Czytaj książkę: «Драконы моря»

Пролог

О том как бритые люди появились в Сконе во времена короля Харальда Синезубого.

Множество дерзких воинов отплыли на север из Сконе вместе с Буи и Вагном и встретили там свою несчастливую судьбу при Хорундарфьорде; другие же отправились со Стирбьёрном в Уппсалу и пали там вместе с ним. Когда известия об этих событиях достигли родных краёв, что лишь немногим из этих доблестных воинов удалось вернуться, было сложено множество поминальных песен и воздвигнуто придорожных камней с выбитыми на них рунами; однако же, все здравомыслящие люди согласились между собой, что всё это было к лучшему, ибо теперь можно было надеяться на более мирные времена, чем прежде, и что теперь, может быть, станет меньше надобности делить земли мечом и секирой.

К тому же, настало время изобилия с богатыми урожаями ржи, а косяки сельди сами так и шли прямо в руки; но и при этом всегда находились те кто считал, что урожай поспевает слишком медленно, и они отправлялись на своих кораблях в Англию и Ирландию, где удача была к ним благосклонна, и многие из них обосновались надолго в тех краях.

Тогда же в Сконе начали появляться бритые люди из земель саксов и Англии, дабы проповедовать христианство. Для этого у них было припасено немало поучающих историй, и сперва люди отнеслись к ним с любопытством и слушали их охотно, а женщинам нравилось, что при крещении чужестранцы одаривали их белыми рубашками. Однако же, когда рубашки стали заканчиваться, то люди начали утомляться от их проповедей, находя их скучными и довольно сомнительными, к тому же, священники говорили на каком-то грубом наречии, который они выучили где-то в Хедебю или в западных землях, что делало их речь крайне неблагозвучной.

Итак, люди понемногу прекратили переменять свою веру, а те бритые люди, что беспрестанно говорили о мире, но относились весьма враждебно к местным богам, были один за другим схвачены, повешены на священных ясенях и застрелены из луков, дабы их можно было предложить в жертву птицам Одина. Остальные отправились на север в леса Геинге, где жители были ещё менее набожны; там их тепло приняли, связали и отвезли на торжища в Смоланд, где их обменяли на быков и бобровые шкуры. Некоторые из них оказавшись в положении рабов у смоландцев, возроптав, отвернулись от своего бога Иисуса, снова отпустили бороды и стали хорошими работниками у своих хозяев; однако же, большинство из них продолжило ниспровергать местных богов и тратить бесплодно время на крещение женщин и детей вместо того, чтобы таскать камни и толочь зерно. Они настолько всем этим опротивели, что для жителей Геинге стало теперь почти невозможно выменять пару трёхлетних бычков на одного здорового священника без того, чтобы не дать за него в придачу мерку соли или материи. Так возрастала ненависть к бритым людям в пограничной стране.

Одним летом по всему Датскому королевству разнеслась весть о том, что король Харальд Синезубый принял крещение. В молодости он уже крестился как-то раз, но вскоре пожалел об этом и отрёкся, однако же теперь он подошёл к этому более основательно. Ибо король Харальд был уже старым человеком и настолько долго испытывал страдания от ужасных болей в спине, что даже перестал теперь находить какое-либо удовольствие в пиве и женщинах; но мудрые епископы посланные самим императором долго втирали в него медвежий жир, благословлённый и освящённый именами апостолов, заворачивали короля в овчины и поили настоянной на травах святой водой вместо пива, накладывали знак креста у него за плечами, дабы изгнать всех демонов из королевской спины и трудились так до тех пор, пока все страдания и боли не покинули его; так король Харальд стал христианином.

После этого святые отцы заверили короля, что ещё худшие мучения обрушатся на него, если он когда-нибудь снова дозволит жертвоприношения или выкажет себя недостаточно ревностным сторонником новой веры. Поэтому король Харальд – как только он оправился и ощутил в себе достаточно сил, чтобы выполнять свои обязанности перед молодой марокканской рабыней, подаренной ему в знак доброго расположения королём Корка Олафом Драгоценные Каменья – издал указ, что все его подданные должны креститься без всякого промедления; и хотя подобное повеление выглядело странным из уст человека, который возводил свою родословную к самому Одину, многие повиновались ему, ибо правил король Харальд уже давно и владения его процветали, так что к словам короля привыкли прислушиваться.

