Czytaj książkę: «Истоки Нашей Реальности»

Czcionka:

* * *

1. Анко

– Саша! Ну же, Саша! Пусти на свою кровать, не будь жадиной.

«Жадиной», – повторил про себя германский принц, усталым взглядом ища злосчастный флакон с кондиционером для волос.

Лучи закатного солнца проникали сквозь высокие круглые окна ванной с рамами крест-накрест и падали точно на водную рябь бежевой ванны с малахитовыми вставками. Анко согнула колени, уткнулась подбородком в выглянувшие черные шарниры и украдкой посмотрела на Сашу, не забывая передавать через взгляд алых глаз негодование от холодности хозяина. Тот наконец нашел нужный флакон среди десятков бутылок в шкафу из черного дерева и вернулся к своему стулу без спинки.

– Нанесешь его сама. Пора учиться мыться самостоятельно. Ты не маленькая, чтобы я постоянно тебя купал.

– Ты меня сделал, принял за меня ответственность, вот и купай теперь, – буркнула она.

Саша сделал вид, что не услышал ее колкость, и поставил кондиционер на стул. У него не укладывался в голове такой простой просчет. А точнее, просчеты: после включения Анко выяснилось, что она не может мыться, есть и одеваться. Зато знает пять языков. Разброс в ее способностях был настолько абсурдным, что Саша не переставал удивляться.

– Я сказала, что не буду мыться сама.

– Тебе осталось смыть шампунь, нанести на волосы кондиционер и прополоскать их.

– Не буду. Почему ты такой злой? Почему не пускаешь к себе на кровать?

– По всей видимости, помимо базовых умений, я не загрузил в тебя еще и понятие личного пространства.

– Что еще за пространство?

Саша включил встроенный в стену душевой гарнитур и направил струю воды точно на голову Анко.

– У каждого человека есть потребность в покое, когда он может заняться чем душе угодно или отдохнуть. Чтобы обеспечить себе это, он создает свое пространство. Не всегда физически существующее. У каждого человека оно свое. Проникновение в это пространство может быть расценено человеком как угроза порядку и покою его мира. Кровать, к примеру, часть моего личного пространства, и ее использование другими я считаю неуважением по отношению к себе.

– Как-то это все слишком сложно! – Анко потеряла интерес к ответу на собственный вопрос после первого же предложения и медленно водила руками под водой, чувствуя приятное сопротивление.

– Говоря проще, у людей есть вещи, которыми они не готовы делиться, потому что считают их своей собственностью. И это не делает их, как ты всегда ворчишь, жадинами. Стоит понять человека, – Саша понизил голос, – и отстать от него наконец.

Он выключил душ и принялся наносить на ее волосы кондиционер.

– Короче, ты просто эгоист. Так бы и сказал.

– Нет же, – устало протянул Саша, вновь включая душ.

Он уже не мог скрывать то, как его выматывала любопытная, неугомонная, временами наглая Анко. Провести бы в тишине хоть пять минут, но с тех пор, как в его жизни появилось это на первый взгляд хрупкое, но на деле смертоносное создание из облученного энергией ЗНР металла, тишину он мог послушать лишь ночью, и то при условии, что уступит ей кровать.

– Нет, эгоист, – твердила Анко.

Саша не собирался больше спорить и решил наглядно продемонстрировать это молчанием. Он уже не раз убеждался: чем больше будет доказывать свою правоту, тем с большим упрямством она будет настаивать на своем мнении.

– Ты даже не похвалил меня за рисунки, – обиженно напомнила она.

– Они мне не понравились. Не хотел расстраивать тебя критикой.

– И что же тебе не понравилось? – выдержав паузу, спросила Анко с нотками угрозы.

– Желтое гигантское солнце в космосе – это нереалистично. Желтым, оранжевым и даже красным его делает так называемое «атмосферное рассеяние»¹. В зависимости от времени суток – в большей или меньшей степени. Настоящий цвет солнца – белый, и из космоса оно выглядит как ослепительный белый шар.

– Зану-у-уда! Ты станешь плохим отцом.

– Я не планирую им становиться.

– Вот и хорошо. Вот и правильно. Спасешь детей от своего занудства.

