Czytaj książkę: «Величие. Книга 1»

Часть 1. Они

Пролог. Наказание

…Остроконечные стены, окружающие особняк и тем самым придающие ему сходство с замком, выступали из ночной тьмы неясной громадой. Месяцы – даже не недели! – наблюдений позволяли убийце с лёгкостью оценить расстояние до их подножия и то, с какой стороны поместья она сейчас находится. В руках лежал тяжёлый амулет, испускающий колющие, неприятные импульсы. Его ей несколько мгновений назад в лесу передал Повелитель.

«Они предполагают, что к ним может явиться ассасин. Но не ждут, что сегодня. Уничтожь всех, кто там находится. Затем возвращайся к себе». – Его голос, до сих пор звучащий в ушах, отдавался в каждой мышце жжением. «Действуй. Действуй!» – властно приказывало вживлённое в кровь рабское заклятие.

Убийца скользнула вверх по холму, стараясь держаться густых зарослей. В этой части усадьбы один из стражников позволял себе слабость, пока никто не видел, не патрулировать стену, а вальяжно опереться на бердыш.

Присев за толстой развилкой двух осин, она вытянула для уверенности руки и медленно, стараясь не упустить ни капли магической энергии, стала вливать её в амулет. Хозяин спустит с неё шкуру, если она выбросит такой дорогой артефакт, да к тому же улику – поэтому требовалось рассчитать точно, сколько времени он должен действовать. Нейтрализаторы были очень эффективны против строений, укреплённых заслонными чарами – настолько, что их частное хранение каралось тюремным сроком, – однако и у них был свой недостаток: надевший их лишался возможности колдовать.

За то время, что убийца вжималась в холодную талую землю, выжидая удобный момент, её одежда успела отсыреть. Всё-таки она была женщиной, поэтому носила облегчённый доспех, а тут ещё предстояло взбираться по отвесной каменной кладке. Впрочем, с её регенерацией можно было сражаться хоть нагой: любой перелом всё равно заживёт за минуту.

Стилет вошёл под металлические пластины мягко и бесшумно, и стражник неуклюже повалился навзничь. Казалось, он даже не успел удивиться, когда за его спиной, будто из ниоткуда, вырос силуэт незнакомки. Подхватив его, чтобы не производить шума, убийца для верности перерезала жертве горло.

Размягчённая земля скрыла звук её приземления. Это была дальняя часть усадьбы, зато парк подходил вплотную к стенам. Стоило ей оказаться под сенью деревьев, как раздался сигнал тревоги. Амулет всё ещё работал, был бы он неладен. Стараясь избегать открытых участков, убийца побежала, насколько это позволяли попадающиеся в темноте корни и стволы. Несмотря на липкий холод, стало жарко, хотелось стащить с себя кожаное обмундирование и стальную пластину, прикрывающую сердце.

Затаившись в сумраке, убийца поспешно стянула со спины закреплённые ножны с мечом, перевязывая их на пояс. В этот момент энергия амулета иссякла. Она глубоко вздохнула, отсекая все эмоции…

И грянул гром. Десятки молний прорезали сгустившиеся тучи. Ураганный вихрь взревел, обрывая крики охраны, и обрушился на особняк, выбивая напрочь все окна. Где-то сразу занялся пожар, а непогода продолжала бушевать, расшатывая деревья, озаряя оскалившееся небо всё новыми и новыми мертвенными вспышками.

Больше ни от кого не скрываясь, убийца продолжила путь по аллее. Буря была её щитом, смертельные разряды – её стрелами. Она одна чувствовала себя здесь свободно и легко, точно в чреве матери. Особняк приближался, ей казалось, что оттуда, из глубины, уже доносятся истошные панические вопли.

Кто-то выбежал ей навстречу, совершенно не заметив опасности, и убийца взмахнула мечом. На лицо упали горячие тёмно-красные капли… В доме царил настоящий хаос. Вскочившая спросонья прислуга сама подставлялась под клинок. Тех, кто пытался убежать, настигала мощная ударная волна. Многие сразу ломали шею. По потрескавшемуся мрамору, или кафелю, или шёлковым обоям стекала кровь. Много крови. Она была повсюду, эта яркая жидкость, очерчивая простёртые под ногами убийцы трупы. Они мельтешили перед глазами, как наваждение. К горлу подступала тошнота.

