Czytaj książkę: «Невеста призрака», strona 13

Глава 23

Похитив Изабель, Эрик не дал ей ни собрать свои вещи, ни забрать из квартиры черновики, ни прихватить документы. Впрочем, нельзя сказать, чтобы девушка волновалась из-за этого. Гораздо больше неудобств ей доставляло отсутствие одежды.

К счастью, эта проблема была временной. Эрик не интересовался её мнением в плане выбора гардероба и одевал её, руководствуясь только своим вкусом. И делал он это так, что каждая мелочь, каждый узор на ткани, каждая безделушка подчёркивали её красоту.

Глядя на себя в зеркало, Изабель не могла решить, раздражал ли её эгоизм Эрика, или же восхищал.

Вот и сейчас, прежде чем позволить ей подняться из темницы, мужчина заставил её надеть вместо привычных брюк и свитера платье до колена с высоким воротником и длинными рукавами, кружевные перчатки, высокие сапоги. И всё чёрного цвета. Впрочем, сам Эрик тоже был во всём чёрном.

Стоя перед зеркалом, он тщательно зачёсывал волосы назад.

– Обожаю, когда ты такой радостный, – она покружилась, держа подол платья, присела в реверансе, – Мы работать идём или на поминки?

– Тебе ли не знать, жизнь моя, – проговорил он, не отрываясь от зеркала, – что чёрный – не всегда цвет траура, а траур – не всегда скорбь?

Она наклонила голову набок. Эрику нравилось рассуждать об искусстве, нравилось читать лекции. А Изабель нравилось слушать его размышления – настолько, что она уже и не обращала внимания на очевидные попытки мужчины отвлечь её и увести разговор в другое русло.

Но в этот раз он не продолжил размышления. Изабель старалась не беспокоить мужчину, когда он впадал в такую угрюмую задумчивость – это только сильнее его раздражало.

Закончив, Эрик поправил маску на лице и подал руку девушке. Обручальное кольцо на его безымянном пальце ярко сверкнуло в свете свечей.

Изабель не сдержала улыбки.

– Что?

– Ты слишком милый, – она с улыбкой сжала его ладонь.

Призрак Оперы насторожился, нахмурился, сжал губы в линию. Поразительно. Этого мужчину не могли задеть ни конфликты, ни ссоры, ни перепалки. Но перед комплиментами он был беззащитен.

С хмурым видом он вновь повернулся к зеркалу, выискивая изъяны во внешности, заставив Изабель захихикать.

– Ты скажешь мне, что не так, или мы задержимся здесь ещё на пару месяцев?

Подойдя, девушка с улыбкой сжала обе ладони чмокнув его в щёку.

– Всё хорошо. Просто меня радует мысль, что даже ужасного Призрака Оперы затащили под венец.

Он вглядывался ей в глаза, и смятение в какой-то момент сменилось знакомой нежностью.

– Ужасный Призрак Оперы не слишком-то и сопротивлялся, – ответил мужчина.

Они поднялись в кабинет Изабель. Девушка внимательно осматривала каждый поворот, мысленно делала пометки, но ориентироваться в тёмных, узких и запутанных коридорах у неё не получалось. Когда она уже окончательно перестала понимать, где находится, Эрик открыл потайную дверь одним из дюжины ключей.

Кабинет. Такой знакомый, такой уютный и снова невыносимо пустой. Изабель казалось, словно она не была здесь целую вечность.

Сердце сжалось от болезненного укола ностальгии.

Эрик ловко спустился с низкого столика, подал руку девушке.

На столе лежал сценарий с печатью на титульном листе. Изабель тут же подошла к нему, перелистнула страницу, потирая пальцы. Ей не терпелось вернуться к работе.

И применить на практике все знания, который она почерпнула от Эрика.

В принципе, обучение было одной из причин её титанического спокойствия в плену у Призрака Оперы. Обучение, понимание мотивов мужчины и её собственные чувства – безумные, искренние, разрывающие сердце на части. В её глазах Эрик не был сумасшедшим маньяком, он был не более чем жертвой обстоятельств, и сильнее кого-либо нуждался в помощи.

В её глазах он был совершенством.

До встречи с ним Изабель и не подозревала, что могла проявлять к кому-то столько самопожертвования.