Он назначил особенно суровые наказания для тех кого находили виновным в насилии над священниками, так что количество их в Сконе с тех пор увеличилось многократно, повсюду на равнинах возводились новые церкви, а вера в старых богов приходила в упадок; к ним обращались, разве что, тогда, когда грозила опасность на море или же при падеже скота. Однако, в Геинге эти указы лишь послужили предметом для очередного веселья, ибо жители приграничных лесов всегда отличались более совершенным чувством юмора, чем рассудительные обитатели равнин, и ничто их не смешило больше, чем королевские указы. Ибо в этих краях лишь у немногих людей власть распространялась дальше их правой руки, а поход от королевского замка в Еллинге до лесов Геинге был бы слишком долгим предприятием даже для самых могущественных королей. В старые дни, во времена Харальда Боезуба или Ивара Широкие Объятья и даже ещё до них, короли иногда наведывались в Геинге, дабы поохотиться там на диких зубров в бескрайних лесах, но редко по другим делам. Но с тех пор зубры перевелись в этих местах и королевские визиты прекратились; поэтому сейчас, если какой-нибудь правитель был дерзок настолько, что выражал недовольство местными жителями, которые стали чересчур беспокойны и платят слишком мало податей, и грозил прибыть туда самолично, дабы навести там порядок, то ответ, который он бы на это получил, был бы следующим: к несчастью, ни один дикий зубр не появился до сих пор в пограничных лесах, но как только это случится, короля немедленно известят и подготовят ему достойный приём. Посему, уже издавна между пограничными жителями считалось, что ни один король не покажется в их краях прежде, чем не вернутся сначала дикие зубры.

Так что, в Геинге всё оставалось по прежнему и христианская вера так и не нашла дорогу в эти края. А те священники, что смогли добраться сюда, всё так же продавались за границу как в старые добрые времена, хотя некоторые люди из Геинге пребывали во мнении, что их дешевле было бы убивать прямо на месте, чтобы затем можно было учинить добрую распрю со смоландцами из Суннербю и Альбю, ибо эти скряги давали настолько низкую цену за священников, что везти их на торжище было бы только себе в убыток.

Часть первая Затянувшееся путешествие.

Глава первая О бонде Тости и его домочадцах.

Вдоль побережья люди обычно селились в деревнях, отчасти, чтобы всегда иметь достаточно пропитания и не зависеть от превратностей судьбы со своим собственным урожаем, и отчасти, чтобы быть лучше защищёнными, ибо с кораблей, огибающих полуостров Сконе, на берег часто высаживались команды мародёров, весной – пополнить задарма запасы свежего мяса по пути в западные страны, и зимой, если они возвращались из неудачного набега с пустыми руками. Тогда всю ночь трубили в рога, если грабители собирались высадиться на берег, дабы соседи могли собраться числом и придти на выручку; и даже случалось иногда, что те, кто оставался на зиму в поселении, ухитрялись отбить один-другой корабль у пришельцев, что были недостаточно осмотрительны, так что потом они могли похвастаться этой ценной добычей перед своими же ближними, которые возвращались на своих кораблях на зимовку домой.

Но те люди, что были достаточно богаты и горды и у кого были свои собственные корабли, находили докучливым иметь под боком соседей и предпочитали селиться отдельно, ибо даже когда они уходили в море, они всегда могли положиться на нанятых ими опытных воинов, которым они платили серебром, дабы те охраняли принадлежащее им имущество в их отсутствие. В землях Маунда было немало таких предводителей, а местные богатые бонды прослыли там самыми заносчивыми во всём Датском королевстве. Когда они были дома, то охотно напрашивались на ссору с соседями, хотя их владения и лежали от друг друга в отдалении; но чаще всего они были в отлучке, ибо со времён своего отрочества уже привыкли рыскать по морю, считая его своим собственным пастбищем, и любому другому, кто встретился бы им на пути, пришлось бы держать за это ответ.

