Czytaj książkę: «Боргезия», strona 2

Czcionka:

* * *

Грин выскакивает из ворот кладбища и, отстреливаясь на ходу, заскакивает на подножку трамвая и неожиданно оказывается в поезде. Он проходит по коридору пустого вагона и входит в вагон-салон.

– Вы кто? – спрашивает Грин, оглядывая фрачников, собравшихся за овальным столом.

– Минуточку, – выставляя палец, объявляет похожий на Кощея фрачник, – мне нужно сообразить. Плохо думается, словно во сне. Во сне плохо думается, как известно.

– Во сне? Кто во сне, я или вы, или оба, а, может быть, все?

– Вопросы, вопросы, вопросы… скажите, господин…

– Грин.

– А-а, старый знакомый!

– Что-то я вас не припомню.

– Господа, перед вами некто Грин, человек, с которым я буду иметь дело лет эдак через несколько, а точнее в двадцать девятом году.

– Не знаю, кто вы, но мне почему-то кажется, вас зовут Файнс.

– Совершенно верно! – восклицает председатель. – Хотите в нашу ложу вступить?

– Название у вашей ложи имеется?

– Название… – с удивлением разводит руками Файнс, – названия нет. А зачем вам название?

– Всякая вещь и… явление… должна быть обозначено каким-нибудь именем, не так ли?

– Мы безымянные, безымянные для… – оглядывается Файнс по сторонам в поисках поддержки, – для конспирации, вот!

– Что вы скрываете, позволю спросить?

– Вы вступаете в ложу?

– Зачем?

– Чтобы, – ищет Файнс поддержки у окружающих, – чтобы…

– Неуместный вопрос, – помогают ему, наконец.

– И все же? – вопрошает Грин.

– Вступивши к нам в ложу, – с большим достоинством говорит один из участников, – вы можете научиться видеть то, что сводит с ума. Вы хотите узнать то, что сводит с ума?

– Как ни странно, хочу.

– Вы готовы подписать чистый лист для вступления в ложу?

– Что я буду за это иметь?

– Все! Все, что пожелаете.

– Так уж и все?

– Что ответить? – вновь обращается Файнс к присутствующим.

– Обещайте все, что угодно.

– Хотите власти?

– Над кем? – усмехается Грин.

– Деньги ему обещайте, деньги верней! – предлагает очередной фрачник.

– Деньги хотите?

– У меня и своих предостаточно.

– Впервые встречаю человека, – выражает удивление Файнс, – у которого достаточно денег. Более того: предостаточно!

– Может быть, женщину ему предложить, – подсказывают ему, – самую красивую в мире.

– У кого что болит, – провозглашает Файнс, – тот о том и говорит. Таких не бывает. Все они на одно лицо, кого ни возьми. А у вас, что болит? Мы многое можем устроить. Вы подпишите, и мы горы свернем для вас! Хотите, избавим страну от тирана?

– Какую страну? – спрашивает Грин.

– Австро-Венгрию, разумеется! Мы же в Праге находимся.

– Долой тирана! – восклицает свита. – Хотя лучше застрелить наследника, старик сам скоро помрет.

– Да вы – заговорщики, господа.

– Заговорщики? – удивляется Кощей. – Разумеется, и что?

– А то, что я вас разоблачил, – достает Грин револьвер, – и сейчас избавлю человечество от заразы.

Он стреляет пока не кончаются патроны. Когда дым рассеивается, Грин оказывается на кладбище. Он подходит к могиле, вынимает из решетки ограды железное копье и поддевает вырванным плиту с надписью: «Здесь покоится рыцарь Грегуар». В гробу изразцовый рыцарь с раскрытой книгой на груди.

Грин втыкает копье в грудь рыцаря.

– О-о-ох, – глухим неестественным голосом отзывается Грегуар. – Не убивай меня, Гри-и-ин… не убивай меня, Гри-и-ин…

Грин несколькими ударами разбивает книгу, затем и всего рыцаря превращает в обломки.

