Czytaj książkę: «Туман. Полное издание»
Глава первая
Вы когда-нибудь задавали себе вопрос, что такое счастье? На протяжении последних двух лет я часто спрашиваю сама у себя: Алекс, счастлива ли ты сегодня? И вроде бы подобного рода сомнения не должны меня интересовать в возрасте семнадцати лет, но я не могу избавиться от постоянного непонимания своего внутреннего мира.
До пятнадцати лет я жила идеальной, сытой и лучезарной жизнью. У меня была полноценная семья. Я, мама, папа и моя младшая сестра Лекса. Я была одной из самых популярных девчонок в престижной школе, друзей была куча, знакомых, которые мечтали со мной общаться и войти в мой близкий круг, еще больше. Парни вились вокруг меня, но только лишь одному удалось запудрить мне мозги. Об этом даже вспоминать не хочу, но периодически мысли об Энди Крейге всплывают в моей голове. А всплывают они потому, что то, чем он является, не тонет, даже в мыслях.
Но в один момент моя прежняя жизнь закончилась.
Прекрасно помню тот вечер. Я собиралась на очередную вечеринку у Бритни, Лекса лежала на моей кровати и листала уже третий по счету модный журнал. Мама была на первом этаже, не знаю, что она делала, но, скорее всего, давала нагоняй нашей горничной, которая все чаще и чаще стала халтурить. Папа приехал в начале девятого и сразу же собрал всех нас в огромной гостиной, которая больше походила на один из залов музея. Кругом мрамор светлых тонов, даже три статуи стояли в ряд недалеко от большого панорамного окна.
Папа посмотрел маме в глаза и сказал, что уходит из семьи. Мама было хотела что-то ему ответить, но всего два его слова заставили мою дорогую маму замолчать на две недели. Папа сказал: я знаю. После он повернулся к нам с Лексой и сообщил, что Лекса останется жить с ним, а я с мамой. В тот день я последний раз видела отца без адвоката. Он не разговаривал со мной, не смотрел в мою сторону, даже когда я молила его об этом.
Так я потеряла самого дорогого мне человека. Двоих самых дорогих людей. Папу и сестру.
Мы с мамой съехали, да так далеко, что теперь между нами и бывшим домом три штата.
Было сложно. Настолько, что я не знала, как мне жить. Сказочная жизнь в одночасье сменилась на убогий район одного из самых бедных городов нового штата. Все мои друзья и знакомые моментально отвернулись от меня, и только спустя три месяца после того, как мы съехали, я поняла: не Алекс Брукс была нужна этим пижонам, а мой статус, деньги, привилегии. Я лишилась этого и осталась одна. Для меня это была потеря, и на тот момент я думала, что жизнь закончена, но нет. Этот период оказалось самым простым. Потерять все легко, а вот добиться чего-то на новом месте, где совершенно другой менталитет и законы взаимодействия между людьми, оказалось в разы сложнее.
Отчасти я справилась.
Отчасти.
В тот вечер, когда папа сказал о разводе, я словно наступила в топь, и, как бы ни барахталась, я все равно ухожу ко дну. Счастье стало для меня эфемерным призраком, за которым я тянусь день ото дня, но никак не могу за него основательно ухватиться.
Боже, как все уныло.
Вы не подумайте, я бываю счастлива, спустя два года, море пролитых слез и замены любви на ненависть к отцу и сестре я научилась жить в дыре под названием Дрим Сити. Я уверена, что испытываю счастье и единение сама с собой, когда я иду в клуб к Билли и закрываюсь в своей каморке, подготавливаю стол и чернила перед очередным клиентом. Я определенно счастлива, когда готовлю эскиз и набиваю очередное тату. В такие моменты я ощущаю себя цельной и важной. Словно я делаю то, ради чего вообще была рождена. Но потом я снова возвращаюсь домой. А там меня ждет, хотя навряд ли она меня ждет, мама. Без папы и Лексы наша жизнь стала пустой и безрадостной. Семья – это больше не оплот тепла и ласки, а место, где можно переждать ночь и снова свалить куда подальше.
