. Если он был слишком медленным, удар приходился по рёбрам, выбивая дыхание. Если не блокировал – получал синяки, что держались неделями. Его заставляли драться с противниками втрое старше и крупнее, их кулаки оставляли следы на его теле, кровь текла из разбитых губ.
Иногда в замок привозили зверей. Огромных медведей с севера, чьи когти рвали кожу, как бумагу. Льва с юга, чьи зубы ломали кости одним укусом. Однажды привезли тварь – чёрную, с горящими глазами, что выла, как демон. Эндориан, которому едва исполнилось десять, стоял перед ней с коротким мечом, его руки дрожали от страха и усталости. Зверь бросился на него, когти разорвали плечо, кровь хлынула на пол, но мальчик вонзил клинок в горло твари, чувствуя, как горячая кровь заливает его лицо. Он рухнул рядом с мёртвым зверем, задыхаясь, пока Бальтазар смотрел сверху.
– Слабость – это смерть, – сказал лорд, его голос был холодным, как сталь. – Враг не ждёт, пока ты встанешь. Война – это не игра, сын. Один промах – и твоя голова лежит в грязи. Будь жестоким, или тебя раздавят.
Эндориан поднялся, его тело ныло, кровь капала с подбородка. Он не плакал – слёзы были выжжены из него ещё раньше. Мать умерла при его рождении, а отец заменил ласку ударами. Он не знал, что такое тепло, только боль и приказы.
В стенах Дракенхольма он становился сильнее, но холоднее. Друзей у него не было – только противники, которых он побеждал или заставлял подчиняться. Бальтазар смотрел на него с гордостью, но не как на сына, а как на клинок, что он точил годами.
Но внутри Эндориана что-то росло – неясное, тихое. Каждый удар, каждая капля крови оставляли след не только на теле, но и в душе. Он замечал, как его рука дрожит перед ударом, как глаза врагов – полные страха и боли – остаются в его памяти. Эти образы приходили к нему ночью, их крики звучали в ушах, пока он лежал в темноте своей комнаты.
Он начал задавать вопросы. Почему мир так жесток? Почему сила – это только кровь и страх? Эти мысли были чужими в Дракенхольме, где слабость считалась грехом. Однажды он спросил отца, стоя в зале после тренировки, его голос был тихим, но твёрдым:
– Почему всё решает только смерть?
Бальтазар повернулся, его глаза сузились, лицо стало жёстким.
– Не смей задавать глупостей, – отрезал он. – Мир – это поле боя, где выживает тот, кто бьёт первым. Война не терпит сомнений. Убей, или будешь убит. Слабый падает, сильный стоит. Это закон.
Эндориан замолчал, но слова отца не заглушили его сомнений. Он топил их в тренировках, в ударах меча, но они возвращались, как тени в углах зала.
К юности он стал воином, чьё имя вызывало дрожь. Его сила и холодная решимость пугали даже старых рыцарей. Когда Бальтазар посвятил его в рыцари, церемония прошла в главном зале – под взглядами стражей и слуг, что шептались о нём. Его назвали Темным Рыцарем – титул, что звучал как угроза. Имя Эндориана стало символом смерти, его боялись, как чумы.
Но внутри него росло беспокойство. Он чувствовал, что тьма, в которой он жил, душит его. Она была повсюду – в стенах замка, в глазах отца, в крови на его руках. Он хотел чего-то другого, но не знал, что это.
Однажды всё изменилось. Он ехал через горы, возвращаясь из похода, когда наткнулся на руины храма. Каменные колонны лежали в пыли, стены поросли мхом. Там стоял старик – худой, в рваном плаще, с лицом, покрытым морщинами. Он смотрел на Эндориана спокойно, без страха, что было странно для Темного Рыцаря.
Старик шагнул ближе, его голос был тихим, но ясным:
– В каждом мраке есть место для света. И в каждом свете – тень.
Эндориан замер. Эти слова ударили по нему, как клинок в грудь. Тишина вокруг стала гуще, ветер стих. Он смотрел на старика, не понимая, почему его сердце забилось быстрее.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, голос был хриплым от долгого молчания.