В этих краях жил могучий бонд по имени Тости, достойный человек и опытный мореход, который несмотря на то, что уже сам был в годах, управлял своим кораблём и каждое лето отплывал к чужим берегам. У него были родичи в Лимерике в Ирландии среди тех викингов, что давно уже там обосновались, и он плавал на запад каждый год, дабы заключить с ними торговые сделки и помочь их предводителю из рода Рагнара Кожаные Штаны собрать положенную дань с Ирландии и расположенных там монастырей и церквей. Однако, в последнее время дела у викингов в Ирландии не очень ладились, с тех пор как король Коннахта Мюиркьяртан Кожаный Плащ, обошёл весь остров с щитом в руке в знак неповиновения. Ибо местные жители стали защищать себя лучше, чем прежде и следовали теперь за своими вождями с большей охотой, так что взимать с них дань стало теперь непростым делом; и даже монастыри и церкви, которые раньше было так легко ограбить, обзавелись высокими башнями сложенными из камня, где священники могли без труда укрыться в случае опасности, и откуда их было уже невозможно выгнать ни огнём, ни мечом. Встретив такие трудности, многие из приспешников Тости пребывали теперь во мнении, что для них было бы гораздо выгоднее отправиться грабить Англию или Францию, где по прежнему можно было заполучить большее с меньшими усилиями, но сам Тости предпочитал заниматься тем, к чему он уже приспособился, полагая, что он уже слишком стар, чтобы начинать походы в страны, где он не привык чувствовать себя как дома.

Его жену звали Аса. Она была родом с приграничных лесов и отличалась острым языком, не говоря уже об её резком нраве, так что Тости иногда приходилось с грустью отмечать, что характер её с годами не становится мягче, как это обычно бывает с женщинами. Но она была хорошей хозяйкой и держала весь дом под присмотром, когда Тости случалось быть в отъезде. Она родила ему пятерых сыновей и трёх дочерей; но судьба сыновей сложилась не очень удачно. Со старшим сыном несчастье приключилось прямо на свадьбе, где он напившись пива, попробовал доказать всем, что может оседлать быка; следующего сына смыло за борт волной во время его первого похода. Но самым несчастливым из всех оказался четвёртый сын, которого звали Ари; ибо одним летом, когда ему было девятнадцать лет, он сошёлся с двумя соседскими жёнами, и они понесли от него, в то время, пока их мужья были в отлучке, что стало причиной многих неприятностей и понимающих усмешек, и Тости пришлось понести довольно большие издержки, когда мужья этих женщин вернулись домой. Всё это ввергло Ари в уныние и сделало его замкнутым; потом он убил человека, который никак не мог перестать подшучивать над его сноровкой и ему пришлось бежать из страны. Позже прошёл слух, что он нанялся к шведским торговцам и отплыл с ними на восток, дабы не сталкиваться с людьми, что могли знать о его неудачах, но с тех пор о нём ничего не было слышно. Однако, Асе как-то во сне было видение чёрного коня с кровью на лопатках и проснувшись она поняла, что её сын мёртв.

После всего этого у Асы и Тости осталось только двое сыновей. Старший из них звался Одд. Он был низкого роста, грубого сложения и кривоногий, но сильный, с крепкими мозолистыми руками и угрюмым нравом; уже скоро он начал сопровождать Тости в походах и выказал там себя умелым мореходом и хорошим воином. Будучи дома, однако, он часто являл собой свою полную противоположность, ибо долгие зимы казались ему утомительными и однообразными, и он постоянно препирался с Асой. Иногда он даже утверждал, что предпочёл бы есть прогорклую солонину на корабле, чем праздничные яства на праздник йоль дома; но Аса в ответ замечала, что ни разу не видела, чтобы он хоть раз взял себе меньше еды, чем кто либо другой за столом. Одд частенько дремал днём и из-за этого жаловался, что плохо спит ночью, и как он говорил, ему даже не помогало то, что брал с собой в постель одну из служанок. Аса была недовольна тем, что он спит с её служанками; она опасалась, что в этом случае они станут слишком заносчивыми и непослушными по отношению к ней; посему, говорила она, было бы гораздо лучше, если бы Одд обзавёлся женой. Но Одд на это отвечал, что он никуда не торопится, поскольку женщины, которые ему больше всего по душе, ждут его в Ирландии, но он не может привезти с собой домой ни одну из них, ибо, как только он это сделает они начнут с Асой войну не на жизнь, а на смерть. При этих словах Аса гневалась и вопрошала – её ли это сын, раз он так дерзко к ней обращается? – и выражала желание поскорее умереть, чем всё это слышать; на что Одд возражал, что она вольна в своём желании жить или нет, и что он не осмеливается ей советовать, какой выбор сделать, но дескать, почтительно примет любое её решение. И хотя он был довольно медленным в своих речах, Асе не всегда удавалось оставить за собой последнее слово, и она, иногда, замечала, что это, воистину, тяжкая участь – лишиться троих прекрасных сыновей и остаться с тем, о потере кого, она бы меньше всего сожалела. Одд, однако, лучше ладил с отцом, и когда наступала весна, и запах смолы начинал доноситься из корабельного сарая на пристань, его настроение улучшалось, и иногда он даже пробовал, при малых своих способностях, сочинить стишок-другой – о том, что луг гагарок уже созрел для вспашки или что кони моря скоро понесут его в летние земли. Но как скальд он не снискал себе большой славы, особенно среди дочерей соседских бондов достигших брачного возраста; поэтому нечасто можно было увидеть, как он оборачивается назад, отплывая из страны.