Родители развелись два года назад, мама и папа судились за право воспитания моей младшей сестры Лексы, папа выиграл, но каждый месяц Лекса приезжает к нам на четыре дня. И только в эти четыре дня мама снова становится прежней, чуткой и заботливой, вот только эта забота никаким образом не задевает меня. Все эти дары мама преподносит только Лексе. А я… Что я? Я переехала на задний план и стала запасным вариантом, которым пользоваться никто из родителей не желает.
– Алекс? Ты чего притихла? – спрашивает меня Лари и толкает в бок.
Толкаю его в ответ и снова устремляю взгляд на свой город. Мы постоянно зависаем на крыше здания, в котором я подрабатываю тату-мастером. И не стоит удивляться, что в семнадцать меня пустили в стрип-бар, которым уже больше тридцати лет заправляет старина Билли. Он знал одного из дружков мамы, и, когда я пришла к нему, он задал мне лишь один вопрос, смогу ли я совмещать учебу и подработку. Я ответила: да, но он до сих пор не знает, что я уже шесть месяцев не учусь в колледже. Родители не проплатили учебу, и меня выперли. Ни папа, ни мама так и не удосужились спросить у меня, какого хрена я не хожу в колледж. А я не считаю нужным говорить им об этом сама. И где-то в глубине души жду и надеюсь, что хоть кто-то из них, а точнее мама, обратит внимание и спросит: «Алекс, девочка моя, что там с колледжем, как твои успехи?»
Да плевать. Я приспособилась к Дрим Сити, а значит, и к остальному дерьму я уже готова.
– Лекса приезжает, – говорю я Лари, и он тут же поджимает губы.
– Это ненадолго, – напоминает он.
Мои губы трогает слабая улыбка. В этом весь Лари, иногда, когда я думаю, что весь мир против меня, я всегда могу обратиться к Лари, и он поддержит. Мой друг встанет против любого, лишь бы поддержать меня.
Лари – это лучшее, что могло когда-либо появиться во всем Дрим Сити.
– Четыре дня, это долго, – говорю я и отпиваю глоток колы.
– Вовсе нет.
– Я не могу смотреть, как они будут лебезить друг перед другом. Мама вся такая мама, и Лекса вся такая ангел во плоти. А я – такая я.
– Она не ангел.
– К сожалению, ангел.
– Ну это если в сравнении с тобой, – говорит Лари и снова пихает меня в бок.
Улыбаюсь и снова отворачиваюсь в сторону засыпающего города. Постепенно в окнах невысоких многоквартирных домов гаснет свет. На улицах становится тише, но это ненадолго. Буквально через пару часов начнется ночная жизнь Дрим Сити. Байкеры выползут из своих нор и начнут колесить по округе. Наркоманы и бомжи тоже оживают в темноте, они, как тараканы, страшатся дневного света. За соседним переулком выстроятся жрицы любви, а бар Билли станет более громким и одурманенным.
Как бы я была рада словам Лари, будь они правдой. Но он не понимает, что в сравнении с Лексой любой будет дьяволом во плоти, ведь более идеального человека еще не рождалось на свет. Раньше, несмотря на всю мою любовь к сестре, я пыталась с ней соревноваться. Это так глупо выглядело, и, к сожалению, я всегда проигрывала. Но самым моим большим проигрышем было то, что папа забрал с собой Лексу, а не меня. И вот, я не видела его уже два года. Как мне известно из последнего приезда Лексы, у папы появилась новая семья. К нему в огромный особняк, в котором раньше обитали мы, приехала некая мадам со своим отпрыском, которому, если мне не изменяет память, двадцать. Новая папина пассия старше мамы, но Лекса говорит, что она безумно красива и добра. Естественно, ангел не произносит столь ядовитых слов при маме, но мне она об этом рассказывает больше, чем я хотела бы знать.
Сначала мне было обидно, что мой дорогой родитель решил, что мне о его новой семье знать необязательно. Но через шесть месяцев их отношений я отпустила эту ситуацию, тем более что мне не суждено лицезреть прекрасную даму сердца отца. Он ведь меня в гости не зовет.
Мама же не упускает попыток и всячески расспрашивает Лексу об отце. Она даже слушать не хочет, что ему на нее наплевать. Он поиграл в одну семью – не понравилось. Папа развернулся и пошел играть в другую. Мужчины. Им это дается с большей легкостью, нежели женщинам. Мама тому наглядный пример. Позвони папа ей в любой из дней в течение этих двух лет, и она бы пешком прошла все три штата, лишь бы увидеть его.