– Заче-е-ем ты убил меня, Гри-и-ин… – продолжают канючить обломки.

– Тьфу, чтоб тебе пусто было! – отбрасывает Грин копье в сторону и уходит.

С сухим каменным треском обломки соединяются и встают. Идол делает несколько шагов и хохочет, но от хохота разваливается на части и рассыпается по траве. Обломки вновь складывается, и Грин начинает стрелять в них из револьвера.

* * *

Кони тормошит Грина на кладбище.

– Что, что случилось? – вскакивает Грин.

– Ничего, слава Богу, – отвечает Кони.

– Мы живы?

– Я сам удивляюсь.

– Кажется, мы стреляли друг в друга.

– Они подложили какое-то зелье между страницами книги.

– Да, книга, книга! Где книга? – вскакивает Грин.

– Книга? Книга разбита, – поднимает Кони обломок с несколькими буквами, – хотя можно… можно попытаться ее восстановить. Я очнулся немногим раньше вас. На меня зелье меньше подействовало, и я первый очнулся.

– А вам, что казалось?

– Не приведи Господь, – крестится Кони, – чтобы такое случилось на самом деле.

– Вы знаете, Сергей Алексеевич, а у меня револьвер разряжен!

– У меня – тоже.

– Мне показалось, что вы – черт знает кто. К тому же вы наставили на меня револьвер.

– Мне показалось, вы хотите убить меня.

– А мне показалось, – вы. Кажется, мы стреляли не только во сне. Как же мы живы остались?

– Я сам в недоумении.

– Коварное зелье.

– Коварная книга.

– Книгу разбита… – размышляет Грин, – но восстановить ее можно… по вашим словам.

– Частично, во всяком случае.

* * *

– Перед нами разыграли спектакль, – указывает Грин на разложенные на столе обломки каменных страниц. – Нас хотели убедить, что мы идем по верному следу, и нас за то убивают.

– А на самом деле?

– Нам дали возможность прочесть настоящий текст или часть его только.

– Для чего?

– Чтобы мы передали его императору.

– Но для чего, если до того убивали?

– Убивали для того, чтобы придать тексту значимость. По-видимому, они ожидали наступления события, которое, судя по тому, что мы еще живы, произойдет в ближайшее время.

– Если они что-то готовят, то зачем им сообщать императору подробности трагической участи? Обычно такие дела готовятся втайне.

– Чтобы лишить его величества воли, когда события начнут совпадать с предсказаниями.

– И какие события, как вы считаете?

– Неудача в военной компании, бунт, покушение на семью, дворцовый переворот. Да мало ли что! Все перечислено в предсказаниях.

– Зачем такой сложный путь?

– У черта, пардон, Грегуара, своя логика.

– Неужели не существует другой оптимистический вариант развития событий?

– Ох, сомневаюсь, – качает головой Грин. – Полагаю, нам подставляют крайне пессимистические варианты.

– Каковы наши действия?

– Кажется, мы подошли к той черте, за которой убивали всех предыдущих следователей.

– Я должен донести до государя всю информацию.

– Если вы не отправите информацию по назначению, вас за это убьют, а если доставите, вас убьют, чтобы показать подлинность книги. Что выбираете?

– Я, пожалуй, рискну. Я передам все материалы его величеству с докладной запиской.

– Как хотите. Я не стал бы этого делать.

* * *

Император стоит у окна и барабанит пальцами по стеклу.

– Ваше величество, – говорит за его спиной сановник, – неприятное известие.

– Как будто есть в наше время иные. Что там у вас?

– Следователя, который передал вам бумаги, убили.

– Этого следовало ожидать. При каких обстоятельствах?

– Вышел он из дворца, взял извозчика. Тот отвез его метров сто от дворца, обернулся и застрелил из двух револьверов.

– У-би-ли, – качает император головой. – Стало быть, предсказания подлинные.

– Ваше величество, завтра…

– Завтра меня не будет: уезжаю в монастырь.

– Надолго?

– На неделю, как минимум.