Его брат был самым младшим из детей Тости, и мать берегла его как зеницу ока. Его звали Орм. Он рос быстро, становясь длинным и нескладным, и огорчая Асу своей худобой; так что, когда ему не удавалось съесть за один присест больше, чем взрослому мужчине, она немедленно проникалась убеждением, что скоро потеряет сына и твердила ему, что плохой аппетит точно станет причиной его погибели. Однако, на самом деле, Орм любил поесть и не особо выражал недовольство озабоченностью матери по поводу его аппетита, зато Тости и Одд частенько бесились, что она откладывает для него самые лакомые кусочки. В детстве Орм раз или два тяжело болел, и с тех пор Аса была убеждена, что у него хрупкое здоровье, посему она постоянно над ним тряслась с заботливыми увещеваниями, убеждая, что его мучают опасные судороги и ему срочно необходимы освящённые луковицы, колдовские заклинания и горячие припарки, тогда как единственной причиной его недомоганий было то, что он в очередной раз переел пшённой каши или свинины.

По мере того как он рос, беспокойство Асы всё возрастало. Она надеялась, что со временем он станет известным человеком и предводителем; и она с радостью говорила Тости, что Орм превращается в высокого сильного парня, мудрого в речах и во всех отношениях достойного продолжателя их рода. Но, тем не менее, она всё равно страшилась всех тех опасностей, которые могли подстерегать его на пути к зрелости и постоянно напоминала ему о несчастьях обрушившихся на его братьев и заклинала его беречься быков, быть осторожным на корабле и никогда не возлежать с чужими жёнами; но кроме этих опасностей, существовало такое множество других, что она уже с трудом представляла себе от какой именно ещё угрозы его остерегать. Когда Орму исполнилось шестнадцать, и он уже был готов отправиться в своё первое плавание вместе с остальными, Аса не позволила ему это сделать, решив, что он ещё слишком молод и слишком слаб здоровьем; и когда Тости спросил её, не хочет ли она сделать сына вождём кухни и героем престарелых женщин, Аса впала в такую ярость, что Тости сам почувствовал страх и отбыл не теряя времени, радуясь, что ему самому ещё дозволено уехать.

Этой осенью Тости и Одд вернулись из похода поздно, и они потеряли так много своих людей, что им едва хватило гребцов на вёслах; тем не менее, они были очень довольны своим путешествием и им было что о нём рассказать. В Лимерике им мало удалось чем поживиться, ибо король Мюнстера стал настолько могущественным, что викингам, которые жили там, пришлось прекратить разбойничать и удовольствоваться тем, что они уже награбили. Затем, однако, некоторые из местных друзей Тости (а он бросил якорь рядом с берегом) встретившись с ним, осведомились, нет ли у него душевной склонности сопроводить их в тайный набег на большую ярмарку, что проводится каждое лето в месте Мерионет в Уэлльсе, там, куда викинги ранее не добирались, и куда можно было попасть лишь при содействии опытных проводников, которых его друзья, к счастью, сумели найти. При этих вестях приспешники Тости весьма воодушевились, и Одд убедил отца принять это дружеское предложение, так что семь полных корабельных команд высадились на берег где-то рядом с Мерионетом и после утомительного пешего перехода сумели подобраться к ярмарке, не подняв лишнего шума. Затем последовала лютая сеча, в которой пало много доблестных воинов с обеих сторон, но в конце концов викинги одержали верх и захватили богатую добычу и множество пленных. После они отвезли пленников в Корк, намеренно заглянув туда по дороге домой, ибо уже давно было в обычае для торговцев рабами, собираться в Корке со всех концов света, дабы поторговаться там друг с другом за рабов, которых туда привозили викинги; да и сам правитель этих мест Олаф Драгоценные Каменья, который был хоть и христианином, но мудрым и пожилым человеком, имел привычку покупать себе рабов, в которых он находил для себя интерес, дабы потом дать их родичам возможность выкупить своих близких, что приносило ему в итоге неплохую прибыль. Из Корка они держали путь домой вместе с другими кораблями викингов, дабы уберечь себя от нападения других морских разбойников, ибо у них не было уже былого желания сражаться – так много людей потеряли они в этом походе – да, к тому же, с такой богатой добычей на борту. Им повезло удачно обогнуть Ско, где прятались в засаде люди из Вика и Вестфольда, которые подстерегали там нагруженные богатством корабли, возвращавшиеся с юга и запада.