– Ладно, я пойду, – говорю я, поднимаясь с самого края крыши. – Нужно подготовить для Лексы комнату.
Лари поднимается вместе со мной и, нахмурив брови, спрашивает:
– Серьезно?
– Нет, конечно. Пусть хоть на коврике спит, мне плевать. Нужно выспаться, завтра у меня в шесть утра клиент.
– Это тот, что хочет себе на всю спину полуголую женщину?
– Он передумал, и женщина теперь полностью обнажена.
– Вот, блин, хотел бы я на это посмотреть.
Обнимаю Лари на прощание и спускаюсь с крыши по пожарной лестнице. В конце мне приходится спрыгнуть, и каждый раз я отбиваю себе пятки. Приземляюсь, поудобнее закидываю сумку на плечо и шагаю в сторону дома. Прохожу мимо бара, оттуда грохочет музыка, машу рукой громиле Питеру, он улыбается мне и кивает, тут же отгоняет несовершеннолетних сопляков от входа святая святых Билли. Питер работает вышибалой и охранником уже три года. И кто бы мог подумать, что контуженный военный согласится на эту затею, но, оказалось, в нашей стране не особо шикарный список вакансий, если тебя обвиняют в гибели всего отряда. Питера судили под военным трибуналом, оправдали, а ведь он сам не помнит, что случилось в тот день, и винит себя. Винит за то, что выжил, а остальные семь мужчин из его отряда нет.
Как-то, однажды, он немного слетел с катушек. Некие придурки, которых он не пустил в бар, начали взрывать петарды прямо у входа в заведение, и это сработало как своего рода напоминание о самом страшном и туманном дне в его жизни. О взрыве и смерти всей команды. Питер разгромил половину бара, сломал руку парню, что кидал петарды, но в итоге мне удалось его успокоить. Как, спросите вы? Все просто, я похожа на его дочь, которую он не видел уже долгое время. Точнее, похожа не я, а мой голос. Билли в тот день уже вызвал копов, они приехали спустя три часа, на тот момент все уже было улажено, но Билли все же пришлось заплатить приличный штраф за ложный вызов. К счастью, подобного больше не повторялось.
Заворачиваю на соседнюю улицу и прохожу два квартала. Фонари горят через один – естественно, я ведь не на Манхэттене живу. Тут и пара фонарей на квартал сойдет. Огромные вонючие мусорные баки добавляют моему району особой пикантности. У того, что находится рядом с дверью в мой дом, как всегда, спит Стив – местный бомж. Безобидный, но по большей части находящийся под чем-то запрещенным. Я тысячу раз задавалась вопросом, откуда он берет деньги, чтобы купить себе очередную дозу? Скорее всего, ворует. Хотела бы я так же уметь воровать, возможно, мне не пришлось бы бросить колледж.
– Привет, Стив, – бросаю я коротко и слышу мычание под ворохом ароматного тряпья.
Жив еще.
Вхожу в прохладный холл и поднимаюсь по облупившимся от годовалой давности краски ступеням. На третьем этаже снова не горит лампа. Приглядываюсь и понимаю: ее просто кто-то спер. Снова. Миссис Рипли опять будет думать, что это я. И чем я заслужила такую любовь престарелой дамы?
Стоило мне прокрутить в голове данную мысль, как дверь с номером восемнадцать открывается и оттуда выглядывает темнокожая миссис Рипли.
– Алекс? Это ты? Верни мне лампу!
Поднимаюсь выше, не оборачиваясь, отвечаю:
– И вам доброй ночи, миссис Рипли, лампу вашу я не брала.
– Вот бесстыжая девчонка! Пятая лампочка за две недели!
Дальше миссис Рипли продолжает что-то говорить, но я ее уже не слушаю, иду по своему коридору и останавливаюсь перед дверью с номером двадцать три.
Вот я и дома.
