Czytaj książkę: «Черное дерево», strona 3
– От боли уже никуда не спрячешься, – с печальной улыбкой ответила она. – Мы с мамой можем только надеяться, что он не сделает этого с тобой.
Я растерянно заморгала, пытаясь понять, о чем она.
– Твоя мать по-прежнему здесь? – спросила я.
Ника медленно кивнула.
– Она кухарка. Служила кухаркой у мистера Козела, а теперь служит у Маркуса…
Я вздохнула и села на кровать, задумчиво глядя на синее море и наползающие тучи, грозившие в этот вечер залить прекрасный пейзаж дождем и исчертить молниями.
– Приятно узнать, что ты здесь вместе с мамой…
Ника, казалось, хотела что-то сказать, но внезапно нервно вскочила.
– Что случилось? – спросила я.
– Ничего, ничего… – ответила она, поспешно собирая на поднос тарелки и чашки. – Я была рада перекусить с тобой, Марфиль, но уже пора возвращаться к работе.
Я молча смотрела, как она собирает тарелки и почти бегом вылетает из комнаты.
Что скрывает Ника?
4
Марфиль
Прошла неделя. Маркус уехал по делам, я осталась одна и смогла немного пожить нормально. Да, это была относительная нормальность, ведь я находилась не у себя дома, но отсутствие Маркуса стало для меня глотком свежего воздуха.
Я решила воспользоваться этими днями свободы, чтобы поговорить с Никой, но после нашего предыдущего разговора в моей комнате она стала совершенно неуловимой, и с тех пор мы едва перекинулись парой фраз. Возможно, дело в том, что она видела, как мы с Маркусом проводим время? К сожалению, в эти минуты со стороны мы казались счастливой парой, начавшей узнавать друг друга. Или она не понимала, что я делала это лишь ради выживания? Что мне приходится играть самую трудную в жизни роль?
Конечно, она недостаточно меня знала, чтобы мне доверять, и я не могла винить ее в этом.
Однажды вечером, когда я маялась от скуки, не зная чем заняться, меня вдруг одолело любопытство, и я отправилась на кухню, чтобы познакомиться с ее матерью. Мы никогда не ели на кухне. Маркус всегда требовал, чтобы все трапезы проходили в столовой, с полным комплектом бокалов и столовых приборов, как будто обедал в компании по меньшей мере герцога или кого-нибудь в этом роде.
Мне не составило большого труда разыскать кухню. Она находилась на нижнем этаже, в крыле напротив того, где я обычно проводила время. Там же находились библиотека, гостиная и моя комната.
Я вошла и сразу почувствовала аромат свежей выпечки. Пахло лимоном и чем-то еще, чего я не смогла распознать…
На кухне оживленно болтали три женщины в белых передниках. Ни одна из них не занималась сейчас готовкой, они сидели за маленьким светлым столиком, на котором красовался свежеиспеченный пирог.
На миг я им даже позавидовала: они неплохо проводили время, болтая и попивая кофе. Мне казалось, что пока Маркус в отъезде, большинство его служащих расслабились и работали не слишком усердно. Я видела, как Маркус относится к персоналу, и слово «безразличие» было слишком мягким.
При виде меня все трое тут же вскочили, словно подброшенные пружинами.
Старшая из них, женщина лет сорока с небольшим, внезапно побледнела, едва наши взгляды встретились.
– Прошу вас, не беспокойтесь, – сказала я. – Занимайтесь своими делами. Я просто зашла найти чего-нибудь перекусить.
Несмотря на мои слова, все три дрожащими руками вцепились в фартуки. Они бросились к разделочному столику, на котором стояла пара немытых мисок, а рассыпанная мука покрывала почти всю его поверхность – очевидно, после приготовления пирога.
– Простите, мисс, – сказала самая молодая, с очень короткой стрижкой и огромными глазами. – Мы лишь хотели передохнуть пару минут, прежде чем принести вам что-нибудь перекусить.
– Да ничего не нужно, честное слово! – воскликнула я, слегка раздосадованная написанным на их лицах страхом. – Просто мне было скучно… Вы не против, если мы немного поболтаем?
Они испуганно переглянулись. Наконец старшая – та, что была так ошеломлена при виде меня, – все же решилась ответить.
