Czytaj książkę: «Предателей не прощают»
Глава 1. Чужие
– Ева, ты так изменилась! – Арина Милославская распахивает руки для объятий.
Она единственная женщина, беспокоившаяся обо мне в прошлом, и единственная, кому я позвонила после приезда в Питер.
– Пять лет прошло.
– Словно вечность! Не осталось ничего от той девочки, которую я провожала на рейс!
– Той девчонке было всего девятнадцать. Молодая, наивная… – Слово «беременная» я договариваю мысленно и оглядываюсь на небольшой диванчик в гримерке.
На нем сладко спит дочь. Курчавый четырехлетний ангел. Моя любимая упрямица, не захотевшая остаться с няней даже ради новой куклы.
– Я слышала сплетни. – Арина понимающе поджимает губы. – Ее папа тот американский гитарист? – Во взгляде заметно осуждение.
– Гитарист… Мой агент посчитал, что версия со святым духом сейчас неактуальна.
Я не хочу ничего подтверждать или опровергать. Если самые близкие люди верят в состряпанную наспех легенду, то пусть так и будет.
– Ох, Ева! Ты была самой тихой и скромной из всех девочек, с которыми мне приходилось заниматься…
– В джинсах из секонд-хенда, растянутом свитере и старых кроссовках.
– Неважно! Ты была лучшим открытием Рауде. Его удачей.
– И разочарованием, – ставлю я жирную точку в нашем диалоге.
От фамилии первого продюсера внутри что-то сжимается, но мне не больно. Только в глупой сказке Золушка из бесплатной домашней прислуги могла превратиться в зазнобу принца. В реальной жизни путь из нищеты идет через постель короля.
Умные девушки прыгают в нее по расчету и с удовольствием. А дуры, как я, – по большой любви и без оглядки.
– Кстати, о Рауде… – Милославская косится в сторону выхода на сцену. – Я подозреваю, твой агент еще не успел сообщить последние новости?
– Мы с Григорием разговаривали вчера утром. Он подтвердил сегодняшнюю организационную встречу и мое членство в жюри на протяжении всего музыкального фестиваля. Больше никаких новостей, – пожимаю плечами.
– В составе жюри небольшие изменения. Председатель, Фомин, вчера вечером попал в аварию. Он был пьян, так что спонсоры потребовали скрыть информацию от журналистов. А чтобы замена выглядела обоснованной, найти звезду поярче.
– Восстановиться он не успеет? До начала конкурса еще три дня.
– Повреждено лицо. На камеру выпускать нельзя, – качает головой Арина.
– И кого назначили вместо Фомина?
По спине катится холодный колючий ком. Есть мужчины, чье присутствие в жизни не ощущается. А есть такие, что способны достать из прошлого, из будущего и на расстоянии.
– Ева… – Арина обхватывает себя руками и, крадучись, делает пару шагов к коридору.
Убедившись, что дочь крепко спит, я иду за ней. Уже догадываюсь, кого увижу, и все же не хочу верить.
– Скажи, что это не Рауде! Есть еще с десяток продюсеров и агентов…
Я пять лет работала только с Гришей. Это было не самое приятное партнерство. Никаких послаблений из-за беременности и материнства. Никакого сочувствия или хотя бы понимания.
Гриша делал на мне деньги. Заставлял вкалывать беременной, выходить на сцену через неделю после родов. В этой адской гонке не оставалось времени на личную жизнь или другие проекты.
Даже в страшном кошмаре я не хотела бы повторить свой путь к славе. Но один плюс у нашего сотрудничества все же имелся – жмот и циник Григорий Катков качественно оберегал от прошлого. Не было никаких встреч с Рауде или с кем-нибудь из его подопечных. Никаких совместных фестивалей, закрытых вечеринок для элиты или вручения премий.
Мой первый мужчина равнодушно вычеркнул одну молодую влюбленную дурочку из своей жизни. А мой агент сделал так, чтобы в тесной сфере шоу-бизнеса мы окончательно стали чужими.
