Czytaj książkę: «Слушаю и повинуюсь»

Czcionka:

* * *

Вечер

Я Амани-хумай, птица-удача. Моя суть – свобода и моя судьба – исполнение желаний.

* * *

В зеркале отражалась человеческая девушка: кожа благородного цвета слоновой кости, темные чарующие глаза, высокие скулы, правильной формы нос, манящие губы… Черная свободная рубашка до колен, длинные широкие рукава, золотая вышивка и капельки рубинов – галабея была прекрасна, как и девушка, на которой она была надета. По-человечески прекрасна.

Я пожелала не видеть, и красавица в зеркале взмахнула пушистыми ресницами, закрывая глаза.

О, Аллат!..

– Что ты наделал, колдун? – прошептала я. А хотелось кричать – так, чтобы весь мир содрогнулся от моего плача. – Что ты со мной сделал?!

В зеркале появилось еще одно отражение: высокого, намного выше девушки, мужчины. Короткие темные завитки волос красиво падали на лоб, гармонировали с золотистой кожей. Раньше мне понравились бы такие волосы и такая кожа – цвета оливок с восточного побережья. А еще эти жгучие, хищные глаза.

Сейчас же девушка в зеркале сморщила носик от отвращения.

– Ну что же ты, Амани? – протянул мужчина низким, бархатным голосом. Точно крадущийся в низовьях Джуманы, что за Великим морем, леопард. – Неужели тебе не нравится твое тело? Ты прекрасна, моя хумай!

– Я не твоя! – Как же меня раздражал этот мелодичный, совершенно не мой голос!

– Ну почему же? – улыбнулся мужчина. Холеные пальцы колдуна пробежались по темным, почти черным волосам красавицы в зеркале, подцепили прядь. – Ты моя. Вся.

Лицо отражения исказилось.

– Не смей! – проскрипела я, пытаясь вернуть родной голос, а не эти певучие, человеческие оттенки. – Отпусти меня!

Пальцы с волос перебрались на шею, щеки. Девушка в зеркале замерла, дрожа. Во взгляде появилась мольба, и лишь глубоко, далеко за ней – откуда смотрела настоящая я – горела ярость.

– Ну уж нет, хумай, – рассмеялся мужчина, лаская нежную кожу красавицы, и я ярко чувствовала его прикосновения – они обжигали. Сквозь ярость и мольбу пробилось удивление: обычно обжигаю я. – Мне совсем не нравится, что ты исполняешь чужие желания. Я хочу, чтобы ты слушала только меня.

– Это желание я не могу исполнить.

– Можешь, – шепнул мне на ухо мужчина. – Можешь, Амани. Гляди, – он мягко повернул меня за подбородок, заставляя смотреть в сторону окна. – Скоро солнце сядет. Ночью, когда твое превращение завершится, я овладею твоим новым телом. И тогда ты, хумай, будешь петь только для меня.

У девушки в зеркале задрожали губы.

– Нет! – севшим, совсем не моим – человеческим – голосом простонала я. – Нет…

Мужчина улыбнулся, убирая руки. Отступил к двери.

– Да, – и добавил, тягуче, бархатно: – Увидимся ночью, моя хумай.

В повисшей тишине стук засова прозвучал громом, и я содрогнулась.

В темных глазах отражения сгустками пламени горело отчаяние.

* * *

– О, сайеда, что вы делаете?!

Не выпуская из рук острый осколок, я обернулась.

Ифрит в облике девушки-служанки подбежала ко мне, лепеча:

– Сайеда, вы поранились!

Я пожала плечами – человеческое тело слушалось, будто я всегда его носила. И боль я чувствовала, точно человек. Раненый палец жгло, когда ифрит приложила к нему остро пахнущую лекарством повязку.

– Зачем же так, сайеда? Вы еще не привыкли к боли…

– Пусть. У меня будет сотня лет, чтобы к ней привыкнуть. Сотня лет, пока Вадд не заберет этого ничтожного смертного в свое царство теней. – Мой голос дрожал от злости.

Ифрит подняла голову, и я осеклась. На обнаженной золотистой груди служанки горела печать подчинения.

– Ваша клетка быстро разрушится, сайеда, – тихо отозвалась ифрит. – Человеческие тела так… смертны.

Я покосилась на ее печать и промолчала. Что какая-то жалкая сотня лет против ее тысячелетия?

Ифрит молча поклонилась и принялась убирать осколки зеркала.

