Czytaj książkę: «YE [VNUX]»

Czcionka:

Редактор Алишер Джобакавочивич Усачев

Переводчик Эдик (п) Кардонишянович Галустянокиявич

Иллюстратор Ель дар Тихоокеанович Сабнатикович-левиафанович

Корректор Гад Раев НебесОсович

ISBN 978-5-0060-2828-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДИСКЛЕЙМЕР: Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.

YE [VNUX]

Трахтенберг марк Метизович

Посвящается:

Эдуарду Петросяну

Собаке Евгения Осипенко «фамилия изменена по просьбе правообладателей»

Олегу Тинькову

Михалу Ломоносову

Славе Марлоу

Ирвину Уэлшу

(и прочим гениям современной мысли)

Глава 1

Куда делся мой бухгалтер?

Говорил, что пойдет в секретариат к Собчаку, а сам вместо этого спрятался под столом в коридоре. Я было подумал, что он хочет подорвать себя вместе с Собчаком, а потом решил, что это какой- нибудь фокус. Но так он до сих пор и сидит под столом, где и вчера.

И никто не знает, чем он там занимается. То ли спит, то ли вообще умер. И это после того, как человек так смешно выглядел в роли бухгалтера. Даже неловко стало. Я хотел к нему подойти, но меня кто- то позвал. Я вернулся на свое место. Через несколько минут мне показалось, что в зале звонит звонок. Я стал вслушиваться, но мне показалось, что кто- то взял трубку телефона. Мне вдруг пришла в голову мысль, что в зал вошел Собчак. Но мне очень хотелось, чтобы это был кто- нибудь другой. Вдруг я услышал голос Собчака. Я встал и пошел к телефону. Но когда я добрался до него, там уже никого не было. На телефон все время падали какие- то бумаги, и он был весь облеплен какой- то желтой массой. К вечеру прямо на аппарат было страшно смотреть.

Скомкав газеты и швырнув их в угол, я вышел из зала. На улице шел дождь. Не помню уже, откуда я возвращался, но около института я встретил молодого человека, одетого как обычно. Увидев меня, он поздоровался и сказал: «Здравствуй, Жора».

Я знал, что этот парень работает в милиции, и молча кивнул ему головой. Но в его глазах мелькнула какая- то неловкость.

– Чего это ты, Жора, на работу пошёл? Ты разве не был сегодня на демонстрации? У тебя, наверно, бюллетень?

– Был

– Ну и как ты себя чувствуешь? Не сильно я тебе нахлобучил?

Я неопределенно пожал плечами. Он внимательно посмотрел на меня, тяжело вздыхая.

– Ничего, Жора, все будет хорошо», – сказал он – мы всех тут херачим, ты просто под рукой оказался…

Молодой человек хмыкнул, харкнул мне под ноги и скрылся за домом. Я хотел было догнать его и спросить, почему он называет меня Жорой, когда я на самом деле Гелий, но не решился.

Через несколько дней после того, как я рассказал эту историю на обеде, приделав несколько юмористических конструкций, меня вызвали к начальнику управления нашего предприятия. Вид у него был встревоженный и смущённый. Он сказал, что теперь уже можно не сомневаться, кто все это подстроил. Он взял с полки папку с надписью « Дело М. Керженцева», полистал ее и положил передо мной. Это было, по- моему, самое начало восьмидесятых.

В папке было всего несколько листков с машинописными сокращениями. Всего в папке было штук десять машинописных листов. Некоторые из них были исписаны – видимо, только что написанный текст. На них было отпечатано несколько машинописных версий разговора, в разных интонациях произносимого генералом. Многие из них повторялись: « Ответственный по проверке…», « Мне сообщили…», «Чего вы еще от меня хотите…».

Еще были выдержки из разговоров, происходивших в последние недели – но между ними стояли оттиски неоконченной машинописной статьи. Оказалось, что для М. Керженцева это дело было самой страшной пыткой. Главным психиатром министерства был доктор Гинзбург, с которым М. Керженцев состоял в доверительных отношениях. Гинзбург имел звание полковника и был автором монографии по шизофрении – то ли самой интересной, то ли самой серьезной из написанной за всю историю психиатрии. На М. Керженцева с Гинзбургом работал П. Гордеев, психолог, коллега Гинзбурга. М. Керженцев был в подавленном состоянии и жаловался П. Гордееву на свою судьбу. Гордеев поставил диагноз: депрессия.

В состоянии депрессии он написал в докладе руководителю управления, что считает генерала человеком ненормальным, а скорее даже маньяком. Последовал оргвывод: «Лечитесь сами!» К сожалению, именно в этом момент М. Керженцев создал первую уфологическую мифологию – не очень удачную, но всё же вполне понятную.

Он не сомневался, что его личный жизненный цикл подходит к концу. Говорили, что он довольно часто повторял знаменитую уфологическую фразу: «Ещё час, и я сдохну».

Начальник прокоментировал это дело одним гулким предложением фразой: «Надо же было человеку что- то такое придумать, чтобы создать себе в собственном сознании культ своей страшной смерти! Теперь другие начнут! Ждановщина!» Все советские уфологи в одночасье стали пионерами Жигулёвского дела.»

«Действительно, новый дискурс вызывает опасения – ответил я. – Как можно всерьёз воспринимать уфологическую версию событий? Наверное, это просто выражение коллективного подсознательного».

В ответ начальник вздохнул и сказал: «Я конечно согласен с тобой, но это сущность человека, и ничего с ней не поделаешь.» На этом беседа закончилась. Я долго думал над этим разговором, я хорошо запомнил его…

Именно с мыслей о уфологии и начинался каждый мой грёбаный день. Несмотря на всё, что могло с ним случиться, сознание моё быстро привыкало к происходящему вокруг, и все мои мысли на несколько часов вдруг начинали вращаться, подсознательно создавая галлюцинации в виде летающих тарелок.