– Он лучший из всех продюсеров. Даже Фомин в сравнении с ним бледная тень.
Арина не называет имени, но уже слышен знакомый голос с легким акцентом. Рауде распекает кого-то. Матерится на русском и своем родном литовском.
– Гриша обязан был предупредить.
Подготовиться к встрече я не успеваю. Всего один шаг на сцену – и взгляды пересекаются.
Ошиблась.
Пять лет – это не так уж много.
Тяжелая аура Леонаса Рауде действует на меня точно так же, как и во времена нашего знакомства. Хочется поджать плечи, опустить голову и слиться с ближайшей стеной. Исчезнуть… Лишь бы только не красть у него кислород и не оскорблять своим глупым видом самого могущественного мужчину шоу-бизнеса.
– Ни один человек на свете не способен с такой легкостью превращать другого в пыль. Только глянул, и все, – вторя моим мыслям, шепчет Арина и отступает назад.
Не знаю, как выдерживаю первую минуту. Кажется, Рауде «счастлив» видеть меня так же сильно, как и я его. В карих глазах плещется темнота, между черными бровями залегают две морщинки. На строгих, будто вытесанных грубым рубанком губах, кривой трещиной змеится ухмылка.
Волнение спадает лишь спустя несколько долгих секунд. К своему удивлению, я замечаю на породистом, красивом лице Леонаса не только недовольство, но и что-то новое, дико похожее на усталость.
– Здравствуй… Меня не предупредили, что мы будем работать на одном фестивале, – произношу вместо всех тех слов, что готовила в прошедшие годы.
– Здравствуй, Ева.
Леонас, словно сканируя, окидывает меня взглядом с копны длинных светлых волос, которые нравились ему когда-то, до ног… Не таких длинных, какие нужны суперзвезде, но хотя бы ровных, без хирургического вмешательства и болезненных переломов, как у некоторых из моих коллег.
– Фомин на все пять дней выпал из конкурсной программы?
Наверно, лучше спросить у Арины. Раз она в курсе про ДТП, то должна знать и остальное. Однако что-то подсказывает: Милославская временно безмолвный памятник.
– Уже готовишься сбежать? – вопросом на вопрос отвечает Рауде.
– Не хочу ждать момента, когда ты придумаешь повод, чтобы выкинуть меня из состава жюри.
– Ты повзрослела.
Леонас делает шаг вперед и заставляет поднять голову. От этой близости на миг тушуюсь. Кожа на щеках, там, где прикасаются его пальцы, горит огнем. Все предохранители искрят от напряжения.
Чертова магия Рауде!
Даже в сорок лет этот мерзавец выглядит как греческий бог. Аид1, сменивший свою тогу на костюм от Бриони, непослушную черную гриву на короткую стрижку, а густую бороду – на идеально выбритую кожу с ямочкой на квадратном подбородке.
Живое искушение для любой женщины и тем более девушки. Наверное, нужно радоваться, что у меня теперь есть прививка от его чар.
– Уверена, ты легко найдешь мне замену. Очередь из желающих будет от Питера до Москвы.
– Разочарую тебя, Ева. Земной шарик вращается вокруг своей оси, а не вокруг твоей персоны. У меня нет времени искать замену одной трусливой певице. Хватает забот посерьезнее.
В искусстве унижения Рауде как был первым, так номером один и остался.
– Спасибо за откровение. Постараюсь не докучать.
Кажется, мой лимит дерзости на сегодня иссяк. К черту планы и обещание встретиться с организаторами! У них есть номер телефона Гриши. Пусть звонят и договариваются обо всем через него.
– Надеюсь, с твоей стороны тоже не будет никаких ножей в спину, – отвернувшись, будто утратил ко мне интерес, произносит Леонас.
– Можешь не переживать. Я не… – К сожалению, закончить фразу не удается.
«Ожившая» Арина трогает меня за плечо, и в ту же секунду над сценой разносится испуганный детский голос:
– Мамочка! Мама! Ты где?