– Негоже, чтобы вы сидели с нами за одним столом, мисс, – сказала она. – Мистер Козел строго-настрого запретил нам обедать вместе с его гостями, тем более, здесь, на кухне.
Меня не удивил такой ответ, но я не обратила на него внимания, сделала пару шагов, отделявших меня от стола, и села.
– Но ведь мистера Козела сейчас нет, так? – осведомилась я.
Две женщины улыбнулись, но третья нахмурилась.
– Я не думаю, что…
– Как вас зовут? – спросила я.
– Я Амара, а это Мария, – ответила коротко стриженая, указывая на низенькую девушку с белокурыми волосами, уложенными в пучок – Мы помогаем Нейти на кухне, когда не хватает рабочих рук.
Я кивнула, глядя на Нейти.
– Приятно познакомиться. Я Марфиль.
Все три кивнули: они уже знали, кто я такая. Нейти посмотрела на меня с каким-то странным блеском в глазах.
– Хотите чего-нибудь выпить, мисс?
– Можете называть меня просто по имени.
– Но мистер Козел… – вмешалась Мария.
– Вы можете называть меня Марфиль во время его отсутствия, если вам так удобнее.
Женщины кивнули. Мне тут же налили чашку горячего молока и положили кусок свежеиспеченного лимонного пирога.
– Потрясающе вкусно! – воскликнула я, жмурясь от удовольствия.
Нейти, к моему удивлению, довольно улыбнулась и положила мне еще кусок пирога. Мария и Амара сели рядом со мной, непринужденно болтая, но Нейти, похоже, не хотела со мной фамильярничать, как ее подруги.
Дождавшись, когда девушки начали собирать посуду, я встала из-за стола и подошла к Нейти, изучавшей какой-то рецепт.
– Послушай, Нейти, – сказала я. – У тебя есть дочка, очень милая, но я ее уже несколько дней не вижу…
– Ника здесь для того, чтобы работать, а не заводить подружек, – серьезно ответила она.
Я проклинала себя в сердцах за длинный язык, но от меня явно что-то скрывали, и я была готова любыми способами узнать, что именно.
– Прости, ты права, – сказала я, усаживаясь напротив нее на скамейку. – Она рассказала, что ты служила еще у родителей Маркуса. Это правда?
Нейти отложила книгу, которую держала в руках, и пристально посмотрела на меня.
– Я прослужила семье Козелов почти пятнадцать лет, прежде чем перебраться сюда вместе с мистером Маркусом.
Она пристально смотрела на меня, но трудно было понять, что она чувствует.
– Что-то случилось? – спросила я.
– Да нет, ничего, прости, просто ты слишком похожа на…
Она тут же осеклась, поняв, что сболтнула лишнее.
Что-то вспыхнуло у меня в голове.
– На кого я похожа, Нейти? – нервно спросила я.
Она покачала головой, вставая.
– Не важно, – сказала она, уже собираясь уходить, но я задержала ее, схватив за запястье.
– Я похожа на свою мать? – Нейти побледнела. – Ты ее знала?
Ответила она не сразу. Ее взгляд испуганно метнулся в сторону двери, но, видимо, она вспомнила, что Маркуса нет; во всяком случае, так мне показалось, судя по ее испуганному лицу.
– Да, я знала ее, Марфиль, – сказала она, снова садясь напротив меня.
Мария и Амара вышли, нагруженные корзинами с бельем – видимо, собирались его развешивать или гладить.
Что-то перевернулось у меня внутри.
– Что тебе известно? – спросила я.
– Мы были хорошими подругами… Мне жаль, что с ней такое произошло.
Я кивнула, стараясь скрыть волнение, вызванное ее словами.
– Что тебе известно?
Несколько секунд она колебалась.
– Мы вместе учились в школе… Твоя мать была единственной дочерью, а у меня было десять братьев и сестер. По вечерам мы играли у меня дома. Потом мы долгие годы шли одной и той же дорогой, пока обе не получили работу здесь и…
Я нахмурилась.
– Моя мать служила здесь? – спросила я. – И кем же? Горничной?
Нейти кивнула.
– Но это невозможно. Моя мать была балериной.