– Но на девятое января… это уже послезавтра… назначена демонстрация рабочих петицией. Как бы чего не вышло.

– Я приму ходоков в Царском Селе двенадцатого числа.

– А демонстрация?

– Отмените.

– Стоит ли?

– Я, надеюсь, вы помните, что идет война с Японией? Демонстрация в центре города во время войны! Ни к чему хорошему подобные мероприятия не могут привести.

– Левые радикалы могут воспользоваться ситуацией.

– Вот именно! Усильте охрану дворца и постарайтесь не доводить до эксцессов.

– Но если толпа…

– Раздайте солдатам холостые патроны.

* * *

– Ваше сиятельство, – догоняет сановник карету, – он приказал отменить демонстрацию.

– Отлично!

– Патроны велел раздать холостые.

– Еще лучше: сам себе роет могилу. Велите солдатам выдать по одному холостому патрону, а все остальные боевые. Первый залп только раззадорит толпу.

– Будет сделано.

– Водку рабочим раздайте. Водка никогда еще не подводила. Стрелять в ответ начинайте сразу после первого залпа холостыми.

– А если толпа подчинится приказу остановиться.

– Пустите этих дураков с образами вперед, а ваших расположите сзади, чтобы они напирали. Толпу понесет на солдат и…

– На обломках самовластья напишут наши имена!

– Ваши – может быть, мои – нет! – раздается скрипучий голос сидящего в глубине кареты фрачника. – Ибо мои имена сокрыты от всех… для конспирации, – говорит он, на мгновение попадая в свет фонаря, отчего становится видно, что у него между фраком и маской на лице – пустота. – Я не тщеславен, кхе-кхе-кхе…

Часть II

Идет отпевание в церкви. Родственники плачут в платочки, но кое-кто и хихикает. Постепенно почти все они исчезают. Остается только несколько полицейских чинов в форме, пара агентов в штатском, нищий с протянутой рукой, священник и дьякон. Полицейские с недоумением переглядываются.

Из стоящего посреди церкви гроба раздаются выстрелы. Все падают на пол, только один из агентов в штатском выхватывает свой револьвер и стреляет в гроб. Нищий остается стоять с протянутой рукой и вывалившимся языком. Между гробом и агентом в штатском идет перестрелка.

* * *

– Ну, что тут у вас? – входя в церковь, спрашивает ротмистр Обузов, оглядывая нищего, так и застывшего с перекошенной рожей и протянутой рукой.

– Покойник ожил, – отвечает следователь.

– Час от часу не легче.

– Это еще кто такой? – указывая на Грина, обращается следователь к Обузову. – Это же писака, журналист газеты этой, как ее…

– «Враки», – подсказывает Грин. – Прошу любить и жаловать, – приподнимает он шляпу.

– Он… это со мной, – с раздражением отмахиваясь Обузов рукой. – Я за него ручаюсь. Рассказывайте.

– Привезли, стало быть, нынче утром покойного, – говорит следователь, недоверчиво поглядывая на Грина. – Покойный смердит уже, все как полагается. Лазарем, кстати, зовут, то есть звали. Из террористов, после повешения.

– Повешения?

– Уголовники задушили в тюрьме.

– Хм, плохо вешали, что ли?

– Смердит говорю. Отпевают его…

– Террориста отпевали?

– Вот то-то и оно! Отпевают покойника, все как положено. Уже стали гроб заколачивать, как вдруг из него раздались выстрелы. Ну, тут паника, соответственно, началась. При том присутствующий агент полиции, не растерялся и в ответ разрядил свой револьвер.

– Сколько выстрелов было со стороны покойного? – спрашивает Грин.

– Одна пуля попала батюшке в крест, другая дьякону в Евангелие, а третья в икону угодила в руках у сторожа, четвертая застряла в стене, а пятая в гробу. Все остались живы – здоровы, если не считать самого покойного. Но это не в счет. А вот и наш агент… мы зовет его Тилем – стреляет уж больно метко… он сейчас все объяснит. Ты, стало быть, выпалил всю обойму и воскресшего, было, Лазаря отправил назад в преисподнюю.