Глава 2. Папа
Происходящее дальше похоже на сон.
Карие глаза дочки встречаются с карими глазами Рауде. Две пары черных бровей взлетают вверх. А мое сердце замирает.
Пять лет назад мне пришлось принять условия нового агента и скрыть одну маленькую тайну. Лгать всем было не так уж легко. Несколько раз в день я брала телефон, по памяти набирала один и тот же номер и представляла, как скажу: «Привет. Мне плохо без тебя». Или: «У нас будет ребенок. Забери меня, пожалуйста».
Это были настолько острые приступы мазохизма, что каждый раз все заканчивалось слезами, опухшим лицом и выволочкой от Гриши.
«Хочешь, чтобы он примчался и заставил тебя сделать аборт?», «Хочешь рискнуть карьерой, безопасностью и ребенком?», «Прошлого унижения было мало? Нужно, чтобы Рауде окончательно втолкал тебя в дерьмо?» – Гриша слишком хорошо знал нашу с Леонасом историю и умел подбирать правильные фразы.
Наверное, жестокость агента и забота о ребенке помогли мне в конце концов восстановиться.
Спустя несколько месяцев я научилась справляться с дурацкими слабостями. На концертах перестала выискивать в залах знакомое мужское лицо, удалила из памяти мобильного общие фотографии. Вместо болезненного копания в прошлом потихоньку стала думать о будущем.
О том, что сделаю все ради благополучия моей малышки, стану сильной и независимой. О том, как признаюсь… когда-нибудь позже, когда истечет срок контракта и больше не будет так горько.
Не сейчас.
– Кто пустил на сцену ребенка?! – пока я прихожу в себя, интересуется скуластая женщина справа Вероятно, одна из постановщиков шоу.
– Где охрана? – возмущается тучный мужчина слева. Судя по инвентарю, осветитель.
Со стороны операторской площадки тоже что-то кричат, машут руками. Однако я уже ничего не замечаю и не слышу.
Не сводя испуганного взгляда с Рауде, дочка медленно подходит ко мне и обнимает за ноги.
– Я проснулась, а тебя нет, – затравленно шепчет Вика.
– Все хорошо, родная. Мама рядом. На минутку нужно было выйти на сцену. – Наклонившись, я крепко сжимаю в объятиях свое маленькое счастье.
– Ева, я могу увести ее, – внезапно подает голос Милославская. – Мы подождем тебя в гримерке.
Безумно хочется ответить: «Уведи!» Так будет правильнее. Но во рту словно пересыхает.
Я столько раз представляла эту встречу, боялась ее и ждала. А теперь не могу вытянуть из себя даже короткое «да».
– Пойдем, сладкая. – Арина протягивает ладонь и ласково улыбается Вике.
В отличие от меня, она все еще пытается что-то спасти.
– Никто никуда не пойдет! – приказным тоном останавливает нас Рауде.
– Мы не хотели портить репетицию, – начинает тараторить Милославская еще быстрее. – Ева всего на минуту вышла. А я недосмотрела и…
– Молчать. – пугающе спокойно произносит Леонас и опускается на корточки рядом с Викой.
Самое время дать деру. Рауде не из тех, кто побежит следом. Но моя смелая малышка гордо вскидывает подбородок и, еще сильнее прижавшись к ногам, произносит:
– Здравствуйте. – Как приговор.
– Здравствуй. – Голос Леонаса становится таким хриплым, будто он резко подхватил ангину. – Кто ты?
Он поднимает взгляд на меня, и от ярости в его глазах я забываю, как нужно дышать.
– Это Вика. Дочь. – Признание царапает горло и острыми иголками впивается в грудину.
– Твоя? – Под скулами Рауде темнеют желваки.
– Моя. – Тяжело сглатываю. – Остальное не имеет значения, – возвращаю Леонасу его собственную фразу, сказанную пять лет назад.
Это было самое короткое прощание, какое можно представить.