– Я могла бы освободить тебя. – Мой голос журчал непривычно, но слова давались легко. – Пока я человек, – ифрит выронила осколки, обернулась, – но колдун не даст мне это сделать… Отсюда можно сбежать?

Загоревшаяся в глазах служанки надежда погасла.

– Нет, сайеда.

– Неужели? Никаких потайных ходов, ничего? Люди же это любят.

Ифрит покачала головой. И грустно произнесла, указывая на окно.

– Гули.

– Гули? – изумилась я. – Какие-то гули помешают ифриту?..

– Посмотрите сами, сайеда, – перебила девушка, возвращаясь к уборке.

Теряясь в догадках, я подошла к окну. Что же там за гули… О, Иблис!

– Видите, сайеда, – девушка-ифрит поддержала меня, когда я пошатнулась, и тоже грустно глянула вниз. – Когтями они рвут нашу сущность, а волшебный ошейник развоплощает навсегда.

Я молча кивнула. Да, то, что гуляло внизу, с трудом можно было назвать гулями. Тело полуженщины-полукошки, лоснящаяся гладкая шерсть, громадные саблевидные клыки…

Одна из тварей, заметив мой взгляд, подняла голову и, зарычав, прыгнула на стену башни. Я отшатнулась.

– Не бойтесь, сайеда, – улыбнулась ифрит. – Здесь вы в безопасности. Но не советую выходить во двор.

– А вы… тоже не выходите? – пытаясь унять стучащее сердце, выдохнула я.

Грустная улыбка исчезла. Ифрит опустила голову.

– Дворец большой, сайеда. А к воротам подойти может только сайед.

Я тихо выругалась. Ифрит робко коснулась моего плеча и тут же убрала руку.

– Крепитесь, сайеда.

Да. Всего-то сотня лет рабства у какого-то чернокнижника.

– Отсюда нельзя бежать, – тихо произнесла напоследок ифрит. – Никак. Пожалуйста, сайеда, не пытайтесь.

Я сжала кулаки и глубоко вдохнула.

Нельзя, да?

* * *

Солнце алело в сиреневых душных сумерках. Я представляла, как хохочет Аллат, кутаясь в свою расшитую золотом накидку, и ждала, когда месяц-Вадд понесется по черно-синей дороге неба, подстегивая серебряных быков, прогонит сестру и избавит меня от этого унижения.

Я не могла сбежать, оставаясь человеком. Я не могла сбежать, оставаясь хумай, потому что колдун связал меня. Но цепь между телом и духом все еще оставалась зыбкой.

Шагов я не слышала. Зато стук засова заставил вздрогнуть.

– Ну вот и ночь, Амани, – улыбнулся колдун, жадно разглядывая меня.

Ненавижу… Я потянула абайю, оголяя плечо. И, вспоминая, как это делают человеческие женщины, томно пропела:

– Это правда – то, что ты говорил? Я действительно красива?

Во взгляде колдуна полыхнуло оно – желание… Ликуя про себя, я закончила:

– И тебе действительно нравится это тело? Ты хочешь, чтобы оно было твоим?

Я терпела его прикосновения и поцелуи, пока не услышала долгожданное:

– Да…

Я Амани-хумай. Моя суть – свобода и моя судьба – исполнение желаний.

Я улыбнулась, заглянув ему в глаза.

– Ну тогда получай его.

Теряя сознание, я еще успела поймать в глазах человека отражение недоверия, удивления, ярости. Но мой дух отлетел достаточно далеко, и я не слышала новое желание. На руках колдуна осталось только тело прекрасной человеческой девушки. И тоненькая цепочка-связь между ней и духом.

Но этого было достаточно, чтобы пленить меня снова.

Ночь первая
Черный конь для шехзаде

День в Бахре, столице великой империи Гази, начинался рано.

Только-только солнце-Аллат показывалось из-за горизонта, рассыпав по небу сверкающие волосы-лучи, как узенькие улицы наполнялись жизнью. Люди муравьями торопились по утренней прохладе сделать большую часть работы за день, чтобы отдыхать в жаркое полуденное время. Стучали ставнями лавок ремесленники, позванивали колокольчиками водоносы, приветственно распахивали двери хамамы, стучали в гонг жрецы Аллат, отмеряя время. Медленно, величаво ступали по пыльным улицам караваны верблюдов. Они направлялись в порт, а оттуда по самой широкой улице в городе – в хану, главный рынок Бахры.