– Выходит, что так. Только я выпустил в него все шесть пуль. Пять мы нашли, а одна пропала.

– Пуля пропала, а раненых нет? – спрашивает Грин.

– Нет, – с неудовольствием отвечает следователь.

– А откуда тогда этот кровавый след из-под гроба? – указывает Грин на пол.

– А вот мы и сами гадаем, откуда?

– Все ясно, – говорит Грин.

– Что вам ясно? – спрашивает следователь.

– Ясно, во всяком случае, – говорит Грин, – то, как было совершено преступление. Террорист был привязан под гробом ремнями, я уверен вы обнаружите их под покрывалом… посмотрите.

– И точно, – говорит следователь.

– Вот что произошло, – говорит Грин, – террорист стрелял из-под покойника, да не ожидал, что нарвется на ответные выстрелы, а потому выстрелил всего раза три или четыре. Получивши рану, упал под покров, а затем выкатился в сторону. Поскольку все попадали с перепугу, на него никто не обратил внимания. Отполз в сторону, сюда вот идет след, встал и пулю с собой унес. Все очень просто.

– Хм, просто! – передергивается агент.

– Но для чего такое дикое преступление? – спрашивает Обузов. – Я понимаю еще отомстить полиции, а здесь полный абсурд?

– Про мышь, подброшенную в икону, читали у Достоевского в «Бесах»?

– Так то-ж – литература…

– А это житейский вариант случая, описанного в литературе. Впрочем, не мне делать выводы.

– Выводы… выводы… хм, – машет головой Обузов. – Я специально вас пригласил, – обращается он к Грину, – памятуя ваши заслуги перед отечеством в деле с проклятыми книгами. Хочу встретиться с вами в приватной обстановке для обсуждения еще одного не менее странного дела.

* * *

Столики в оранжерее расставлены вокруг небольшого бассейна, в котором плавают две голые девицы с русалочьими хвостами. Сидя на пальме пьяный человек во фраке раскачивается, дирижируя оркестром.

– Добрый вечер, ротмистр! – говорит Грин.

– Полковник уже.

– Вы всегда в штатском…

– И… не на виду.

– С вашей профессией в наше время лучше не высовываться.

– Да, наше время, наше время…

Человек с пальмы плюхается в бассейн.

– Как они мне надоели, эти смутьяны, террористы, декаденты, распутники! – возмущается Обузов, отряхивая капли воды с рукава.

– Это что! Купчишки, бывало, в бассейн напускали шампанское, и девицы должны были, используя рот лишь, сорвать «катьку» с рыболовного крючка. Девицы промахивались, ныряли в шампанское, пьянели…

– Не продолжайте, не продолжайте. Мне в моей работе сумасшедшие вот здесь уже сидят! – проводит он по горлу. – Кабы не жгли бы нынче поместья, сидел бы себе в деревне подальше от всех этих весельчаков…

– Что на сей раз?

– Голова, – разводит руками полковник.

– В прямом смысле «голова» или же… в переносном?

– В прямом: голова Гоголя.

– Что с ней?

– Пропала.

– Есть подозреваемые?

– Не только подозреваемые, но и виновные есть.

– Опять какой-нибудь великий князь, которого трогать не велено.

– Нет, на сей раз простой заводчик, однако известный.

– Полагаю Бакрушин.

– Я поражаюсь на вас, – удивляется полковник. – Прямо в точку попали.

– Известнейший коллекционер, – кивает Грин, – фетишей редких.

– Как вы понимаете, трогать его также нельзя.

– Еще бы, – усмехается Грин, – крупнейший производитель оружия.

– Гоголь, конечно, – известный писатель, национальное достояние, можно сказать, однако производитель оружия нынче нужней.

– Да и подумаешь, – взмахивает Грин рукой, – череп! Экая невидаль!

– Расследование, однако, необходимо провести.