Обиделась, со сдержанным смешком понял Саша. Он знал, что надолго ее не хватит. Впереди ужин, и только от него зависело, получит ли упрямица свой любимый батат с паштетом из авокадо, или, как это бывало, будет есть любимые принцем сэндвичи с ветчиной, сыром, ананасом и зернами граната. Анко не одобряла его предпочтения в еде, считая их отвратительными и немыслимыми, но угождать ей всегда и во всем он больше не мог: со временем она стала наглеть и повышать на него голос. Обуздать ее бунтарский, неуправляемый дух можно было только ограниченным выбором и молчанием. Рано или поздно, выплеснув возмущение и осознав, что ответа ждать не стоит, Анко успокаивалась. Попытки успокоить или угодить только раздували ее самолюбие.

Когда Саша смыл кондиционер и с мытьем волос было покончено, он взял из шкафа свернутое в трубочку белое полотенце и протянул Анко.

– Вставай. Мы закончили.

Анко выпрямила ноги и легла в воду по подбородок. Она на секунду перевела на него хмурый взгляд, а затем вновь уставилась в потолок.

– Там уже должны вот-вот подать ужин, – напомнил Саша, глядя в сторону, – и, кто знает, быть может, если ты будешь вести себя хорошо…

Не успел он договорить, как в него полетели брызги воды, и черная рубашка с закатанными рукавами покрылась влажными пятнами. Ошарашенный внезапностью атаки, Саша уставился на довольную собой Анко.

– Ах ты! – с наигранной злостью воскликнула она, повиснув над бортиком и не сдерживая улыбку. – Решил подкупить меня любимой картошкой? Вот тебе!

Она набрала в ладони воды и брызнула ему в лицо так, что Саше понадобилось не меньше трех секунд, чтобы прийти в себя. Стоило протереть глаза, как он вновь попал под шквал мелких брызг, сопровождающихся победным девичьим возгласом: «Вот тебе, вот!»

– Что за ребячество? – возмущенно воскликнул он.

– Говоришь как злобный старик. А может, так и есть? Может, ты старик в теле подростка? – Она вцепилась в бортик. – Какой у тебя… э-э-э… ментальный возраст? Пятьдесят? Или сто пятьдесят?

Саша схватил со стула полотенце, оставленное для Анко, и вытер им лицо.

Несносная девчонка. Неоднократно он пожалел о том, что решил впустить ее в свою одинокую жизнь. Он даже уже не мог вспомнить, почему решился на это. Из жалости? Он проникся жалостью, в сущности, к искусственному интеллекту, который знал пять минут, и когда тот оказался не нужен, вместо того чтобы разобрать его на детали и пустить их в работу над другими проектами, недолго думая, принял одно из самых судьбоносных решений в жизни – оставить его себе. Сделать частью крохотной зарождающейся семьи, которую он давно потерял. Дать японское имя, дабы сохранить ее корни, и принять в свой дом. Несмотря на тяжелый характер Анко – по сути, ребенок, коим и была Томико Маруяма при жизни, – он с теплом готовил для нее маленькие подарки и наслаждался проявлениями ее радости.

– Ладно, – Анко оттолкнулась от бортика, – я готова выходить.

Он положил полотенце на стул, резко опустил руки в ванну и плеснул водой в Анко. На долю секунды его лицо озарила редкая широкая добродушная улыбка, каждое появление которой было для Анко настоящим праздником. В такие моменты казалось, что воздвигнутая Клюдером стена исчезала, и она могла резвиться сколько влезет.

Следующие недолгие отрадные минуты прошли в водных играх, полных смеха и девичьих визгов. Но наступил момент возведения новой стены. Саша больше не улыбался, и пыл его, мокрого по пояс, с распущенными слипшимися волосами, окончательно иссяк. Он обтер голову полотенцем, положил для Анко новое и молча вышел из ванной комнаты.

Анко жалобно свела брови и вновь согнула колени, обняв их руками. Одиночество, в котором старался оставаться Саша, было ей совершенно непонятно, и она не могла найти ни одной обоснованной причины, чтобы вести себя так отрешенно, заниматься сложными взрослыми делами, отказываться от любых развлечений и из улыбок позволять себе лишь ехидные и насмешливые. Анко казалось, что Саша почему-то боится проявлять себя с лучших сторон и, как черепаха, засел в неприступном панцире, который назвал личным пространством.

