Czytaj książkę: «Тринадцать месяцев»
© Мария Сараджишвили, 2021
ISBN 978-5-0055-3142-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тринадцать месяцев
Христианин никогда не сможет достигнуть ни любви к Богу,
ни истинной любви к человеку, если не переживет весьма многих и тяжких скорбей. Благодать приходит только
в душу, которая исстрадалась.
Архимандрит Софроний (Сахаров)
Тбилиси, 2018 год
Оглавление
Вместо предисловия
Спустя 10 лет после описываемых событий, когда все утряслось и обиды схлынули, я теперь могу спокойно посмотреть и принять мое прошлое. Проанализировать, зачем мне надо было через это пройти. Любые совпадения с реальностью и конкретными людьми лишь плод вашего воображения.
Часть 1
Услышанная молитва или как правильно формулировать свои желания
Примерно к 35 годам мне наскучили духовные искания. И я решила целенаправленно молиться о даровании христианского брака. Верующий муж, с которым можно было бы держать посты, и все такое. Ну и дети, конечно. Штуки три. Немного поздновато, скажете, спохватилась душа-девица. Но, как известно, умная мысля приходит опосля. В моем случае умная мысля медленно доползла до двухметрового жирафа черепашьими темпами. Свои лучшие годы я посвятила другим вещам. И когда нормальные ищут женихов я порхала в других империях, которые впоследствии оказались лишь миражами в пустыне, но не про них речь. На тот период не было счастливей меня человека и ни о чем таком, приземленном, я не думала. Когда ж спохватилась, поняла, что время мое безвозвратно ушло.
Тем не менее, я систематически стала бухаться на колени перед своей любимой иконой «Нечаянная радость» и бубнить мысленно портрет воображаемого жениха:
– Матерь Божия, пошли мне верующего мужа, тихого, доброго, альтруиста и русскоязычного обязательно. Внешность и материальная сторона – без разницы.
Так прошло еще три года. Я продолжала свои поклоны и мысленные зудения. По ходу бегала по урокам, писала свои рассказы и особенно ни о чем не задумывалась.
Начался 2006—2007 учебный год. Среди новых учеников оказался 15 летний Хусейн. По договору с мамашей надо было появляться у него раз в неделю и пытаться вдолбить ему английский. Посоветовали меня им их родственники, с кем я уже раньше занималась.
Помню, явилась я на место учебных подвигов первый раз. Ученик, сверкая рваными джинсами, провел меня в частный дом через запущенный садик. Ловко запустил руку через разбитое стекло во входной двери, и мы оказались в недоделанной пристройке. Потом вошли в небольшую комнату. В углу лежала сухонькая бабулька с огромными пилотскими наушниками – слушала через них телевизор.
Я поздоровалась. Старушенция тут же стащила с маленькой головы локаторы и радостно осклабилась:
– Аа, ты что ли эту скотину английскому будешь учить?
– Я.
– Ты уже пятая или шестая. Ни хрена не учит. Только зря мать деньги выбрасывает. Сама—то в Турции пашет. Ладно, не буду мешать.
И водрузила наушники обратно.
Мы начали разбираться общими усилиями что задано.
Уже на втором уроке правота слов бабушки Вардуи предстала во всей красе. Внучк не хотел учиться и фонтанировал причинами несделанного задания. Я доложила о казусе.
– Примите меры. Я так ничему научить его не смогу.
Вардуи шустро стащила свои наушники и разразилась речью.
– …твою мать. Опять за старое. У меня родителей не было. И то я как читать книжки любила, да кто давал. А у этой скотины все на подносе, а он не учит. Ты все равно ходи, продолжай. Авось что залетит в мозги. Мать приедет, деньги отдаст. За нами не пропадет.
Я продолжала ходить раз в неделю. Примерно на третий или четвертый визит Вардуи опять сняла свои слуховые аппараты и сказала нечто новое:
– Ты погоди с этим английским. Тебе сколько лет?
– 37.
– Моему сыну 42. Давай, будь моей невесткой. У меня сын, мамин козельчик, неженатый. Как раз подойдете друг другу.
Я не нашлась, что ответить. Мое молчание было истолковано по своему.
– А че, ты не думай, мы не бомжи. У нас шесть новых пододеяльников имеется. В шифоньере лежат.
Мне стало смешно.
– Такое и у меня есть. Не в этом же счастье.