Здесь, в крытых павильонах, царил полумрак, прорезаемый сотнями солнечных лучей из маленьких круглых отверстий купола. И шум – стук отворяемых ставней-прилавков, шорох шагов по цветной плитке пола, гулкие голоса пустынников-бедуинов и визгливо-звонкие – жителей побережья. Запахи пряностей, манящие ароматы сладостей и тонкая, но стойкая струйка пачули и амбры витали в воздухе.

Жизнь бурлила, стоило солнцу показаться на небе, и затихала, только когда Аллат исчезала за горизонтом, отправляясь на ночной покой.

Но до заката пока было еще далеко.

– Ай, сайеди, рот не разевай, пряности-сладости покупай! – по обычаю звонко, перекрывая шум рынка, зазывал Фарах. – Давай, голубей не считай, покупай, вай-вай-вай!

Амин сгрузил на пол десятый по счету мешок молотой корицы и уселся под прилавком, переводя дух.

– Ай, сайеди! – воскликнул Фарах, подаваясь навстречу заинтересовавшемуся товаром кочевнику. – Ай, хорошая пахлава, свежая!

Бедуин, чей народ издревле славился ненавистью к сладкому, только усмехнулся.

– Куда мне ее?

– Ну… верблюда накормишь! – нашелся Фарах, сверкая улыбкой.

Кочевник, махнув рукой, отошел от прилавка.

– Не идет сегодня торговля, да простит меня Манат, – тихо пожаловался Фарах, давая отдых уставшему горлу.

Амин пожал плечами и молча поднялся. Во дворе ждали еще шесть мешков пряностей и требующие за них денег караванщики-бедуины. Денег у Амина не было, а хозяин лавочки, торговец, сайед Ясар, никому кошелек не доверявший, как обычно опаздывал.

Когда Амин снова вернулся, Фарах ругался с караванщиком – из Аиши или Шакиры, судя по выговору.

– По-твоему, это лукум?! – возмущался караванщик, тыча в мягкий белый комочек узловатым пальцем. – Ты посмотри! Да ты его потрогай! Он уже сгнил давно! И за это – двадцать драхм?!

– Пятьдесят, – степенно поправил Фарах. – За прекрасный шакер-лукум, достойный самого султана, да будут дни его вечны…

Амин улыбнулся, стирая пот со лба. Достойный султан не стал бы на такое лакомство даже смотреть.

Караванщик снова ткнул в лукум пальцем и поморщился.

– Двадцать пять – и это мое последнее слово.

Фарах открыл было рот – возмутиться, но тут по павильону пронесся звон гонга, и громкий чистый голос евнуха возвестил:

– Великолепный, одаренный милостью Манат и улыбкой Аллат, Сиятельный шехзаде Шакир изволит пройти здесь!

Амин торопливо упал ниц, упираясь лбом в пол – пусть его и не было видно из-за прилавка. Рядом бухнулся Фарах, к нему присоединился караванщик – как и все посетители рынка пали ниц, приветствуя сиятельного царевича.

В наступившей тишине шелестели одежды евнухов, позвякивали драгоценные браслеты на холеных руках Шакира, стучали «пятками» копий стражи, приветствуя благословенного.

Амину не нужно было подсматривать, чтобы знать – красивое лицо шехзаде кривится в гримасе презрения. Сиятельному скучно в бесконечных торговых рядах и хочется скорей попасть в сердце рынка – оружейные и ювелирные мастерские, позабавить себя или выбрать подарок для новой фаворитки.

Стража в десятый раз стукнула копьями, и по павильону снова прокатился шорох. Свита шехзаде и сам Сиятельный ушли и вернутся только в полдень – Шакир всегда долго выбирает оружие и перебирает драгоценности. Тщательно осматривает, подробно расспрашивает мастеров, приценивается, словно нет в его распоряжении всей казны султана.

– Чего разлеглись, болваны?! – взвизгнул над прилавком знакомый голос. – Я вам за это плачу?! А ну марш за работу!

Фарах возвел очи горе и выпрямился, напевая:

– Как прикажете, сайед Ясар, как прикажете.

Амин выпрямился и с тоской посмотрел на мешки. Рынок вокруг шумел, возвращаясь к торговле.

Маленький толстенький, но очень голосистый сайед Ясар подкатился к прилавку, подтолкнул Амина к закутанному в хаик, точно почтенная дама – в паранджу, кочевнику.