Можно было бы, воспользовавшись телепортацией, быстрее прочесать всё здание. Но, во-первых, убийца не хотела выдавать таким образом своё точное местоположение. Во-вторых, это даст Шайратам слишком очевидную подсказку, кто их враг.

– Подумать только, до чего я докатилась, – бормотала она про себя, бродя по опустевшим залам. – Дева из благородного рода! Занимаюсь подобной мерзостью!

Распахнутые двери встречали её тревожной тишиной и следами поспешных сборов. Разбившийся флакон с духа́ми, второпях вываленная из комода детская одежда… в желудке убийцы возник тугой узел. Надо было спешить.

Арка перед входом в домашнее святилище оказалась наспех забаррикадирована мебелью. Смешная преграда! Однако стоило вихрю с оглушительным треском разбить шкаф и кресла, как отвратительная резкая вонь ударила убийце в ноздри. Непроизвольно заслезились глаза. Она едва увернулась от одного арбалетного болта, затем от другого. Третий пробил бедро. Убийца пошатнулась от ослепительной боли.

Вслед за тем некая сила сжала горло, поднимая её в воздух.

– Мерзкая тварь… – прошипел стоящий в конце залы молодой норд и вскинул ладонь. – Готовьсь!

Он выглядел нелепо в наспех накинутом фраке. Несколько стоящих рядом мужчин перезарядили арбалеты. Нога пульсировала огнём. Задыхаясь, убийца подтянула колено и мощным рывком избавилась от древка, сразу ощутив облегчение.

Стоило стрелам зазвенеть, как она распалась чёрной дымкой, материализуясь прямо над Шайратом-младшим. Меч разрубил его с противным хрустом, обдавая убийцу брызгами горячей крови. Раздались панические вопли. Всё закончилось очень быстро.

У одного из противников сдали нервы, и он попытался скрыться в подземном лазе… так вот куда спрятались остальные! Очень удачно. Убийца подошла ближе, и ей в лицо дохнуло затхлой сыростью. Даже не захватив фонаря, она нырнула во мрак.

Кладка туннеля была шершавой, но довольно ровной. Очевидно за ним ухаживают на случай надобности. Подумав, убийца всё-таки вновь обратилась дымкой: неизвестно, как далеко ушли беглецы. Вскоре она различила огни. Мало-помалу свет разгорался, распавшись в конце концов на несколько магических светильников, а встревоженный говор и хныканье детей дали ей знать, что она достигла цели.

Они не могли видеть её – сгусток тьмы в такой же кромешной тьме, – только догадываться о её присутствии, зато убийца прекрасно видела их освещённые факелами, искажённые лица. Их было десятеро: нордианка, держащая за руку мальчишку лет восьми, а рядом с ней девушка и вооружённые слуги. Последние, что-то почувствовав, встали шеренгой, перекрывая туннель.

– Бегите, дети мои! – это было последним, что успела произнести баронесса Шайрат, прежде чем убийца оказалась за её спиной.

– Мама! – завопила девушка.

Меч со свистом рассёк неподвижный воздух подземелья, напитывая его кровью и смертью…

Глава 1. Боль

Отец. Что было в этом слове? Робкая любовь ребёнка к родителю. Слабый, но неумолкающий отголосок тревоги.

Он проснулся ночью, как от толчка, и сразу почувствовал: с ним что-то не так. Что именно, Аурелий, или, как к нему чаще обращались, Его Высочество кронпринц, не мог понять. Он долго лежал, прислушиваясь к мерной тишине губернаторской усадьбы, и всё ему отвечало глубоким покоем. Судя по всему, стоял самый глухой час ночи, когда только-только нарождаются новые сутки, и все, от слуг до хозяина дома, спали. Создавалось впечатление, что он один, совершенно один в кромешной темноте на многие километры в округе, как на дне глубокого колодца. Только что Аурелий видел необычный сон: будто бы он ухаживает у себя во дворце за любимым аквариумом, а неподалёку звучит нежное, грустное пение женщины. Её голос обманчивым миражом всё ещё наполнял чужую комнату:

Позволь прижать тебя к груди,

Пока у ног моих играешь;

Дай поцелую твои ручки —

Ох, как ты резво убегаешь!