Найти удивленно вытаращила глаза.
– Это я и хотела сказать. Она приехала сюда, чтобы заниматься балетом.
– Но ведь ты сказала не это, – перебила ее я. – Ты сказала, что она служила горничной.
Нейти встала.
– Ты не поняла меня, девочка, – сказала она, прижимая к груди книгу с рецептами. – Не задавай мне больше вопросов. Воспоминания о твоей матери ничего не изменят. Будет лучше оставить все как есть. Место покойников в могиле.
С этими словами она вышла.
Я осталась на кухне – ошеломленная, с колотящимся сердцем, и была готова расплакаться. Нейти разговаривала со мной резко, словно не хотела, чтобы я расспрашивала ее.
Почему они все врут? Что еще скрывают Нейти и Ника? Что еще они знают?
Я вернулась к себе в комнату, догадываясь, что все известное мне на данный момент, лишь верхушка айсберга. Я понимала, что многого еще не знаю, а самое главное – какого черта моя мать согласилась работать горничной в Соединенных Штатах, если была прима-балериной Большого театра?
Это просто не укладывалось в голове, но я не собиралась упускать возможность узнать что-то о мамином прошлом. Мне до сих пор снились кошмары: ее убийца не был обычным грабителем; нет, за ним стояло нечто большее, и я собиралась это выяснить.
В тот вечер, прежде чем лечь спать, я долго и терпеливо ждала, когда придет Ника. Я попросила Марию передать записку, в которой сообщила, что жду ее в десять вечера.
В половину двенадцатого она так и не появилась.
Я беспокойно ворочалась под одеялом, не в силах уснуть, пока Ника не расскажет, что ей известно…
Когда я уже была уверена, что она не придет, дверь спальни медленно открылась, и в комнату просунулась голова с копной светлых волос, собранных в хвост.
– Слава богу, ты все же пришла! – воскликнула я, чуть не вскочив с постели.
Ника закрыла дверь и с нервной дрожью подошла ко мне.
– Ты не должна передавать записки через моих подруг, Марфиль, – сказала она, обеспокоенно нахмурившись.
– Все эти дни ты где-то пряталась, а мне нужно было поговорить с тобой.
Ника нервно грызла ноготь.
– Да, конечно, но мне не разрешают подниматься сюда в это время, и уж тем более дружить с тобой…
Я взяла ее за руку, и она замолчала.
– Ты моя подруга, Ника, – сказала я, чувствуя, что это правда. – Никто не может помешать нам дружить. Я доверяю тебе… Это правда, ты единственная, кому я здесь доверяю.
Ника вздохнула, ожидая того самого вопроса, который я неизбежно задам.
– Что тебе известно о моей матери? – спросила я.
– Очень мало, – серьезно ответила она.
– Твоя мать была с ней знакома. Как такое возможно?
Ника пожала плечами, и меня внезапно охватило разочарование.
– Ника, расскажи, что тебе известно! – взмолилась я.
– Я не могу, пойми! – ответила она, вставая с кровати. – Нет, ты не понимаешь. Я слышала то, что не предназначалось для моих ушей, но если кто-нибудь узнает, что ты об этом спрашивала…
– Я лишь хочу кое-что прояснить, – сказала я с бешено бьющимся сердцем. – Это правда, что она служила горничной у Козелов?
Несколько секунд Ника молчала, после чего так же молча кивнула.
Я выпустила воздух, который задерживала в легких.
– Не понимаю…
– Наши матери приехали в Соединенные Штаты в поисках лучшего будущего.
Я оторвала взгляд от одеяла и уставилась на нее с яростью фурии.
– Моя мать была балериной! – почти крикнула я. – Причем одной из лучших. Почему она отказалась от сцены, к которой так стремилась? Чтобы мыть здесь полы?
Ника слегка вздернула подбородок.
– Мыть полы не менее достойное занятие, чем танцевать на сцене.
Черт, теперь я ее обидела.
– Ника, мне очень жаль, я не хотела…
– Ладно, неважно. Я понимаю, ты хочешь узнать как можно больше о своей матери. Очень несправедливо, что с ней это случилось, но копание в прошлом только создаст еще больше проблем… Проблем, которые выйдут из-под твоего контроля и не принесут ничего хорошего, уж поверь.