Она села за стол, читая сценарий, пока Эрик ходил по её кабинету, рассматривая всякую мелочь, которую Изабель когда-то давно принесла для украшения интерьера. Сильнее всего его заинтересовали благодарственные письма, адресованные ей, немногочисленные награды и альбом с чёрно-белыми фотографиями. В прежних театрах Изабель порой фотографировалась с артистами, а так как фотография была удовольствием дорогим и редким, снимки девушка бережно хранила.

Когда Изабель закончила, Эрик с задумчивым видом рассматривал её фото на сцене. Вместе с труппой девушка вышла на поклон. И в тот миг казалось, будто она сияла от счастья.

Эрик вытащил фотографию и посмотрел на дату, когда был сделан снимок. 1982. Ровно год назад.

– Это ты на своей «Терезе Ракен» такая счастливая?

– Да, – Изабель опустила голову ему на плечо, обняв со спины. Эрик вздрогнул – его вновь что-то тревожило. – У меня в постановке Камилл стал выглядеть более… эротично после смерти. Я заставила его в образе духа не просто пугать Терезу с любовником, но и соблазнять зрительниц. Поэтому роль тщедушного Камилла исполнял один из лучших танцоров театра.

– Как вульгарно. Публика, должно быть, была счастлива.

– Эта работа и обеспечила мне место в Lacroix, – с этими словами Изабель чмокнула Эрика в щёку. – Идём. Нужно распределить роли.

Призрак Оперы смотрел на снимок ещё секунду, и его лоб прорезала выразительная, глубокая морщинка. Изабель вздохнула. Ещё пара месяцев, и она точно научится читать его мысли. Что его беспокоило? Что она могла сбежать от него и раствориться в работе? Скорее он сам попытается как можно быстрее скрыться от такой скучной и вредной невесты.

Рано утром театр пустовал. Изабель шла по длинному коридору под руку с Эриком и без конца оглядывалась по сторонам. Статуи, белоснежные стены, картины и витиеватые узоры рамок – всё это восхищало её с новой силой, словно она видела всё это великолепие впервые.

Призрак Оперы всё сильнее мрачнел, находясь рядом с ней. Он шёл быстрее в танцевальный класс, точно эмоции девушки его раздражали.

Вздохнув, Изабель задумалась. Угрюмость мужчины ей совершенно не нравилась и, быть может, она брала начало в его давних преступлениях. Он ведь так и не рассказал ей всего, что долгие годы его мучило. Как бы убедить Эрика рассказать об оставшихся тайнах?

Другие женщины.

Люстра.

И Бал повешенных.

Но, когда Эрик так мрачен, договориться с ним невозможно. 0н мог вспылить и надолго замкнуться в себе.

Девушка отдавала себе отчёт, что, если бы ей пришлось работать с Эриком над постановкой, она бы его убила за тяжёлый характер.

Впрочем… гении не бывают покладистыми.

Увидев Изабель, труппа сначала радостно вздохнула, но их первое впечатление разбилось о грозную фигуру Призрака Оперы, стоявшего у неё за спиной.

– Мадемуазель Идо… вернулись!

– Изабель… как вы..?

– Из, чтоб тебя черти драли! Живая!

Последний возглас принадлежал Жилю. Хлопнув себя по коленям, он даже поднялся со стула, но Эрик одним взглядом заставил его сесть на место.

– Мсье… – начала Изабель, когда пауза затянулась, а от молчания стало жутко, – Мсье Призрак желает присутствовать на наших репетициях. Он решил, что мне пойдёт на пользу совместная работа.

Артисты не отреагировали, но Изабель увидела досаду на их лицах.

– Он обещал быть к вам снисходительнее, – с этими словами девушка подошла к мужчине и незаметно сжала его руку. – Верно?

Эрик сощурился, глядя на неё, но потом тяжело вздохнул.

– Верно. Сегодня я готов терпеть даже лишённые мелодичности визги Косет.

Косет взвилась, сидя на стуле. Она была ведущей певицей Lacroix, капризной и обидчивой, и потому Изабель не хотела в лишний раз нарываться с ней на конфликт.

Увы, Эрик был иного мнения.

– Эрик, – шепнула Изабель, глядя ему в глаза. – Перестань.