– Ева! – выдыхает мой персональный Аид и морщится как от пощечины. Маска равнодушия на его лице трещит по швам.
Кажется, не только я хорошо помню наш разрыв. Торопливый разговор в машине посреди шумного города. Капли осеннего дождя, бегущие по стеклам. Предательские слезы, катящиеся по моим щекам. Унизительные «Почему?» и «Не надо»…
Тогда я верила, что Леонасу все равно. Понимала, что счастливая семейная жизнь быстро сотрет из его памяти глупую влюбленную девчонку, которую гениальный продюсер выгодно продал первому встречному агенту.
Сейчас… его короткий взгляд на дочь, жадное движение кадыка, сжатые в нитку губы – и на душе отравой разливается искушение поверить, что даже богам бывает больно.
Глава 3. Мы прошлое
Встреча с Рауде выбивает меня из колеи. Когда приезжаем с дочкой в номер отеля, который снял для нас Гриша, не хочется ни обедать, ни разговаривать, ни отдыхать. Лишь ради Вики заставляю себя сесть за стол и съесть за компанию ароматный сырник с кленовым сиропом.
– Из ресторана внизу. Только доставили. – Няня дочери смотрит на меня с тревогой.
– Марина, я потом поем. Аппетита что-то нет.
– Ты не приболела?
Марина со мной почти с самого рождения Вики, и, хотя она старше на двадцать лет, мы уже давно на «ты».
– Я думала, что переболела, – выделяю голосом приставку «пере». – А оказалось… не до конца.
– Он?! – Глаза няни становятся круглыми.
Наверное, мои были такими же, когда увидела на сцене свое прошлое.
– Леонас Рауде. Новый председатель жюри вместо Фомина. На все пять дней, – выдаю на одном дыхании.
– Постой… – Марина садится рядом. – Он и ты… Вы виделись?
Не в силах ответить я киваю.
– Там, на сцене? – Ее лицо бледнеет.
Вновь киваю.
– А Вика… – Она поворачивается к моей перепачканной сиропом сладкой девочке.
– Мы там дядю встретили. Красивого! Он сказал мне «здравствуй», – вместо меня отвечает Вика и улыбается так счастливо, словно поговорила с Дедом Морозом.
– Твою ж… – Марина прижимает ладонь к груди. – Где мой корвалол?
– Корвалол не поможет. – Закрыв глаза, я вспоминаю эту встречу.
Раньше и не догадывалась, насколько дочь похожа на своего отца. Природа отдала Вике все самое лучшее, что было у Леонаса. Его глаза, ресницы, губы и пробивной характер.
– Только не говори, что он все понял.
– Марин, они как две капли… Даже хмурятся одинаково, – вырывается у меня с нервным смешком.
– Но если информация дойдет до Григория… – Не договорив, Марина со стуком закрывает рот.
У нас нет тайн друг от друга. Няня в курсе главного условия в соглашении с Катковым – Рауде ничего не должен знать о Вике до окончания пятилетнего контракта.
В прошлом у меня не было выбора. Без агента не светило никакого будущего. Максимум – работа в барах и подработка уборщицей, как когда-то. Если бы не беременность, я бы рискнула. Но с ребенком под сердцем пришлось быстро взрослеть и брать от жизни то, что она предлагает.
– Срок контракта заканчивается через месяц. – Тру виски.
– Это много. Григорий точно пронюхает.
Марина подходит ко мне со спины и тепло обнимает.
– Знаешь, я больше не боюсь его штрафов. – Поворачиваюсь к окну. – Питер, он такой… Один раз я уже была здесь в безвыходной ситуации. Тогда оставалось собрать вещи и сбежать к маме. Но я выстояла. И сейчас тоже смогу. Несмотря на Рауде, Гришу и все, что случилось в этом городе.
* * *
Шесть лет назад
Санкт-Петербург
Города как люди. С женским названием – гостеприимные и открытые, с мужским – холодные и безразличные.