Старик улыбнулся, его глаза блеснули.
– Ты носишь тьму, как доспехи, – сказал он. – Но под ней есть что-то ещё. Найди это, или тьма сожрёт тебя.
Эндориан хотел ответить, но старик исчез, словно растворился в воздухе. Он стоял один среди руин, слова монаха звенели в голове. Впервые он почувствовал, что его мир – тьма, страх, кровь – может быть не единственным.
Дорога обратно в Дракенхольм была долгой. Лес окружал его, деревья гудели на ветру, их ветви скрипели. Он шёл, его сапоги оставляли следы в грязи, а мысли кружились, как вороньё над полем боя. Отец учил его иначе. Каждый день Бальтазар повторял свои уроки, стоя над сыном, пока тот истекал кровью после тренировок:
– Война – это наука страха, Эндориан. Побеждает тот, кто бьёт без жалости. Враг должен видеть в тебе смерть, иначе ты станешь добычей. Тьма – твоя сила, овладей ею, или она раздавит тебя.
Эти слова были законом. Но теперь они трещали, как старый щит под ударами. Эндориан вспоминал глаза умирающих, их кровь на своих руках. Сколько раз он хотел остановиться? Сколько раз его меч казался слишком тяжёлым?
Когда он подошёл к воротам Дракенхольма, они возвышались над ним, чёрные и массивные, как сама тьма. Ветер выл, холод пробирал до костей. Он остановился, глядя на замок. Это был его дом, его мир – полный боли, крови, страха. Но слова монаха горели в нём: «В каждом мраке есть место для света».
Он толкнул ворота, железо заскрипело, и замок принял его. Но в этот раз Эндориан вошёл не просто как сын Бальтазара, не просто как Темный Рыцарь. Он вошёл как человек, который начал искать что-то большее.
Глава 2. Зов Света
Вернувшись в замок, Эндориан чувствовал глубокое смятение, которого никогда прежде не испытывал. Стены замка, которые некогда служили ему опорой и защитой, теперь казались удушающей клеткой, запирающей его в собственных сомнениях и страхах. Слова монаха, прозвучавшие в ту роковую ночь, когда он столкнулся с истиной о своем предназначении, пустили в его сердце ростки сомнения. Они прорастали с каждым днем, разрушая привычные убеждения. Рыцарь всегда верил, что его судьба – служить тьме и безжалостно исполнять приказы, но теперь его уверенность пошатнулась.
Проходили годы, и внутренняя борьба становилась невыносимой. Лорд Бальтазар начал замечать перемены в сыне. Он видел, что некогда непоколебимый рыцарь все чаще впадал в задумчивость, терял бдительность. Это вызывало в Бальтазаре раздражение и недовольство, ибо он считал, что сомнения – это признак слабости. В своей жестокости он решил, что нужно испытание, которое окончательно избавит сына от всякой мягкости. Испытание, которое докажет, что он остается верным слугой тьмы.
Бальтазар дал приказ: уничтожить небольшую деревню, расположенную на окраинах его владений. Деревня восстала, отказавшись платить дань, и лорд видел в этом вызов своей власти. Темный рыцарь, закованный в броню, сел на коня и отправился на задание. Но в этот раз его сердце было обременено тяжелыми мыслями. Каждый шаг коня отзывался эхом в его душе, как будто вел его к неизбежной пропасти.
Когда он достиг деревни, жители уже знали о его приближении. Мужчины пытались вооружиться всем, что могли найти, женщины и дети прятались в своих домах, а старики, видя неотвратимое, молили о пощаде. Но рыцарь понимал – пощады не будет. Он должен был исполнить свой долг, доказать отцу и самому себе, что не поддастся слабости.