«Ну почему он такой? Почему не может быть другим? Почему такой взрослый, хотя еще подросток?»

И тогда она наконец поняла причину: «А может, ему пришлось рано повзрослеть?»

2. Последствия

После выступления журналисты обступили Анджеллину со всех сторон, не давая ей, взволнованной до дрожи, выбраться из зала.

Это было похоже на безумие. От десятков маячивших в свете прожекторов лиц голова шла кругом. Один раз кто-то чуть не врезал ей микрофоном. Вопросы сыпались ежесекундно, смешиваясь с неумолчным щелканьем камер и возгласами охранниц. В тот момент принцессе хотелось только одного – выбраться из этого водоворота и оказаться в тихом месте, чтобы хорошенько обдумать произошедшее.

Но Анджеллина чувствовала себя в ловушке. Все сказанное перед камерами и журналистами, транслировавшими ее слова на весь ошарашенный мир, казалось вымыслом и остатком растворяющегося в памяти сна.

Она призналась в этом. В том, что ЗНР стало ее частью. В том, что, возможно, отныне она и есть его живое неуязвимое воплощение. Но надолго ли?

Охрана окружила ее и шаг за шагом вывела из зала в комнату для подготовки к выступлениям. Следом туда зашла мать.

По ее побледневшему лицу и вытаращенным глазам сложно было определить, зла она или до смерти напугана. Даже когда она выкрикнула имя дочери и принялась в раздумьях ходить по комнате, Анджеллина все еще не представляла, к чему ей готовиться.

Наконец Лавиния вдохнула полной грудью, выпрямилась и села в кресло напротив растерянной дочери.

– Зачем ты рассказала об этом? – Она пыталась унять дрожь в голосе, но тщетно. – Теперь они не отстанут от тебя. Я не уверена, что смогу тебя защитить, если только не отправлю на другой конец света и не запру в каком-нибудь бункере.

Она качала головой, смотря куда-то в сторону, и нервно прикусывала нижнюю губу.

– Прости, мама, – начала отвечать Анджеллина бесцветным голосом. – Я… Я думаю, что пора раскрыть правду. Теперь все знают о первопричине войны в Германской империи и об охоте на ЗНР. А учитывая, что отныне им владею я, они не станут…

– Да они на части тебя разберут! – Лавиния подалась вперед, и глаза ее наполнились слезами. – Мировой Совет отправит тебя на исследования под предлогом защиты и профилактики и выпотрошит, пока не найдет это проклятое ЗНР или не выяснит, как оно на тебя влияет, а твою смерть – не дай боже! – преподнесут как несчастный случай.

– Но я же живой человек. Они не опустятся до такого зверства.

– Ты очень плохо знаешь Мировой Совет. Мало кто из стран останется в стороне, а даже если и останется, то будет пристально за тобой наблюдать.

Неуемный страх поселился в глазах Анджеллины, и мать, растроганная до слез, подсела к ней и обняла дочь, поглаживая по волосам. Она заговорила тише, но оттого страх, горечь, злость и в то же время материнская любовь чувствовались Анджеллиной лишь сильнее:

– Неужели, доченька, ты думала, что после такого тебе позволят спокойно жить как раньше? Это все нужно объяснить. Заявить о неудачной шутке, дезинформации, да о чем угодно, лишь бы замылить им глаза и отвести от тебя внимание.

– Думаешь, они убьют меня? – прошептала Анджеллина.

– Я не позволю им даже пальцем к тебе притронуться, милая. Пусть только попробуют. Мне плевать на ЗНР, войну и интриги, которые они тайно плетут, нося маски непогрешимости и благородства, но если они хотя бы заикнутся о какой-нибудь проверке или эксперименте, я их убью.

– Мама! – Анджеллина отстранилась от нее. – Это не достойно королевы.

Лавиния ласково провела ладонью по ее щеке.