– Я лишь хочу знать, почему мне все врут. Если моя мать действительно отказалась от своей профессии, чтобы служить горничной, я хочу понять причины.
Ника тяжело вздохнула.
– Порой люди обещают то, чего не собираются выполнять. И Козелы – эксперты в этих делах.
Я задумалась над ее словами.
– Ты хочешь сказать, ее обманули, чтобы заманить сюда?
Ника не ответила, но ее молчание было достаточно красноречивым.
– Я тебе еще кое-что скажу, – добавила она, видя, что я молчу, погрузившись в противоречивые мысли, от которых уже пухла голова. – Мама всегда говорит, что не стала бы менять ничего из того, что пришлось пережить… У нее была я, а у твоей мамы была ты… Все происходит по какой-то причине, Марфиль.
Окончив свою речь, она ушла, оставив меня в одиночестве, встревоженную и растерянную.
«Так что же с тобой случилось, мама? – думала я. – Почему ты все бросила? Ради работы? Ради любви? Или просто потому, что поверила не тому человеку?»
5
Марфиль
Два дня спустя, спустившись утром в столовую, я обнаружила там сидящего за столом Маркуса. Он уже позавтракал и теперь с суровым видом просматривал газету. Услышав мои шаги, он посмотрел на меня, а его лицо, казалось, расслабилось.
– Доброе утро, принцесса, – сказал он.
Я терпеть не могла, когда он меня так называл. И неважно, насколько любезным он казался или хотел казаться в последние недели, узнав, что моя мать служила у них, я возненавидела его еще больше. Все что-то скрывали от меня – какие-то тайны, о которых шепталась прислуга, но рано или поздно я все выясню и тогда пойму, как действовать дальше.
– Доброе утро, – ответила я, нехотя усаживаясь с ним рядом.
Больше я ничего не сказала, а увидев, как в столовую вошла Ника с подносом, невольно напряглась.
Я никогда раньше не видела ее здесь. Обычно Ника прислуживала мне в спальне или убиралась, но впервые я заметила, что она прислуживала Маркусу.
Я тайком наблюдала за ними.
Едва взглянув на нее, Маркус повернулся ко мне и спросил, как я провела время в дни его отсутствия.
– Прекрасно, – рассеянно ответила я, заметив, как у Ники дрожат руки, когда она наливала мне кофе.
Маркус нахмурился.
– Прекрасно? – переспросил он таким тоном, будто его это возмутило.
Я заморгала, уставившись на него.
– Ну да… Погода была отличная, хотя я немного скучала здесь одна.
Маркус взял меня за руку. Погладил мои пальцы, и мне показалось, он снова что-то замышляет.
– А чем ты занималась в свободное время в Нью-Йорке?
Меня удивило, что он спросил что-то обо мне, ведь обычно мы просто обменивались банальными фразами. Это заставило меня усомниться, питал ли когда-либо Маркус истинный интерес хотя бы к одной женщине.
– Ну… – протянула я. – Гуляла в Центральном парке, читала, танцевала…
Я взглянула на него, чтобы увидеть реакцию.
Он выпустил мою руку и провел пальцами по подбородку.
– Насколько я понимаю, тебе запрещали танцевать… Разве не так?
Я крепко сжала губы.
Я скучала по танцам, скучала по своей жизни, по своей квартире, будничной рутине. Внезапно грудь мне сдавила такая тоска, что я едва не выбежала прочь.
– Тебе этого не хватает?
Несколько секунд я смотрела на него, а потом вполне искренне ответила:
– Еще как.
Маркус кивнул.
Я извинилась, сказав, что неважно себя чувствую, и остаток дня провела у себя в комнате.
Когда мы встретились за ужином, он, похоже, пребывал в хорошем настроении, даже пытался шутить. Затем достал мобильный телефон и попросил меня попозировать ему, чтобы он сделал фото, которое потом поставит у себя на столе.