Но он не слушал. Оправив фрак, мужчина сел на стул напротив труппы, расслабленно вытянул ноги, скрестил руки на груди. И, наблюдая то за ним, то за труппой, Изабель будто бы смотрела на поведение вожака и запуганной стаи.

– Из, – вновь прервал молчание Жиль. – А можно вернуть Гаскона?

– Мсье Жакоте, – не позволил ответить девушке Эрик. – Если что-то смущает – прошу, вон из театра.

Изабель провела по лицу рукой. Уроки Призрака Оперы было тяжело переносить, а в роли начальника он и вовсе превращался из тирана в диктатора.

– Жиль, – вздохнула она, – я помню, что ты хотел главную роль, но здесь ты вытянешь только Джекила. Арии Хайда написаны а тесситуре баритона.

Изабель сделала ударение на последнем слове, но Эрик не подал вида, что обратил на это внимание.

Лучший баритон Lacroix вновь захотел, чтобы его поуговаривали.

– Но тебе подойдёт роль лучшего друга Джекила. Ты хорошо играешь страх.

– Милая Изабель, если он сейчас дрожит, как осиновый лист, это не значит, что он сумеет так же сыграть.

Изабель вздохнула. Эрик сегодня просто само обаяние.

Как бы заставить его умолкнуть?

– Джекил и Хайд, – девушка всунула в руки Призрака Оперы свой вариант сценария. – Прошу.

– Отказываюсь.

– Я не прошу вас выступать на сцене. Просто покажите нам, как делать это правильно, какой видите эту роль… учитель.

Из-за последнего слова в глазах Эрика сверкнули искры. Девушка едва заметно улыбнулась, робко опустив взгляд в пол. Они оба слишком хорошо знали, чем заканчивался каждый урок.

Да и Эрик не слишком возражал, когда в постели Изабель случайно называла его учителем.

Призрак Оперы со злостью открыл либретто и поднялся со стула, зыркнув на сидящего у инструмента пианиста. Музыкант подскочил, ненароком обрушив пальцы на клавиатуру. От резкого звука труппа подпрыгнула на месте.

Хорошо же Эрик их выдрессировал. Изабель знала его несколько с иной стороны.

Мужчина остановил выбор на арии Джекила – фрагменте, в котором доктор остался в лаборатории в полном одиночестве. В этой сцене должен был впервые ненадолго проявиться Хайд.

Призрак Оперы поднялся, держа перед собой либретто, настраиваясь на роль. Закусив губу, Изабель наблюдала за ним, изучала актёрскую игру. И отметила для себя, что, когда Эрик превращался в другого персонажа, у него неуловимо изменялись взгляд, выражение лица, жесты, походка. Он действительно жил придуманным образом. Да и Призрака Оперы он играл в той же манере.

А настоящим становился либо в своей подземной гробнице, либо…

Неужели от голоса Изабель?

Девушка нахмурилась. И как раньше ей это не пришло в голову?..

Она перестала дышать, когда Эрик запел. Голос Джекила в его исполнении звучал, как нечто возвышенное, прекрасное, полное благородства и силы духа. Чудесное и мелодичное. За время своего заточения Изабель слышала, как Эрик пел, но это происходило на уроках, и он никогда особенно не затягивал исполнение.

Пение слишком сильно напоминало ему о прежней жизни.

Впрочем, как и ей.

Она наблюдала за ним, забыв обо всём на свете. Неважно, что вокруг Эрика был танцевальный класс без декораций, играл он так, что девушка живо представляла и лабораторию, и перелистываемые книги, и колбы с пробирками.

Изабель закусила губу. Она слышала шумные, прерывистые вздохи артисток, и её сердце иглой пронзила ревность.

Когда проявился Хайд, взгляд Эрика вновь изменился, стал свирепым, хищным и даже… затравленным? Интересная находка. Изабель решила оставить это в своём сценарии.

Голос Хайда звучал раскатами грома, бурей, стихийным бедствием. И от этого резкого, внезапного перехода Изабель пробрало до мурашек. Сейчас Эрик не играл Призрака Оперы, он был в совершенно иной, отличавшейся роли.

И его исполнение было выше всяких похвал.

Закончив, он подошёл к Изабель, сжал её ладонь, поцеловал костяшки пальцев, глядя в глаза девушки. Она вспыхнула.