Старенькая, но довольно уютная квартира. Мы здесь жили не всегда. Воспоминания об огромном доме нашей семьи меркнут с каждым прожитым днем. Там было столько места, здесь же две комнаты, гостиная, кухня, ванная и до невозможности узкий коридор. Мы съехали из особняка сразу после того, как папа сказал нам с Лексой о разводе.
– Мам? Я дома.
Вешаю ключи на крючок, запираю дверь и скидываю растоптанные кеды. Со стороны кухни разносится какой-то бряк, и я тут же иду туда. Мама стоит вполоборота к кухонной плите и, кажется, что-то собирается готовить. Вот только кастрюля на огне абсолютно пуста, там нет ни воды, ни чего-то съестного. По запаху гари и треску кастрюли такая картина держится уже достаточно давно.
– Мама, ну что ты опять делаешь?!
Подхожу к плите и с психом выключаю ее. Поворачиваюсь к маме, она выше меня примерно на пять сантиметров. Ее зрачки непомерно большие. Вот черт!
– Ты снова была у Хами?
– Зашла ненадолго, – говорит мама, смотря в окно.
– И что он дал тебе в этот раз?
Мама отводит взгляд в сторону и теперь гипнотизирует стену, на которой ничего нет.
– Мама, завтра приезжает Лекса, ты же так ждала этого дня. Не ходи к Хами, он погубит тебя.
Я знаю, что Лекса – это больная мозоль мамы, а про Хами мама вообще не желает со мной разговаривать. Она хватает меня за руку и тащит в комнату, которая закрыта все время, пока Лексы нет. Через один поворот и три расторопных шага мы встаем перед дверью, на которой красуется надпись «Лекса» – вся в блестках и розовых тонах.
Мама распахивает дверь, и я попадаю в ад. Розовый ад, именно так я называю эту комнату.
– Все готово, – с воодушевлением говорит мама.
И, действительно, готово. Кровать заправлена в чистое и отутюженное постельное белье. Полы намыты, пыль протерта, а на прикроватном столике в вазе стоят цветы.
– Ты молодец, – говорю я, и мама улыбается, словно это была самая высшая похвала в ее жизни.
Выхожу из розового ада и спрашиваю у мамы:
– Ты сегодня ела?
– Да, – врет она.
Я всегда знаю, когда она обманывает меня, зато мама вообще не в курсе, когда лгу я.
Отправляюсь на кухню и делаю нам тосты, смазываю их арахисовым маслом, и мы, не садясь за стол, уплетаем их. Отправляюсь в свою комнату, которая, к слову говоря, полная противоположность Лексы. Серая краска на стенах, белый потолок, полутораспальная кровать, рядом стол, заваленный учебниками, которыми я уже долгое время не пользуюсь. В углу, наполовину прикрывая окно, стоит шкаф с моими нерадужными вещами. Переодеваюсь в короткие шорты и длинную футболку Лари, которую он оставил у меня еще месяц назад. Я пообещала вернуть ее, но она такая чертовски мягкая и удобная, что моя рука не в силах подняться и отдать это чудо другу обратно.
Телефон вибрирует, сообщая о новом СМС. Падаю на кровать и смотрю на горящий дисплей. Два сообщения.
Одно от Лари: «Ты норм?»
Второе от Лексы: «Я уже в пути!»
Обоим отвечаю односложное «ок», ставлю будильник на пораньше, убираю телефон и закрываю глаза.
Глава вторая
Я уже успела посетить бар, мой клиент пришел, как и обещал, в шесть утра. Но он ушел, так и не сделав даже малую часть тату. Мужчина не выдержал и трех основных линий, через десять минут с начала сеанса слинял. Уже через месяц на его спине должна была красоваться умопомрачительная красотка с шикарными формами, а в моем кармане должно было прибавиться наличных, но этот огромный мужчина завопил на середине второй линии. Сунул мне в руки пять баксов и удалился так быстро, что я видела искры из-под его пяток.
После неудавшегося тату я отправилась домой, приняла еще раз душ, и вот уже тридцать минут мы с мамой стоим на перроне и ждем нашего ангела.