Меня передернуло от одной мысли об этом, но я не хотела его злить, а потому сделала все, что он просил, а потом еще сделала пару селфи с ним вместе, где мы стоим и улыбаемся в камеру. Один из нас кажется счастливым, зато другая…
Это было странно…
Пусть я и знала, что он лжет, пусть и знала, что семейство Козелов имеет какое-то отношение к смерти моей матери, хоть и не могла понять, какое именно, пусть я его ненавидела, пусть он причинил мне много зла… но в этот вечер ему удалось добиться, чтобы наши отношения хотя бы на время стали нормальными… Двое молодых людей ужинают вдвоем и прекрасно проводят время…
Я что, схожу с ума?
На следующее утро меня разбудил какой-то стук в соседней комнате. Я накинула халат поверх ночнушки и заглянула туда – посмотреть, что там за грохот. Несколько рабочих выносили из комнаты мебель и скатывали белый ковер, лежавший на полу. При виде Маркуса, который стоял тут же, привалившись к стене, и наблюдал за этой суетой, у меня защемило сердце.
– Это твой новый танцкласс, – произнес он с улыбкой, которая могла бы показаться очаровательной, если бы я не знала, что он что-то скрывает.
– Ты серьезно? – спросила я, ощутив странный трепет в животе.
Маркус подошел ближе и посмотрел на меня с высоты своего роста.
– С одним условием, – произнес он с улыбкой.
У меня перехватило дыхание.
– И каким же?
– Станцуешь для меня, когда я попрошу.
Танцы всегда были для меня отдушиной, возможностью укрыться от мира и сосредоточиться на себе. И сейчас они были нужны мне как никогда, а потому я кивнула, чувствуя, как во мне растет надежда – впервые с тех пор, как меня сюда привезли.
Танцкласс мог стать моим убежищем, возможностью укрыться от происходящего, и если ради этого придется танцевать для него… Ну что ж, я буду для него танцевать. Конечно, буду.
Дни текли, и жизнь понемногу вошла в новую колею. По утрам я вставала, завтракала, потом носилась с Рико по пляжу; после обеда ходила гулять, читала или смотрела телевизор; по вечерам ужинала с Маркусом в столовой. Он больше ни на что не намекал: собственно, вел себя как вполне приличный человек и даже казался очаровательным – настолько очаровательным, что порой я теряла бдительность и расслаблялась в его обществе.
Мы говорили обо всем; он расспрашивал о моих вкусах и мечтах; мы оба обожали кино и каждый вечер после ужина смотрели какой-нибудь фильм или сериал. Он уговорил меня посмотреть «Карточный домик», а я его – «Очень странные дела».
Хотя я по-прежнему ненавидела его от всей души, но в некотором роде была ему благодарна за то, что не запер меня в камере пыток.
– Эй! – крикнул Маркус с другого конца палубы. – Иди сюда! Этим утром мы вышли в море на катамаране. Мы находились в открытом море уже больше сорока минут, и пришлось признать, что я восхищена и чудесным пейзажем, и умением Маркуса управлять лодкой. Я была в полном восторге.
Так продолжалось, пока он не окликнул меня и не потянул за плечо. Я оказалась перед ним, сжимая в руках деревянный штурвал.
– Чувствуешь, какая тяга?
Я кивнула, с усилием удерживая штурвал.
Стоя у меня за спиной, Маркус положил руку мне на талию, чтобы удержать в одном положении относительно штурвала, и все мое тело напряглось от этого прикосновения.
Вот уже больше двух недель я жила в его доме. И все это время он вел себя как истинный джентльмен, порой мне казалось, что я общаюсь с собственным братом-близнецом, а вовсе не с заклятым врагом, который однажды хотел причинить мне боль.
– Видишь вон ту точку вдали? – прошептал он мне на ухо. – Это Африка, – серьезно добавил он и тут же расхохотался.
Я не смогла сдержать улыбки.
– Постой! – воскликнул он, широко распахнув голубые глаза. – Ты что, в самом деле улыбнулась?
Я нахмурилась и отвернулась.
– Марфиль Кортес снова улыбается! Кто бы мог подумать! Похоже, я все делаю правильно. Он резко развернул меня лицом к себе и прижал к груди.
Я вновь стала серьезной. А он ведь все тот же, что и раньше.
– Ты не должен был причинять мне боль, – сказала я. – Если бы ты тогда этого не сделал, я бы каждый день, каждый час дарила тебе улыбки.