– Вы довольны, госпожа режиссёр?

– Ах…

Она не нашлась с ответом. К Изабель ещё ни разу не приходили артисты, которым не требовалось объяснять свою задумку, которые были до того опытными и профессиональными, что моментально входили в нужный образ.

– Потрясающе, – выдохнула она, и её голос дрогнул. – Невероятно…

Эрик хмыкнул, глядя ей в глаза, мягко сжимая её похолодевшую ладонь. Сжав губы, Изабель перевела взгляд на труппу, потом на Призрака Оперы.

Он понял её без слов.

– Я уже сказал, что не буду выступать.

– Пожалуйста! – взмолилась она, прежде чем взять себя в руки. Исполнение Эрика до того потрясло Изабель, что она забыла о той натянутой вежливости, которую они проявляли друг с другом на публике. – Я уговорю продюсеров, договорюсь с костюмерами и гримёрами…

– Нет.

– Взамен я сделаю, что угодно!

Его лицо на мгновение застыло, но после Эрик недобро, хищнически улыбнулся, от чего по затылку Изабель пробежали мурашки.

– Я обдумаю ваше предложение, мадам де Валуа.

Изабель чуть крепче сжала его руку, прежде чем отпустить, чувствуя, как к щекам вновь прилил румянец. Казалось бы, после всего пережитого она должна была перестать смущаться Эрика, но он всегда знал, как застать её врасплох.

Вернув ей сценарий, Эрик вернулся на свой стул, скрестил руки на груди, закрыл глаза. Изабель выдохнула, веля себе успокоиться. Вот только рядом с Эриком сделать это было сложно.

Сев на стул рядом с мужчиной, Изабель приказала артистам начинать. Выбрав фрагмент из сценария, они зачитывали его перед девушкой, показывали своё видение роли. Изабель, глядя на них, делала пометки в записях, составляла список актёров и ролей. Всего в Lacroix работало больше ста артистов, часть из них одобрил продюсер, а режиссёру осталось только разобраться с толпой избранных.

И Эрик закатывал глаза из-за каждого артиста. Но, по крайней мере, он не говорил ни слова, хотя и был мрачнее тучи.

На прослушивание ушёл почти весь рабочий день. Некоторых артистов Изабель вызывала по нескольку раз, сомневаясь на их счёт, заставляла их пропевать особо сложные арии. Когда она закончила, труппа едва ли не валилась от усталости.

Мысленно Изабель обругала себя за дотошность. У многих артистов через пару часов выступление – театральный сезон не подошёл к концу – а она загоняла их до полусмерти.

Эрик старательно изображал скуку и дрёму. Вздохнув, Изабель тронула его за плечо.

– Просыпайтесь, мсье, зрители разошлись, вам больше не перед кем отыгрывать невыносимого козла.

Он поднял на неё сонный взгляд.

– Прошу меня извинить, мадам, – произнёс мужчина, поднявшись. – Я всегда хорошо засыпал, считая блеющих овец.

– Мсье, – вздохнула она, – вам кто-нибудь говорил, что ваши манеры оставляют желать лучшего?

– Мадам, – он мягко сжал её руку, с ехидством улыбаясь, – будь у меня манеры, вы никогда не обратили бы на меня внимание.

Призрак Оперы хотел было поцеловать её, даже приблизился для этого, но его взгляд упал на список артистов. Мужчина забрал его, пролистал и от досады покачал головой.

– Что?

– Чтобы заставить Косет звучать правильно в такой роли, тебе нужно будет прыгнуть выше головы, жизнь моя, – он нахмурился. – Где Джекил?

– Я на него смотрю.

Он скосил взгляд на девушку, из-за чего она хитро, с подчёркнутым коварством улыбнулась.

Эрик нахмурился, глядя на неё, бросив список на один из стульев. Он был настолько недоволен её решением, что его лоб вновь прорезала та самая морщинка.

– Если только ты сыграешь главную женскую роль, – ответил он. – В противном случае даже не мечтай вытащить меня на сцену.

Изабель вздохнула. Звуки за закрытой дверью окончательно стихли. Они остались наедине, и теперь она могла позволить себе хотя бы называть его по имени.

