Czytaj książkę: «Софочкино Рождество», strona 6

– Мамочка моя любимая! – вскрикнула Тася, и, прижавшись к Фёдору, зарыдала.

Фёдор, дождавшись, пока сестра успокоится, бережно передал её в объятия Егоровны, снял фуражку и медленно, словно проверяя каждое движение осеняющей руки, перекрестился.

– Эта часовня будет стоять здесь каждую зиму, – опустив голову, сказал он. – Пока я жив. Слово офицера! – он распрямился и окинул взором бескрайнее звездное небо. – А жить я теперь обязан долго.

Не раз с тех пор, и во время войны, и после, был Фёдор на волосок от смерти. И ранен он был не однажды. Но всякий раз судьба его хранила, и дожил он до глубокой старости. «Слово, матери покойной данное, от гибели меня уберегло», – говорил он сестре. «Твоё слово и Господь Бог», – поправляла сестра. И Фёдор с ней соглашался.

Каждый год под Рождество приезжал он в село, созывал друзей-сельчан, и лепили они из снега возле Софочкиного дома часовню. Выше Фёдора, каковой рост имел немалый, часовенка та выстраивалась. Со временем стали Фёдор и Тася детей своих на возведение часовни привозить. А потом и внуков, и правнуков.

Пришло время, и выстроили селяне на холме в память о Софочке часовню каменную, белёную, – ту самую, которую и с проезжей дороги, и с реки легко увидеть. А вокруг той часовни высадили кусты чайных роз. Местные жители называют их «розами к чаю». А маленький храм из снега во дворе Софочкиного дома до сей поры к Рождеству вылепливают.

Вот такую историю услышал от отставного паромщика Дед Дедыча мой знакомый. Под конец своего длинного рассказа снял Дед Дедыч свою видавшие виды ушанку, перекрестился, а водрузив её обратно, долго на лысине выравнивал. А как пристроил, взял под козырек. Слушатели, притихшие и задумчивые, стали потихоньку расходиться. Как видно, это был привычный для местных жителей финал представления.

– Слышь, чо скажу-то, – раскуривая очередную дармовую папиросу, доверительно прижался к плечу моего знакомого Дед Дедыч. – Моряк же я, хоть и по реке всю жизть хожу, а всё ж как есть моряк! Так от других-то моряков, что к нам наведывались, и слыхал, да не от одного, что на флоте-то до сей поры идет молва про то, как Софочкина церква моряков от смерти спасла. Слышь, миражом, – гордясь давно заученным красивым словом, Дед Дедыч почти пропел его, и повторил нараспев, – ми-ра-жом, там на дальнем-то флоте, церковку нашу называют. Мол, материнская любовь тот мираж породила. Любовь, слышь, и вера.

Соглашусь с Дед Дедычем и я. Ибо что такое вера без любви? Да и любви без веры не бывать. Моряки, они в этом толк знают. Кто же, как не они?