– О! Золотые слова. Мой сыночек тихий, хороший, на голову ему наплюй, он и не заметит. Мы пол Тбилиси обошли. Ко всем подряд сватались, никто свою дочку дать не хочет. Люди какие на деньгах зацикленные пошли. Сразу спрашивают: «А машина у вас есть?» – «Нету, говорю, только мясорубка имеется». «А дом отдельный?» – «Нет, говорю, одним колхозом живем». И сразу отказ. А ты небось и верующая.
– Да.
– Ну, дело в шляпе! – обрадовалась Вардуи. – Мой Эричек тоже такой же больной на голову. По церквям лазает. Вместе и будете кантоваться.
Надо ли говорить, что я не восприняла в серьез это предложение, но продолжала ходить. Вардуи еще несколько раз возвращалась к этому разговору. Сына ее физически дома не было – приходил поздно. Наши часы никак не совпадали.
Примерно в январе я обнаружила проблему со здоровьем. Дошла впервые жизни до эхоскописта в поликлинике и услышала диагноз:
– Через месяц вы умрете.
Умирать я не собиралась. Но и особенного страха не было. Что ж пора так пора. Детей нет. Цепляться не за что.
Дальше была беготня по разным врачам, включая и онколога, который сказал: «Это не мой профиль». Нужна была операция, исход которой был не ясен.
Я еще продолжала ходить на уроки, но передвигаться было все труднее и труднее. В один из уроков с Хусейном я увидела на столе книгу «Люди и демоны». Удивилась и спросила:
– Это чья книга?
– Хлам моего дяди.
– И много у него такого «хлама»?
– Целая комната. Пойдем, покажу. – и он завел меня в коморку, где на полках стояли труды Феофана Затворника, Добротолюбие и еще куча всяких книг с золотыми тиснеными корешками.
– Дядя чем занимается?
– Маляр он.
– Можно книжку взять почитать?
– Да, пожалуйста.
Я взяла парочку и написала письмо, мол, беру на неделю, обязуюсь вернуть. На следующем уроке Хусейн почетно вручил мне ответное послание, которое начиналось со слов: «Дорогая моя сестра во Христе, Мзия» и изобиловало церковно—славянскими оборотами. Написано было довольно грамотно, почти без ошибок. Мы стали переписываться. Потом созваниваться. Тем временем мне надо было ложиться на операцию.
Первое свидание
Я постепенно возвращалась к жизни после операции, заново училась ходить, Эрик названивал и требовал встречи. Я выползла в парк к фонтану.
– Я расскажу о своей жизни, – начал он. – Ты меня так хорошо слушаешь. Даже дома так никто не умеет. Только начну, говорят: «Мозги не крути».
Я внимала, иногда вставляя междометия.
Водопад прорвало.
– У меня самое светлое воспоминание в жизни – это армия. Я служил сперва в Белоруссии, потом в Чехословакии. Там я впервые в жизни наелся. Очень люблю жареную картошку. Кормили нас хорошо, от пуза. Дома такого не было. Я даже подрос на 3 сантиметра. Хочешь я скажу десятизначный номер моего автомата. До сих пор помню.
– Не надо, я верю.
Дальше он стал рассказывать про современные ракетные установки системы Тополь, которые мне были абсолютно не интересны.
Мы давали круги по парку, Эрик был в ударе, расписывал будни советской армии. Я терпеливо ждала объяснения в любви, но их не было. Ему нужны были мои уши.
Иногда он перескакивал на свое детство. Там все было настолько грустно, что я чуть не заплакала.
Жили безбедно на Украине, пока отец был жив. Был он сапожником – цеховиком. Умер, когда сыну было 10 лет. Братья отца повезли хоронить его в Тбилиси. Мать надеялась, что помогут ей растить сирот, но вышло иначе. Они голодали, родной дядя имел план – присвоить себе их часть дома, Эрика сдать в детдом, его сестру спихнуть замуж. Вардуи запила и дети вынуждены были разыскивать ее по улицам и приводить домой.
Я слушала это и переваривала с трудом. Это была история из какого-то параллельного мира. Чем то напомнила мое ПТУ-шное прошлое. Но даже там такие истории были редкостью.
С другой стороны это был мир героев Достоевского, который заслуживал уважения и посильной помощи.