Тогда я старался не тратить силы на борьбу с ними. Эти искажения сознания, как я теперь понимал, были чем- то вроде пси-споиков- низвергателей или загонов для новых наркоманов, которые поначалу тратят много сил на мысленную болтовню с самим собой, а потом слышат вдруг свист пуль или видят множество рикошетящих пуль. И тогда начинается настоящая фрустрация. Главное – не поддаваться.

Впрочем, на такие вещи можно не обращать внимания, думал я, иногда действительно приходилось слышать или видеть что- то не предназначенное для человеческого сознания. Но чаще всего я был захвачен совершенно не свойственным человеку настроением и просто не контролировал процесс развития их. Точно. Я не просто старался не думать о галлюцинациях, я не мог их остановить, и они прогрессировали и прогрессировали каждый день, каждый час, каждую минуту и даже секунду! Я был подавлен ими. Это было что- то вроде летаргического сна, почти бесконечного кошмара, в котором твоя воля к жизни парализована и ты понимаешь, что уже никогда не проснешься.

И, судя по всему, сон этот слишком сильно затянулся. Прям… как… я… затяг… за… затягом…

Фухх… Похоже отпустило. Нужно приступать к работе, на часах уже 9:20, а я ещё даже не включил компьютер. Итак, куда делась кнопка включения с системного блока? Она. Только. Что. Прилетела. Обратно. В. Виде. Летающей. Тарелки. Что, блять?

Надо сосредоточится на работе, хватит поддаваться этому говну.

Заходит ко мне в кабинет мой начальник: «Надо поговорить, пойдём ко мне в кабинет».

Мы заходим в кабинет, он молча протягивает мне папку с надписью «Дело М. Керженцева».

«Снова это злополучное дело» – говорю я, но вот почему-то мои слова не воспроизводятся вслух. Похоже… Опять… Накрывает…

Начальник злобно посмотрел на меня и сказал: «Опять ты, сволочь такая пыхтишь? Что на этот раз? Шмаль? Спайсы? Крэк? Ты разве не понимаешь, что ты губишь этим себе здоровье? ТЫ УВОЛЕН!».

Я, находясь в этот момент совершенно на другом уровне сознания, там, где всё тихо и спокойно, там, где никто не беспокоит, ловил самый сильный в своей жизни трип. А на слова начальника мне было поебать.

На такой аргумент вполне можно ответить трип-цитатой из Шри Ауробиндо: «Пусть я умру, но я поймаю самый большой трип в своей жизни».

Всё! И тут я поймал этот момент… Описать не смогу. Это было, как укол в сердце. Вся жизнь вдруг будто кончилась, и наступило что-то вроде какой-то эйфории, полного и всеобъемлющего счастья. Я ни о чём больше не думал, и всё было просто как само собой разумеющееся. А потом это счастье закончилось, и я вернулся на землю. В этот момент я был уже совершенно без сил и ничего не мог с собой сделать. Ещё час или два пришлось пролежать на диване в кабинете начальника. Я представлял себе, как пришёл в себя, как только понял, что сегодня у меня уже не будет трипа.

В сущности, за несколько лет всё сложилось не так уж и плохо. С тех пор, когда я был в конторе, прошло всего ничего. Всего лишь 3 года. Они промелькнули как один день. И теперь я сам собираюсь уйти. Я не ухожу в никуда. Именно это время, когда я жду свои трип-совпадения, считается в филателии самым подходящим. Это как дождик в Африке – то, чего ждут все. Трип придёт. Просто надо остаться в живых. Если останешься жив, трип придёт.

Но в машине времени я, похоже, засиделся. Надо идти. СТОП. Я блять только что назвал кабинет начальника машиной времени? Неважно. Но я и в самом деле на что-то рассчитываю. Трип уже стучит в мою дверь, пора. Надо только собрать вещи. Так. Берём только самое нужное. Я складываю в сумку свои книжки и линейку, а также портфель, наполненный различными веществами. Сложенные вместе вещи образуют стандартный чемодан, который легко закрыть. Я завязываю его, накинув ремень на шею. Всё. Теперь последнее слово. Нужно уйти эффектно. В конце концов, 3 года – немаленький срок.

Сказав начальнику при всех своих коллегах грациозное слово, значение которого я и сам не знаю «Beeshemele!» ухожу в закат. Утром. Весело пиздец. Но я не расстраиваюсь. Через две минуты я встречусь со своими 5 существами. И навсегда покину компанию S. Thomson. Интересно, много ещё таких, как я? Раздолбаев, уволенных из за наркоты. Или людей, чьи места занял этот трип? Скорее всего, второе. А может и первое. Сам-то я когда туда попаду? А попаду я туда обязательно. И сделаю я это быстро, в пять минут. Или в три. Или больше. Не в этом дело.

А собственно, в чём дело? Пожалуй, в гордости, которую, словно охотничьи собаки, различают только представители организованной преступности. Вот я подумал, что мне удалось уйти красиво. Но ведь много тех, кто ушёл не так эффектно.

СТОП. Я же стою на пороге, уже пол часа. Я же не могу войти в закат! сейчас утро! Я не могу идти домой! Блядь, дери меня в хвост и гриву, а?!

Ладно, в пизду всю эту эстетику, у входа стоит чей-то охрененный Chrysler PT Cruiser Cabrio. Пожалуй, буду осуществлять своё путешествие на нём.

Darmowy fragment się skończył.