Питер невзлюбил меня с первой минуты.
Стоило сойти с поезда, кто-то толкнул мой чемодан в стену, и все содержимое вывалилось на грязный перрон.
Наверное, это был знак. Если бы я знала, что произойдет дальше, собрала бы вещи и купила обратный билет. К сожалению, с даром предвидения были проблемы, поэтому осознавать весь масштаб нелюбви пришлось на собственных шишках.
Первая досталась в университете…
Чтобы пробиться в деканат, приходится пройти сразу несколько испытаний. Вначале меня наотрез отказывается впускать охрана… Просит показать, что лежит в чемодане. Потом на лестнице останавливает какая-то важная дама. Десять минут она читает лекцию о том, что до первого сентября еще неделя и студентам нечего делать в учебном корпусе. Ну и на добивание уже у порога деканата местный профессор принимает меня за уборщицу и требует прямо сейчас вымести мусор из-под его стола.
На объяснения, кто я и зачем явилась, уходит еще десять минут. За это время удается выяснить, что с документами на перевод из Тюменского университета действительно все в порядке. Я зачислена на третий курс геологического факультета. Однако в сопроводительном письме заместителя декана почему-то нет ни строчки про общежитие, о котором мы договорились месяц назад.
– Мне жаль, – пожимает плечами секретарь. – Ничем не могу помочь.
– Но… Мне нужно где-то жить…
– Обратитесь в организационный отдел. Сейчас они вряд ли найдут свободное место, но вас поставят в очередь нуждающихся. Может, после зимней сессии что-нибудь освободится.
– После сессии?.. – Стискиваю зубы, чтобы не застонать.
– Такой регламент. – Секретарша достает из верхнего ящика стола целую коллекцию лаков для ногтей и кивает в сторону выхода.
* * *
Вторую шишку «подарили» родственники…
Когда я добираюсь до квартиры тетки, единственной родственницы на весь Питер, становится ясно, что проблемы с общежитием были цветочками.
– Уехали они! На юг вчера укатили. До конца месяца не жди, – второй раз повторяет соседка, худощавая дама лет пятидесяти.
– Но как? Мама звонила им позавчера… Тетя согласилась, что я поживу у них неделю или месяц.
Оглядываюсь на дверь теткиной квартиры, пустой трешки с красивым номером «99».
– Вопрос не ко мне, милочка! – Соседка демонстративно зыркает на часы. – О чем вы там договаривались, как и с кем… Нет их, и все!
– А может быть, они ключи где-нибудь здесь оставили?
Бросив многострадальный чемодан, я спешу к квартире. В надежде увидеть ключи поднимаю коврик. Молясь про себя: «Ну пожалуйста!» – ощупываю холодные металлические откосы.
Результат печальный. Ключей нет, зато на безымянном пальце теперь кровоточащий порез.
– Никто в здравом уме не станет оставлять ключ без присмотра или давать его чужому человеку, – поцокав языком, произносит соседка.
«Откуда ты только взялась такая наивная?» – читается на ее лице.
– Мне больше не к кому идти…
Еще дома, в Тюмени, мы с мамой постарались предусмотреть любой форс-мажор. Я заранее договорилась с деканатом об общежитии, а мама связалась с двоюродной сестрой и попросила приютить меня на какое-то время.
Все просто обязано было быть хорошо! Но реальность, кажется, решила размазать тюменскую студентку о питерский асфальт.
– Если идти не к кому, значит, надо было сидеть в своей провинции и не дергаться! – без всякого намека на сочувствие сообщает соседка.
– Я в институте учусь. Перевелась. Лучшая студентка на курсе… – Не знаю, зачем это рассказываю. Наверно, чтобы отвлечься от желания разрыдаться.
– Вы тут все через одну лучшие, – закатывает глаза дамочка. – Как медом в Питере намазано. – Всем своим видом демонстрируя, что разговор закончен, она шагает за порог квартиры.
– И что мне сейчас делать?..