– Кому поручили?

– Антипову.

– Опытный следователь.

– Да, опытный… даже слишком.

– Что… докопался до истины?

– Ну, истина… не истина, да и что есть Истина? Влез, однако, в такие дебри, что лучше официально в них не входить.

– Понимаю, понимаю… – кивает Грин. – Тем более Антипову, человеку опытному, но рационально мыслящему.

– Вам нужно узнать, если не Истину, то получить хотя бы какое-нибудь правдоподобное объяснение случившемуся.

– Ну, хорошо, а что с головой? Ее надо вернуть?

– Что голова!? Ерунда! Нужна информация. Что, где, когда, почему, для чего? В коллекции голов у Бахрушина появилась новая голова, только без верхней части.

– Понятно.

– Что вам понятно? – раздражением вопрошает полковник.

– Из черепа сделан был кубок.

– Мне, например, непонятно.

– Потому-то вы ко мне и обратились.

– Несмотря на репутацию скандалиста и…

– … афериста, – вставляет Грин.

– … правильно… не стоит придавать происходящему какой-то значительный смысл.

– Но это уже моя задача, выяснить смысл, раз уж вы мне поручаете.

– Прежде, однако, вам нужно поговорить с Бакрушиным, что не у всех получается.

– Попытаюсь взять у него интервью для газеты «Враки».

* * *

– Да, у меня есть черепа, – говорит Бакрушин, пропуская Грина вперед себя в кабинет. – Штук эдак сто или более… да вы проходите… костяные – из слоновой кости и человеческой, соответственно, серебряные, золотые, хрустальные.

– Какая обширная коллекция! А где настоящие?

– А вот и настоящие, – указывает Бакрушин на отдельный стенд. – Тридцать шесть штук, и все с предысторией!

– Который из них Гоголя?

– За кого вы меня принимаете?

– Есть подозрение, что вы его умыкнули.

– Здесь все старые экземпляры. Последний раздобыл полтора года назад.

– Поскольку определить принадлежность черепа нельзя, можно просто вынуть один из старых экземпляров и подставить на его место новый.

– Стоит только завести коллекцию, как на тебя начинают все кражи навешивать.

– Вы, я как погляжу, ни одни черепа, а и все, что блестит, собираете, – указывает Грин на обстановку в комнате.

– Как ворона, ха-ха-ха-ха… – смеется Бакрушин. – Да вы – шутник! Я и сам люблю пошутить, а шутник шутнику глаз не выколет.

– Шутник шутнику рознь.

– Вы знаете, Грин, почему я согласился встретить с вами?

– Чтобы дать интервью для нашей газеты.

– Как называется, кстати, ваша газета?

– Газета «Враки». Мы такие же шутники, как и вы.

– Ха-ха-ха, – смеется Бакрушин. – Это как раз мне в вас и нравится больше всего, поэтому я согласился дать интервью. Несмотря на сомнительную репутацию человека, разделяющего монархические убеждения, вы сделали нам немало полезного.

– Вам, это – врагам монархии?

– Нет, друзьям конституции.

– Не боитесь, если узнаю что-нибудь лишнее, опасное для вашего общества?

– Близко око, да зуб неймет, – усмехается Бахрушин. – Может быть, вы попытаетесь определить, какая из этих голов Гоголя?

– Никакая: ее здесь нет.

– Это – само собой разумеется.

* * *

– Каковы результаты? – раздается голос позади Грина на улице.

– А, господин Антипов! Какими судьбами?

– Не притворяйтесь, мне все известно. Вам поручили выполнить за меня наиболее щекотливую часть расследования.

– Не выполнить за вас, а помочь вам.

– Вы уж постарайтесь, голубчик.

– Головы в коллекции нет, но то, что она у него, нет сомнения.

– Это мне и без вас известно, – кривится Антипов. – Голова в сейфе, должно быть.

– Если вам это известно, то заберите голову у него, и делу конец.

– Которую из них?

– На то вы и сыщик, чтобы знать какую.

