Czytaj książkę: «Стеклянные лягушки»

Мария Ботева, Наталья Вишнякова, Татьяна Сергеева

Czcionka:

Мария Ботева
Футбольный тренер Чистяков

Сто приседаний

Маше Голубцовой почти одиннадцать лет, и она ни в чём не виновата. Так она и сказала.

– Гулька сама виновата! Она мне специально под ноги упала!

– Как это – сама? – спрашивает Ольга Дмитриевна. – Сама тебе под ноги бросилась?

– Это она нарочно! Специально так! Я уже не успела ногу убрать, вот и получилось, будто я ей по лицу ногой!

А Гулька сидит, держится за лоб, хотя ей бы надо бежать, искать чего-нибудь холодного, чтобы приложить к ушибу. Синяк ведь будет! Она молчит, хлюпает носом, подбородок дрожит. Но не ждите, что она заплачет, нипочём не дождётесь.

– Я тоже, между прочим, ударилась! – продолжает Маша. – О землю. И мячом ещё прилетело. Я его не трогала! То есть не специально, он сам мне о ладонь ударился. Так что штрафной вы зря назначили.

– Будешь спорить – вообще тебя с поля удалю, – говорит ей тренер, – за неспортивное поведение. Всё, продолжается игра! – и она захлопала в ладоши, потом дунула в свисток. Все стали расходиться, только Гулька сидит и всё трогает свой лоб, трёт его ладонью. Маша подала руку, но Гулька оттолкнула её, встала сама.

– Тоже ведь неспортивно, – буркнула под нос Маша и отправилась на свою половину поля. Девчонки смотрели сердито, а Дашка вообще показала издалека кулак. Спортивно ли вот так кулаками угрожать? Конечно, сейчас все решат, что они из-за этого дурацкого столкновения проиграли. Ничего ещё не проиграли, может быть, случится чудо и им не забьют этот штрафной?

Но чуда не случилось, Настасья пропустила мяч, им забили гол, который всё решил, проиграли.

В раздевалке все только и говорили о том, что Маша во всём виновата, а она опять кричала, что нет, не виновата, это арбитр неправ, разбирайтесь с ним, а меня не трогайте.

– Девочки, – зашла в раздевалку Ольга Дмитриевна, – что за гам? Умейте проигрывать, – посмотрела на Машу, – Голубцова, с тобой отдельно поговорим, – и ушла.

Сразу наступила тишина. Ну всё, скоро Машу выгонят из команды. Когда тренер вот так кого-то вызывает, обычно этот кто-то недолго остаётся в секции, уходит. Что уж там Ольга Дмитриевна говорит, какие слова, неизвестно. Но ещё никто не задерживался после таких разговоров с тренером.

– Выгонит тебя, – сказала Настасья.

– Посмотрим, – сказала Маша, – может, и нет.

– Не выгонит, – сказала Гулька. – Она же лучший игрок.

– Ну уж лучший, – сказала на это Настасья Веселова.

У Гульки на лбу была здоровенная шишка. Это только на играх девчонки делятся на две команды, но вообще-то они все из одной, «Родины».

– Ладно, девчонки, я пошла, – сказала Маша, когда оделась. – Не поминайте лихом, что ли.

И ушла. Время идти домой, но никто и не двинулся с места в этот пятничный вечер. Все ждали Машу, девчонку, которая так играет в футбол, что пацаны из мужской «Родины» ей завидуют.

– Что это было? – спросила Ольга Дмитриевна, как только Маша зашла в тренерскую.

– Я не виновата! – крикнула Маша.

– Тихо, тихо, – сказала тренер. – Тихо. Не виновата она. Кто Гульнаре шишку посадил? Сама, что ли?

– Ну, – сказала Маша, – это же спорт.

– Спорт, конечно, спорт, но вот завтра, ладно, в понедельник, её мать придёт ко мне, что я буду говорить? Гуля сама под твои ноги голову подставила? Сама упала?

– Она поскользнулась, дождь ведь перед игрой прошёл. А с понедельника мы же в зале?

– Какая ты! На всё ответ есть.

– Никто не застрахован, – сказала Маша. – У нас ни у кого шиповок нет, вот и падаем посреди игры. Были бы бутсы, было бы лучше.

– Бутсы-бутсы. Плешь мне уже своими бутсами проела. Иди. Сто приседаний с тебя!