Огонь охватил деревню. Дома пылали, превращая улицы в пекло. Темный рыцарь с яростью прорубал себе путь сквозь толпу, вымещая на людях свои сомнения и страхи. Однако каждый крик, каждая мольба о пощаде резали его сердце, как острые клинки. И тогда, среди хаоса, он столкнулся лицом к лицу с молодой женщиной. Она держала на руках ребенка и смотрела на него с отчаянием, но без страха. В ее глазах не было просьбы о пощаде. Она просто смотрела на него, как будто видела в нем нечто большее, чем бездушного палача.
Этот момент остановил время. Рыцарь замер, меч застыл в воздухе. Внутренний холод, который всегда сопровождал его, начал таять. Он вдруг понял, что свет, о котором говорил монах, был внутри него с самого начала. Этот свет не был чем-то чуждым или внешним – он был частью его самого, той частью, которую он всю жизнь подавлял.
Темный рыцарь не смог ударить. Он опустил меч, его броня стала казаться невыносимо тяжелой. Перед ним стояла женщина с ребенком, а он – безоружный, без сил, просто человек.
Но этот момент сострадания был прерван. Один из его солдат, не понимая, что происходит, атаковал женщину, видя, что рыцарь колеблется. Ее крик эхом отразился от разрушенных стен деревни, и в этот миг Темный рыцарь осознал свою беспомощность. Он бросился к ней, но уже было слишком поздно. Женщина погибла на его руках, жизнь покидала ее тело, и он не смог ничего изменить.
Он осознал, что больше не может следовать темным путем, но также понял, что искупление за его грехи будет нелегким. Вернуться к прежней жизни было невозможно. Теперь перед ним был выбор: продолжать быть орудием разрушения или попытаться найти путь к свету и искуплению, даже если это означало предательство всего, чему он был научен с детства.
Эндориан начал свою двойную жизнь. Днем он оставался верным слугой тьмы, выполняя приказы отца, но ночью уходил в леса, где его терзали мысли о свете и правде. Он искал монаха, надеясь, что тот сможет дать ему ответы, но монах исчез. Теперь он остался один на один со своими сомнениями.
Неделями Темный рыцарь разрывался между долгом и желанием изменить свою судьбу. Он знал, что остаться в замке означало навсегда запереть себя в оковах тьмы.
Однажды, в тиши ночи, он услышал разговор двух крестьян. Они обсуждали легенду о древнем драконе Халарке. Один из них говорил с восхищением: «Халарк видел рождение тьмы и знает её природу. Говорят, тот, кто осмелится спросить у него совета, сможет найти истину.» Эти слова запали в душу Эндориана.
В Фарнгоре, среди бескрайних снежных вершин, обитало это существо. Оно стало для него символом надежды. Только Халарк мог дать ответы на вопросы о свете и тьме.
Эндориан принял решение: покинуть замок.
Путь к Фарнгору был долгим и тяжелым. С каждым шагом Эндориан чувствовал, как его сомнения становятся всё сильнее, обжигая его изнутри. Когда он впервые увидел Мортена, тот сидел у костра, разведенного на заснеженной поляне. Высокий, но чуть сгорбленный от прожитых лет, Мортен выглядел как человек, который слишком много раз смотрел в лицо смерти, но, вопреки всему, всегда оставался жив. Его седые волосы были коротко подстрижены, а лицо покрыто морщинами и шрамами, каждый из которых хранил свою историю. Грубый плащ с заплатами и простые кожаные сапоги лишь подчёркивали его отрешённость от суеты мира.
Эндориан остановился, не двигаясь дальше. Снег хрустел под его ногами, а тени деревьев, качающихся под порывами холодного ветра, отбрасывали странные узоры на замёрзшую землю. Мортен поднял голову, не торопясь, словно знал, что Эндориан подойдёт. Его светло-серые глаза, казалось, проникали в самую душу.
– Ты ищешь ответы, – сказал он, прежде чем Эндориан успел заговорить. Его голос был глубоким и усталым, словно это была не просто речь, а отзвук многих лет размышлений. – Но ответы не приходят тем, кто их ищет в тенях. Ты пытаешься убежать от тьмы, но она всегда будет частью тебя.