– Про титул можно забыть, когда речь идет о безопасности твоего ребенка. Но ты права, я вспылила. Учитывая, что ты принцесса Делиуара, который, по сути, принадлежит Марголисам, они вряд ли будут напирать и постараются сначала мягко намекнуть на обследование. Я поговорю с Дирком. Он поможет нам замять эту тему. Но отныне ты никуда не выйдешь без охраны. Прошу, только без твоих побегов, хорошо? Ситуация очень напряженная, я бы даже сказала, опасная, и ты должна безвылазно сидеть во дворце, пока все не устаканится.

– Ты думаешь, они поверят в то, что я все придумала?

– Как минимум им придется сделать вид из уважения к Дирку. Но опасность сохранится.

– Я все равно считаю, что поступила правильно. Быть может, навлекла на себя беду, но теперь исход войны может измениться. Великобритания под давлением Мирового Совета может отступить.

– Ох, доченька. Ты такая наивная, что душа разрывается от одной только мысли, сколько разочарований тебе предстоит пережить. Мировой Совет вряд ли что-то сделает.

– Что ты имеешь в виду?

К ним трижды постучались, и в дверной проем просунулась охранница со словами:

– К вам пришел Саша Клюдер и настойчиво требует встречи.

– Мы сейчас не готовы…

– Нет, пусть заходит! – перебила мать Анджеллина и взяла ее за руку. – Позволь поговорить с ним наедине.

– Я хочу остаться. Отныне мне нужно знать обо всем, что тебе говорят.

– Тебе лучше выйти и успокоить журналистов.

Лавиния скривила губы.

– Хорошо, я что-нибудь придумаю.

Она поцеловала дочь в лоб и вышла из комнаты. Гомон журналистов за дверью усилился и отчетливо слышался, даже когда в комнату зашел Саша и закрыл за собой дверь на замок.

Анджеллина смяла брюки в кулаках и опустила виноватый взгляд. От судорожного вздоха принца сердце тревожно сжалось в преддверии разговора.

– Я не буду ругаться… – начал Саша приподнятым, но напряженным тоном, почти задыхаясь от волнения, точно пытался что-то внушить себе или сдерживался. – Это будет некультурно и некомпетентно с моей стороны кричать на королевскую особу… Даже если та поведала всему миру секрет и не только обесценила мои двухмесячные страдания в плену, но и подвергла опасности себя и целое государство!..

– Простите меня, Саша!

– Простите?! – удивленно уставился на нее он и встал напротив, качая головой. – О, принцесса, если бы проблемы можно было решать так незатейливо! Вы просто… Просто… Я считал вас умным человеком, а вы оказались легкомысленной дурочкой, которая руководствуется эмоциями, а не логикой!

– Дурочкой?! – Она вскочила с места. – Да вы… Да как вы?.. Грубиян! Невелика разница между вами и уличным необразованным…

– Ты даже не представляешь, что натворила! Я два месяца молчал под нечеловеческими пытками, а ты взяла и…

– А никто и не обязывал вас молчать. Кто же виноват, что вы такой упрямый? И с каких это пор мы перешли на «ты»? Я вам этого не разрешала.

– О, простите мою оплошность! – Саша развел руками, и на секунду его лицо скривили насмешливая улыбка и жалобно вскинутые брови. – Нелегко соблюдать формальности, когда из-за эмоций одной легкомысленной принцессы к чертям летит судьба твоей страны.

– Я хотела как лучше! Я думала, что тем самым сбавлю градус напряжения.

– Тогда я начинаю сомневаться в ваших умственных способностях. Если такой метод кажется вам спасением положения, то что же вы тогда можете назвать его разрушением?

– Вы совсем не умеете говорить с людьми. Только сыпать сарказмом, грубить, оскорблять и принижать! Встали бы на мое место!

– На вашем месте я бы сидел дома и не высовывался. И, кстати, вся эта история с того и началась – с вашего прихода ко мне, потому что вы невыносимо любопытная и обожаете совать свой нос туда, куда не следует, хотя это с самого начала вас не касалось. Вы влезли в эту историю из чистого интереса, и теперь из-за вас под угрозой тысячи, если не миллионы, жизней, включая вашу. И разгребать все это должен я!

– Давайте, спустите на меня всех собак.

– Вы даже не понимаете, что натворили, верно? – грустно улыбнулся он.

– Я считаю, что поступила правильно. Ведь это затруднит положение политиков.