Побег в замуж с территории Зины
…«Та» сторона намылилась уже придти с кольцами меня сватать, и я попыталась подготовить маму к эпохальному событию. Увы, после выяснения личности претендента, я расшиблась о глухую стену неприятия:
– Нет и все! Будут лететь с лестницы вместе с кольцами! Ты меня знаешь!
Я знала. И пошла искать обходные пути. Сбегала к о. Павлу за советом как поступить.
Он моментально вник в суть проблемы и сказал:
– Они все в этом возрасте эгоисты. Избранник-то чем дышит?
– Верующий, за лежачей матерью смотрит, только с работой проблема.
– Выходи. Благословляю.
Дальше было дело техники. Я поскакала к Зине, окрыленная благословлением, и поделилась гениальным планом под кодовым названием «Побег из Шоушенка».
– Можно я к вам потихоньку свои вещи буду переносить, а потом заберу.
Мужененавистница Зина напряглась при слове «замуж», но услышав про духовника, слегка расслабилась. Но свое все же высказала:
– Ой, какое время замуж в твоем возрасте. Это опасно. А вдруг что. И не надо улыбаться! Знаю я вас – один блуд на уме.
Я не смогла сдержаться и лопнула от смеха.
– Вот, правда глаза колет.
Потом сменила тактику:
Ну-ка покажи его. Я в лицах разбираюсь.
Я показала фото в мобильнике.
– Ничего, вроде. – протянул специалист по физиогномике. – На человека похож. Но я б не рисковала. Откуда знаешь, вдруг что. Может, тайный маньяк.
В итоге я потихоньку подготовила все необходимое и в назначенный день Эрик пришел к Зине меня забирать, чтобы перетащить сумку на другую улицу в свою коморку.
Зина открыла дверь и прожгла его своим красноречивым взглядом. Потом отозвала меня на кухню и сказала свистящим шепотом:
– Он мне не нравится. Подозрительный гусь. Ты все же подумай.
Потом вышла к нему и официальным тоном, не обещавшим ничего хорошего, сказала, поджимая губы в нитку:
– Кофе будете?
– Буду. Я люблю кофе. В день десять чашек пью.
Зина удалилась опять на кухню, сделала мне знак глазами следовать за ней, включила воду и стала выдавать новые психологические наблюдения:
– Ты заметь. Болтает много. Уже патология. Сразу согласился на кофе. Подозрительно очень. И 10 чашек в день. Я тебе говорю, он не работник. Может, передумаешь? У меня сердце ёкает…
Я только вздохнула. И так была на нервах.
В итоге Эрик допил кофе, забрал мою сумку и мы вышли, провожаемые нехорошим взглядом, вперед к новой жизни.…
Про ЗАГС
Расписываться мне не имело смысла. Лишняя беготня. В случае развода и рождения ребенка алименты мне б никто не платил, так как у мужа не было постоянной работы, а дом был оформлен на двоюродную сестру. Сама семья Эрика там была на птичьих правах. Изначально у меня не было цели что-то отнять у него.
Эрику ЗАГС тоже был до фонаря. Это лишняя трата.
Как это виделось мне издали
Вымоленный жених четко садился в нарисованные мною рамки. Внешне мы были похожи как половинки разрезанного яблока. Оба смуглые, черноволосые с одинаковыми горбатыми носами. Все остальные компоненты вокруг него воспринимались мной как временные трудности, которые следовало мужественно преодолеть с Божьей помощью. Тем паче, что благословение мной получено и милость Божья должна все покрыть.
Я знала, что живет его семья в постоянных долгах, но думала, что стоит мне туда ступить ужо я наведу там гвардейский порядок и в финансах и в продуктах. С моей то экономностью!
Просчитала моим технарским умом все варианты.
Первый. Пожив немного, мы разведемся ибо вокруг куча разведенных. Даже если я уйду от него беременная, то по-любому смогу поднять ребенка. Но это будет накрайняк. Сперва буду все терпеть по максимуму, так как одной с ребенком сложно.
Второй. Мы совпадем по всем параметрам и будем жить вместе. Пока смерть не разлучит нас. Я неконфликтна, мне неважны материальные условия, одежда, косметика и прочее. Что ж должно случится, чтоб я не ужилась?
Что, если он будет мне изменять? Что ж и это не страшно.
Матершинница и курящая астру свекровь? И это ерунда. Ведь она бедная темная женщина, с тяжелой судьбой. Надо принять и смотреть сквозь пальцы. Неужели я с высоты институтского диплома не сделаю ей скидки? Да нет проблем. Пусть матюкается себе на здоровье.