– Ладно, не будем ссориться, – соглашается Антипов.

– Все не так просто, как кажется. Голова – лишь часть головоломки. Мало того, что Бакрушин – коллекционер, он еще и игрок.

– А также – слуга царю и…

– Масонам, – добавляет Грин. – Вы все еще в раздражении пребываете, а так дело не делается.

– Дело! Закрывать надо это дело дурацкое. Шалят господа, шалят.

– Можно, конечно, закрыть, да только какое объяснение вы представите начальству?

– Ладно, выкладывайте вашу версию.

* * *

– Дело в том, что в последнее время участились случаи бессмысленных преступлений, – продолжает Грин в ресторане. – Открываем газету, читаем.

– Но это же ваша газета «Враки»! Надо же придумать такое название!

– Давайте возьмем другую газету. Криминальная хроника. Читайте. Вот здесь: убита медведица…

– Сегодня какой-то гражданин выкупил у бродячего артиста медведицу Кроху и на глазах у толпы ее застрелил. И что? – возмущается Антипов.

– Толпа стала бить мерзавца, и кто-то насмерть пырнул его ножом.

– Не вижу связи.

– Связь есть, но очень далекая. Имейте терпение. Берем другую газету. У бродячего артиста была выкуплена обезьянка, которая, сидя у него на плече, играла полонез Агинского. Человек, который выкупил обезьянку, достал пистолет и застрелил ее. Толпа бросилась избивать проходимца, и кто-то насмерть зарезал его ножом в спину. Связь намечается?

– Между двумя этими преступлениями – да! – соглашается Антипов. – Но к нашему делу это не имеет никакого отношения.

– Имейте терпение: слушайте. Каким-то образом рядом оказалась съемочная группа.

– Ну, оказалась! Что из того?

– Стоит отметить то, что съемочная группа в обоих случаях оказывалась на месте в нужный момент.

– Преступный замысел на лицо, но…

– … какое отношение он имеет к Бакрушину, спросите вы? Имеет: на столе в его кабинете лежала газета с отчеркнутым текстом. Я запомнил число и проверил, отчеркнуто было именно это происшествие. Там были и другие газеты с отчеркнутыми местами: краем глаза я скользнул по названиям. Аналогичные преступления описаны в каждой из этих газет.

– Бакрушин, по-видимому, имеет пристрастие к сценам подобного рода. Испорченная натура.

– Бакрушин был дружен с убиенным князем Велиховским.

– Мало ли кто с кем дружит!

– И оба они состояли в одной и той же ложе.

– Ложные связи, ложные, – отмахивается Антипов. – Притянутые за уши факты.

– Вот еще одна заметка, – достает Грин вырезку из газеты. – По слухам имеются закрытые клубы, в которых, якобы – подчеркиваю, совершают охоту на людей в каком-то загородном доме.

– Слухи, хм! – возмущается Антипов. – Слухи, к тому же беспочвенные.

– Стреляют из арбалетов в людей, изъявивших желание покончить с собой. И будто бы лучшим стрелком оказался сын княгини Велиховской, которую вы допрашивали в связи с шуткой отрока, ставшей причиной смерти священника. Что там случилось?

– Священник открыл библию, и из нее выскочил бумажный складной черт. «Кто же тебе научил такому?» – спрашиваю мальчика. А он мне, представляете: «Так предложил Заратустра», – и пальцем постучал по книге.

– Начитанный мальчик.

– И какой мы сделаем вывод?

– Я не все перед вами выложил. Одно преступление следует за другим. Не улавливаете связи?

– Нет

– Есть еще один факт, который нужно проверить. К нам приезжает фон Мерц.

– Кто таков? – настораживается Антипов.

– Это уже дело полиции разузнавать, кто приезжает к нам из Берлина.

– Откуда узнали?

– Из газет, откуда еще!

– Чем же вас привлек этот фон Мерц?

– Портрет на стене в кабинете Бакрушина с посвящением по-немецки: «Ученику от учителя».

– Ну… и… что?