– Заберешь у него три мешка персиков. И чтобы ни один фрукт не помялся!

Кочевник невозмутимо двинулся к сверкающему солнцем выходу из павильона. Амин, вздыхая, поплелся следом. Ему иногда казалось, что сайед Ясар путает его с ослом. И не только, когда ругается.

Солнце поднялось уже высоко, когда Амин дотащил последний мешок, выслушал от сайеда Ясара весьма нелестное мнение о себе в общем и всей нынешней молодежи в частности, взял пустое блюдо и отправился в дальнюю часть павильона – разделенный на клетки-лавочки склад за пахлавой.

Здесь гул рынка стал тише, зато одуряюще, невыносимо пахло пряностями. Прикрыв нос рукавом, Амин привычно стер пот со лба, огляделся… и чуть не выронил блюдо.

Попав в круг света сквозь забранное решеткой окошко у потолка, у открытого мешка со сливами, которые Амин только что так аккуратно переносил со двора («За каждую раздавленную ягоду сам платить будешь!»), сидел мальчишка-побережец лет десяти на вид и с явным удовольствием набивал рот сливами, персиками, лежащей рядом пахлавой, – всем, до чего смог дотянуться. Еще и причмокивал от удовольствия.

– Ты… – выпалил Амин, таращась на воришку. Голос от изумления не слушался. – Ты что…

Мальчишка повернулся, заинтересованно глянул на юношу и нагло запихнул в рот еще пахлавы.

– Ты… ты что тут делаешь? – наконец смог связно спросить Амин.

– Фем, – пробубнил мальчишка. И, сделав титанический глоток, вытер губы рукавом, оставив на когда-то белой ткани жирное пятно. – Ем, – и добавил, указывая на заранее приготовленный Амином лукум: – О, подай-ка мне еще вон той белой мягкой штуковины. Пожалуйста.

Амин дар речи потерял от такой наглости, молча глядя, как мальчик щурится в полумраке склада, шарит рукой, находит сливу и запихивает ее в рот.

– Фуфу хофу! – требовательно заявил воришка с полным ртом, тыкая в лукум. – Хофу! Фай!

– Ты с ума сошел, – тихо произнес Амин. И, подскочив к ребенку, схватил за шиворот. – А ну проваливай отсюда!

Мальчишка вырвался, отскочил подальше, вытер рот рукавом и обиженно протянул:

– Ну тебе что, жалко, что ли?

– Я сказал: пошел вон. Быстро! – громким шепотом прошипел Амин, надвигаясь на ребенка. – Ты знаешь, что с тобой сделают, если поймают?

Мальчик отступал – не забывая набирать полные пригоршни слив и пахлавы, – пока не уперся спиной в стену. Остановился и, глядя на Амина наивными чистыми глазами ребенка, выдохнул:

– Нет. А что?

Амин выругался про себя, снова схватил маленького негодника за шкирку, но больше ничего сделать не успел.

– Сколько ты собираешься здесь торчать? – пропыхтел от входа Ясар.

Амин замер. Мальчишка, воспользовавшись паузой, засунул в рот пахлаву и счастливо улыбнулся.

– Я же сказал: одна нога здесь, другая – там. Ах, ты, ленивый шай… – сайед-хозяин запнулся, и Амин, стоя спиной к входу, очень отчетливо вообразил лицо Ясара: брови насуплены, маленькие глазки прищурены, двойной подбородок удивленно подергивается. – Что здесь происходит?!

Мальчик невозмутимо сунул в рот сливу. И тут же ею подавился, когда толстая мягкая, как поднявшееся тесто, рука схватила его за шею, отпихнув Амина.

– Вор, – неверяще пропыхтел торговец, оглядывая мальчика с ног до головы.

Тот в ответ посмотрел на Ясара и метко плюнул косточкой. Сайед вздрогнул и схватился за подбитый глаз.

– А-а-а! Во-о-ор!

Амин очень четко представил, что сейчас произойдет. Если раньше за воровство в Бахре отрубали руку, то с тех пор как сиятельному султану привиделась Манат, потрясающая шнурком-завязкой от кошеля, закон ужесточили – теперь преступника, невзирая на возраст, лишали головы.

Шаги стражи уже звучали в переходе между складами, когда Амин, заслонив невозмутимого мальчишку, упал перед Ясаром на колени.

– Сайед, вы неправильно поняли! Прошу вас, не надо. Это… это я его сюда привел!

Торговец брезгливо покосился под ноги.