Что принесёт грядущий день,

То ведать не дано.

Но верь, однажды снова мы

Увидим вместе неба синь,

Сирени цвет и зимний иней —

Уж так нам суждено.

Кажется, эту колыбельную давным-давно Аурелию пела матушка. А он уж полагал, что и позабыл её вовсе!

И всё-таки что-то не давало кронпринцу покоя. Быть может, то, что через пять-десять лет родители, повинуясь зову про́клятой крови, вернут души Близнецам-Создателям? И тогда Аурелий останется править совершенно один…

Тоской сжала сердце быстротечность времени. Кронпринц вздохнул, перевернулся на бок, лицом к стене, чтобы перед глазами маячила только серая, неясная поверхность обоев. Тьма окутывала его, погружая ежедневную жизнь в небытие. До рассвета было ещё далеко, но тревога не отступала.

В конце концов, со своей судьбой Аурелий давным-давно смирился. Невозможно страдать из-за того, на что не в состоянии повлиять. Это в детстве, когда узнаёшь правду в первый раз, – да, конечно, слёзы, истерика. Потом начинаешь жить, как все остальные.

Но это мерзкое, странное предчувствие… как будто невидимый паук подбирается к запутавшемуся в паутине мотыльку. Свернувшийся в животе ледяной ком. Может, он страшится наступления нового дня? Завтра нужно решить, какому коммерсанту поручить строительство новой больницы, – но Аурелий так и не понял, что за интригу плетёт вокруг этого проекта губернатор. Ох, как Аурелий на деле устал! У него никак не получалось быть таким, как отец, – властным, категоричным, оставляющим последнее слово за собой. И окружающие этим пользовались.

Кронпринц не выдержал, отбросил одеяло. Холодный весенний воздух окутал его, покрывая мурашками. Очень захотелось пить, и Аурелий быстро подошёл к трюмо из красного дерева, перед которым находился столик, а на столике – кувшин с водой. Быстро плеснул в кружку и залпом выпил. Из зеркала сумрачно глянул бледный мужчина. Правильный овал лица обрамляли бледно-золотистые локоны, даже ночью озарённые едва заметным сиянием. Карие, будто гречишный мёд, радужки тоже загадочно мерцали. Благословение Бездны…

Воображаемый ледяной ком никуда не исчез. Наоборот, он разросся колючими иголками, и кронпринца прошиб озноб. Что за морок?! Глаза уже стали различать бледный узор обоев, хотя небо за полуприкрытыми гардинами по-прежнему оставалось плоским, тёмно-серым.

В памяти вновь настойчиво зазвучала колыбельная. Казалось, будто женщина, исполняющая песню, печально улыбается. Да, пожалуй, всё дело было в матушке: Аурелий не видел её так давно! Целых три года, как по велению отца отправился заниматься делами провинции. Мысли об отношениях родителей наполнили сердце горечью, которую кронпринц всегда старательно от себя гнал.

Откуда-то издалека сонно замычала корова, разбивая окутавшее Аурелия оцепенение. Кронпринц невольно улыбнулся. Он полюбил скакать на коне по бескрайним просторам местных деревень. Наступал последний месяц весны, обнажившаяся земля теперь размякла и источала терпкий, свежий аромат. Копыта коня давили её тёмную массу, как спелый виноград, и в разносящемся глухом стуке отдавалось эхо глубокой, уже пробудившейся и незаметно преобразующей всё вокруг радости. Аурелий с любопытством наблюдал, как каждый день землепашцы выходят на поля и их приземистые крепкие лошади упорно тянут плуг; как кричат, возвращаясь, стрижи в бескрайней голубой выси и сипло хлюпает между кочками студёный ручей. Это была настоящая жизнь – бурлящая, необъятная, полная ежедневных событий.

