Czytaj książkę: «Любимых не отпускают»
Глава 1. Чужие
– Ева, ты так изменилась! – Арина Милославская распахивает руки для объятий.
Она единственная женщина, беспокоившаяся обо мне в прошлом, и единственная, кому я позвонила после приезда в Питер.
– Пять лет прошло.
– Словно вечность! Не осталось ничего от той девочки, которую я провожала на рейс!
– Той девчонке было всего девятнадцать. Молодая, наивная… – Слово «беременная» я договариваю мысленно и оглядываюсь на небольшой диванчик в гримерке.
На нем сладко спит дочь. Курчавый четырехлетний ангел. Моя любимая упрямица, не захотевшая остаться с няней даже ради новой куклы.
– Я слышала сплетни. – Арина понимающе поджимает губы. – Ее папа тот американский гитарист? – Во взгляде заметно осуждение.
– Гитарист… Мой агент посчитал, что версия со Святым Духом сейчас неактуальна.
Я не хочу ничего подтверждать или опровергать. Если самые близкие люди верят в состряпанную наспех легенду, то пусть так и будет.
– Ох, Ева! Ты была самой тихой и скромной из всех девочек, с которыми мне приходилось заниматься…
– В джинсах из секонд-хенда, растянутом свитере и старых кроссовках.
– Неважно! Ты была лучшим открытием Рауде. Его удачей.
– И разочарованием, – ставлю я жирную точку в нашем диалоге.
От фамилии первого продюсера внутри что-то сжимается, но мне не больно. Только в глупой сказке Золушка из бесплатной домашней прислуги могла превратиться в зазнобу принца. В реальной жизни путь из нищеты проходит через постель короля.
Умные девочки прыгают в нее по расчету и с удовольствием. А дуры, как я, – по большой любви и без оглядки.
– Кстати, о Рауде… – Милославская косится в сторону выхода на сцену. – Я подозреваю, твой агент еще не успел сообщить последние новости?
– Мы с Григорием разговаривали вчера утром. Он подтвердил сегодняшнюю организационную встречу и мое членство в жюри на протяжении всего музыкального фестиваля. Больше никаких новостей, – пожимаю плечами.
– В составе жюри небольшие изменения. Председатель, Фомин, вчера вечером попал в аварию. Он был пьян, так что спонсоры потребовали скрыть информацию от журналистов. А чтобы замена выглядела обоснованной, найти звезду поярче.
– Восстановиться он не успеет? До начала конкурса еще три дня.
– Повреждено лицо. На камеру выпускать нельзя, – качает головой Арина.
– И кого назначили вместо Фомина?
По спине катится холодный колючий ком. Есть мужчины, чье присутствие в жизни не ощущается. А есть такие, что способны достать из прошлого, из будущего и на расстоянии.
– Ева… – Арина обхватывает себя руками и, крадучись, делает пару шагов к коридору.
Убедившись, что дочь крепко спит, я иду за ней. Уже догадываюсь, кого увижу, и все же не хочу верить.
– Скажи, что это не Рауде! Есть еще с десяток продюсеров и агентов…
Я пять лет работала только с Гришей. Это было не самое приятное партнерство. Никаких послаблений из-за беременности и материнства. Никакого сочувствия или хотя бы понимания.
Гриша делал на мне деньги. Заставлял вкалывать беременной, выходить на сцену через неделю после родов. В этой адской гонке не оставалось времени на личную жизнь или другие проекты.
Даже в страшном кошмаре я не хотела бы повторить свой путь к славе. Но один плюс у нашего сотрудничества все же имелся – жмот и циник Григорий Катков качественно оберегал от прошлого. Не было никаких встреч с Рауде или с кем-нибудь из его подопечных. Никаких совместных фестивалей, закрытых вечеринок для элиты или вручения премий.
Мой первый мужчина равнодушно вычеркнул одну молодую влюбленную дурочку из своей жизни. А мой агент сделал так, чтобы в тесной сфере шоу-бизнеса мы окончательно стали чужими.
– Он лучший из всех продюсеров. Даже Фомин в сравнении с ним бледная тень.
