Czytaj książkę: «Дело о подпольном роддоме»
Эволюция детектива
Эссе
За что мы любим детектив? Этот вопрос приходил в голову множеству читателей. И не только. Многие известные писатели и культурологи пытались объяснить феномен детектива. У кого-то это получалось удачнее, у кого-то нет, но вначале у всех была своя история знакомства с этим жанром. У меня это случилось так.
Моя школьная учительница литературы и русского языка называла детектив – дефективом. Уже в самом этом чувствовалось что-то второсортное, с изъяном, что-то такое, от чего надо держаться подальше. Не знаю, было ли это ее личным мнением, или она просто искренне верила в официальную линию советской идеологии, считавшей детектив буржуазной масскультурой. И потому вредной для молодого поколения. А возможно, она была тайной любительницей криминального чтива, но маскировала свое пристрастие, как маскируют его бытовые алкоголики. Не важно. А важно то, что однажды я после очередной критической филиппики Клавдии Сергеевны (надо же, прошло сорок с лишним лет, а ее имя и отчество в моей памяти держится до сих пор) попросил своего школьного друга принести мне томик рассказов Конан Дойля о Шерлоке Холмсе. Было мне тогда 13 лет. У его отца – одного из руководителей закрытого завода – была огромная библиотека, где на одной из полок стояло собрание сочинений знаменитого британца. Друг вначале уперся: отец не разрешал ему давать книги в чужие руки. Но я пообещал ему редкую марку из собрания младшего брата и он согласился.
И вот заветный томик у меня в руках. Это был вечер субботы. Родители с братом ушли к бабушке, а я сел на диван читать про похождения Шерлока Холмса. Помню, открыл книгу на рассказе «Пестрая лента». Прочел пару страниц, и мне сделалось жутко. В квартире повисли сумерки, и через открытую дверь в комнате коридор казался мрачным тоннелем, откуда исходила непонятная угроза. Все мои чувства обострились, я слышал шорохи и скрипы всех квартир дома, а в коридоре в отражении зеркала переливалось нечто. Адреналин ударил мне в голову, я не выдержал и ринулся включать свет во всех комнатах, кухне, ванной, настольную лампу на столе, ночник в спальне и торшер в гостиной. Квартира сияла как новогодняя елка. Мать, когда родители вернулись, сделалась недовольной: по ее мнению, я сжег слишком много света. Книгу я предусмотрительно спрятал.
Конан Дойл стал первым детективным писателем, которого я прочитал. Но надо признаться, что помимо той острой минуты ужаса, остальных впечатлений не помню. Тем более, рассказы о Шерлоке Холмсе на долгое время стали моим единственным опытом знакомства с детективной литературой. Вернулся я к этой теме двадцать лет спустя.
Сейчас только старшее поколение помнит, что детектив в советское время был практически исключен из литературного мейстрима. Те редкие книги и публикации в журналах были словно осколками огромного зеркала, которое упало сверху за кулисами на пол, скандально разбилось, и эти осколки по стечению обстоятельств случайно залетели на сцену. Шум слышали все, но что это за зеркало, не знал никто.
Ситуация изменилась с наступлением гласности в конце 80-х годов прошлого столетия. В страну вначале прорвался ручеек, а потом и детективный поток. Вдруг обнаружилось, что это самый ходовой товар, и только ленивый не заработал на этом приступе народного интереса к запрещенному ранее плоду. Я и сам, как издатель, приложил к этому руку. Разбогател, но ненадолго, и это уже другая история. А вот как читатель я навсегда стал пленником этого жанра. Мне было за тридцать: было время учиться, было время любить, было время читать книги. Все прошло. Пришло время детектива.
Читаю детективы уже больше четверти века. Не надоедает. И естественно, я, наверное, как и любой «детективщик» задал себе вопрос: за что мы любим детектив? А потом попытался на него ответить. Без сомнения, я не первый и не последний, кто это сделал, но и мне захотелось внести свои пять копеек.
Я думаю так. Что привлекает читателя? Тайна? Безусловно. Мы любим чужие тайны больше всего. Личность героя? Чем он нам ценен? Очень просто. Мы подсознательно или вполне сознательно представляем себя в его шкуре, примеряем на себя те качества, которых лишены в реальной жизни. Супермен, интеллектуал, Джеймс Бонд, крутой полицейский – на любой вкус. Размер героя имеет значение. Робкий интеллигент с хилыми мышцами становится одним из брутальных субъектов Чейза с кулаками как чайники, тормозной здоровяк – Шерлоком Холмсом, а невзрачный субъект с лысиной – Эрастом Фандориным.
Это чтиво неприхотливо, думать необязательно, если читатель не взялся играть с автором в «угадай злодея». Но в этом и есть самый смак. Читатель припал к книге, голова его пуста, адреналин в крови – и все это лежа на диване с минимальными затратами.