Спазм, предшествующий пробуждению новой магической способности, внезапно настиг кронпринца в районе лопаток. До этого по его телу тихо и мирно перетекала спящая энергия. Но теперь магические артерии, резко сжавшись, вошли в резонанс, достигая оптимума, бросая Аурелия в горячий пот. Потянули до предела нервы, раскрываясь в полную силу, – бурлящая, жаждущая выхода мощь хлынула по ним, откликаясь эхом Дара. Кронпринц вскрикнул, падая на колени от боли.

– Нет, не может быть… – хриплый шёпот утонул в вязкой тишине. – Это должно произойти только через пять лет!

* * *

Леса, поля и спящие деревушки стремительно проносились мимо, растворяясь в ночной мгле. Телепортация всегда была наполнена для Аурелия странными ощущениями, точно напоминание, что изначально столь могущественная магия не должна сосредотачиваться в одном-единственном существе. Ему казалось, что тело распадается на кусочки, растворившись в пропитанном звёздным светом воздухе, и остается лишь нагой, бесплотный дух. Здесь не было ни друзей, ни материи, ни времени – чистое, пустое пространство без края и конца, – и это пуга́ло, столь разительно отличаясь от земных ощущений. Считалось, что эта редкая способность, как и некоторые другие, свидетельствует о благородстве крови – и отец, и матушка его, происходя из древних родов, умели перемещаться в пространстве…

Кронпринц не помнил, как одевался и как спешно оставлял записку губернатору перед тем, как телепортироваться в столицу. В голове стоял чёрный туман, и в нём брезжила одна-единственная мысль: он должен сперва проверить. Одно предположение о том, что отец действительно погрузился в сон и больше не проснётся, возбуждало в Аурелии отчаяние. Почему так рано? Почему сейчас? Он снова и снова перебирал в памяти те скудные сведения о происхождении императорского рода, что были известны.

Давным-давно, ещё до нашествия драконов, человеческая раса завидовала эльфам в их магическом могуществе. По велению короля группа магов-исследователей создала сложный ритуал, позволяющий изменить саму природу человечества. Так родился проект «Н» – нового рода людского. Более тысячи подданных-добровольцев согласились принести себя в жертву не столько ради эксперимента, сколько жаждая силы и могущества.

Ритуал удался – но неисповедимы пути Бездны! А быть может, то разгневались Близнецы-Создатели, недовольные заносчивостью чад своих. Новые люди, обретя невероятные магические способности, оказались в то же время совершенно непохожими на эльфов. Их смертоносные чары отличались молниеносностью, а любые раны заживали в считанные секунды. Но в плату за магический дар люди были вынуждены искать источник энергии извне – и лучше всего для этого подходила кровь. И люди испугались того, что создали. Из страха и ненависти они обозвали чудовищ вампирами – точно так же, как жуткую нежить, поднимаемую некромантами.

Однако не тут-то было: новые существа объявили себя нордами, высшей расой, созданной по благоволению Всевидящей Бездны, а людей – рабами, которые отныне должны служить им. Так начались кровавые времена, когда два близких народа безжалостно уничтожали друг друга. Мир вздрогнул и встал на дыбы от криков и жестоких убийств, от смрада и количества колдовства, выпущенного на свободу¹.

Раздор мог бы длиться бесконечно, если бы среди нордов не родился уникальный ребёнок: он обладал Даром, способным подчинять волю собратьев. Первородный, как его теперь зовут, позабыв настоящее имя, объединил разрозненные княжества соотечественников. Он сумел остановить армию людей и наладить хлипкое перемирие. Так образовалась Белая империя – северное государство на краю земли.

Вот, собственно, и всё. Несколько позже отец открыл Аурелию, что Дар переходит сам, без чьего-либо участия, со смертью императора к его потомку. И каждый правитель Белой империи, хочет он того или нет, взойдёт на смертный одр, стоит наследнику переступить порог тридцатилетия.