Маша поскорее выскочила за дверь.

– Всё, что ли? – встретили её девчонки. – Чего так быстро? Что сказали? Тебя выгнали? – они спрашивали. Маша молчала, ждала тишины.

– Бутсы купят, – сказала Маша, когда всё стало тихо, – вот увидите, купят. И тогда никто не будет падать после дождя.

– Ну ты даёшь! – сказала Плотникова. – И что, она тебя не выгнала?

– Что сказала-то? – спросила Настасья.

– Сто приседов! – сказала Маша.

– Ну ты даёшь! – повторила Плотникова.

Новые постояльцы

Мама ушла на кладбище, к деду, а Машу не взяла. Маша, когда узнала, просила подождать её там.

– Я оденусь – и тут же прибегу, – сказала она по телефону. Маша правда быстро прибежала, посидела рядом с дедовой могилой, потом прошла к прабабушкам. Прадедушек не было, они погибли в войну и похоронены где-то далеко, там, где сражались.

– Они точно похоронены? – спрашивала Маша маму каждый раз. Недавно в школе им рассказывали, что во время войны после боёв не всех успевали похоронить.

– Точно, – говорила мама, дома доставала из секретера шкатулку и показывала Маше похоронки.

– Хорошо, – говорила Маша, – хорошо, что похоронили. Плохо хорошему человеку без могилы, правда? А они ведь хорошие. Правда?

Мама кивала головой: правда.

– Что ты меня не взяла? – спросила Маша, когда они уже выходили с кладбища.

– Да я быстро думала сходить – раз, и всё.

– Знаешь ведь, что мне тоже надо.

– Господи, да зачем тебе это надо? – каждый раз спрашивала мама, будто забывала, что Маша отвечает всегда одно и то же:

– Хорошие люди, всегда полезно повидаться с хорошими людьми, правда?

Мама, конечно, отвечала, что правда, хорошо повидаться с хорошими людьми, но ради этого не стоит пропускать тренировки или откладывать приготовление уроков, например. Кладбище – вот оно, никуда не уйдёт, а время пропустишь – потом не догонишь.

– Иди домой, – сказала мама, – а я на работу, опаздываю уже. Сегодня должны новые постояльцы приехать.

– О, давай я с тобой!

– Нет уж, если бы не кладбище, ещё бы подумала. А так – топай домой, учись. Завтра в школу.

Маша чуть не ответила, что опять приходится учиться, как трудно жить детям, но смолчала. Всё равно мама ответит всё то же: надо учиться, чтобы потом уехать из Лузы. Что тут делать нечего теперь, надо искать удачу в Кирове, например, или вообще в Москве. Мама сама когда-то работала химиком на лесозаводе. Но потом завод купили какие-то люди, стали сокращать производство, увольнять людей, и маму тоже сократили, уволили. И теперь она работает в гостинице, в которой мало кто живёт.

Мама пришла в гостиницу, успела застелить кровати в двух номерах свежим бельём, протереть от пыли мебель. Потом отправилась гладить бельё, которое вчера постирали, а сегодня оно высохло. Всё у неё было на месте, утюг работал, бельё пахло свежестью. Порошок – определяла она по запаху. За годы работы химиком она совершенно точно понимала, где пахнет порошком, а где бельё по-настоящему висело на воздухе и теперь пахнет, как ветер.

В две комнаты заселились двое мужчин. Один совсем молодой, худой, со звонким голосом. Другой немного старше, лысый, неторопливый. Оба они заполняли анкеты на первом этаже, прежде чем поселиться. Мама увидела их, когда проходила мимо в прачечную.

– У вас будет номер двести пятнадцать, – говорила Леночка, сегодняшняя администратор, – а у вас – двести тринадцать, через комнату друг от друга.

– Хорошо! – сказал молодой, взял ключ и пошёл к лестнице.

– Хорошо, – сказал тот, что постарше, тоже взял ключ и отправился на второй этаж, хромая на правую ногу, потом как будто что-то вспомнил, остановился, спросил: – А лифт у вас есть?

– Да, пожалуйста, налево, – сказала Леночка, не глядя на него.

Когда мама шла обратно, остановилась спросить у Леночки, откуда постояльцы.

– Сейчас, – сказала администратор, посмотрела их анкеты, ответила: – Из Кирова оба, пишут, что в командировку.