Отчаяние прибивает к полу. Чтобы не рухнуть, сажусь на чемодан и обхватываю голову руками.
– Ты это… На улице думу думай, – взявшись за дверную ручку, бросает соседка. – У нас приличный дом. Бомжей отродясь не было. И не будет! – убежденно добавляет она и громко хлопает дверью.
От безнадеги опускаются руки. Я не знаю, что делать и куда идти.
Сил держаться хватает только до первого этажа. Когда выхожу на улицу, слезы подступают к горлу, и единственное, что я успеваю, – достать из кармана салфетку.
Словно волшебный ответ сверху, вместе с ней пальцы цепляют помятую записку от Валентины, соседки по вагону. Она всю дорогу рассказывала, какие в больших городах холодные люди. Тяжело вздыхала, слушая мой рассказ о переводе в питерский вуз и местных родственниках. А во время нашего последнего чаепития сунула в руки листок со своим номером телефона.
Тогда я не поняла смысла этого жеста. Питер казался сбывшейся мечтой. Но сейчас… Смахнув первые слезы, дрожащей рукой набираю заветные цифры.
– Алло. Кто звонит?
От глухого голоса Валентины по лицу расползается глупая улыбка. Случайная попутчица еще ничем не помогла, однако на душе уже легче. Хоть кто-то не чужой в этом городе.
– Это Ева. Мы ехали с вами в поезде из Тюмени. Вы дали мне свой номер, – тараторю я так быстро, будто у Валентины включен секундомер.
– Геолог! Ты, что ли? – ахает она.
– Эколог, – смущенно поправляю ее. – Я.
– Точно! Будущий спасатель наших лесов. Если к тому времени их окончательно не продадут или не спалят.
– Надеюсь, что нет.
– Надейся. Ну а звонишь ты чего? Хотя постой! Дай угадаю! Общаги нет, а тетка не открыла дверь.
– Она в отпуск уехала. С семьей, на месяц.
– Сказочница, мать ее. Ханс Кристиан Андерсен. В юбке.
– Не знаю… – Взглянув на окно теткиной квартиры, я замечаю то ли силуэт, то ли тень. – Неважно. Мне нужно какое-то жилье… Возможно, надолго. И работа.
– Боюсь, ни геологом, ни экологом я тебя нигде не устрою, – вздыхает Валентина. – Честно говоря, вообще не знаю, где они нужны.
– Я на все согласна! Могу еду готовить или за детьми смотреть. Что угодно!
– К нянькам здесь требования как к профессорам! С едой тоже проблем нет. Из любого ресторана доставят хоть бутерброд, хоть фуа-гра.
– А уборщицей? – хвастаюсь за последний вариант, как за спасательный круг.
Валентина еще в поезде хвалилась, что подрабатывает в каком-то агентстве, которое занимается уборкой. Тогда я особо не вслушивалась, теперь жалею.
– Уборщицей можно, – неохотно соглашается она. – Если руки испачкать не боишься, то этой работой я тебя точно смогу обеспечить.
– Я буду самой лучшей уборщицей. Клянусь!
Желудок урчит от голода, но я не обращаю внимания. У меня будет работа! И возможно, крыша над головой.
– Геолог-геолог… Эх! Ладно, адрес пришли. Чтобы не заблудилась, вышлю сейчас за тобой своего Толика. Он отвезет в один недорогой хостел на окраине, там у меня сестра работает. Пустит тебя, горемыку, без предоплаты.
– Спасибо-спасибо-спасибо! – Я готова прыгать от счастья. – А работа?
– Будет тебе работа. Завтра вместо меня выйдешь, у богача одного приберешься. Для первого раза самое то.
– Только один дом? – Сердце бьется так быстро, словно хочет вырваться из груди.
– Там такой домина… Работы часа на четыре, а то и больше. К счастью, хозяин вечно в разъездах. Приставать никто не станет. Спокойно уберешься и решишь, надо оно тебе дальше или нет.
[Закрыть]