– Ты?

И бросил удивленный взгляд на ребенка. Мальчишка, разжав наконец руки – персики и сливы покатились по полу, – сосредоточенно смотрел на Амина.

А тот зачастил:

– Да, сайед. Умоляю, не гневайтесь, это мой… э-э-э… сын моей… э-э-э… сестры. Я должен был присмотреть за ним, я не знал, я не думал, что он… Лучше накажите меня, он же еще ребенок…

Стражники остановились в дверях, не торопясь заходить. Ну, наказывает хозяин нерадивого работника, так и что – дело-то житейское.

Ясар лениво махнул пухлой рукой, показывая, что в помощи не нуждается. Амин так и думал: сайед не станет поднимать лишний шум, он быстро просчитает про себя выгоду. И терять рабочие руки из-за горсти персиков и слив не станет. Нет, Ясар возьмет свое иначе.

– Неделю работаешь бесплатно, – бросил торговец, брезгливо отпинывая сжавшегося юношу с дороги. – Или месяц. Я подумаю. И принеси, наконец, пахлаву. Да, и если я увижу хоть еще раз твоего… этого негодника, плахи ему не миновать.

Амин дождался, когда хозяин уйдет, и только тогда со вздохом поднялся. Оглянулся.

Но на складе уже никого не было. Мальчишки, конечно, и след простыл.

Весь оставшийся день Амину не раз приходило на ум сравнение с ослом – прибыл караван из далекой Кусеи, а с ним и торговец, привезший Ясару сладкие земляные орехи. Амин переносил мешки со двора на склад, каждый раз непроизвольно вглядываясь в полумрак клетушки. Но странного мальчика, естественно, не было. Как не было и лукума – на полу сиротливо валялся только один белый комочек.

Потом пришлось носить уже мешки с корнями куркумы – спустя неделю они отправятся в Кусею. А сайед вместе кусейцем сидели в тени, попивали ароматный чай, делились новостями, попутно оговаривая условия сделки. Проходя мимо, Амин то и дело слышал: «Ну какой может быть неурожай, когда у вашего соседа, почтенный Абазади, я слышал, цена в три раза ниже?» или «А вы знаете, почтенный ас-сайед Ясар, какие нынче пошлины установили кочевники? Это же просто разорение, да не прогневится на меня Манат!».

– Снова этот бурдюк тебя развел? – сказал Фарах, когда Амин принес в лавку блюдо с персиками. – Не пойму, почему ты его терпишь? Пригрозил бы, что уйдешь… Да вон, хоть к сайеду Наджаху, он и то меньше скупится.

Амин только грустно улыбнулся и, со вздохом стирая пот со лба, поплелся обратно во двор.

– А я думал, ты сирота, – бросил Фарах ему вслед.

Амин только в очередной раз удивился, как пронырливый бахрец успевает все узнавать. Явно не Ясар про «родственничка» на ушко нашептал. Иной раз Амину казалось, что Фараху благоволят местные джиннны – как еще можно быть в курсе абсолютно всего, что творится на рынке?

К вечеру жара стала потихоньку спадать. И, когда уставшее, заалевшее солнце-Аллат потянулось за накидкой-гишуа, и сумерки прозрачным покрывалом наполнили Бахру, Амин передал ключи от склада сайеду Ясару, попрощался с Фарахом, собравшимся с друзьями в чайхану, и устало направился домой на городскую окраину.

Обычно шаги за спиной не привлекали внимание. Праздные прохожие направляются в храм, бани или чайхану – многие бахрцы возвращаются домой только после полуночи. Но эти были странными – легкими, скользящими. До храма Аллат Амин не оглядывался, но потом не выдержал. И удивленно замер.

По пустой улочке за ним спешил воришка со склада. Поймав взгляд Амина, остановился. Простенькое лицо побережца расцветила совершенно плутовская улыбка.

Амин молча смерил его сердитым взглядом, отвернулся и пошел дальше. Мальчишка не отставал. И бежал вприпрыжку, пока Амин не остановился снова.

– Что ты здесь делаешь?

Мальчик насупился.

– Как что? Иду.

– Куда? – уточнил Амин, думая, что еще чуть-чуть – и маленький вор получит за случай на складе сполна.

Мальчик почесал затылок и словно само собой разумеющееся выдал:

– К тебе.

Амин мысленно застонал.

– Откуда ты? Где твои родители? – с трудом сохраняя самообладание, спросил он. – Ты прибыл с караваном или на корабле?