А вот что происходит сейчас, Аурелий никак не мог понять. И это пуга́ло…

Земля внизу сливалась в размытое пятно с редкими проблесками огней. Вскоре острова света начали встречаться чаще, и вот уже на горизонте показалась сияющая полоса. Издалека можно было подумать, будто город увенчан золотым ореолом, – многочисленные металлические крыши и шпили отражали свет фонарей, но сами улицы пронизывало предрассветное хрустальное безмолвие. Вопреки здравому смыслу, Аурелий миновал Храм Первородного и материализовался сперва во дворце, прямо в отцовских покоях, надеясь, что не разбудил никого из слуг. Телепортация – поразительная магия, но и эхо от неё тоже очень заметное. Однако интуиция привела сюда кронпринца не зря. Кабинет оказался неестественно прибранным, будто им накануне и не пользовались, кровать в спальне – заправлена и даже не примята. Что бы ни происходило, это не было похоже на то, чтобы Келсий внезапно поднялся посреди ночи, бросив все мирские заботы, и, повинуясь зову крови, отправился в склеп.

Аурелий судорожно вздохнул, чувствуя себя абсолютно беспомощным. И всё-таки отправился в Храм.

Это было безжизненно-белое здание, ощетинившееся тонкими, точно жала, шпилями. К главному входу, высоко поднятому над землёй, вела гигантская аркообразная лестница – не святилище, а целая крепость. Однако то, что восхищало взгляды горожан и служило местом для главных церемоний, представляло в действительности лишь вершину айсберга. Под разукрашенными мрамором и золотом стенами находилось суровое и неприглядное подземелье. Именно в глубине катакомб, стен которых никогда не касался луч солнца, каждый император рано или поздно возводит себе при помощи чар каменное ложе – последнее своё творение – и погружается в беспробудный сон, медленно рассыпаясь в прах частица за частицей. Только родные приходят, чтобы в последний раз взглянуть на застывшее лицо мертвеца и покрыть его второй половиной саркофага. Ещё буквально несколько часов назад споривший или шутивший владыка, не обронивший ни единого прощального слова, лежит перед ними хладным трупом. И кроется в этом нечто жуткое, горестное и благоговейное – ибо вновь совершается необратимое, роковое таинство.

Чувствуя, как сжимается сердце, Аурелий ступил в гулкий парадный зал, даже в темноте переливающийся перламутровыми всполохами. Аурелий нечасто здесь бывал, но достаточно ориентировался среди переплетающихся резных арок из сандалового дерева, между которыми были помещены статуи его предков, в самой середине – Первородного, восседающего на троне в виде золочёного дуба. Золото, золото… оно мерцало повсюду, в складках мрамора и на оконных наличниках, на стенах и потолке, олицетворяя священную внешность Табриессов. Точно живые сосуды из мяса и костей, в которые переливалась мистическая сила, императоры жили и умирали, сами подчиняясь ей более, чем любой из их подданных.

Как правило, монументальная архитектура храма давила на Аурелия, вызывая желание выйти обратно к солнечному свету, но сейчас кронпринца охватила торжественная печаль. Точно блудный сын, он возвращался к своему отцу, чтобы наконец вспомнить, для чего был рождён, и смиренно принять долженствование. Здесь, как никогда, он ощущал неразрывность наследия. Императоры и императрицы прошлого спокойно ждали его все эти годы, зная, что однажды он к ним придёт, как бы ни хотелось отвернуть лицо от правды. Один раз – чтобы преклонить колена перед возвышением. Второй – чтобы обрести вечный покой, хочет он сам того или нет.

В воображении Аурелия всплыл образ сумрачных ниш вдоль массивной винтовой лестницы, закрытых плитами с высеченными на них датами и инициалами, и кронпринца пробила крупная дрожь. Он взял магический светильник, спрятанный за одной из статуй, как некогда ему показал отец. Из-за низкой двери катакомб пахнуло сыростью и забвением. Свет выхватил узкие ступени, тонущие во мраке, и Аурелий медленно двинулся вниз, к тому месту, где должны были разрешиться все сомнения. Тёмные проёмы с плитами сменялись один другим – одинаково пыльные, старые. Время то пускалось вскачь, пропуская в сознании целые отрывки, и тогда кронпринц пугался увидеть родителя действительно холодным, безмолвным, больше не отвечающим ни на какие мольбы и обвинения, – то неимоверно замедлялось, и тогда Аурелию казалось, что он никогда не дойдёт до конца и эта жуткая ночь с её мучительной неизвестностью будет тянуться вечность.