– А если я соглашусь? – девушка приблизилась настолько, что между ними не осталось и миллиметра свободного пространства.

– Не согласишься, – негромко, вкрадчиво произнёс мужчина. – Хотя бы потому, что я лично повешу каждого зрителя, который рискнёт подарить тебе цветы.

Изабель заключила его в объятия, наклонила голову набок.

– А если я их выброшу? – она улыбнулась. – На глазах у этого зрителя.

– Как это некрасиво, – Эрик хмыкнул, опустив руки ей на талию. – Ты не любишь выступать.

– Не люблю. Но ради тебя я готова и на это.

Её слова вновь заставили появиться злосчастную морщинку. Да что с ним такое? За прошедший месяц он беспокоился куда меньше, чем за эти сутки.

– Да и… ты так дотошно меня учишь, – она заулыбалась. – Я похоронила свою детскую мечту стать певицей, а ты заставил её восстать из пепла.

Изабель надеялась сделать ему комплимент, подбодрить, но вместо этого Эрик стал ещё более угрюмым.

– Что с тобой, мой большой и грозный жених?

Эти слова не подействовали, не успокоили его. Значит, Призрака Оперы сейчас донимала далеко не ревность.

– Эрик…

Он вздохнул, закрыв глаза и придав лицу непроницаемое выражение. Теперь нахмурилась Изабель.

Она не стала настаивать на откровенности, на разговоре. Просто отпрянула от мужчины, отошла, создав дистанцию, испепелив его взглядом.

Девушка отвернулась от него, забрала со стула список, либретто, пролистала его и внесла кое-какие пометки на листках, отметила артистов.

И вздрогнула, когда Эрик бесшумно приблизился, обняв её со спины.

– Я с тобой не разговариваю.

– Ангел мой, – он крепче стиснул её в объятиях, зарывшись носом в волосы. – Этот мир – мир театра – не приносит ничего, кроме боли, страданий и лишений.

Она сжала губы в линию.

– Я знаю, Эрик. И всё же… я ведь дала ему второй шанс.

Призрак Оперы промолчал.

– Давай прогуляемся? – мягко улыбнулась она. – Развеемся, отвлечёмся. И ты расскажешь мне о своих оставшихся преступлениях. К примеру… были ли у тебя до меня другие поющие женщины?

Изабель не требовалось смотреть в его лицо, чтобы понять, что эти слова взбесили Эрика. Она поняла это по резкому вздоху, по напряжению мышц, по стиснутым кулакам.

Но, когда он заговорил, его голос был полон ледяного спокойствия.

– Жизнь моя, как ты думаешь, боялись бы меня женщины в театре, если бы я был падким на них? Ответь, почему они смотрят на тебя, как на последнюю надежду? – он стал неторопливо накручивать на пальцы прядь её волос. – Последняя женщина, с которой я был до тебя, изменила мне, предала, убила меня. И мне определённо было не до плотских желаний. Впрочем, напыщенному выскочке Бувье этого не понять.

Изабель глухо вздохнула. С одной стороны, она чувствовала себя омерзительно из-за этого нелепого, оскорбительного подозрения. С другой…

Она была у Эрика единственной! Единственной, чей голос его очаровал! Единственной!

– Что ещё он наговорил?

– …упомянул о люстре в Opéra Garnier, – ответила Изабель. – Но если он и здесь солгал, то пусть горит в Аду. Лживый пёс это заслужил.

Эрик хмыкнул.

– А здесь он сказал правду.

Изабель повернула голову, чтобы взглянуть на мужчину.

– Что ж, ладно. Ты хотела прогуляться и узнать обо мне больше? Ты это получишь, – процедил он. – Я сегодня щедрый на исполнение желаний.

С хмурым видом он потянул её за собой к кабинету девушки.

– Куда мы?

– В Opéra Garnier. Приглашу Бувье на нашу прогулку. Пусть сам расскажет, почему по его мнению тебе не стоит быть со мной.

Он на мгновение остановился, чтобы встретиться с ней взглядом.

– И почему я достоин гильотины.

Глава 24

В школьные годы Изабель не раз бывала в Opéra Garnier. В театр её с мамой каждый раз приводил папа, и каждый раз девочка с трудом могла досидеть до конца спектакля. Она искренне не понимала, почему родители то смеялись, то плакали, не знала, почему её ругали за непоседливость. Потом, занявшись музыкой, она пытливо вслушивалась в прекрасные голоса артисток и мечтала однажды превзойти их.