– Делиуару пришел бы конец, стань вы правящим монархом с такой логикой хоть на один день.

– Вы всегда смотрите на всех свысока.

– У меня хотя бы есть на это основания. А вы с чего вдруг решили, что способны что-то изменить? Если только, конечно, не в худшую сторону.

– Не кричите на меня!

– Я еще не начинал!

– У вас явные проблемы с контролем эмоций.

– И это я слышу от вас? Человека, который на эмоциях подверг опасности кучу людей и себя в том числе?

Обезоруженная его замечаниями, Анджеллина отшатнулась и сжала кулаки. Мысли спутались так, что было ничего не разобрать. Принятие его доводов давалось ей с трудом. В глубине души она не желала принимать свою ошибку: стоило задуматься об этом, как от досады и угрызений совести глаза начинали жечь слезы. Но чем дольше она смотрела в его холодные глаза, отражавшие не то злость, не то страх, тем сложнее это удавалось. И потому она лишь могла защищаться, бессмысленно стараясь убедиться в собственной правоте:

– Вы невыносимый, грубый и невоспитанный человек, лишенный чувства такта и уважения к другим.

– В гробу я видел ваше чувство такта!

– Слышать вас не желаю!

– Какое совпадение! Хоть в чем-то наши желания сошлись, ведь я тоже теперь не желаю ни слышать, ни тем более видеть вас.

– Вот и прекрасно. А теперь извольте покинуть эту комнату. Говоря на вашем языке, проваливайте.

– С огромным удовольствием, Ваше Высочество.

Она резко опустилась в кресло и воинственно скрестила руки на груди.

– Все равно я считаю, что поступила правильно. Вот увидите, вам станет только лучше!

– Велик соблазн разбить ваше ликование одной простой истиной, но лучше оставлю вас в сомнениях и пожелаю своим коллегам по Мировому Совету удачной охоты на вас.

– Какой истиной?

Внезапно все перед глазами Анджеллины потемнело. Кровь схлынула с лица принцессы, на лбу выступила испарина. Сердце забилось в груди так сильно, что принцесса слышала только его громкий стук, а звуки извне стали приглушенными и далекими, будто за толстым стеклом. Будучи не в силах усидеть, она схватилась за голову и откинулась на спинку кресла.

К ней подоспел Саша.

– Что с вами? – Он взял ее за холодную руку.

– В глазах потемнело, – едва выговорила она. – Ничего, сейчас пройдет. Дайте мне, пожалуйста, воды.

Он взял со стола графин, наполнил стакан и, придерживая Анджеллину за спину так, чтобы она выпрямилась, протянул ей воду. Сделав пару громких глотков, она жестом указала убрать стакан и закрыла глаза. На веках проглянули розоватые сосуды.

– Вам нужно прилечь и отдохнуть.

– П-простите меня, Саша, – заговорила она тихим жалобным голосом. – Вы правы. Во всем правы. Все это из-за меня. Из-за моего любопытства. Ничего с собой не могу поделать. Но я не желала зла ни вам, ни вашей стране. Я заявила на весь мир, что ЗНР стало частью моего существа, потому что действительно верю, что это станет ультиматумом для тех, кто захочет его забрать. Но мама, как и вы, считает иначе. – Она заглянула ему в глаза. – Мне так жаль, что вам пришлось перенести все эти ужасы в плену. Саша, мне правда жаль.

Он сглотнул, опустив глаза.

– Почему вы не рассказали мне о способности к регенерации?

– Не знаю. Не могла найти подходящего момента. Простите меня, Саша. За все простите. Я столько вам наговорила на эмоциях. По правде говоря, я действительно не до конца осознала, что сделала. Вы сможете меня простить?

– Я тоже сказал много лишнего, хоть все равно считаю, что все мои недовольства обоснованы.

– Вы безусловно правы.

– Но все же моя грубость была лишней, так что… Примите и вы мои извинения.

Она кивнула и расслабленно опустила плечи.

– Мне стало легче. Так о какой истине вы говорили? И, кстати, что означали ваши слова тогда? Как это вы больше не Клюдер?