Поезд прибывает по расписанию, и вот из предпоследнего вагона выходит Лекса. Она в желтом сарафане, в белых лодочках, ее светлые волосы собраны в две толстые косы, они перекинуты на грудь, а серые глаза с тревогой сканируют перрон. Как только она находит взглядом меня и маму, которая слишком усиленно машет рукой и выкрикивает имя своей второй дочери, Лекса улыбается и спешит к нам, таща за собой чемодан на колесиках. Следом за ней выходит парень.
Оу!
Да он горяч. Темные волосы, выбритые у висков, зеленые глаза и отменная улыбка. Такая, что на нее смотришь, и твои губы непроизвольно изгибаются в ответ. Сестра поворачивается к парню, указывает на осколок своей семьи, и они движутся к нам, держась за руки. Вот это поворот – у Лексы есть парень. И папа позволил ему приехать вместе с ней?
Они отменно смотрятся вместе. Лекса – идеал воплощения девушки, она всегда ухожена, волосок к волоску, легкий макияж, который невозможно разглядеть на идеальной фарфоровой коже, брендовые вещи, сшитые по песочной фигуре. Парень, как и Лекса, одет в дорогое шмотье, на руке люксовые часы – богатенький.
Мама на всех парах бежит им навстречу, распихивает прохожих и не обращает внимания на то, как они этому недовольны. Лекса отпускает руку парня и врезается в мамины объятия. Я же, стоя в сторонке, закатываю глаза.
Началось. Четырехдневная игра в семью, спектакль для одного зрителя, у меня много сравнений для чистилища, в котором я буду пребывать чуть больше половины недели.
Лекса отлепляется от мамы и идет в мою сторону. Мне больно смотреть на нее, в голове моментально появляется вопрос: чем она лучше меня? Почему папа выбрал ее? Из-за того, что она младше? Так у нас разница всего лишь год. Из-за болезни сестры? Не думаю.
Лекса приближается, а я непроизвольно отступаю на шаг.
Только не обнимашки.
Только не это.
Нет-нет-нет.
Моим мольбам не суждено сбыться. Лекса сгребает меня в охапку и сдавливает так, словно в ней не сорок пять килограммов, а все четыреста. Похлопываю ее по спине и ненавязчиво отстраняюсь.
– Боже, Алекс, да ты стала красоткой! – восклицает Лекса.
Словно я когда-то была страшилой из темного переулка.
Ничего не отвечаю, и Лекса знакомит меня и маму со своим бойфрендом, которого зовут Зари. Какой красивый парень и какое нелепое имя! Но из кругов, в которых вращаются Зари и Лекса, скажут иначе – экзотическое имя, небанальное, статное, и еще куча эпитетов, которые так или иначе являются синонимами слова «странное».
Мама начинает расспрашивать Зари о том, кто он и откуда, парень отвечает с небрежной улыбкой, но постоянно бросает взгляды на меня. И все, от этих взглядов становится все понятно. Я разочарована. Присматриваюсь к нему более внимательно и теперь красоты не замечаю. Знаете, бывает такое, что первое впечатление обманчиво, а потом ты присматриваешься, принюхиваешься и чувствуешь, что от человека несет гнильцой и фальшью. Вот и Зари оказывается в моем черном списке. Там немного людей, всего одиннадцать, теперь двенадцать. Не знаю, почему они с Лексой вместе, но Зари ее точно не любит, иначе в первую же встречу не смотрел на ее сестру так, словно хочет раздеть глазами. И не только раздевает, на этом он отнюдь не останавливается. Блядский взгляд. Отвратный Зари.
Отправляемся домой на такси, к слову, сюда мы шли пешком. Лекса зависает в своем телефоне и уже трижды причмокивает языком.
– Что там? – не выдержав, спрашиваю я.
– Да снова новости про туман, – отвечает сестра, полностью сосредоточившись на экране своего новенького смартфона.
– Про что? – спрашивает мама.
– Туман. Ну тот, что появился сегодня ночью. Он уже дошел до многих городов, переживаю за папу.
– Туман его не съест, – уверяю я и снова отворачиваюсь к окну.
– Не знаю. Он странным образом появился, метеорологи не понимают причину его возникновения, но города, куда пришел туман, закрывают на карантин.
– Глупость какая, – говорит мама и тут же добавляет: – Закрыть город на карантин из-за тумана – это недальновидно.
– А вот и нет. Это опасно, – с чувством произносит сестра.
