Czytaj książkę: «Книга хочет на ручки»
Книга хочет на ручки
Книга похожа на птицу.
Птице совсем не годится,
Пылью присыпав страницы,
В темном шкафу храниться.
Книге читатель снится.
Десять ночей под подушкой
В книге жила интрига,
А после на полку душную
Ты между Гёте и Пушкиным
Встала «прочитанной книгой».
Стала для всех невидимой.
Ты интерьер – не более…
Ждет, не теряя бдительность,
Шорох шагов спасительных
Стайка строк обездоленных.
Мимо проходят дочки
И не листают внучки.
День сменяется ночью.
Книга тоскует! Очень!
Книгу возьмите на ручки!
Про книгу
Удивительно…
В этом мире, бегущем без остановки, сумасшедшем, прагматичном, переполненном информацией, по-прежнему есть стихи. Конечно, всё не так, как было раньше, в те счастливые для поэзии времена, когда в жизни людей у неё было почётное место, было право голоса, такое громкое право, что стихи могли править государством и стать поводом для чьей-то жизни или смерти.
Времена изменились, поэзия больше не в чести, только стихи это отказываются замечать. Стихи – сами по себе, не для моды, не для славы, они просто есть в этом мире, и всё. Они по-прежнему рождаются в муках, просятся в люди, и бунтуют, отказываясь сгинуть на задворках самиздата.
Да, стихи капризны, они хотят жить именно в книгах. Я уговаривала их обитать в сети, пробовала утешить их, рисуя им картинки. Они смирились на какое-то время, но, когда их стало много, снова принялись за своё, требуя переселить их на пахнущую краской типографскую бумагу.
Теперь у моих бездомных стихов есть свой первый маленький и уютный домик-книга, стены которого украшены их привычными картинками.
Заходите в гости. Добро пожаловать!
С теплом,Махоша
Вместо предисловия
Хартия Махоши о правах и обязанностях взрослых людей
Каждый взрослый человек, проживающий в подлунном мире, независимо от меры осознания им этого обстоятельства, имеет право на веру, надежду и любовь. В том числе:
1. на сказки
2. на книжки с картинками
3. на глупости и ошибки
4. на смех, слёзы и мимими
5. на вкусности и интересности
6. на принятие его любым
7. на «я так думаю»
8. на «я сейчас не в настроении»
9. на «я не понял, объясните»
10. на «обними меня, мне одиноко»
11. на «хочу побыть один»
12. на «хочу, всего, много-много».
И тот же взрослый человек имеет только одну обязанность:
1. быть счастливым.
Обязанность эта должна быть исполнена человеком с учётом существующих на данный момент его пребывания на Земле правил игры, законов, конституций, несовершенства мира и бесконечного числа возможностей, данных ему при рождении.
Просто жизнь
Где-то на белом свете
Где-то на белом свете
Есть на большой планете
Те, кто за жизнь в ответе.
Их, говорят, не счесть.
Верят в друзей и счастье
И, не страшась ненастья,
С сердцем живущие настежь
Люди на свете есть.
С каждым под звездным небом
Делят краюху хлеба
И помогают бедным,
Тем, с кем стряслась беда.
Рангов не ждут и денег,
Просто друг друга ценят.
Верят, что всё изменят,
К лучшему, как всегда.
В радостях и печалях,
Боли не замечая,
Мир на руках качают
Силой веры своей.
И на плечах планету
Держат Атланты эти.
Те, кто за жизнь в ответе,
Те, кто сгорает в ней.
Ты оглянись, дружище!
В мире душою нищих,
Там, где считают тыщи
Те, чей не вечен век,
Может быть, рядом где-то,
Превозмогая ветры,
С тонкой душой раздетой
Сердцем горит человек.
Сыро на душе
Дождит. С небес сочатся тучи.
Промозгло, сыро на душе.
Пришло унынье и канючит:
«Встречай, корми, я здесь уже!»
Узоры чертят молний вспышки,
В такт грому стекла дребезжат,
И скрипкой мучает сынишку
Сосед с шестого этажа.
Терпи, пацан! Я знаю – трудно!
Кому из нас сегодня хуже?
Тебе б попрыгать в тёплых лужах,
Но пилишь ты послушно струны.
А я свободна, нам с уныньем
В одной квартире слишком тесно.
На поводок его, и вместе
Выходим мы во двор пустынный.
Там свежих мыслей и открытий
Поток несётся мне навстречу.
А дождь… Так он известный нытик!
Не вечны гаммы. Дождь – не вечен.
Колыбельная
Невмочь уже ни плакать, ни смеяться.