Маркус медленно кивнул. Его смех, повисший в воздухе, был тут же унесен ветром с моря, а голубые глаза потемнели, словно океан.
– Твое присутствие успокаивает моего внутреннего зверя, – сказал он.
Я вспомнила, что сказала мне Ника, на что она намекала, и у меня мурашки пошли по коже.
– Может, вернемся? – спросила я, снова повернувшись к нему спиной и направляясь к бежевым креслам на носу. – У меня кружится голова.
Маркус нахмурился, но все же кивнул.
Вскоре мы вернулись домой, и я, утомленная плаванием и воем ветра, извинилась и удалилась в свою комнату.
Три дня спустя танцкласс был готов. Пол был выложен специальным нескользящим покрытием, станок укреплен вдоль стены напротив окна с видом на море, а всю противоположную стену занимала самая современная музыкальная техника.
– Тебе нравится? – спросил Маркус.
Мы были одни. Должно быть, горничные только что здесь убрали и удалились: все сияло чистотой.
Пол был таким чистым, что мы видели в нем свои отражения.
– Почему ты это делаешь? – не удержалась от вопроса я.
Он пожал плечами.
– Наверное, потому что могу? – просто ответил он.
Я отвернулась. Ясное дело, он должен был ответить что-то легкомысленное.
– Потому что, хоть ты в это и не веришь, мне приятно видеть, как у тебя загораются глаза, когда ты радуешься… – добавил он, приближаясь.
Его слова не на шутку меня смутили. Я уставилась на него, растерянно моргая.
– А еще я надеюсь, что ты все же посмотришь на меня другими глазами.
Он подошел ко мне, и его рука зависла в воздухе. Не сводя с меня глаз, он нежно погладил меня по щеке.
– Потому что я забочусь о том, что для меня важно.
Это ложь, я не была для него важна.
Я не могла допустить, чтобы он снова прикасался ко мне. Попыталась вырваться, но он крепко схватил меня за плечо.
– Потому что ты напоминаешь твою мать…
От этих слов я застыла.
– Я был слишком молод, когда познакомился, с ней, но безумно влюбился, просто потерял голову. Я уже не верил, что снова встречу такую красавицу, пока не познакомился с тобой.
– Ты часто с ней виделся? – спросила я, стараясь казаться спокойной и решив использовать эту золотую возможность.
Маркус отвернулся к окну, а затем пристально посмотрел на меня.
– Вообще-то, не слишком часто, – признался он.
Он лгал. Я это точно знала.
– Какой она была? – снова не удержалась я от вопроса.
Отец никогда не рассказывал мне о маме, но говорил, что причинил ей много зла… А мне так хотелось узнать о ней побольше. Я подозревала, что семейство Козелов имеет какое-то отношение к тому, что моя мать покинула родину, бросила балет, бросила все… И я не могла упустить возможность узнать о ней хоть что-нибудь.
– Она была веселой и беззаботной, – сказал он, вглядываясь в мое лицо, словно надеялся найти в нем знакомые черты. – Она была непревзойденной балериной. Когда я познакомился с ней в доме моих родителей, она еще неважно говорила по-английски, но мы без проблем понимали друг друга.
– Это твои родители познакомили ее с моим отцом? – спросила я.
Он молча кивнул, и по его глазам я поняла, что он чего-то недоговаривает.
– В те времена твой отец был, можно сказать, мечтой любой женщины: привлекательным, могущественным, обаятельным, весь мир лежал у его ног.
Он продолжал говорить, отвернувшись от меня к окну и глядя на море.
– Она была без ума от него. В то время мой отец был меценатом, а мама обожала балет, и наша семья жертвовала огромные суммы Большому театру. А твоя мама стала для моих родителей кем-то вроде крестницы, и они делали все, чтобы она ни в чем не нуждалась, чтобы могла танцевать на сцене, но…
Неужели это правда?
– Мой отец запретил ей танцевать?
Маркус повернулся ко мне.
– Не знаю, уместно ли здесь слово «запретил», но она настолько потеряла голову от любви к нему, что бросила танцы и все остальное, что не имело к нему отношения.