Стараюсь не влезать, но язвительность так из меня и прет. Говорю, бросая на Лексу беглый взгляд:
– Переживаешь, что из-за тумана не все увидят твоей ослепительной красоты?
– Алекс, прекрати! – говорит мама и с упреком смотрит на меня.
Отворачиваюсь в сторону окна и наблюдаю за сменяющейся картинкой города. С каждым кварталом увиденное становится все унылее и унылее. Мама без умолку рассказывает Лексе обо всем, что с нами произошло за последний месяц. Несмотря на то, что и рассказывать-то нечего, мама неумолима, она даже сообщает, что у парня, который раньше увивался за Лексой, проблемы с кишечником. Откуда она это знает? Да и Грег не бегал за Лексой, для этого смелость нужна, а он слишком пуглив. Грег – знакомый Лари, и мою сестру он видел всего три раза, но мама приписывает Лексе всех парней, которые хотя бы единоразово посмотрели в сторону ее красавицы дочери.
Останавливаемся у дома, мама расплачивается с таксистом, и мы покидаем душный салон автомобиля. Я молча первой ухожу в здание и быстро поднимаюсь на четвертый этаж, особенно быстро я двигаюсь мимо квартиры миссис Рипли.
Открываю квартиру и тут же ухожу к себе в комнату. Закрываюсь там, беру наушники, максимально громко включаю музыку и падаю на кровать.
Четыре дня.
Алекс, это совсем немного.
Музыка грохочет, и я в блаженстве прикрываю глаза. Не замечаю, как проваливаюсь в сон, просыпаюсь, когда за окном уже темнеет. Снимаю наушники и заглядываю в телефон. Пять сообщений от Лари.
«Ты как?»
«Алекс, ты в норме?»
«Ты там жива?»
«Алекс, твою мать!»
«Буду ждать тебя у бара после смены, не забудь, ты сегодня подменяешь Теру!» Вот гадство!
Я совсем забыла.
Соскакиваю с кровати и быстро переодеваюсь в черную футболку и серые лосины. Тера еще две недели назад просила меня подменить ее, у ее дочери сегодня день рождения, а я, блин, совершенно забыла. Черт-черт-черт!
Подлетаю к зеркалу и быстро расчесываю свои длинные темные волосы, что-что, а волосы мои мне всегда нравились, густые и слегка волнистые, но сейчас я должна собрать их в максимально непривлекательный хвост, ведь официантки с распущенными волосами равно еда с приправой, которую не заказывали.
Закидываю на плечо сумку, хватаю телефон и выхожу из комнаты. На кухне идут тихие разговоры. Мама, Лекса и ее бойфренд играют в какую-то настольную игру. Идиллия, да и только.
– Алекс, куда это ты?
– Я к Энджи, нужно сделать реферат, – говорю я, и мама больше не задает никаких вопросов.
Она даже не знает, что Энджи вовсе не существует, так же как и реферата, да и колледжа в целом. Хотя у вымышленной подруги я ночевала уже трижды. Из кухни выходит Лекса и смотрит на меня максимально невинным взглядом.
– Может, мне с тобой сходить?
Чего?
– Нет.
Закрываю дверь и быстро спускаюсь вниз, уже по привычке пробегая третий этаж на максимальной скорости. И правильно делаю, потому что стоит моим ногам ступить на площадку второго этажа, как с третьего разносится крик миссис Лампочки.
Выхожу на улицу и тут же морщусь от вони мусорного бака. Сворачиваю налево и быстрым шагом добираюсь до бара.
Вывеска максимально простая – «Бар у Роба». Почему у Роба, а не у Билли, спросите вы? И я отвечу, – что Роб это имя старого хозяина заведения, а денег на новую вывеску Билли тратить не будет, он считает, что это расточительство. На входе уже толпятся люди, но Питер пропускает далеко не всех. Огибаю очередь и, обняв здоровяка, открываю дверь. На губах появляется максимально искренняя улыбка. Музыка грохочет, везде витают клубы пара и сигаретного дыма. На танцплощадке движутся потные тела. Мне все тут нравится – идеально. Два года назад я бы с криком выбежала отсюда, но сейчас, как по мне, это место полностью соответствует моему внутреннему миру. Бардак, раздрай и хаос, но все это сопровождается музыкой.