У нас будет комнатка 3 на 4 метра? А зачем больше. Легче убирать.
Главное, что занимало мои мозги на тот момент – смогу ли я забеременеть после той операции. Профессор так и сказал, что шансы у меня невелики.
Я честно предупредила об этом будущего мужа и свекровь, прежде чем появляться у них дома в другом статусе.
– Я не знаю, смогу ли родить.
Свекровь махнула рукой.
– Не родишь и хрен с ним. Лишь бы ты с моим сыночком сладко жила. Не боись, попрекать этим тебя не будем. Я десять лет детей не имела. Меня поедом ели. Знаю, что это такое.
Будущий супруг тоже пожал плечами:
– Я ж не феодал средневековый. Как Бог даст. Усыновим кого-нибудь. Не беда.
Еще я предварительно посоветовалась с подругами. Все в основном склонялись к мысли, что попытка не пытка. Раз в жизни можно и замуж сходить. Только моя крестница Дарья, уже жившая в схожей ситуации, сказала:
– Они тебя танком переедут. Не суйся. Ты не знаешь, что за состав.
Несмотря на этот сигнал, я все же решила попытаться. Могла предположить все, кроме нескольких подводных рифов. Но до этого еще было далеко.
Первые шаги на чужой территории
Эрик привел меня к себе в дом в новом статусе. Когда шли по дороге от Зины, извинился:
– Следовало бы тебе цветов купить. Но, как назло, денег нет ни копейки. И в магазинах одни долги. Но ничего страшного. Это все суета сует, правда. И кольцо я планировал, да вот облом – уже три месяца работы нет. Ты ж не в обиде?
– Нет конечно. Это все никому ненужные символы. – согласилась я.
Но, как только мы дошли с сумкой до его апартаментов, тут же этот вопрос встал ребром. Вардуи поцеловала меня и сразу же приступила к делу:
– Так, ну что с кольцами делать будем? Соседи че скажут? И так языки у всех отсюда до послезавтра. (Чтоб поотсохли бы разом у всех). Невестку привели, а кольца где? Наше-то золото все в ломбарде застряло. Нина только успевает проценты вносить.
– Ну, можно серебряные купить за три лара и кончить базар. – говорю. – Кому какое дело. А деньги еще на другие дела пригодятся.
– Да ты чего??! Еврейка штоль, так за деньги дрожать? – свекровь всплеснула руками. – Или с Луны шандарахнулась? Без золота никак нельзя. Тройка сразу отпадает – раз у тебя уши непроколоты. Но без баджагло (1) никак нельзя. У тебя случаем не завалялись нигде лишние сотни две? А мы тебе потом, как Нина с Турции приедет, отдадим. Кусками.
– Да не проблема. Есть, – говорю, – у меня заначка.
И мы пошли выбирать на базар кольца. Мне не хотелось начинать жизнь с конфликта. Выбрали абы что и приехали назад.
– Покажи ей, сыночек, где и что у нас. – командовала свекровь с постели хрипатым голосом – Пусть суп какой-нить сварганит. А то с утра я уже все сигареты скурила и три чашки кофе выпила.
Эрик раскрыл шкафы и показал, где кастрюли и тарелки. Отыскались несколько картошин и капуста
Потом пошла искать ванну помыть руки. Она находилась в сарае, наскоро сложенном из блоков. На двери не было ни малейшего намека на крючок или задвижку. Только к двери была привязана веревочка неизвестного назначения.
– Эрик, а это что? Где задвижка?
– Да нет ее. Мы «ку-ку» говорим, когда занято.
– И мне говорить «Ку-ку»?!!!
– А что, большое дело. Тут все свои.
– Я тебя прошу, сделай задвижку. Или крючок. Я в шоке.
Эрик, недовольно бурча, пошел копаться в своих инструментах и через пять минут прибил просимое.
С кровати донеслось:
– Во дает, не успела ногой ступить, уже порядки свои устанавливает. 17 лет баня стоит и ничего. Ох, чует мое сердце, сожрет эта стерва моего сыночка…
Утром я собралась на уроки. Тут новый сюрприз:
– Слышь беда у нас какая! – говорит свекровь – Щас газ нам придут отрезать – срочно надо где-нить сто лар достать! У родственников напротив не хочу просить – они языки распустят. Ты у подруги займи – мы потом отдадим.