Выдержав паузу, дабы собраться с мыслями, Саша неторопливо, с трудом вытягивая из себя каждое слово, рассказал о заключенной с Дирком сделке и об унизительном родстве с ним. Анджеллина слушала внимательно и молча, что, учитывая ее любопытство и излишнюю эмоциональность, не могло не удивить. Он списал ее спокойствие на бессилие после приступа. На деле же принцесса просто не могла подобрать слова.

– Вы сын Дирка Марголиса?

– Внебрачный. Забавно, что именно я оказался сыном нимфоманки и законченного извращенца и самого отвратительного для меня человека в одном лице. Плодом разврата и измены, – грустно улыбнулся он и хлопнул себя по коленям. – Такая вот ирония, принцесса.

Не нужно было объяснений и лишних слов, чтобы понять, насколько неприятной для него являлась эта правда. Хуже было лишь принятие фамилии ненавистного человека. Все ради мира.

– И теперь мистер Марголис перестанет финансировать войну? Но ведь Делинда сможет продолжить ее на собственные деньги.

– Уверен, она хорошо потратилась и на наемников, и на создание горгонов. Поэтому надолго ее не хватит. Дирк полагает, что на несколько недель. И все же опасность сохраняется. Она может ускориться или сразу перейти к бомбардировке Берлина. В любом случае Дирк обещал прервать финансирование только после моего официального признания в качестве его сына.

– Но, Саша, это ведь уничтожит репутацию Клюдеров.

– Я знаю, – снова грустно улыбнулся он. – После всех обвинений, которые повыскакивали сразу после моего появления на политической арене, думаю, Клюдерам ее уже давно уничтожили, так что мне нечего терять, кроме своей гордости. Но кто об этом узнает, принцесса? Люди будут мне только завидовать. – Теперь на его лице расплылась насмешливая улыбка, и взгляд устремился куда-то вперед. – Представляю лица членов Мирового Совета, когда они узнают об этом.

– А когда будет объявление?

– Завтра вечером Дирк закатывает большую вечеринку в своем отеле. Будет много журналистов. Там он и объявит о нашем родстве.

– Мир после этого не будет прежним.

– Кто знает. Надеюсь, мое унижение окупится.

– Но ведь получается, что я все испортила.

– Да, тяжело отрицать: вы добавили мне проблем, причем довольно серьезных, но я надеюсь, что впредь вы будете осторожнее и начнете думать, прежде чем говорить. – Из его уст это прозвучало как дружеское наставление, хоть и было произнесено устало. Саша встал и принялся расхаживать по комнате. – А теперь давайте проанализируем наше положение. По поводу войны я уже все разъяснил. Учитывая вашу связь с Делиуаром и косвенную связь с Марголисами, политики не станут на вас напирать. И все же они, вероятнее всего, попытаются намекнуть вам или вашим приближенным на то, что вас нужно проверить ради вашего же блага. Это стопроцентная ловушка. Нельзя допустить, чтобы вы хоть раз попали к ним даже на чашечку чая. Их следующим шагом станут эксперименты над вами. Они могут применить методики, схожие с «МК-ультра». Для этого им даже не обязательно будет запирать вас.

– «МК-ультра»?

– Масштабная программа ЦРУ для манипулирования людьми в различных целях: от внедрения подопытных в секретные структуры врага и выпытывания информации до создания живых кукол для личного пользования. Ее широко применяли во второй половине прошлого века, и часто пациенты даже не знали, что стали частью жестоких экспериментов. Довольно опасная и очень подлая методика, которой официально уже давно не существует, но, судя по некоторым данным, они продолжают свою деятельность. Уже в те времена они делали успехи, а каких высот достигли в применении этой программы сейчас, даже представить страшно. Так что вам нужно быть бдительнее. Ни на минуту нельзя оставаться одной. Помимо всего прочего, ЗНР оказывает на вас любопытное, но все же опасное для здоровья влияние, которое в конечном счете…

Внезапно он вспомнил слова Авроры о невозможности спасения в случае полного принятия ЗНР и умолк, застыв в незаконченном шаге.

Точно. Помимо всего прочего, нужно придумать, как спасти Анджеллину.

– Что в конечном счете? – Почувствовав прилив новых сил, Анджеллина оттолкнулась от спинки кресла, чтобы встать.