Эндориан сжал кулаки. Его инстинкт подсказывал ему оставаться настороже, но в присутствии этого человека он чувствовал странное спокойствие. Мортен медленно поднялся, его движения были немного скованными, но уверенными, как у опытного воина, который знает цену каждой схватке.
– Кто ты? – наконец спросил Эндориан, его голос был холодным, но не агрессивным.
Мортен посмотрел на него, едва заметно улыбнувшись.
– Просто человек, который тоже когда-то искал ответы, – сказал он, медленно обходя костёр. Его тень, отбрасываемая пламенем, казалась больше самого человека. – Но тьма… она всегда будет рядом. Это не враг, которого можно победить. Она – часть нас, часть этого мира. Тьма, которой служит твой отец, – это другая история. Это не просто ночной мрак или тени, скрывающие правду. Это тьма, которая пожирает всё, что ты ценишь, оставляя лишь пустоту.
Эндориан замер. Слова Мортена отзывались в его душе, как удары грома. Он впервые услышал такую чёткую и болезненную правду о том, что его так долго терзало. Но он не мог принять это просто так.
– Что мне делать? – спросил он, его голос прозвучал глухо, словно эти слова вытягивались из глубин его страха.
Мортен остановился напротив Эндориана. Он скрестил руки на груди, его лицо стало серьёзным, словно он готовился произнести что-то, что изменит жизнь его собеседника.
– Ты должен принять свою тьму, – сказал он, его голос был твёрдым, как холодный клинок. – Не беги от неё. Но не позволяй ей управлять тобой, как это произошло с твоим отцом. Он стал её рабом. Ты видел, что она сделала с ним, как она его пожрала изнутри, как его душа сгнила в темноте, как он стал чем-то… нечеловеческим.
Эндориан смотрел на Мортена, но ничего не говорил. Он чувствовал, как внутри него всё переворачивается. Эти слова, резкие и безжалостные, били по его гордости и упрямству, но в них была правда, которую он не мог игнорировать.
– Мой отец… – начал он, но замолчал.
Мортен кивнул, его взгляд был проницательным.
– Да, твой отец. Он не всегда был таким. Я помню его другим. Когда-то он был честным воином, человеком, который умел принимать решения и вести за собой. Но сила… сила не прощает слабости. И тьма, она питается нашими слабостями, нашими страхами, нашим отчаянием.
Эндориан вздрогнул. Его воспоминания о Бальтазаре были полны противоречий. Он видел в отце одновременно величие и ужас, силу и безжалостность. Но то, что говорил Мортен, раскрывало другую сторону, ту, которую Эндориан никогда не замечал или боялся признать.
– Ты знаешь, что она сделала с ним, – продолжил Мортен. Его голос стал тише, но в нём слышалась тяжесть прожитой боли. – Она изменила его. Она уничтожила всё человеческое в нём. Но ты… ты ещё можешь выбрать.
Эндориан опустил взгляд, его кулаки разжались, а плечи поникли. Он почувствовал, как его броня, которая всегда была его защитой, стала невыносимо тяжёлой.
– Я не знаю, как. – Его голос был тихим, почти безжизненным.
Мортен подошёл ближе, но не дотрагивался до него.
– Прими её. Не беги, не пытайся изгнать. Тьма – это часть тебя, но она не должна быть твоим хозяином.
Эти слова прозвучали как откровение. Эндориан поднял голову, его взгляд был полон внутреннего конфликта, но в глубине глаз мелькнула искра понимания.
– Ты ищешь что-то большее, чем ты сам, – добавил Мортен, делая шаг назад и глядя на небо. – Ответы найдёшь не в битвах и не в жертвах. Ты найдёшь их в себе.
Они замолчали. Лес вокруг них был тих, лишь ветер играл в ветвях деревьев. Эндориан не знал, что сказать. Он чувствовал, что эта встреча была не случайной, что слова Мортена останутся с ним навсегда.
И впервые за долгие годы он почувствовал, что тьма внутри него не душила его, а стала чем-то, с чем он мог бы жить.