Из основного зала ведут две двери, одна – ВИП-зона, там-то девушки и танцуют жаркие танцы у шеста, другая дверь ведет в тату-салон и административное помещение. А между этими двумя дверями расположена огромная барная стойка. За ней бессменно стоит Роджер. Он виртуозно разливает дамочкам алкоголь и поджигает его, посетительницы визжат и тем самым привлекают взгляды всей мужской половины бара. После Роджер отсчитывает, и на счет пять девушки опрокидывают в себя огненную жидкость. Их визг разносится по помещению с троекратным усилением предыдущего крика.
– Че встала-то?
Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с парнем, которому максимум лет двадцать. Показываю ему средний палец, его брови ползут наверх, а я разворачиваюсь и иду в административку, скидываю там сумку, обвязываюсь фартуком и выныриваю в зал, бросив взгляд на комнату, где царь и бог только я. Сначала я пришла в тату-салон только как помощница, но в итоге стала единственным мастером у Билли. Жаль, что заказов в последнее время стало меньше, настолько меньше, что я сама себе начала бить рисунок огненного феникса на правом бедре. Птица не закончена, ее крылья должны обволакивать мою ногу, но сама себе набить тату сзади я не могу, поэтому откладываю на то, чтобы посетить другой салон и закончить единственный рисунок на моем теле.
Подхожу к барной стойке и получаю инструкцию от Роджера. Разношу напитки к столикам, которые находятся в отдалении. У нас, кстати, есть и еда, но ее крайне редко кто заказывает, люди приходят сюда не за этим.
Ставлю на поднос напитки и иду сквозь толпу, в венах бушует кровь, музыка заводная, и я готова сама поддаться танцу. Дохожу до крайнего столика и расставляю напитки, большинство постоянных посетителей знают меня, но эти новенькие, и мужчина, что сидит с самого края, подмигивает мне и улыбается. Идиот. Но я выдавливаю из себя ответную улыбку, надеясь на щедрые чаевые. Тера постоянно кокетничает с посетителями и тем самым неплохо зарабатывает. И мне советует поступать точно так же, а вот Питеру это не нравится, но я ему ничего не скажу.
Возвращаюсь к барной стойке и забираю новый поднос, который уже собран для другого столика.
Так продолжается около трех часов, пока не приходит Тера и не спасает мои ноги от кровавых мозолей. Если кто-то думает, что работа официантки легка, то, поверьте мне, вы ошибаетесь. Раньше я об этом не задумывалась, да что говорить, я не замечала обслуживающий персонал. Как же изменилась моя жизнь, и в какой-то степени я этому благодарна, она стала более… настоящей.
Отправляюсь в подсобку, снимаю фартук и считаю чаевые. Негусто, но все же хоть что-то. Читаю сообщение от Лари, он уже ждет меня у входа в бар.
Выхожу на улицу, прощаюсь со здоровяком Питером и тут же вижу Лари на нашем месте, он всегда ждет меня, сидя на старой покосившейся скамейке.
– Привет, – говорю я и обнимаю друга.
Кажется, Лари единственный, кто знает меня по-настоящему. Я ценю его дружбу, как нечто ценное и хрупкое. В разговорах с ним я подбираю слова и выражения, стараясь не задеть его и не обидеть, но мы всегда общаемся на правдивых нотах. В нашей дружбе нет места лжи и лебезению.
– Ты видела? – спрашивает он и поворачивает ко мне экран телефона.
– Что это?
– Хрень какая-то, по новостям сказали, что это туман…
– Ты смотришь новости? – удивляюсь я.
– Сегодня сделал исключение. Да ты только посмотри, – Лари возбужден до предела. Протягивает мне телефон, и я нажимаю на плей. Дисплей оживает, и я вижу легкий туман и пустынные улицы какого-то города. А потом из-за высокого здания выходит мужчина, он одет в черный костюм-тройку и черные туфли. Не наблюдаю ничего необычного, вплоть до момента, когда мужчина не становится на четвереньки и не начинает бежать на того, кто все это снимает. Телефон горе-репортера отлетает в сторону, и я вижу чистое небо и легкий туман, а потом видео прекращается.