Я побежала доставать требуемую сумму.
Так началась моя семейная жизнь.
В райских кущах
Семья, куда я зашла, была во многом нетипична. Дома они общались на русском, а если не хотели быть услышанными, переходили на армянский, из которого я знала несколько слов, но стала учить, чтоб понимать все нюансы. Хусейн с матерью в особо тонких случаях переходили на турецкий, который не знали все остальные. Впрочем, это не играло особой роли в основном общении.
Дома у меня на момент описываемых событий не было горячей воды и зимой было очень холодно, так как не было отопления. У мужа был бак, хорошая дровяная печка и газ. Да, было пусто в еще советском холодильнике, но это было решаемо.
Отношения между нами были очень хорошими. Совпало все до мелочей.
Психологически, насмотревшись и наслушавшись своих подруг, я была готова и к худшему в отношениях, но этого не было.
Меня супруг не мучал типичной кавказской ревностью, не запрещал мне общаться, бегать по ученикам, не контролировал мои разговоры и тем более не подымал на меня руку.
Он получил, что должен был получить, чему был очень удивлен, исходя из моего возраста.
Свекровь только сокрушалась:
– Э, не дала мне твоя мать тебя по-людски посватать. В дом не впустила. Ох, я ее душу мотала. Я так мечтала, вот сыночек женится, будем мы с ханами (2) подружками, вместе кофе пить.
Я выполняла свои чисто женские обязанности – готовила немудреный абур (это так, оказывается, называется суп с мацони), борщ, котлеты из 200 грамм мяса, обильно набитые хлебом и зеленью и прочее. Убирала за всеми и освоила стирку машинкой, (у себя дома я до сих пор стираю руками).
Для Эрика, привыкшего есть один раз в день трехразовое питание было в диковинку. Свекровь удивлялась:
– Ты откуда эту моду взяла – кашу по утрам? Мы что в детском саду?
Для них было привычнее кофе и сигареты, за чем я и бегала вначале аж на базар и закупала сразу большими партиями, чтоб выгадать пару лишних лар. Но потом поняла, что это напрасный трюк. Я стала ощущать подводный риф. Но об этом отдельной главой.
Общались мы примерно так:
– Моя девочка…
– Да, мое солнышко…
Утром я подавала ему завтрак в постель на подносе, чего раньше никто ему не делал. Вначале он удивлялся в своем стиле:
– Кому я кусок хлеба подал, что мне так повезло.
Он взял работу на 200 лар и приходил к вечеру, уставший, но довольный. Вообще, при ровном спокойном характере его трудно было вывести из себя. Я ждала голубя сизокрылого с ужином, сварганенным из топора.
Постепенно пришли и чувства. Я обнаружила в муже много положительных черт, которых не было у меня:
– Редкую доброту. Он, не задумываясь, мог отдать последнее.
– Постоянное добродушие. А я была всегда склонна к унынию и мрачным раздумьям, анализам и всяким расчетам.
– Простоту. Он обычно говорил, что думал, не умея просчитывать и взвешивать каждое слово.
– Золотые руки. Эрик самоучкой постиг электрику, сантехнику, чинил любые приборы.
Раньше ему надо было кого-то нанимать, чтоб приходила женщина и готовила элементарный обед на два-три дня, а тут появилась я и сразу решила все проблемы, постоянно притаскивая продукты. Не сидеть же мне там голодной, так как привыкла есть три – четыре раза в день «как барыня» по мнению свекрови.
Тут еще пришла моя подруга Карина поздравить нас, критически оглядела мое новое жилье – каморку с 40-летним ремонтом и выдала Эрику все что думала:
– Ты хоть понял, что в лице Мзии джек—пот выиграл? Я б ногой не ступила в это бомбоубежище. Почему новые обои не поклеил? И рамы не крашены, наверное сто лет.
– Это еще при моем деде так было – ни к месту ляпнул мой простак. – Зато память.
– Какая память?! Убожество! Ты ж хелосан (3). Другим ремонты делаешь, а живешь как, как… – она запнулась, подбирая точное слово.
– А я сапожник без сапог. Нам и так хорошо. – улыбнулся непробиваемый Эрик. – Правда, моя девочка?
Мне по большому счету было плевать на жуткие обои, давно потерявшие первоначальный цвет и пропахшие табаком. Во мне уже зрела новая жизнь и я была счастлива, так как забеременела почти сразу. Мой план удался.