Быть может, она видела на сцене и семью Валуа, вместе с Эриком, вступившим в пору юношества. Всё сходилось. Когда Изабель было шесть, Эрику исполнилось восемнадцать. Когда она засыпала от скуки на уроках в младшей школе, он уже самостоятельно зарабатывал себе на жизнь.

Наверное, это странно, но её ничуть не волновала такая большая разница в возрасте.

В детстве Opéra Garnier был её заветной мечтой. Изабель, увлечённая музыкой, стремилась вернуться именно в этот театр, но уже не в качестве зрителя; желала стать примадонной и, быть может, выйти замуж за одного из талантливых артистов.

А теперь театр должен был стать причиной для её ночных кошмаров.

Сжав губы в линию, Изабель перестала дышать, когда они приблизились к белоснежным, укрытым искристым снегом каменным стенам. После гибели папы мама запрещала дочери посещать театры, впрочем, она и сама по своей воле не отправилась бы в Opéra Garnier. Девушка считала несправедливым смотреть новые спектакли здесь, в то время как папа не сможет больше увидеть ни одной постановки.

Театр не пустовал. Там сейчас шёл спектакль – об этом говорил свет, льющийся из окон, и десятки припаркованных автомобилей у входа. Opéra Garnier испытывал упадок после появления Призрака Оперы в Lacroix. Люди до того хотели узнать больше о загадочном мужчине в маске, что стремились бывать в его театре как можно чаще.

Эрик повёл её к чёрному ходу. Дверь оказалась не заперта. Вместе они бесшумно пробрались мимо уснувшего охранника в один из длинных коридоров-галерей.

Высокие потолки давили на Изабель своим величием, вдоль стен вились причудливые архитектурные узоры, хрустальные люстры были прекрасны, словно упавшие и застывшие в воздухе звёзды. Едва дыша от сжавшего сердце чувства ностальгии, девушка без конца оглядывалась. Она хотела рассмотреть каждый элемент театра, хотела насладиться рукотворной красотой.

Эрик же словно сжался. Идя дальше, он ладонью закрыл глаза, не желая смотреть на что-то.

– Ох!..

Изабель остановилась, увидев на стене портрет Эрика, но мужчина так резко дёрнул её за руку, не позволив рассмотреть картину, что она против воли пошла дальше. Сжав губы, она не стала с ним пререкаться. В конце концов, Эрик с трудом смотрел в зеркало, когда на нём не было маски, и тяжело переносил осознание своего увечья.

В одном из зрительных залов гремел оркестр. Туда Эрик и провёл Изабель – за кулисы, с привычной непринуждённостью открыв дверь.

– Поднимайся, – он кивнул на лестницу, тянущуюся к балкону под потолком. От него по железным мостикам можно было пройти над сценой. Такие технические постройки использовались, чтобы зафиксировать подъёмные декорации и крепить софиты.

– Эрик, – шепнула она, отняв руку из ладони мужчины. – Скажи хоть слово! Твоё молчание меня совершенно не успокаивает!

– Поднимайся, – процедил он, и его глаза пылали яростью. – Иначе мы уйдём и никогда не вернёмся к этому разговору.

Изабель хмуро смотрела на него. Ей казалось, что в их отношениях давно возникли стабильность и определённость. Она принимала его таким, какой он есть: со всеми изъянами, недостатками, преступлениями. Она понимала причины его поступков, и потому ни в чём не винила, не думала сбегать и планировала совместное будущее.

Но Эрик застрял в прошлом, мучился и с трудом делился болью, сбегал от реальности в искусство.

Вздохнув, Изабель подняла взгляд на лестницу. Будь она благоразумной женщиной, давно бы сбежала от этого вспыльчивого деспота.

Но девушка хорошо понимала боль возлюбленного. В конце концов, если бы ей самой представился случай уничтожить людей, лишивших её папы, представился шанс отомстить, она бы это сделала.

Сжав губы, она молча поднялась по лестнице. Ничего. Наорать на Эрика можно и под потолком: там он не сможет от неё сбежать.