Арина не называет имени, но уже слышен знакомый голос с легким акцентом. Рауде распекает кого-то. Матерится на русском и своем родном литовском.
– Гриша обязан был предупредить.
Подготовиться к встрече я не успеваю. Всего один шаг на сцену – и взгляды пересекаются.
Ошиблась.
Пять лет – это не так уж много.
Тяжелая аура Леонаса Рауде действует на меня точно так же, как и во времена нашего знакомства. Хочется поджать плечи, опустить голову и слиться с ближайшей стеной. Исчезнуть… Лишь бы только не красть у него кислород и не оскорблять своим глупым видом самого могущественного мужчину шоу-бизнеса.
– Ни один человек на свете не способен с такой легкостью превращать другого в пыль. Только глянул, и все, – вторя моим мыслям, шепчет Арина и отступает назад.
Не знаю, как выдерживаю первую минуту. Кажется, Рауде «счастлив» видеть меня так же сильно, как и я его. В карих глазах плещется темнота, между черными бровями залегают две морщинки. На строгих, будто вытесанных грубым рубанком губах, кривой трещиной змеится ухмылка.
Волнение спадает лишь спустя несколько долгих секунд. К своему удивлению, я замечаю на породистом, красивом лице Леонаса не только недовольство, но и что-то новое, дико похожее на усталость.
– Здравствуй… Меня не предупредили, что мы будем работать на одном фестивале, – произношу вместо всех тех слов, что готовила в прошедшие годы.
– Здравствуй, Ева.
Леонас, словно сканируя, окидывает меня взглядом с копны длинных светлых волос, которые нравились ему когда-то, до ног… Не таких длинных, какие нужны суперзвезде, но хотя бы ровных, без хирургического вмешательства и болезненных переломов, как у некоторых из моих коллег.
– Фомин на все пять дней выпал из конкурсной программы?
Наверно, лучше спросить у Арины. Раз она в курсе про ДТП, то должна знать и остальное. Однако что-то подсказывает: Милославская временно безмолвный памятник.
– Уже готовишься сбежать? – вопросом на вопрос отвечает Рауде.
– Не хочу ждать момента, когда ты придумаешь повод, чтобы выкинуть меня из состава жюри.
– Ты повзрослела.
Леонас делает шаг вперед и заставляет поднять голову. От этой близости на миг тушуюсь. Кожа на щеках, там, где прикасаются его пальцы, горит огнем. Все предохранители искрят от напряжения.
Чертова магия Рауде!
Даже в сорок лет этот мерзавец выглядит как греческий бог. Аид1, сменивший свою тогу на костюм от Бриони, непослушную черную гриву на короткую стрижку, а густую бороду – на идеально выбритую кожу с ямочкой на квадратном подбородке.
Живое искушение для любой женщины и тем более девушки. Наверное, нужно радоваться, что у меня теперь есть прививка от его чар.
– Уверена, ты легко найдешь мне замену. Очередь из желающих будет от Питера до Москвы.
– Разочарую тебя, Ева. Земной шарик вращается вокруг своей оси, а не вокруг твоей персоны. У меня нет времени искать замену одной трусливой певице. Хватает забот посерьезнее.
В искусстве унижения Рауде как был первым, так номером один и остался.
– Спасибо за откровение. Постараюсь не докучать.
Кажется, мой лимит дерзости на сегодня иссяк. К черту планы и обещание встретиться с организаторами! У них есть номер телефона Гриши. Пусть звонят и договариваются обо всем через него.
– Надеюсь, с твоей стороны тоже не будет никаких ножей в спину, – отвернувшись, будто утратил ко мне интерес, произносит Леонас.
– Можешь не переживать. Я не… – К сожалению, закончить фразу не удается.
«Ожившая» Арина трогает меня за плечо, и в ту же секунду над сценой разносится испуганный детский голос:
– Мамочка! Мама! Ты где?
Глава 2. Папа
Происходящее дальше похоже на сон.
Карие глаза дочки встречаются с карими глазами Рауде. Две пары черных бровей взлетают вверх. А мое сердце замирает.