Мальчишка склонил голову набок и снова почесал затылок. Пробурчал, ткнув пальцем в небо:

– Оттуда я. И мне некуда идти. Пусти к себе, а? – и снова широко улыбнулся.

Амин медленно вдохнул. Так же медленно выдохнул, успокаиваясь.

Стая голубей, с шумом хлопая крыльями, взлетела в тающее закатом небо.

– Ну мы идем, да? – дергая себя за ухо, поторопил мальчик.

Амин кивнул.

– Идем, – и, подойдя ближе, добавил: – Давай руку.

Мальчик окинул его странным взглядом, но руку в ответ протянул. Амин совсем не удивился, почувствовав, что пальцы у воришки липкие. На мгновение юноше стало интересно, сколько сладостей этот негодник сегодня успел слопать?

Они повернули в левый проулок, оттуда – в еще один и, наконец, впереди показалась высокая, богато украшенная резьбой по камню башня.

– Не думал, что ты живешь в храме, – удивленно протянул мальчик, разглядывая башню.

Амин молча огляделся, заметил группу младших учеников, гуськом идущих из медресе за учителем. И подтолкнул мальчика к ним.

– Нет. Ты живешь. Уважаемый сайед! Вот, от вас отбился.

Жрец мазнул равнодушным взглядом по Амину и обалдевшему воришке, махнул рукой, и выскочившие словно из ниоткуда младшие служители-рабы живо поставили мальчишку в строй.

Амин, не став дожидаться, когда негодник поднимет шум, поспешил на свою улочку.

…Вадд-месяц выбрался на небо, в храме Аллат отслужили молитву. Амин с усталым вздохом упал на потертый ковер и попытался забыть, что во рту с утра маковой росинки не было… когда над ухом вдруг раздалось:

– Слушай, а я не понял той шутки с храмом.

– Иблис!

– Да нет, я всего лишь.

Амин медленно приподнялся на локтях и неверяще уставился на сидящего рядом мальчика.

– Ты? Как ты… как ты здесь оказался?!

– Вошел, – пожал плечами воришка, кивая на открытую дверь. – Слушай, а у тебя случайно нет тех больших сладких ягод? Ну, темно-синих. Мне они понравились.

Амин, в который раз напомнив себе, что имеет дело с ребенком (хоть и очень странным, и очень наглым), молча встал, схватил негодника за шиворот и поволок к двери.

Мальчик и не думал вырываться. Молчал, даже когда вылетел за порог – только удивленно глядел на Амина через плечо.

– Во имя всех богов! – выдохнул юноша. – Или ты оставляешь меня в покое, или я зову стражу и тебя возвращают к родственникам. Или в храм, если ты сирота. Понял? Тогда пошел вон отсюда!

– Но ты же сказал, что я сын твоей сестры, – обиженно отозвался воришка.

Амин, взявшись за дверную ручку, сердито бросил:

– У меня нет сестры.

И хлопнул дверью перед носом удивленного мальчика.

…В тягучей тишине южной ночи тоскливо завыла соседская собака. Спустя минуту к ней присоединилась еще одна. И еще. Потом чей-то визгливый голос проорал ругательства, и собаки – так же по очереди – замолкли.

Амин ворочался с боку на бок. Глаза слипались от усталости, но пустой желудок все не давал уснуть. Пора бы к голоду и привыкнуть, но пока не получалось.

Амин улегся на спину и, положив руки под голову, уставился в потолок, принявшись изучать давно знакомые трещины.

За дверью тихонько, но очень жалостливо затянули песню кочевников – древний гимн гостеприимству.

Амин изумленно прислушался: какому это певцу-шади вздумалось явиться в их бедный квартал? Да еще такому сладкоголосому. И странно-знакомому. Но, когда голос дошел до припева-речитатива, юноша сразу вспомнил, где его слышал.

Мальчишка мгновенно заткнулся, стоило Амину распахнуть дверь. И, по-прежнему стоя на коленях у порога, грустно вздохнул:

– Ну чего ты такой упрямый, а?

Амин услышал, как застучали ставнями соседи, явно разбуженные песней, и торопливо втащил мальчика в комнату.

– Какого шайтана ты ко мне прицепился?!

Мальчик только устало улыбнулся и, степенно поправив видавшие виды рукава посеревшей абаи – рубашки до колен – демонстративно растянулся на ковре в центре комнаты. И нарочито спокойно засопел.