Укроюсь с головою тёплым пледом.
Он вкусно пахнет домом, пахнет хлебом…
Им надышаться б… Им – не надышаться!
Свернусь клубком, смешно поджав колени.
Под темнотою спрячутся изъяны,
И защищенность детская повергнет
Всех чудищ, что укрылись под диваном.
Сквозь образов ромашковое поле
Я пробираюсь в глушь замшелой чащи.
Ручья журчанье, всех мелодий слаще,
Прольётся, увлекая быль с собою.
Уснёт послушно монитора светоч,
И надорвётся телефон без звука,
А мне дано постичь под пледом вечность,
Ах, только б не уснуть, еще минуту…
Одну минуту… На волнах дыхания
Качаясь в пустоте, теплом телесным
Течёт покой, достойный умирания…
Одна минута
Вечность
Совершенство
Айда
Эй, что грустишь? Обида иль беда?
Или на пару в гости заглянули?
Они такие – чуть слабинку дай,
Уж тут как тут, в почётном карауле.
Хорош хандрить, вперед! Айда вдвоём!
Ведь мы с тобой из правильного теста,
А в этом театре мимики и жеста
Мы вряд ли в одиночку проживём.
Ангелы тренируются каждый день
Ангелы тренируются каждый день, —
Сила, выносливость крыльев и точный расчёт.
Ангелы тренируются для людей,
Ангелы тренируют в себе полёт.
И, если где-то душе суждено упасть,
Если может разбиться о твердь, о грязь,
Ангел спешит и стремительно падает вниз,
Ангел успеет, подхватит – и в этом смысл.
Сильные крылья, выносливость, точный расчёт,
Чтобы одной душе или сотням душ,
Грешной земле оставляя сирены служб,
В ангельских добрых руках продолжать полёт,
Ангелы тренируются каждый день.
Ангелы тренируются для людей…
Просто
Кто сказал, что счастье это просто?
Кто сказал, что счастье – вечный праздник?
Лёгкие на вдохе в полный рост
Мокрыми глазами душу дразнят.
Жить сегодня – суета сует;
Жить вчера – состариться сегодня;
Завтра – было, не было и нет.
Где-то на пороге преисподней
Замереть, всмотреться, ощутить,
С головой в безумье окунуться.
Боль прожить, падение прожить
И счастливым снова вдруг проснуться.
Ах, мама, мама
Ах, мама, мама! Сколько раз с вопросом
Я приступал – зачем начало дня
Приветствуешь так странно, отголоском
Ты добавляя: «Сын, прости меня».
Вся жизнь моя в прощённом воскресении.
Печально улыбалась ты в ответ
И мне шептала: «Я ищу прощения
Там, где вины твоей, родимый, нет».
И умолкала. Зная путь наш трудный,
Твои лишенья в дар моей судьбе,
Я был готов воспеть тебя прилюдно
И в ноги благодарно пасть тебе.
Но ты ушла, оставив тайну тайной,
Мной прощена в святом своём молчании.
* * *
В угаре родовом она кричала.
Стонали жилы, надрываясь в схватках.
Не видно им конца, и нет начала
Тому, в чем ты сегодня виновата.
Ей выдали кулёк. Она бесславно
Брела, ногами меряя кварталы.
Кулёк, для всех на свете нежеланный,
Несла. Бесстыжих глаз не поднимала.
Словам внимала, двинуться не в силах:
«Не скрасят нищету твои пелёнки!
Уж лучше б в луже честно утопила,
Как надлежит безродному котёнку.
Послушай, дочка, если хочешь счастья
И жизнь прожить за пазухою божьей,
От байстрюка болящего избавься.
Сама не сдюжишь, – вряд ли кто поможет».
Её трясло… Горячка, холод, горе…
Невмоготу… И в ночь с кульком кричащим
Она шагнула, не посмела спорить.
И разве стоит спорить с безучастным?
Обратно, вдоль помоек и каналов,
В платок стыдливо кутая лицо…
Обратно, чтобы снова просто стало…
И вот уже знакомое крыльцо.
Кулёчек положила в изможденьи,
Он замер, замолчал. Тщедушен, мал,
На жёстких, битых судьбами ступенях
Сын мать долой безмолвно отпускал.
Предательством к покою не вернуться.
И разве ты могла не обернуться…
* * *
Ах, мама, мама! Жизни не жалела
И в завещании, удел вины храня,
Ты на надгробьи высечь мне велела
Свой отголосок:
«Сын, прости меня
За малодушья миг
И твой безмолвный крик…»