Пять лет назад мне пришлось принять условия нового агента и скрыть одну маленькую тайну. Лгать всем было не так уж легко. Несколько раз в день я брала телефон, по памяти набирала один и тот же номер и представляла, как скажу: «Привет. Мне плохо без тебя». Или: «У нас будет ребенок. Забери меня, пожалуйста».
Это были настолько острые приступы мазохизма, что каждый раз все заканчивалось слезами, опухшим лицом и выволочкой от Гриши.
«Хочешь, чтобы он примчался и заставил тебя сделать аборт?», «Хочешь рискнуть карьерой, безопасностью и ребенком?», «Прошлого унижения было мало? Нужно, чтобы Рауде окончательно втолкал тебя в дерьмо?» – Гриша слишком хорошо знал нашу с Леонасом историю и умел подбирать правильные фразы.
Наверное, жестокость агента и забота о ребенке помогли мне в конце концов восстановиться.
Спустя несколько месяцев я научилась справляться с дурацкими слабостями. На концертах перестала выискивать в залах знакомое мужское лицо, удалила из памяти мобильного общие фотографии. Вместо болезненного копания в прошлом потихоньку стала думать о будущем.
О том, что сделаю все ради благополучия моей малышки, стану сильной и независимой. О том, как признаюсь… когда-нибудь позже, когда истечет срок контракта и больше не будет так горько.
Не сейчас.
– Кто пустил на сцену ребенка?! – пока я прихожу в себя, интересуется скуластая женщина справа Вероятно, одна из постановщиков шоу.
– Где охрана? – возмущается тучный мужчина слева. Судя по инвентарю, осветитель.
Со стороны операторской площадки тоже что-то кричат, машут руками. Однако я уже ничего не замечаю и не слышу.
Не сводя испуганного взгляда с Рауде, дочка медленно подходит ко мне и обнимает за ноги.
– Я проснулась, а тебя нет, – затравленно шепчет Вика.
– Все хорошо, родная. Мама рядом. На минутку нужно было выйти на сцену. – Наклонившись, я крепко сжимаю в объятиях свое маленькое счастье.
– Ева, я могу увести ее, – внезапно подает голос Милославская. – Мы подождем тебя в гримерке.
Безумно хочется ответить: «Уведи!» Так будет правильнее. Но во рту словно пересыхает.
Я столько раз представляла эту встречу, боялась ее и ждала. А теперь не могу вытянуть из себя даже короткое «да».
– Пойдем, сладкая. – Арина протягивает ладонь и ласково улыбается Вике.
В отличие от меня, она все еще пытается что-то спасти.
– Никто никуда не пойдет! – приказным тоном останавливает нас Рауде.
– Мы не хотели портить репетицию, – начинает тараторить Милославская еще быстрее. – Ева всего на минуту вышла. А я недосмотрела и…
– Молчать, – пугающе спокойно произносит Леонас и опускается на корточки рядом с Викой.
Самое время дать деру. Рауде не из тех, кто побежит следом. Но моя смелая малышка гордо вскидывает подбородок и, еще сильнее прижавшись к ногам, произносит:
– Здравствуйте. – Как приговор.
– Здравствуй. – Голос Леонаса становится таким хриплым, будто он резко подхватил ангину. – Кто ты?
Он поднимает взгляд на меня, и от ярости в его глазах я забываю, как нужно дышать.
– Это Вика. Дочь. – Признание царапает горло и острыми иголками впивается в грудину.
– Твоя? – На скулах Рауде темнеют желваки.
– Моя. – Тяжело сглатываю. – Остальное не имеет значения, – возвращаю Леонасу его собственную фразу, сказанную пять лет назад.
Это было самое короткое прощание, какое можно представить.
– Ева! – выдыхает мой персональный Аид и морщится как от пощечины. Маска равнодушия на его лице трещит по швам.
Кажется, не только я хорошо помню наш разрыв. Торопливый разговор в больнице. Равнодушный приказ вывести меня и проследить, чтобы не вернулась. Капли осеннего дождя, бегущие по стеклам машины. И ледяной холод, пронизывающий насквозь.