– Сидите, – задумчиво глядя в пол, повелел принц.

Анджеллину смутил его холодный тон, но она не подала виду, справедливо посчитав, что после своей ошибки не имеет права выказывать недовольство. Но тут он вскинул брови, точно поймал какую-то важную мысль, и его напряжение сменилось удивлением.

– Что случилось? – не унималась принцесса. – Простите, что напираю, но вы меня знаете. И ваше лицо меня пугает.

– Все в порядке. Я оговорился. Я должен еще раз проверить вас, чтобы убедиться, что ничто не угрожает вашему здоровью.

– Да, конечно. Буду только рада. Поедем сейчас?

– Вам уже лучше?

Схватившись за подлокотник, она встала.

– Хорошо. Тогда собирайтесь.

– Как вы думаете, что будет делать Александр?

Можно было решить, что Сашу застали врасплох. У него не было возможности принять непринужденный вид и подготовить ответ, который не вызовет еще больше вопросов.

– Думаю, он заляжет на дно. – Принц не смел поднять на нее глаза, будто боясь, что Анджеллина увидит через них все, что видел он тем неприятным вечером. Он схватился за лоб и дал себе слово, что оставит это в тайне. – Как вы знаете, Александр лишь лицо войны и фактически ею не руководит. Делинда его сильно подставила. Если Великобритания проиграет, то его могут казнить.

Анджеллина неосознанно открыла рот и, казалось, перестала дышать. Она еще не задумывалась об этом всерьез, и теперь, услышав объяснение из уст рассудительного друга, наконец прозрела и затараторила:

– Мы не можем этого допустить, Саша. Во всем виновата Делинда, казнить должны ее. Это несправедливо.

– Вы давно встречали справедливость на этой войне? – он убрал руку со лба и взглянул на нее с толикой сурового осуждения. – Я вот никогда. В случае проигрыша Делинда может легко сбежать хоть на другой край света, даже если вскроется, что за Александром стоит она. В любом случае для Мирового Совета и всего мира он с самого начала, – неважно, по каким причинам, – был причастен к этому безумию, и его заставят за это ответить, если только он тоже не успеет сбежать.

– Но вы ведь поможете ему?.. – Заметив недоумение Саши, Анджеллина поспешила добавить: – Я знаю, что вы стараетесь разглядеть в нем друга, даже несмотря на то что по его вине, хоть и отчасти, гибнут ваши люди, но все же, если его схватят, прошу, проявите милосердие. Отныне вы, став Марголисом, будете обладать достаточной властью, чтобы повлиять на решение суда.

Только произнеся это, Анджеллина поняла, что сболтнула лишнего, и тут же умолкла.

– Вы хотите, чтобы я воспользовался властью Марголисов? – В голосе Саши прослеживалась нарастающая, едва сдерживаемая угроза.

– Простите, но… вы перенесли такое унижение, приняв фамилию отца и став частью его семьи. Так почему бы… не использовать все обретенные возможности, чтобы окупить это унижение?

Саша признал, что впервые за долгое время услышал от Анджеллины по-настоящему дельную мысль, которая не вызвала в нем протеста. И все же пользоваться преимуществами Марголисов было по-прежнему унизительно. В глазах Дирка это могло выглядеть как смирение перед ним. Саша давно заметил, как наслаждается ненавистный отец каждым проявлением его эмоций, и не было сомнений, что он будет тихонько, а может, и в открытую насмехаться над ним, подбирая слова так, чтобы задеть его и вывести на агрессивный ответ. Если и выжимать из Марголисов все возможное, думал Саша, то делать это с гордо поднятой головой и без лишних слов, чтобы не дать мерзавцу лишних поводов потешаться над ним.

Из гордости Саша не собирался соглашаться с Анджеллиной, но расслабленно, точно ему не было до этого дела, кивнул и с большим нежеланием пообещал про себя подумать над ее предложением, хотя в глубине души уже принял нелегкое решение.

– Нам нужно в замок. Пусть телохранительницы вашей матери сопроводят нас.

1.Мы смотрим на Солнце сквозь воздух – через всю атмосферу Земли. Когда лучи света проходят сквозь атмосферу, длина волны меняется, поэтому мы видим Солнце не белым.