На третий день пути в горах, ледяные вершины Фарнгора показали свою беспощадность. Ветер, словно невидимый хищник, рвал одежду и заставлял глаза слезиться. Каждый шаг давался с трудом, как будто сами горы пытались прогнать незваных гостей. Мортен шёл впереди, уверенно прокладывая путь через снежные заносы, его фигура почти исчезала в клубах белого вихря. Эндориан следовал за ним, его плащ развевался, как знамя, в этой битве с природой.
Внезапно Мортен остановился, подняв руку, чтобы дать знак Эндориану. Перед ними открылась тёмная пасть пещеры, словно вход в иной мир. Снег метался у её края, но внутри царила пугающая тишина.
– Здесь мы остановимся, – сказал Мортен, его голос прозвучал хрипло, как у человека, пережившего многое. Он первым вошёл внутрь, ступая осторожно, будто чувствовал невидимое напряжение.
Эндориан последовал за ним. Внутри пещера была холодной, как сама смерть. Лёд покрывал стены, и откуда-то издалека доносился звук капель, нарушающий тишину. Рыцарь опустил меч на каменистую землю и сел рядом с Мортеном, который уже успел развести небольшой костёр. Огненные языки едва могли согреть их в этом холоде, но их свет придавал какое-то странное чувство уюта.
Когда огонь разгорелся, они услышали это. Низкий рокот, исходивший откуда-то из глубин гор. Звук прокатился по пещере, заставив камни слегка задрожать. Это был не просто звук, а что-то живое, могучее, древнее.
Мортен медленно поднял голову, его лицо на миг затвердело, а пальцы крепче обхватили рукоять меча.
– Это Халарк, – прошептал он, будто боялся, что его голос разбудит дракона. – Он знает, что мы здесь.
Эндориан тоже почувствовал это – тяжесть на сердце, как будто сама тьма глядит прямо на него. Рокот повторился, громче, глубже, и на этот раз он отозвался в самой земле.
– Он не примет нас с миром, – добавил Мортен, его глаза неотрывно смотрели в темноту, где терялись очертания пещеры.
Эндориан медленно встал, подняв свой меч. Его дыхание стало ровным, а взгляд потемнел, как ночь перед бурей. Он чувствовал, как внутри него оживает та тьма, которой он когда-то боялся. Но теперь она не казалась врагом. Это была его сила.
– Если он готов к битве, я готов принять вызов, – произнёс Эндориан. Его голос звучал ровно, но в нём была не только решимость. В нём была тьма, готовая прорваться наружу.
Мортен посмотрел на него и слегка кивнул, в его глазах мелькнуло уважение.
– Запомни, – тихо сказал он. – Халарк – не просто враг. Он зеркало. Он покажет тебе не то, кем ты хочешь быть, а то, кем ты являешься.
Эндориан не ответил. Его взгляд был устремлён в темноту, откуда доносился рокот. Он знал, что впереди его ждёт не просто битва. Это будет испытание, которое определит всё.
Они двинулись вглубь пещеры, шаг за шагом погружаясь в неведомую бездну, где даже тьма казалась живой. Воздух изменился: сперва стал плотным, пропитанным сыростью, а затем начал нагреваться, как будто они входили в самое сердце горы. С каждой секундой становилось всё тяжелее дышать, и каждый звук эхом разносился по сводам пещеры, словно сами стены прислушивались к их присутствию.
Темный Рыцарь шёл позади Мортена, его рука крепче сжимала рукоять меча, но оружие казалось бесполезным в этом месте, полном древней силы. Ледяная броня земли переходила в обугленную твердь, испещрённую трещинами, из которых просачивался красноватый свет. Тепло поднималось от пола, заставляя пот стечь по вискам. Рыцарь чувствовал, как с каждым шагом к ним приближается что-то огромное и неукротимое.