Тогда я еще не верила, что Леонасу все равно. Два дня, боясь разминуться, ждала его в своей маленькой комнатушке. Отказывалась разговаривать с новым агентом. Отворачивалась от всех, кто пытался заставить поесть или выйти на прогулку.
Разбалованная его поцелуями, объятиями, заботой, я загибалась в ожидании чуда. И только когда охрана собрала мои вещи и вместе со мной выставила все на улицу, окончательно поняла, что всему конец.
Глава 3. Ноша
Леонас
Любая слабость стоит свою цену. Порой гораздо большую, чем готов платить заказчик.
В моем случае оплата вышла двойной. Размером в пять долгих лет и…
…одну девочку.
* * *
Я не собирался участвовать ни в каком фестивале. В рабочем графике на такую ерунду нет и никогда не было свободного времени. Но гребаные звезды сошлись слишком «удачно».
Сперва начались проблемы в одном из московских клубов. Три проверки за месяц и увольнение директора. Потом налоговая наехала на посредника в Сочи, который четыре года поставлял алкоголь. Третьим – жёстко «подсобил» Фомин.
Старый гондон умудрился нажраться вдупель в моем питерском клубе. И на моей же парковке въехал в тачку одного из посетителей.
На нашу общую беду владелицей оказалась новая любовница китайского консула. Больший геморрой даже придумать было сложно. Чтобы разрулить, мне пришлось срочно бросить все дела, оставить жену на сиделку и с чемоданом налички рвануть в клуб.
Ума не приложу, как бы я выкручивался, если бы пострадавшим был сам консул, но его подружка оказалась удивительно вменяемой и сговорчивой.
Деньги и обещание заменить битую машину на новую обнулили все ее претензии. В качестве бонуса девчонка получила платиновую клубную карту и этой же ночью с компанией таких же содержанок закатила вечеринку все в том же клубе.
К середине ночи я даже выдохнул, однако звонок из больницы от Фомина перевел свалившийся трындец на новый уровень.
– Тебе придется меня заменить. На фестивале, – вместо благодарности эта сволочь сразу начинает ставить условия.
– Я за тебя уже отфестивалил. Жди счет! Услуги стоили недешево.
Первое мое желание – послать его на фиг. Второе – отключить телефон и завалиться спать. Прямо здесь, как делал это регулярно последние пять лет.
– У меня вся рожа в гематомах. Шов на лбу. И перелом ребра, – заскрипел Фомин. – Спонсоры за яйца повесят, если я появлюсь на камеры в таком виде.
– Я твои яйца спасать не нанимался.
– А вот тут ты ошибся.
– Ошиблась твоя мама, когда родила тебя на свет.
Отнимаю телефон от уха. Собираюсь нажать на отбой, но Фомин опережает:
– Прости, Рауде. Выбора у тебя нет. В приемном покое уже три команды журналистов. Все ждут новостей о моем состоянии и том, как я до того докатился. В подробностях и желательно пикантных.
– Только посмей!
Несложно догадаться, к чему он клонит. После новости о ДТП с участием той девки проверки в моих клубах не закончатся никогда, а о поставщиках можно будет забыть. Обо всех сразу!
– У меня тоже нет выбора. Если не предложу вместо себя достойного кандидата, мне конец. Ты достойный, хоть и мудак. На тебя они согласятся.
– Закопать тебя надо было, а не в скорую везти, – проклиная все на свете, цежу сквозь зубы.
– С этим делом ты всегда успеешь. Нева трупов не считает. И все же сперва придется пофестивалить. С огоньком, с молодыми звездочками и всей гопкомпанией жюри.
* * *
После насыщенной ночи нихрена не успеваю: ни позавтракать, ни переодеться. Чтобы не выглядеть бомжом на дурацком организационном собрании, прошу бармена приготовить кофе, а водителя жены – привезти в клуб новый костюм.
По-хорошему, давно пора купить в доме напротив нормальную квартиру и перевезти туда гардероб со всем необходимым. Все эти форс-мажоры и суета уже в печенках. Но объяснить жене такую оптимизацию будет сложно.
В последнее время с Ингой в целом стало непросто. Все медицинские обследования только в моем присутствии. Все выходные рядом. А за каждую ночь в клубе – скандал.