Амин тихо застонал. Посмотрел на мастерски притворяющегося спящим ребенка, подумал, что ночью все равно тащить его некуда – в такой час даже жрецы спят – и улегся рядом.

Последнее, что он почувствовал, прежде чем провалиться в долгожданный сон, был мальчик, подползший поближе и уткнувшийся носом ему в бок. Странно, но это почему-то казалось по-домашнему уютным.

Медленно, проделав недолгий путь по дороге-небосклону, месяц-Вадд направил колесницу за горизонт. Ему на смену явилась красавица-Аллат – распустила косу, скинула накидку-гишуу.

Мальчик сладко дрых, умильно положив руку под щеку. Проснувшийся Амин смотрел на него и с трудом преодолевал искушение пнуть негодника.

Искушение стало нестерпимым, когда мальчишка, открыв глаза и потянувшись, сонно поинтересовался:

– А что мы будем завтракать?

– Благодаря тебе, – желчно отозвался Амин, разминая затекшие плечи, – я еще неделю буду росой питаться.

Мальчик забавно склонил голову набок и убежденно произнес:

– Не сможешь, – потом подумал и спросил: – А почему просто не пойти в чайхану, как твой друг? Он же и тебя звал. Там вкусно готовят, я проверял. Особенно в той, где еще фонтан и верблюды рядом.

Амин с трудом отогнал от себя картинку вкусного даже на вид истекающего ароматным жиром хузи или кебаба и раздраженно спросил:

– Я похож на богача?

– Нет, – зевнув, отозвался мальчик. И заметив, что Амин встал и направился к двери, встрепенулся. – Эй, а ты куда? Ты меня одного оставишь? Я не хочу. Я с тобой пойду!

Амин обернулся.

– Только попробуй. И если еще раз заберешься в наш склад, я тебя больше выгораживать не стану.

Мальчик шустро вылетел за дверь следом, огляделся и снова потянулся.

– У-у-у, рань какая, смотри, даже твои соседи спят, на улице никого… Кстати, все хотел спросить, зачем ты мне помог?.. Эй, а можно помедленнее, я за тобой не успеваю.

– Вчера ты за мной прекрасно успевал, – отозвался Амин, не сбавляя шаг. – Зачем ты к нам забрался? Рядом же склад торговца жемчугом. Что, замок открыть не смог?

– Сдался мне жемчуг! – с презрением протянул мальчик. – А вот те белые сладкие штуковины были очень вкусными, – и застенчиво добавил: – Я еще хочу…

Амин резко обернулся, схватил воришку за руку и потащил уже знакомой дорогой к храму.

– Ты… конечно… можешь… если хочешь… снова меня… туда… отвести, – задыхаясь, бормотал мальчик, еле за ним поспевая. – Но я… все равно… сбегу.

Амин, раздраженно щелкнув пальцами, остановился.

– Как ты это делаешь? Открываешь замки, сбегаешь? Ладно, храм, но на рынке охрана получше будет. Как?

Мальчик согнулся, держась руками за колени, и прислонился к стене ближайшего дома, пытаясь отдышаться.

– У меня… связи. Слушай, ты можешь идти помедленней? Ну пожалуйста!

– Какие еще связи? – допытывался Амин.

– Богатые, – буркнул мальчик, отвечая юноше хмурым взглядом.

Амин подошел ближе. Наклонился, заглядывая воришке в глаза.

– С кем?

– Возьми меня с собой – скажу, – тут же отозвался мальчик.

Амин смерил его задумчивым взглядом.

– Не будешь мешать мне работать и на склад больше не полезешь. Договорились? И сладости не тронешь.

– Ладно, не трону, – упавшим голосом откликнулся мальчик.

Некоторое время они шли молча. Потом воришка вдруг ехидно поинтересовался:

– Что, решил с моей помощью эти самые жемчуга стащить?

Амин, не оглядываясь, промолчал.

– Все вы такие, о богатстве мечтаете, – вздохнул мальчик. – И ты мечтаешь.

Амин, не останавливаясь, бросил через плечо:

– И что?

– А представь, – вдруг вкрадчиво произнес мальчик, – я знаю пещеру с несметным богатством, золотом там, драгоценными камнями, серебром…

– А ты правда знаешь? – торопливо перебил Амин, все-таки оборачиваясь и сбавляя шаг.

Мальчик скрестил руки на груди.

– Допустим. Что ты со всем этим будешь делать?