И тогда он увидел это. Из глубины тьмы, словно из самого ада, появилась фигура, чей силуэт перекрывал вход в пещеру. Халарк. Его алые чешуйки сияли, как раскалённый металл, а глаза – два угольных огня – прожигали душу одним взглядом. Лапы, больше любых оружий, цеплялись за каменные уступы, а крылья, едва шевельнувшись, поднимали вихри пепла и снега.
Рёв разнёсся по пещере, заставив стены задрожать, а в их душах – зашевелиться глубинный страх.
– Кто осмелился потревожить мой покой? – прогремел голос дракона, глубокий и раскатистый, как гром.
Мортен шагнул вперёд, его движения были медленными, но уверенными, несмотря на свистящий над головой горячий воздух.
– Мы пришли не за битвой, – произнёс он твёрдо, но в голосе ощущалось напряжение. – Мы ищем ответы.
Халарк опустил голову, приближаясь к Мортену, так что его огромные ноздри почти коснулись земли.
– Ответы? – прогремел он, ухмыльнувшись. – Мудрость не даётся тем, кто ищет её из страха. Я вижу, что в ваших сердцах больше сомнений, чем силы. Вы пришли, надеясь понять то, что не дано вашему разуму. Если вы жаждете сражения, оно найдёт вас.
Эндориан сделал шаг вперёд, его меч блеснул в красном свете, отражая отблески огня, что плясали на чешуе дракона.
– Если слова не убедят тебя, – сказал он холодно, поднимая клинок, – то, возможно, сила сделает это.
Дракон взревел, и этот рёв отозвался в каждом камне, заставив пещеру дрожать. С одним мощным взмахом крыла он поднял вихрь пепла и снега, обрушив его на Эндориана и Мортена. Эндориан успел закрыться щитом, но его оттолкнула волна горячего воздуха.
Мортен атаковал с фланга, пытаясь отвлечь чудовище, но Халарк двигался с такой скоростью, что казалось, будто он управляет самим пространством. Одним ударом лапы дракон отбросил старого воина к стене, где тот рухнул, оставляя на скале след крови.
Темный Рыцарь бросился вперёд, его клинок, засверкавший в алом свете, обрушился на грудь дракона. Но, как только меч коснулся чешуи, посыпались лишь искры. Оружие скользнуло, оставив на поверхности дракона лишь еле заметную царапину.
Халарк взревел вновь и выпустил поток пламени. Эндориан едва успел уклониться, бросившись в сторону. Жар прошёл рядом, опаляя его волосы и нагревая броню так, что та начала обжигать кожу.
Но, несмотря на всё, Рыцарь продолжал наступать. В его глазах горел огонь – не драконий, но тот, что питала его собственная тьма. Это была ярость, готовая сжечь всё на своём пути.
Вдруг Халарк остановился. Он развернулся к Эндориану, его глаза вспыхнули с новой силой, и в них читалось нечто большее, чем просто желание сразиться.
– Ты думаешь, что можешь победить меня? – прогремел дракон, поднявшись на задние лапы. – Ты глупец. Но даже в глупцах есть искра.
Эндориан замер. Его дыхание было тяжёлым, руки дрожали от усталости, а меч в его руках уже казался бесполезным.
– Ты сильнее, чем многие, кто осмеливался прийти сюда, – продолжил Халарк, медленно опускаясь обратно на все лапы. – Но твоя сила – не в оружии. Ты ищешь ответы, которые не найдёшь в битве.
Эндориан молчал, его меч всё ещё был поднят, но он уже не чувствовал той ярости, которая двигала им раньше.
– В твоём сердце идёт война, – произнёс дракон, и его голос прозвучал тише, но от этого не менее властно. – Но не с тьмой. Ты сражаешься сам с собой. Ты хочешь уничтожить тьму, но не понимаешь, что она часть тебя. Прими её, и тогда ты найдёшь то, что ищешь.
Эти слова эхом отозвались в душе Рыцаря. Они казались настолько простыми, что от этого становились почти невыносимыми.
Халарк медленно отступил назад, его фигура растворилась в глубине пещеры, словно он никогда и не существовал. Эхо его шагов затихло, оставляя после себя лишь удушающую тишину.