– И что это? Очередной пранк? – спрашиваю я, возвращая другу телефон.
– Не думаю, я уже десятки подобных видео видел.
Люди словно сходят с ума.
– И как ты думаешь, что случилось с тем, кто снимал это видео?
– Вероятно, погиб.
– Ага, конечно, и кто-то с его телефона выложил это в Сеть? Лари, тебе нужно меньше смотреть ужасы на ночь.
– Я вообще их не смотрю.
– Вот и не стоит начинать.
– Ну, согласись, это жутко, – настаивает друг.
– Если верить в подобную чушь, то да.
Идем в сторону моего дома и с каждым шагом наша скорость замедляется. Я не хочу попадать в лживую картинку идеальной семьи. Этой семьи уже два года как нет, но мама пытается вдохнуть в ее прах хоть какую-то жизнь. Я понимаю, что она скучает по Лексе, она все же ее дочь, которая живет достаточно далеко. Но от этого меня еще сильнее терзает вопрос: почему папа так по мне не скучает? И я не идиотка, понимаю, что вся злость, которая направлена на Лексу, полностью и бесповоротно принадлежит папе. Он выбрал не меня, от этого я и бешусь. Хотя раньше мы с ним были куда ближе, чем он с сестрой.
– Можешь переночевать у меня, – говорит Лари, и я даже пару мгновений раздумываю, чтобы согласиться.
– Нет, думаю, сегодня я останусь дома. Посмотрю, как там обстоят дела.
– Ну смотри, ты всегда знаешь, что можешь прийти ко мне в любое время дня и ночи. Я всегда на твоей стороне.
– Именно поэтому я тебя так обожаю.
Обнимаю Лари напоследок и поднимаюсь на четвертый этаж. В этот раз я даже не спешу проходить площадку третьего, уже слишком поздно, и миссис Лампочка, скорее всего, спит.
Открываю дверь и встречаюсь взглядом с испуганной Лексой.
– Что случилось? – спрашиваю я, скидывая сумку с плеча.
– Мама ушла, сказала, что придет через час, но ее нет уже четыре часа. Она ушла сразу же за тобой.
Если бы ты знала, насколько мама бывает непунктуальной.
– Придет к утру, – отвечаю я, а нижняя челюсть Лексы летит на пол.
– Ты что – не переживаешь?
Уже нет. Раньше я боялась, что в один из дней мама не вернется, но она всегда возвращается. Да и что я могу сделать? В притон Хами я не сунусь даже под дулом пистолета.
Скидываю кеды и, смотря на сестру, говорю:
– Лекса, она взрослая женщина и имеет право делать, что хочет.
– Я переживаю.
– Не сомневаюсь. Где твой принц?
– Он не будет ночевать тут. Папа запретил, а я… – А ты никогда не перечишь родителям. Я помню.
Быстро принимаю душ и ухожу в свою комнату, но тихий плач из розового ада не дает мне уснуть. Вот черт!
Встаю и иду к Лексе. Она сидит на кровати и, смотря в телефон, роняет слезы на горящий экран.
– Она вернется, – говорю я Лексе и все же переступаю порог комнаты. – Что бы ни произошло, она вернется.
Слезы сестры тронут любого, она даже плачет красиво и безумно жалостливо.
– Я плачу из-за другого.
– Что случилось?
– Этот туман, он… посмотри, что говорят.
Заглядываю в телефон и вижу, что Лекса сидит не в каких-то соцсетях, а на официальном сайте новостного канала. На экране мобильного женщина, которая находится в студии, ее вид не соответствует панике, которую придумывает моя сестра. Дама в желтом строгом костюме рассказывает о том, что туман, который уже в обиходе стали называть «Заразный», покроет всю землю до исчисления следующих суток. А потом она предлагает послушать их корреспондента, который в данный момент находится в Лондоне. Этот город один из первых встретил туман. Картинка на экране меняется, и теперь я вижу город в тумане, он не беспроглядный, но даже с учетом дня Лондон выглядит пасмурным и жутким. Но не туман наводит эту самую жуть, а количество людей, их практически нет. Сначала я даже не слышу корреспондента, а потом внимательно вслушиваюсь в его слова.