Поднявшись, девушка схватилась за перила. От высоты её колени задрожали, руки похолодели, лоб покрылся холодным потом.

– Изабель, – произнёс Эрик. Впервые за весь день его голос зазвучал мягко, даже заботливо. – Жизнь моя, что же ты не сказала, что боишься высоты?

– Я н-н-ничего.., – процедила она сквозь плотно сжатые зубы.

– Смотри на меня, – сказав это, он пальцем провёл по её линии челюсти, встретился с девушкой взглядом. – Всё хорошо. Эти железки выдержат целый полк.

Изабель нахмурилась, глядя ему в глаза.

– Ты весь вечер ведёшь себя так, будто собрался меня с них скинуть.

Он невесело улыбнулся, пальцами перебирая пряди волос девушки.

– Если кто-то и слетит отсюда, то это либо Бувье, либо я.

– Эрик!

– Ш-ш-ш. Представление идёт, ты отвлекаешь артистов.

Сжав её плечи, он медленно, очень осторожно повёл девушку по узкому железному мостику к другому, более широкому каменному балкону, который располагался над самой сценой. И, стоило Изабель встать на твёрдый камень, так она сразу же вспомнила, как дышать.

Эрик умилённо улыбнулся, поцеловав её дрожащую ладонь.

– Ну надо же. Мой храбрый и пылкий режиссёр боится пары метров пустоты.

Судорожно хватая ртом воздух, Изабель мотнула головой. Притянув её к себе, Эрик обнял дрожащие плечи и коснулся губами лба. Этот его поцелуй каждый раз был безмолвным обещанием защиты, опоры, поддержки. Закрыв глаза, девушка прижалась к нему, обняла в ответ, чувствуя, как рядом с ним в теле унимается дрожь.

Будь они обычными людьми, Изабель воспринимала бы это бунтарское, самовольное проникновение за кулисы, как нечто безумно романтичное. Внизу выступали артисты, лилась прекрасная музыка, двигались декорации. А парочку наверху никто не видел, не подозревал об их существовании и, если бы их обнаружили, у них были бы проблемы. Ощущение тайны и опасности всегда волновало кровь.

Но они пришли вскрывать старую рану. И обычным человеком в их паре была только девушка.

Эрик же был мёртв.

А Изабель изо всех сил пыталась воскресить его. И, честно говоря, уже испытывала отчаяние.

Впервые в жизни ей попался кто-то упрямее её.

– Когда вернёмся в машину, – тихо произнесла она, не открывая глаз, – клянусь, я прибью тебя.

Эрик улыбнулся – Изабель поняла это по движению губ у себя на коже.

– Можешь сразу столкнуть меня вниз, – выдохнул мужчина. – Я не буду сопротивляться.

Девушка подняла голову и ткнулась носом в щёку Эрика, прежде чем поцеловать в губы. Вот только поцелуй длился недолго. Изабель вздрогнула и огляделась, услышав медленные, громкие аплодисменты.

Блез Бувье вышел из тени.

– Жалею, – произнёс он, неторопливо, осторожно подходя к ним, – что не прихватил фотоаппарат. У главреда были бы полные штаны от счастья, если бы я раскрыл личность Невесты.

Изабель незаметно сжала руки Эрика, медленно сплела пальцы, боясь, что он вновь выхватит нож. Мужчина вперил взгляд в журналиста, скривился в отвращении, не обратив внимания на предосторожность девушки.

– Мсье Бувье, – произнесла она, когда молчание затянулось. – Как вы себя чувствуете?

Блез хмыкнул. Изабель ожидала от него хамства или язвительной шпильки, но этого не последовало. Его лицо вдруг стало серьёзным, грустным, уставшим. Он был бледен, держался скованно, напряжённо. И, что самое интересное…

Он боялся.

Блез Бувье впервые по-настоящему кого-то боялся.

– Не стоит волноваться, мадемуазель Идо. Худшее позади.

Подумать только. И этот мужчина когда-то назвал её грязной женщиной.

– Это поправимо, – ответил Эрик.

Изабель крепче стиснула его руки.

– Мы здесь, чтобы поговорить! – напомнила обоим мужчинам девушка. – И. Ничего. Большего.