Раньше я еще пытался убедить ее, что не трахаю здесь никаких любовниц. Пару раз, когда особенно доставала, привозил жену сюда, в свой кабинет, и разрешал убедиться лично – обыскать каждый метр, фирменным женским нюхом изучить каждое кресло или диван, на котором сплю.
Эти ее вспышки паранойи дожирали остатки терпения, на котором я держался последние годы. Порой даже не верилось, что пять лет назад у нас были свободные отношения и у каждого своя личная жизнь.
А сейчас из-за проклятого фестиваля предстояло окунуться в полный трындец без начала и конца.
– Буду дома вечером. Раньше не могу, – наговариваю Инге звуковое сообщение и жму кнопку «отправить».
Сразу после этого отключаю телефон и кладу на стол. Ближайшие полчаса можно даже не пытаться его включать или надеяться услышать чей-нибудь звонок, кроме бесчисленных звонков жены.
– Босс, может, вам еще один кофе? – покосившись на меня, сочувственно уточняет бармен.
– Если яд есть, добавь мне лошадиную дозу.
Устало тру глаза. До собрания всего час. Мое имя уже в списках чренов жюри. «Почетный председатель», словно мне не сорок, а всех девяносто. Во время встречи обязательно выяснится, что что-то не готово, кто-то не приехал, а с оборудованием вообще задница.
Классическая ситуация на фестивалях за бюджетные деньги. Излюбленный метод чинуш пилить бабло и скидывать все проблемы на организаторов, жюри и спонсоров.
– Яда нет, – подумав, отвечает бармен. – Но есть отличный коньяк. Вчера один клиент заказал самую дорогую позицию. Пришлось распечатать бутылку.
– Коньяк, это хорошо. – Несмотря на общее заёбанное состояние и почти двое суток без сна, улыбаюсь.
Явиться на первое собрание подшофе и с порога дать понять все, что думаю об этом мероприятии – идея на сто баллов. В далеком прошлом, когда не было еще никаких клубов, я бы так, наверное, и поступил. Горело бы все синим пламенем. Сейчас ситуация намного сложней.
– Так как? – Бармен достает с полки бутылку. Похоже, кому-то не терпится накачать собственного босса.
– Давай вечером, – останавливаю его и, влив в себя чашку кофе, иду переодеваться.
* * *
Благодаря разговору с ушлым парнем и двум эспрессо мое состояние из «трупа» переходит в категорию «временно в форме». По опыту знаю, что продержится оно до обеда, а дальше кофе нужно будет подавать внутривенно, не отключая от капельницы ни на секунду.
Перспектива так себе, потому, чтобы успеть до этого охренительного момента отключки, прошу водителя утопить в пол педаль газа. А сам по дороге быстро просматриваю документы, присланные Фоминым.
С первого взгляда все стандартно. Обычный фестиваль. Участие в формате «двадцать четыре на семь». До обеда радостное прослушивание воплей молодых талантов. После – фотосессии, интервью и концерты звезд. Итоги в два этапа: полуфинал и финал. Ничего интересного или оригинального.
«Выкинутое время» выражение так и крутится на языке. Но потом я открываю страницу с фамилиями членов жюри, и за грудиной становится тесно.
Глава 4. Дочь
Леонас
За прожитые годы я уже понял – у судьбы есть чувство юмора – черное. Сейчас вижу подтверждение.
Из всех популярных молодых певиц организаторы фестиваля выбрали самую лучшую – яркую, талантливую, способную спеть вживую без хора бэк-вокалисток. Именно ту, с которой я старался никак не пресекаться все эти гребаные пять лет.
– Ева Лаврентьева… Ева… – катаю имя на языке. Как и давным-давно сладко и горько. Красивая девушка и запретный плод в одном флаконе. – Неделю рядом…
Закрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья. Даже не знаю, какое искушение сейчас сильнее: развернуться или попросить водителя гнать быстрее.
С тем дерьмом, какое творится в моей жизни, первое, конечно, предпочтительней. Никому не будет лучше, если мы на семь дней окажемся в одной лодке. Ева точно не обрадуется такой перспективе. В прошлом я приложил все усилия, чтобы отбить у нее желание приближаться ко мне или работать вместе.