Эндориан остался стоять, его взгляд был устремлён в пустоту. Меч выпал из его рук, звеня о камень.
Сзади раздался слабый стон. Рыцарь обернулся и увидел Мортена, который с трудом поднимался, опираясь на стену.
– Ты жив? – спросил Эндориан, подходя ближе.
– Жив, – прохрипел Мортен, его лицо было покрыто потом, но в глазах светилась странная сила. – А ты?
Эндориан молчал. Он не знал, что ответить. Но внутри него начало что-то меняться. Это была не победа и не поражение. Это было начало чего-то нового.
– Ты видел, что произошло? – хрипло спросил Эндориан, его голос едва слышно дрожал, как будто он боялся собственных слов.
Мортен, тяжело опираясь на меч, посмотрел на Рыцаря. Его лицо, покрытое испариной и запёкшейся кровью, отражало усталость, но глаза оставались ясными и спокойными, будто он уже знал ответ на этот вопрос.
– Я видел, как ты принял вызов, – сказал он, его голос звучал глубоко и ровно, как усталый гул далёкого колокола. – И как дракон открыл тебе то, что ты давно знал, но боялся признать.
Эндориан отвёл взгляд, пытаясь переварить эти слова. Холодный воздух, обжигающий лёгкие, казался единственным, что напоминало ему о реальности. Его броня ещё хранила тепло недавнего боя, но внутренне он ощущал холод – не от морозного ветра, а от того, что Халарк заставил его заглянуть в самые глубокие уголки своей души.
– Но как ты справился с этим? – неожиданно спросил он, его голос звучал глухо, будто вопрос был адресован не только Мортену, но и самому себе. – Как ты жил с той тьмой, что преследовала тебя?
Мортен медленно опустился на камень, тяжело выдохнув. Он закрыл глаза, словно возвращаясь мыслями в те дни, когда его собственная борьба была такой же невыносимой.
– Я не жил с ней, – наконец произнёс он, открывая глаза. Его взгляд устремился вглубь ледяных гор, где в вечной тишине и холоде скрывались древние тайны. – Я научился её контролировать. Тьма всегда будет рядом. Она как ледяная вода, которая течёт по венам: её нельзя убрать, но можно заставить работать на тебя. Ты решаешь, будешь ли ты её рабом или её хозяином.
Его голос был твёрдым, но не высокомерным. В нём звучала горечь человека, который уже прожил ту боль, через которую сейчас проходил Эндориан.
– Это не бой, который ты выиграешь однажды, – продолжил он, его взгляд остановился на Рыцаре, как будто он пытался пробиться через его броню. – Это борьба, которую придётся вести каждый день. Иногда ты будешь побеждать, иногда нет. Но это не делает тебя слабым. Это делает тебя живым.
Эндориан молчал. Его руки, дрожащие после битвы, сжались в кулаки. Слова Мортена проникали глубже, чем он мог себе позволить. Это было похоже на холодный клинок, который разрезал его защиту.
– Как мне быть хозяином, если она сильнее меня? – тихо спросил он, и в его голосе звучала настоящая боль, которую он никогда никому не показывал.
Мортен слегка наклонился вперёд, словно это был самый важный момент их разговора.
– Она сильнее только тогда, когда ты боишься её, – ответил он. – Тьма – это страх. Но страх – это иллюзия. Она живёт, пока ты её кормишь. Не корми её своими сомнениями, своими ошибками. Принимай их, но не давай им управлять тобой.
Эндориан поднял голову. На этот раз в его взгляде была не просто растерянность, но и слабая искра понимания.
– Это значит, что я никогда не буду свободен? – спросил он, пытаясь осознать свои новые истины.
Мортен горько улыбнулся, откинув голову назад.
– Свобода – это иллюзия, – сказал он, его голос стал мягче, почти шёпотом. – Мы все связаны тем, что делаем и что сделали. Но если ты примешь эту связь, ты сможешь направить её туда, куда захочешь.