Затем те кто вернулись домой из похода, получили каждый по справедливости свою долю награбленного, и большая часть сокровищ перепала Тости; он же, тщательно взвесив богатства и заперев их в своих сундуках, объявил, что это путешествие оказалось поистине достойным завершением всех его предыдущих странствий, и что он теперь собирается мирно стариться дома, тем более, что он чувствует, что его спина и конечности понемногу начинают деревенеть от возраста; Одд теперь в состоянии управляться с кораблём и командой так же хорошо как и он сам, к тому же, Орм всегда может помочь ему.

Одд нашёл эту мысль неплохой, но Аса держалась совершенно противоположного мнения, заметив, что, хотя и было добыто немало серебра, его вряд ли хватит надолго, учитывая сколько ртов ей приходится кормить каждую зиму; кроме того, она не уверена, что Одд не потратит всё своё серебро на ирландских женщин в будущих походах, или вообще, предоставленный сам себе, не позабудет совсем дорогу в отчий дом. Что же касается одеревенения в спине, на которое жалуется Тости, то он сам должен бы знать, что он заполучил эту хворь не участвуя в изнуряющих походах, а просиживая в безделье дома, вытянув ноги, перед очагом каждую зиму; и что ей уже надоело спотыкаться об них подряд шесть месяцев в году.

И она никак не поймёт, продолжила Аса, до чего докатились мужчины в наши дни; её собственный двоюродный дедушка Свейн по прозвищу Крысиный Нос, могучий муж из Геинге, пал как герой в битве со смоландцами, да ещё через три года после того, как он сумел в последний раз перепить всех собравшихся на свадьбе своего старшего внука; сейчас же только и слышишь о судорогах и корчах у мужчин в самом расцвете лет, которые, видно, готовы бесстыдно умереть как коровы, лежа в праздности на соломе. Однако же, сказала она в заключение, у них ещё будет время, чтобы всё это изменить, а пока же, Тости с Оддом и со всеми остальными кто вернулся с ними домой могут утешиться добрым пивом, которое без сомнения им по вкусу; а, что касается Тости, то он должен выбросить из головы всю эту чепуху, которую он здесь наговорил и выпить за не менее успешное путешествие в следующем году, дабы они могли в довольстве и приятности провести новую зиму, ибо как она надеется, никто из них уже не выдумает подобных глупостей, дабы ещё раз её разозлить.

Когда она оставила их, чтобы приготовить ещё пива, Одд заметил, что если все её родственницы по женской линии имели такие же языки, то Свейн Крысиный Нос, вероятно, выбрал смерть от рук смоландев как наименьшее зло. Тости на это возразил, что хотя в целом он согласен, но во всех других отношениях она была ему хорошей женой и поэтому не стоит без большой необходимости её раздражать, а Одд должен сделать над собой усилие и не перечить ей без нужды.

Этой зимой они все заметили, что Аса занимается своими делами по хозяйству с меньшим рвением и задором, чем обычно, и что она не так остра на язык, как раньше. Она стала более, чем когда-либо внимательна к Орму, и иногда даже замирала на месте и смотрела на него так, как будто бы созерцала некое видение. Орм к тому времени уже достаточно вырос и мог померяться силами с любым из своих сверстников и даже со многими кто был постарше. Он был рыжеволос, со светлой кожей, с широко посаженными глазами, курносым и с широким ртом, у него были длинные руки и ладные плечи; он был быстрым и ловким и лучше многих других управлялся с копьём и луком.