Со вторым – гнать быстрее – все сложно.
Некоторых людей можно легко вычеркнуть из памяти. Всего то – навесить бирку «Эпизод» или «Случайность». Других… одна короткая встреча, отрезок пути размером в неделю – и они навсегда на подкорке. Не забываются и не исчезают. Каждый день напоминают о том, как можно было и уже нельзя.
– Останови у шлагбаума. К входу подъезжать не нужно. Я пройдусь, – командую водителю, когда приближаемся к концертному залу.
– Там дождь сегодня. Подождите, пожалуйста. Я зонт из багажника достану.
Чем хорош персонал жены – все вышколены намного лучше, чем мои собственные подчиненные. С дрессурой у Ирмы не задалось лишь в одном случае. Со мной.
– Не суетись. Не растаю.
Толкнув дверь, выхожу на улицу и подставляю лицо под питерскую морось. По спине тут же пробегает холодок. Легкие заполняются густой прохладой. И внутри все успокаивается.
За грудиной больше не горит и не колет. Обычное рабочее состояние с простейшим планом на ближайшие два часа: «Решить организационные вопросы, подписать нужные бумажки и поехать домой».
Первое время я даже верю, что все возможно. Исполнительный директор шоу встречает меня в фойе и разливается соловьем о том, что у них уже все схвачено и от меня нужно лишь героически скалиться на камеру.
Но потом происходит неизбежное.
Ее приближение я чувствую спиной. Это как острый приступ радикулита. Между ребрами все клинит, и волна боли прокатывается по позвонкам. Никогда не думал, что заработаю когда-нибудь такую реакцию на женщину. А тут…
– Здравствуй… – Ева здоровается первой. – Меня не предупредили, что мы будем работать на одном фестивале.
Она расправляет плечи и поднимает голову. Взрослая и независимая – идеальная картинка для всех, кто не знает ее близко. Но сквозь всю эту браваду я вижу шипы и иголки.
За годы порознь скромная девочка из Тюмени научилась держать марку. Настоящая звезда, достойная своей армии поклонников. И все же, несмотря на маанящий блеск софитов, она так и не смогла выкорчевать из нутра себя прежнюю.
– Уже готовишься сбежать? – отрезвляю ее словами. Знаю, что это больно и неприятно. Однако… Проще работать с тем, кого ненавидишь, чем с тем, от кого покрываешься колючками и мечтаешь провалиться сквозь землю.
– Не хочу ждать момента, когда ты придумаешь повод, чтобы выкинуть меня из состава жюри.
Ева реагирует именно так, как нам и нужно. Взгляд становится холодным, а в глазах гаснет тревога.
– Ты повзрослела.
Не могу отказать себе в одном маленьком мазохистском удовольствии. Подхожу к ней ближе. Вдыхаю аромат… новый, дразнящий. И заставляю поднять голову.
– Уверена, ты легко найдешь мне замену. Очередь из желающих будет от Питера до Москвы, – чеканит моя звезда, даже не пытаясь освободиться.
– Разочарую тебя, Ева. – Нехотя убираю руку. Подушечки жжет так сильно, словно прикасался к огню. Чтобы не выдать себя, прячу руку в карман и вбиваю последний гвоздь в крышку своего гроба: – Земной шарик вращается вокруг своей оси, а не вокруг твоей персоны. У меня нет времени искать замену одной трусливой певице. Хватает забот посерьезнее.
Длинные ресницы вздрагивают. Заряд попадает в цель.
– Спасибо за откровение. Постараюсь не докучать.
Больше никаких иголок. Вместо перепуганного маленького ежа напротив меня стоит бронированная глыба льда. Ни боли, ни обиды.
– Надеюсь, с твоей стороны тоже не будет никаких ножей в спину. – Я отворачиваюсь. Концерт по заявкам на сегодня окончен. Дальше только дела и пошло все к чертовой матери.
– Можешь не переживать, – начинает Ева. – Я не…
Она вдруг осекается, и над сценой раздается детский крик:
– Мамочка! Мама! Ты где?