Не знаю, сколько времени прошло, пока я раздумывала над его словами: может быть, несколько минут, а может, долгие часы. Наконец, он ушел, оставив меня в одиночестве и произнеся перед уходом лишь одну фразу:
– Со мной ты всегда сможешь танцевать.
Эти слова, хоть и произнесенные врагом, помогли мне почувствовать себя лучше…
Прошло уже три недели моего заточения, и с каждым днем я все больше замыкалась в себе. Я почти ничего не знала о внешнем мире, и тот единственный разговор с Лайамом, когда я уговорила Нику дать мне телефон, оказался тяжелым, горестным и печальным, потому что Тами явно собиралась в Лондон, а я не могла сказать ему, ни когда она вернется, ни что происходит в моей жизни. Я не хотела ему врать, а потому решила, что лучше выждать какое-то время, пока нельзя рассказать правду.
С сестрой я даже не пыталась поговорить, потому что не хотела расстраивать ее своими печалями. Кроме того, ее детская жизнерадостность угнетала меня, навевала тоску по дому, по прежней жизни до этой катастрофы.
Отца я уже всей душой ненавидела, как и все, что имело отношение к нему и его проклятому бизнесу.
В общем, я почти утратила связь с прошлой жизнью… Себастьян тоже затерялся где-то в глубинах памяти, и когда я вспоминала о нем, мне становилось только хуже.
А Маркус… Маркус стал моей единственной компанией. Он приносил мне цветы, покупал конфеты, рассказывал о матери, а иногда… смотрел, как я танцую.
– Сегодня ты красива как никогда, – сказал он однажды вечером, удовлетворенно оглядывая красное платье, купленное несколько дней назад, которое я сначала упорно отказывалась надевать.
Я изменила решение, когда обнаружила у себя на кровати подарок – новенький и сверкающий телефон, мое окно в мир, моя жизнь, мое все. Я не могла рисковать и оказаться вновь отрезанной от мира.
– Спасибо, – сказала я, медленно накручивая на вилку спагетти.
Маркус поднес к губам бокал с вином, затем молча посмотрел на меня и встал. Он подошел к винтажному проигрывателю, к которому я проявляла особый интерес с тех пор, как увидела. Поставив пластинку с незнакомой мелодией, он приблизился ко мне с улыбкой на губах.
– Потанцуешь со мной?
Поначалу я сомневалась, но его разочарованный взгляд заставил меня встать и принять протянутую руку.
Зазвучала музыка; она меня успокоила, воодушевила, пробудила желание… Выжить? Почувствовать себя лучше в ситуации, которая загоняла в депрессию? Даже не знаю. Но я точно знала, что, танцуя, чувствовала себя спокойнее.
– Ты единственное, что для меня важно, Марфиль, – прошептал он мне на ухо. – Ты заставляешь меня стать лучше.
Неужели это правда?
Я слегка запрокинула голову, и наши взгляды встретились. Его глаза были синими, как небо, а мои – зелеными, как океан, простиравшийся слева от нас.
– Ты причинил мне много боли, – внезапно напомнила я.
– И весьма сожалею об этом, – заверил он, взяв мое лицо в ладони. – Больше такое не повторится. Обещаю тебе, принцесса.
Неужели я вижу искренность в его глазах?
В это мгновение время как будто остановилось. Все происходило словно в замедленной съемке.
«Стой! – кричал внутренний голос. – Не позволяй ему этого! Ты с ума сошла?»
Наконец, его губы коснулись моих. Это был нежный, медленный поцелуй, словно легкое прикосновение перышка к коже.
И тут мне вспомнился Себастьян; было так странно снова вспомнить о нем, что я вздрогнула и отступила на три шага назад.
Маркус открыл глаза, и я увидела в них с трудом сдерживаемое желание.
– Я устала. Могу я уйти?
В его взгляде появилась сталь.
– А если я скажу нет? – Он испытующе посмотрел на меня, наполняя бокал вином. – Что ты не можешь уйти?
Я замерла, не зная, что ответить.
Маркус бросил на меня мимолетный взгляд, который я не сумела расшифровать, а затем повернулся спиной.
– Делай что хочешь, – произнес он голосом, которым можно было резать стекло.