Блез встретился взглядом с ней, потом с Эриком, убрав руки в карманы пальто. Задумавшись, он прислонился к металлическому ограждению на хлипком железном мостике, свесился с него, из-за чего у Изабель перехватило дыхание.

Блез смотрел на артистов.

Они были погружены в работу, в образы, вслушивались в музыку оркестра, так что ничто в мире не заставило бы их отвлечься от постановки.

И, слушая их, Изабель всё больше приходила к выводу, что с уходом Эрика Opéra Garnier действительно понёс невосполнимую потерю.

Он был не просто гениальным творцом. Именно Эрик де Валуа и был для Изабель настоящим ангелом музыки.

– Ну и с чего же мне начать? – вздохнул Блез. Он был до того спокойным и вежливым после первой в жизни серьёзной раны, что девушке даже было его жаль.

– Начни, – Эрик выдержал паузу, – с моих похорон. И помни, Бувье: солжёшь, нахамишь или недоговоришь – и следующая рана окажется у тебя в горле.

Изабель хмуро посмотрела на него. Эрик не собирался убивать Блеза, но и шансов на нормальную жизнь тоже оставлять ему не хотел. Удар ножом разорвёт голосовые связки, Блез лишится способности разговаривать. А что такое журналист без дара речи? Профнепригодный инвалид.

– Похороны Эрика де Валуа? – Блез посмотрел в пустоту перед собой. Внизу, в оркестровой яме громогласно и сердито запел свою тоскливую песнь орган. – С такими же почестями, должно быть, могли хоронить только королей. Улицы были алыми от роз, тысячи зрителей со всей Европы съехались, чтобы проводить золотой голос Франции в последний путь. Я вижу, вы удивлены, Изабель. Неужели не слышали?

В ответ она только мотнула головой. Блезу было незачем знать, что в тот год, когда для всего мира умер Эрик, она заперлась в университете, отгородилась от людей и коротала дни в библиотеке.

– Это было грандиозно, – продолжил Блез без тени веселья. – Впрочем… умер ведь не только Эрик де Валуа-младший. В нелепом пожаре погибла вся семья, состоящая из выдающихся артистов, музыкантов, сценаристов… была там, правда, пара исключений. Кто-то связал жизнь с медициной. Но я так глубоко в его родословную не закапывался, – вздохнув, он выпрямился. – Проще говоря, оплакивали не только вашего жениха, Невеста. И всех, как одного, хоронили в закрытых гробах. Минус: зрители не могли в последний раз взглянуть на кумиров. Плюс: похороны легко сфальсифицировать.

Изабель прикусила нижнюю губу, встретившись взглядом с Эриком. Она знала, почему и для чего он похоронил себя – когда ты мёртв, легче совершать преступления и запутать следствие – и всё же это решение разрывало ей сердце. Девушка не хотела, чтобы его считали мёртвым, не хотела вообще думать о смерти, находясь рядом с ним. Наоборот, она мечтала однажды вернуть его на сцену, заставить жить, вытащить из мрачной тюрьмы в подземельях театра. И добиться этого Изабель планировала исключительно с помощью своего упрямства.

– Первыми к гробам подходили артисты, – продолжил Блез. – И знаете, мадемуазель… я там тоже был. Вы чувствительны. Подобное зрелище разорвало бы вам сердце.

– Похороны – для всех тяжёлое событие.

Блез пожал плечами.

– Чьё-то горе было искренним. Чету Валуа, несмотря на склочный нрав каждого из семейки, любили. Но ненавистников у них было тоже достаточно, – он хмыкнул. – И… было смешно наблюдать за тем, как Луи Леру бездарно строил из себя благородного человека. Как скорбел по врагу.

Изабель нахмурилась. Эрик сжал губы, отведя взгляд в сторону. Пожив с ним под одной крышей, привыкнув к нему, девушка научилась распознавать эмоциональное состояние мужчины.

Его душила ярость.

К тому же… Эрик ведь не мог пропустить похороны своей семьи.

Себя.

Он был там. Тихий, незаметный, ещё не оправившийся от серьёзных ран, сбежавший из больничной палаты.

Он должен был видеть всё своими глазами. Он был обязан подавить боль, сдержать эмоции, не выдать себя, чтобы из тени наблюдать за лицами, поведением, поступками. И одно дело для артиста – показать чувства, другое – задушить их.