Амин тяжело вздохнул и промолчал. Мальчик понятливо улыбнулся.

– Может, я и скажу тебе, где эта пещера.

Амин красноречиво оглядел потрепанную одежду воришки, усмехнулся.

– Тебя как зовут-то, богач?

Мальчик задумался на мгновение.

– Валид.

– Имечко-то какое выбрал, птенчик, – пробормотал себе под нос Амин. И уже громче добавил: – Ну, идем. Только сайеду на глаза не попадайся. Тебе же хуже будет.

– Ваш сайед – жирный бурдюк, – с чувством сообщил мальчик.

Амин только тихо рассмеялся.

* * *

Это утро напоминало десятки предыдущих – палящее солнце, сумрак рынка, гул и тяжелый запах пряностей.

Фарах, отгоняя жадных до сладостей ос, переводил взгляд с гнущего спину под мешком Амина на сидящего на прилавке и беззаботно болтающего ногами мальчика.

– А так сразу и не скажешь, что вы родственники…

Амин только усмехнулся. С его-то примечательной внешностью – светловолосых в Бахре отродясь было раз-два и обчелся – Фарах явно ждал подобной экзотики и от «племянника». Но темнокожий, с черными, точно южная ночь, вьющимися волосами мальчишка напоминал сотни других детей, играющих на улицах столицы. Даже одеждой нисколько не отличался – разве что у иных ребят она почище и добротнее будет.

– На сына твоего он точно не похож, – строил предположения Фарах. – Слишком взрослый… разве что… Эй, сайед! – тут же переключившись на покупателя, заголосил бахрец. – Мимо не проходите, на пахлаву посмотрите! Сладкая, не оторвешься! Глядите, как мальчишка уплетает.

Амин, поставив очередной мешок, бросил на Валида сердитый взгляд. Мальчик как ни в чем не бывало запихал в рот остатки пахлавы и невинно глянул в ответ.

– Что-то сайед нынче припозднился, – заметил Фарах, освободившись. – Эй, малыш, возьми лукум.

– Фарах! – простонал Амин, хватая бахрца за руку. – Прекрати! Мне Ясар потом каждый кусок посчитает.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Фарах, подвигая к мальчишке блюдо, – пусть побалуется. А то будет такой же тощий, как ты. Пожалей дите. Тем более с ним торговля лучше идет.

Мальчишка причмокнул от удовольствия и состроил умильную рожицу проходящему мимо караванщику. Тот задумчиво проводил взглядом исчезающий с блюда лукум и, степенно подойдя к прилавку, стал расспрашивать о товаре.

– Вот, – весело кивнул Фарах, закончив с покупателем. – Да Ясар тебе еще и приплатить должен. Спорим, кто-нибудь из этих угрюмых пустынников еще придет сегодня договариваться с нашим бурдюком о крупной сделке. У них же, в их скалах, тоже дети остались.

Амин недоверчиво изогнул бровь, наклоняясь за мешком.

По рынку прокатился гулкий звук гонга.

Все, как один, и продавцы, и покупатели упали на колени, прижав лбы к полу. Амин, спохватившись, потянул изумленно озирающегося мальчишку, заставляя пасть ниц рядом.

– Великолепный, одаренный милостью Манат…

– А зачем мы это делаем? – громким шепотом поинтересовался Валид.

Амин шикнул на него, с трудом удерживаясь от желания отвесить паршивцу подзатыльник. Мальчик в ответ округлил глаза, но послушно ткнулся в пол и затих.

Как обычно стучали «пятками» копий стражи, как обычно мимо проплывали расшитые золотыми и серебряными нитями туфли евнухов… А вот черные, из хорошо выделанной кожи вдруг остановились прямо у Амина перед глазами.

И вся процессия тут же замерла.

Повисла звонкая, напряженная тишина.

– Скажи, Фарук, – медленно, лениво произнес тихий голос. – Ты вроде искал светловолосого?

Амин похолодел.

– О, Сиятельный, это так, – почтительно ответил скрипучий. – Но я должен осмотреть его, чтобы понять, подходит ли.

Черные туфли задумчиво шагнули ближе. Загнутый носок уткнулся Амину в лоб.

– Поднимись, раб, – велел первый голос.

Амин зажмурился, чувствуя, как по шее к лопаткам течет холодный пот.

– Сиятельный приказал тебе встать! – пропищал кто-то из евнухов, хватая юношу за волосы и вздергивая вверх.