К тому же я обнаружил странное свойство большинства детективов. Беря вновь уже прочитанную книгу, которая простояла на полке несколько месяцев, обнаруживал, что не помню ни сюжет, ни героев, ни развязки. Это слегка озадачивало, но не мешало перечитать ее как новую. Вначале я думал, что у меня с памятью нелады, но потом плюнул и понял: это детектив со всеми вытекающими…
Известна тяга людей к криминальной хронике. В голом, беспристрастном виде она неприглядна и, что самое главное, очень редко бывает со счастливым концом. Да и персонажи ее не вызывают сочувствия. Однако множество детективных сюжетов почерпнуты именно из уголовной хроники. И воспринимаются читательской публикой на ура. Нет ли здесь противоречия? Нет. Волей автора все эти истории как бы «облагорожены». Появляется положительный герой, олицетворяющий собой «добро». История оформляется «приправами», в конце «добро» побеждает «зло» и «блюдо» готово.
Об этом говорил и известный журналист, писатель, радио-телеведущий Петр Вайль:
– Тяга человека к преступлению – неизбывна. Не к тому, конечно, чтобы преступление совершить, а к тому, чтобы о нем узнавать, читать, слушать, смотреть. Можно в этом себе не признаваться, но от того ничего не меняется. Жанр детектива был, есть и останется популярнейшим во всем мире – будь он вымышленным или документальным. И стесняться этого не стоит, только совсем уж глупые люди полагают, что в таком интересе сказывается темное начало в человеке, его порочные наклонности. На деле, все наоборот – срабатывает спрятанный в каждом из нас механизм самосохранения.
В хорошем детективе – как в рассказах о Шерлоке Холмсе – дороже всего не криминальный сюжет, а чувство покоя и комфорта, вроде бы парадоксальным образом разлитое по историям о страшных преступлениях.
Главная привлекательность преступления – в том, что оно уже произошло. И точно – с кем-то другим. Это не я там, изодранный, трясущийся, в кровоподтеках. Это не я расширенными глазами гляжу на взломанный ящик стола. Это не я лежу в такой странной позе, и не мое тело обводят по контуру мелом. Я тоже лежу, но на диване, естественнее и уютнее не бывает, у телевизора или с газетой в руках. И потому испытываю к тем – дрожащим, оцепеневшим, неподвижным – чувство не только жалости и сочувствия, но и благодарности.
Детектив – самый молодой жанр прозы. Он родился в начале ХIХ века как интеллектуальная игра ума, игра загадок, мистики, трагических предчувствий и подсознания. Вспомним его основателя – Эдгара Алана По, его мрачные и трагические новеллы, навеянные воспаленным воображением автора. Первым детективом на свете стал эдгаровский Огюст Дюпен, сноб и интеллектуал. С его рассказа «Убийство на улице Морг» запускается в обиход сюжет о тайне закрытой комнате, где совершилось преступление. Впоследствии это стало излюбленным приемом множества авторов.
Мистический детектив начался с Уилки Коллинза, с его «Дамы в белом», первом английском детективе. Но лидерами в этом жанре становятся французы – Эмиль Габорио, Гастон Леру, Морис Леблан. Они уже в ХIХ веке освоили практически все детективные ниши – от крутого до полицейского и романтического детектива.
Их гегемонию прервал сэр Артур Конан Дойл. Его Шерлок Холмс «убил» французских и других детективных рассказчиков ХIХ века. Кто их теперь помнит? С Шерлока Холмса стало ясно, что сыщик должен обладать индивидуальностью и какими – нибудь яркими привычками, чтобы добиться успеха у читателей. Например, играть на скрипке, курить трубку, разводить цветы или ухаживать за усами.
Также с Шерлока Холмса началась эра англоязычного детектива, который захватил практически все господствующие высоты детективного жанра. Англосаксы подняли такой мощный детективный пласт как экшн. Если раньше действие текло плавно и неторопливо, как разговор двух эстонцев, то англичане и американцы заставили действие пошевеливаться, а героев бегать и махать кулаками. Собственно, здесь уже не нужны были индивидуальности, индивидуальностью стал сам напружиненный сюжет. Его внутренняя логика двигала поступками героев, и им уже было не до игры на скрипках. Деймс Хедли Чейз, Микки Спиллейн, Роберт Ладлэм, Картер Браун, Рекс Стаут, Эллери Куинн, Том Клэнси, Дэвид Моррелл, Майкл Конноли, Джон Гришем, Дэн Симмонс (извините, если кого забыл) забросили сети очень глубоко и вытащили очень крупную рыбу.
Как и всякий род человеческой деятельности детектив эволюционирует. Однако при этом надо понимать, что криминальный жанр – особенный. Меньше всего его интересуют сложные человеческие переживания и отношения, психология души, лирика и описание природы. Детективу это ни к черту не нужно. В нем нет места литературщине, описаниям кропотливо разработанных характеров, расцвечиванию обстановки средствами художественной литературы (Стивен Ван Дайк, постулат №17, к нему мы еще вернемся.). Если психология, то психология преступника, если отношения, то между прокурором и адвокатом, полицейским и бандитом. Секс, насилие и деньги. Вот движущая сила современного детектива.
Он обслуживает общество и его потребности, как и всякий другой бизнес, и вовсе не стремится сделать человека лучше, чем он есть на самом деле. Детектив потакает вкусам, а вкусы и мода переменчивы.
Как менялся детектив? Очень просто. Достаточно проследить, как менялось западное общество и его отношение к порокам: курению, алкоголю, проституции, наркотикам, Богу, гомосексуализму, а также к семейным ценностям, морали, однополым бракам. Все это нашло отражение в детективных произведениях. Вместе с обществом изменились и герои детективов.
Darmowy fragment się skończył.