Он был вспыльчив на насмешки и мог безрассудно наброситься на любого кто его задевал, так что даже Одд, который временами любил доводить его до белого каления, теперь стал делать это более осмотрительно, ибо сила Орма делала его опасным противником. Но в остальном, исключая случаи, когда он злился, он был спокойный и сговорчивый, и всегда был готов делать то, о чем просила его Аса, хоть иногда он и препирался с ней, когда она слишком сильно докучала ему своими хлопотами.

Тости подарил ему настоящее оружие – меч, секиру и добротный шлем, а щит Орм смастерил себе сам; правда, с кольчугой у него вышли затруднения, ибо дома не нашлось кольчуги подходящей ему по размеру, так как в то в время была нехватка хороших кузнецов в стране, многие из них перебрались в Англию или на север Франции, где им больше платили. Тости заметил, что пока Орм может удовлетвориться простой кожаной рубахой вместо кольчуги, до тех пор, пока он не раздобудет что-нибудь получше в Ирландии, ибо там в любой гавани всегда можно было дёшево купить доспехи убитых в бою.

Однажды они, как всегда, говорили об этом за столом, когда Аса вдруг закрыла лицо руками и разразилась рыданиями. Они замолчали и изумлённо на нее уставились, ибо нечасто видели слёзы на её щёках, и Одд спросил, не болят ли у неё зубы. Аса вытерла лицо и повернулась к Тости. Разговоры об убитых, сказала она, кажутся ей дурным предзнаменованием и она теперь уверена, что несчастье постигнет Орма, как только он отправится с ними в поход, ибо ей уже трижды снилось как он лежит, истекая кровью на корабельной скамье, а они все должны знать, что её сны сбываются. Поэтому она молит Тости прислушаться к её словам и не подвергать жизнь их сына опасности, но оставить его дома хотя бы на ещё одно лето, ибо она уверена, что большое несчастье грозит ему лишь в ближайшее время, но если он переждёт его здесь, то в дальнейшем опасность понемногу сойдёт на нет. Орм спросил её, не видела ли она в своём сне, в какое именно место он был ранен. Аса ответила, что всякий раз, когда ей снился этот сон, вид его, лежащего таким образом, заставлял её проснуться в холодном поту; но она видела его волосы окровавленными, а лицо бледным, и это видение тяготило её, тем более, что оно возвращалось с каждым разом, хотя раньше она не хотела об этом говорить.

Тости посидев молча некоторое время и поразмышляв над её словами, заметил затем, что сам он мало что понимает в снах и никогда не придавал им большого значения.

«Ибо наши старики говорили, – сказал он, – что спряли небесные пряхи, то и случится. Но, если, Аса, ты и вправду видела трижды один и тот же сон, то это, действительно, может быть предостерегающим знаком для нас, хотя по правде, я думаю, мы уже потеряли власть над судьбой наших сыновей. Но, я не буду противиться твоей воле в этом деле, и Орм может остаться дома этим летом, если это будет и его желанием. Что касается нас с Оддом, то у меня есть предчувствие, что мы не прочь ещё раз отправиться на запад, так что, может быть, твое решение может оказаться лучшим для всех нас».

Одд согласился с Тости, заметив, что и он раньше тоже замечал, как сны Асы неоднократно сбывались. Орм не был в восторге от их решения, но он привык повиноваться Асе в серьёзных делах, поэтому ничего более не было сказано.

Когда наступила весна, и достаточное количество людей было набрано в глубине страны, дабы восполнить поредевшие ряды в их корабельной команде, Тости и Одд, как обычно, отплыли на запад, а Орм остался дома. Он стал несколько более угрюмым по отношению к своей матери и иногда притворялся больным, чтобы напугать её, но как только она начинала хлопотать над ним и пичкать его разными снадобьями, ему и самому вдруг начинало казаться, что он на самом деле заболел, так что он получал мало удовольствия от подобной игры. Аса же никак не могла забыть о своих снах, но несмотря на всё свое беспокойство, которое они ей доставляли, всё же была довольна, что Орм сейчас в безопасности вместе с ней дома.

Тем не менее, несмотря на волю своей матери, он всё-таки отправился этим летом в свой первый морской поход.