Я не стала дожидаться, пока он передумает. Почти бегом я поднялась по лестнице и закрылась в ванной.
Там я посмотрела на себя в зеркало.
«Какого хрена ты творишь, Марфиль?» – подумала я.
Сейчас я могу сказать, что этот поцелуй стал началом конца. В тот миг я попыталась не придавать ему значения. Совсем простой, мимолетный поцелуй, длившийся лишь пару секунд; но этого оказалось достаточно, чтобы свести Маркуса с ума.
Если он и раньше вел себя как психопат, то после поцелуя он показал, насколько извращенным может быть разум человека, особенно мужчины.
Я не собираюсь забегать вперед, потому что мы оба менялись крохотными шажками и не осознавали, что происходит. Маркус Козел пристрастился к моей компании, как к наркотику, а любая зависимость не к добру… особенно когда речь идет о людях.
Он привык заходить, когда я репетировала в танцевальной студии. Он прислонялся к стене и наблюдал за тем, как я кручусь и прыгаю. Получалось у меня плохо, но он всегда хвалил мои пируэты или любые другие движения.
Обычно, понаблюдав, как я танцую, он уходил, оставив меня в покое.
Но в тот вечер… В тот вечер все было иначе…
Я не видела, как он вошел, и даже не подозревала, что он за мной наблюдает. Но, закончив пируэт, я увидела его отражение в зеркале.
Я вздрогнула, и его красивое лицо озарила улыбка.
– Не хотел тебя напугать.
Я взяла полотенце и принялась вытирать волосы и плечи.
Маркус подошел ближе и потянул меня к себе, пока я не оказалась прямо перед ним.
– Я говорил, насколько невероятно смотрятся на тебе все эти наряды?
– Это не наряды… Это называется трико. Они служат, чтобы…
– Чтобы подчеркивать тело во время танца, – перебил он. – Я знаю, ты мне уже объяснила.
Во время его визитов я и правда рассказывала ему все, что знала о балете; а я знала много любопытного, в том числе и об этой одежде.
– Я понимаю, твой отец не хотел, чтобы ты танцевала для посторонних, – сказал он, подходя еще ближе и склоняясь к самому моему уху. – Посмотри, что ты со мной делаешь, – он потянул мою руку и положил ее на твердый ком у себя в штанах.
Я попыталась вырваться, но он крепко меня держал.
– Ты сводишь меня с ума, Марфиль, – сказал он, учащенно дыша мне в ухо. – Эта затянувшаяся игра все больше выводит меня из терпения.
Он уткнулся носом мне в шею, продолжая что-то говорить, и у меня тоже участилось дыхание: не от его близости, а от страха, вызванного его словами.
Я не была дурой и понимала, что все это скоро закончится, и лишь молилась изо дня в день, чтобы поскорее отсюда выбраться.
– Я еще не готова… – произнесла я дрожащим голосом.
Он оторвался от моей шеи и посмотрел мне в глаза.
– А как насчет еще одного поцелуя? К этому ты готова?
Я не хотела. Не хотела его целовать, но боялась разозлить отказом. Каким бы очаровательным он ни казался, это лишь до тех пор, пока я проявляю покорность. Если я выпущу наружу истинную Марфиль, он просто меня убьет. А то и сделает что-нибудь похуже.
А впрочем, он не ждал от меня ответа.
Его рука легла мне на спину, прижимая к груди. Он поцеловал меня – сначала медленно, но вскоре его язык проник мне в рот, и тут его страсть вышла из-под контроля. Не знаю, как это произошло, но моя спина оказалась прижатой к зеркалу, а руки Маркуса принялись блуждать по моему телу.
«Стой! – вскричал мой внутренний голос. – Не делай этого! Дай ему пощечину! Он погубит тебя, если ты ему это позволишь!»
Внутренний голос продолжал отдавать противоречивые приказы, а в это время Маркус продолжал сжимать меня руками, теми самыми, которые причиняли мне боль, и они сделают это снова, если я не вырвусь…
«Ткни его пальцами в глаза и надави, пока не проникнешь в мозг».
Прозвучавший в голове голос Себастьяна парализовал меня на мгновение. И я наконец начала действовать.