Но к самому страшному невозможно подготовиться заранее. Аурелий вдруг увидел плиту с именем своего дедушки – и понял, что вот сейчас. Ещё несколько шагов. Он почувствовал чудовищную слабость и опёрся рукой о стену. Посмотрел вверх, на начало гигантской винтовой лестницы. Давящая, зловещая тишина резанула по нервам. Ему захотелось закричать, чтобы хоть эхо ответило ему в этой истязающей разум мгле, и, не в силах больше выносить пытку, преодолел расстояние. Ниша оказалась пуста.

Пуста и покрыта густым слоем пыли, сюда явно никто не приходил. Нечто сродни облегчению охватило Аурелия, но быстро сошло на нет. Теперь причина со следствием не сходились совсем. В хаосе бестолковых суетящихся мыслей всплыло одно-единственное слово, сулящее надежду хоть как-то прояснить ситуацию: матушка. Кронпринц судорожно выдохнул и, ещё раз окинув взглядом подземелье, телепортировался снова.

* * *

Бледно-розовый дворец, вокруг которого раскинулся обширный лесопарк, обычно было легко заметить даже в предрассветных сумерках. Его белые колонны, небольшое озерцо с беседкой и мраморные статуи вдоль парадной аллеи ярким пятном выделялись на тёмном фоне леса. Однако в этот раз было что-то не так: туман, протянувшийся над линией горизонта, не рассеивался, а сгущался угольным пятном. Вскоре оно превратилось в столб густого дыма, но даже понимая, что впереди пожар, Аурелий не представлял масштабов разрушения.

Обуглившиеся стены гигантского остова смотрелись неестественно уродливо на фоне замершей в предрассветной неге природы. Некогда прозрачный, умытый росой воздух отяжелел от гари. С высоты птичьего полёта урон, нанесённый поместью, был особенно хорошо заметен: поваленные деревья, расколотые статуи, находящиеся далеко от своих пьедесталов, будто бы их швырял великан, – всё свидетельствовало о жестоком вторжении, сметающем обитателей усадьбы со своего пути. Кое-где виднелись простёртые в беспорядке трупы. Аурелий обмер, готовый закричать от ужаса, если бы у него сейчас был голос. Произошло нечто непоправимое, теперь он был уверен, и сердце стенало и рвалось наружу, предчувствуя страшное.

Чуть снизившись, кронпринц заметил конный разъезд, тоже осматривающий догорающие останки особняка. Ощутив волну магического эха, перепуганные всадники выхватили сабли, однако увидев, кто перед ними материализовался, вытянулись в стременах.

– В-ваше Высочество!

Это были простые норды, из крестьян, напялившие на себя военную форму. Судя по всему, усадьба Юйсинь охранялась без особого прилежания.

– Где императрица? – стараясь сохранять внешнее спокойствие, потребовал ответа Аурелий.

– Не можем знать, Ваше Высочество. Ночью, местные говорят, тут всё сверкало и громыхало, так что они и нос на улицу боялись показать, а едва под утро всё стихло, послали за жандармами. Пока мы сюда добирались, со стороны поместья никого не встретили.

– Хорошо, я сам отправлюсь на разведку. Вызовите немедленно подкрепление и оцепите всё поместье. Никого, кроме жандармов, сюда не впускать.

– Так точно! – облегчённо отсалютовали всадники, обрадованные, что им теперь не надо самим придумывать план действий.

Никто не озаботился безопасностью наследника, отправившегося в одиночку в глубину разорённой усадьбы, ведь всем известно, что род Табриессов благостен и неиссякаем. В этом и заключалось благословление Бездны: каждый монарх династии бессмертен, пока не подойдёт срок правления наследника. Можно сказать, вся жизнь императоров протекала по иным законам природы, хотя как именно эти законы возникли и какому механизму подчинялись, до сих пор оставалось загадкой. Жрецы учили, что такова была воля Бездны на заре времён. Её невозможно постичь до конца, но важно оставаться благодарными за дарованное.

Однако впервые кронпринц ощущал смутную тревогу за собственную жизнь, догадываясь, что отец, даже несмотря на то, что его не оказалось в катакомбах, всё-таки мёртв.