Нина как один из подводных рифов
Спустя две недели после переселения к Эрику в доме поднялась суматоха. Нина – моя золовка – позвонила и сказала, что уже перешла границу и скоро будет в Тбилиси.
Свекровь запаниковала:
– Быстро дом приберите, чтоб все блестело. О, едет мой генерал. И этот, как его, спонсор. Эрик, свои инструменты прибери. Явится, опять гавкать начнет. Ты знаешь сеструху. Ну ее в баню. Язык, что бритва. Вся в отца – покойника.
Мы начали драить.
В условленное время в дверь ввалилась Нина. Невысокая, коренастая, с двумя неподъемными сумищами, женщина 45+. Расцеловалась по старшинству со всеми, потом со мной:
– Ну, здравствуй, сестра.
Вручила мне свадебный подарок – золотой образок с Божьей Матерью. Я вручила ответный дар, поздравила ее с прошедшим днем рождения. Мне был дан совет:
– Детей побыстрее делайте, не тяните резину.
Я ответила в ее же стиле, что мы работаем в этом направлении.
Дальше она пошла разбирать сумки.
Я анализировала базу данных. Свекровь рассказывала о дочке следующее:
– … Нина любимица отца всегда была. И лицом и повадками. Боевая, себя в обиду не даст, не то что Эрик – рохля, коранам ес (4). Бедный мамин козельчик. Весь в меня, безответный. Нина, когда Павлик от сердца умер, день плакала, успокоить ее не могли. А Эрик даже и не допетрил что отец умер. Нина, как ей 18 стукнуло, сразу работать пошла и всегда при деньгах, но шибко тратить любила на то – на се. Потом, как с Турцией границу открыли, одна из первых туда полезла – товар возить. Там с Исмаилом в гостинице познакомилась. Хусейна родила. Сюда приехали жить. Исмаил из бедной семьи был. Но душой хороший. Турок, а его все наши родственники любили. Он здесь в пекарне пристроился. Потом что-то повздорила Нина с мужем. И они разошлись. От алиментов отказалась. Оставила мне годовалого внука и снова в Турцию рванула – деньги делать. Так и живет наездами. Иногда контрабанду возит. Пол жизни при каждом переходе границы теряет. А что делать. У Эрика работа, то есть – то нету. Там же в Турции Гочу – хевсура подцепила. Живут уже давно вместе. Но сюда в Грузию им ехать смысла нету. Не признают сваны мою Нину за его жену. Шутка ли, Гоча на 14 лет ее младше…
Дальнейшие события показали, что Нина в семье главная. Ее побаивался Эрик, а мать тем более. За старые грехи, когда та сильно пила. Эту тему сын всегда обходил стороной, зато дочь при разговоре могла спокойно бросить матери:
– А ты заткнись, всю молодость мне отравила, алкашка. Сколько стыда из-за тебя приняла.
Примерно в таком же стиле вел себя и ее сын Хусейн. Знал прописную истину: кто платит, тот и заказывает музыку. Когда дядя ему начинал что-то выговаривать, легко давил на мозоль.
– А ты молчи, мама тебя содержит. Ты разве мужчина.
После этого можно было и схлопотать по мозгам, но бабка неизменно вступалась за единственного внука.
Таковы были реалии и подводные рифы, которые мне надо было огибать. Что я и делала.
Побыв дома день, Нина занялась инспекцией кухни. Залезала в самые труднодоступные места и точки, проводила пальцем по поверхности и показывала мне пыль:
– В другой раз и тут убери.
– И здесь.
– У меня всегда все блестит.
Я кивала и обещала оправдать ее надежды. Потом она повела меня в магазин и официально представила кассирше:
– Вот, Иамзе, знакомься, невестка наша.
Та расплылась в улыбке. Поздравила.
Нина продолжала:
– Давай ей что надо в долг. Я приеду, расплачусь. У Эрика опять работы нет.
При мне она рассчиталась за прошлый месяц, что набрал ее сын по списку – всяких йогуртов и сладостей. Через день она уехала обратно в Турцию с двумя ларами в кармане, сказав на прощанье:
– Ну, счастливо. Вы уж как-нибудь прокрутитесь.
Потом, помню, она приехала через месяц, и инспектируя владения осталась не довольна наведенным блеском. Бросила мне:
– Если не успеваешь, сделай аборт!
Меня как ножом полоснуло.