Кромка неба порозовела, обнажая раны особняка ещё больше: расколотый берег озерца, и выбитые стёкла окон, и превращённый в топкую грязь газон. Древний род Брунгервильссов, из которого происходила его мать, лучше всего владел магией воды и ветров.

– Матушка! – Пронзительный крик кронпринца разорвал мёртвую тишину поместья и угас.

Он закричал снова, напрягая до предела лёгкие, с тем чтобы услышать в ответ только ужасающее глухое безмолвие. Здесь явно никого не было. Не имея иных подсказок, Аурелий медленно двинулся в северную часть сада, куда вело большинство разрушений. Он старался не приглядываться к серым лицам убитых, лишь скользил взглядом по одежде, чтобы убедиться: это не она. Но в желудке всё равно мутило, и один раз Аурелий не сдержался.

Парк хранил молчание, нехарактерное для пробуждающегося утра. Птиц не было, равно как и признаков присутствия иных живых существ – всё бежало, спасаясь от чудовищных, испепеляющих волн магии, чьи отголоски перекатывались по земле до сих пор и неприятно обжигали кожу. Сапоги Аурелия вскоре промокли, луж и топей было столько, что ему надоело их обходить. Следы боя вели во всё более дикую местность, и вскоре разбитая кладка аллей сменилась слякотью раскисших тропинок. Здесь разрушений было меньше, будто сражающиеся стали более избирательными, зато каждое из заклятий впечатляло своим масштабом. Расколотые молнией деревья, не успевший растаять, с крупное яблоко град, трясина, появившаяся на месте прежде неглубокого овражка, – тот, кто всё это создавал, должно быть, яростно защищался. Порой улики заводили Аурелия в тупик, и ему приходилось возвращаться, чтобы найти новый след.

Край солнца между тем поднялся над лесом и его лучи проникли под кроны деревьев, разгоняя серый сумрак. Воздух, висевший до этого над землёй неподвижной массой, шевельнулся, и потянуло утренней свежестью; в этот момент Аурелий уловил едва слышный стон.

Ему понадобилось всего мгновение, чтобы очутиться у виднеющейся впереди беседки. Императрица лежала прямо на деревянном полу, широко раскинув руки. Сквозная рана зияла в том месте, где находилось сердце – здесь бессильна даже невероятная регенерация нордов. Сколько же она находилась здесь, мучаясь в предсмертной агонии и не имея возможности быстро уйти из жизни из-за древней силы своей крови?

– Матушка… – хрипло позвал Аурелий, опускаясь перед телом на колени.

Веки императрицы дрогнули, но в приоткрывшихся зрачках ничего не отразилось.

– Матушка, это я. Твой сын, Аурелий. Матушка, ты слышишь меня? – Он бережно приподнял её за плечи, пытаясь согреть своим теплом. – Не оставляй меня! Очнись!

Если бы он пришёл раньше… нет, ничего бы не получилось. Её смертельно ранили задолго до того, как он достиг столицы. Её убили, пока он ещё спал в доме губернатора.

– Я счастлива, что ты жив.

Это фразу он скорее прочёл по дрогнувшим губам императрицы, нежели услышал. И её жуткий смысл, который подтверждал все его опасения, который превращал невозможное в реальность, сотряс кронпринца ледяной, крупной дрожью.

– Погоди. Где отец? Что случилось? Матушка, ты слышишь? Матушка, скажи ещё хоть что-нибудь! Матушка! Не надо. Ответь мне! Ответь мне!

Они всегда были чужими друг другу, но сейчас, как никогда, Аурелий вдруг ощутил, как много она для него значит. Эта женщина, которую он не успел узнать. Мать, которую всегда в глубине души любил. Её последние, предсмертные слова – они не только напугали его, но и были её прощальной лаской. Крупные слёзы побежали по щекам Аурелия, падая на пропитавшееся кровью платье. Он рыдал до боли в лёгких, до опухших, воспалённых глаз – и никто не появился, чтобы пролить свет на сгустившуюся вокруг тьму преступления; только когда сил уже не осталось, он поцеловал её холодный лоб и, не дожидаясь подкрепления, переместился во дворец.

Он стал императором.