– Интересно.

Встреча Чистякова

В полвосьмого позвонила Плотникова. Понятно зачем.

– Голубцова, – сказала она, – на вокзал идёшь?

Голубцова! Эля никого не называла по имени, разве что учителей и тренера. Поэтому и её все звали тоже по фамилии.

– Голбец, – отозвалась Маша, – сколько тебе повторять?

– Какой Голбец ещё? – спросила Плотникова, она почему-то тяжело дышала, будто бежит куда-то. – На вокзал-то идёшь, нет? Погнали!

– Слушай, ты математику сделала? Я что-то ещё не садилась.

– Здрассьте! А чем занималась в выхи? Там ерунда, быстро сделаешь, погнали?

– Да мы на кладбище с мамой были, потом я, короче, не сделала ещё. Давай сходи, расскажешь потом.

– Здрассьте, – снова сказала Плотникова, – и что там нового, на кладбище, интересно? Слушай, выходи, поговорим нормально. Тем более сегодня Чистяков должен приехать. Завтра на треньку придёт, Ольга Дмитна сказала. Не слышала?

– Это какой Чистяков? Тот самый, что ли? Сам?

– Господи боже мой, много ты знаешь Чистяковых? Сам, конечно.

– Ладно, – сказала Маша, – погнали. Тебя отпустили, что ли?

– Зачем, я маме сказала, что к тебе иду. Во двор. Погулять как бы. Открывай, я уже у двери.

– Ну ты даёшь, – сказала Маша, когда увидела Плотникову, – а я думаю, бежишь, что ли? А как ты в подъезд вошла? Ты же не звонила.

– Да входил кто-то, давай быстрее, поезд уже скоро.

– Может, он не на поезде приедет, на автобусе?

– На автобусе, на поезде… Какая разница? Пойдём проверим.

– Проверим, проверим, – сказала Маша, запрыгнула в пальто, забралась в ботинки – вышли. Сначала молча шли, потом Маша сказала:

– Хорошо, мама сегодня на работе, она бы не отпустила без математики никуда. О, кстати, она сказала, к ним сегодня постояльцы приезжают. Двое вроде. Может, один из них – Чистяков. Как его зовут, кстати?

– Вадим Никитич, неграмотная. А кто второй?

– Может, с ним кто. Мама придёт, спрошу.

На вокзале было людно, как всегда перед кировским поездом. Маша с Плотниковой сразу увидели своих, из команды «Родина». Гульки только не было, наверно, не захотела с такой шишкой являться.

– Привет! – закричала Плотникова так, что полвокзала на неё оглянулось. Вот она всегда так, то молчит, то как крикнет. Хоть стой, хоть падай.

– Скоро ли, скоро ли? – говорила Настасья и немного подпрыгивала на месте. – Когда он приедет уже?

Глядя на неё, Маша тоже начала подпрыгивать. И вот объявили поезд. Всех как будто слизнуло волной – вот были люди на вокзале, а вот их нет, все на перроне. И так – каждый день, вот уже сто лет. Каждый день люди для чего-то приходят встречать этот поезд, да и друг друга по-видать. Каждый день поезд приезжает, кто-то из него выходит, кто-то заходит. Тот, кто приезжает впервые, удивляется, как много людей на перроне. Вроде бы маленький городок, а смотри, сколько народу. И это только на вокзале, а что же в городе? Но потом они идут в город – и он оказывается пустым. Ещё бы – кто-то на вокзале, а кто-то дома давно, по вечерам тут не принято нигде гулять. Разве что на вокзале.

«Родина» смотрела на приезжих во все глаза. Но из вагонов выходили какие-то обыкновенные люди, совсем не похожие на спортсменов, а похожие на местных, которые откуда-то издалека возвращаются домой. Так оно и было, большинство пассажиров – это были местные жители, которые возвращались из Кирова. Кого-то встречали родственники, шумно здоровались, обнимались.

– Смотри, Ольга тут! – зашептала Настасья. – Чистякова ждёт, точно.

Всей команде было уже известно о приезде лучшего областного тренера Чистякова, только вот Маша почему-то эту информацию пропустила. Хорошо, что Плотникова вытянула её из дома. А то она так бы и не знала ничего до завтра.

Поезд стоит в Лузе только десять минут. За это время одним пассажирам надо успеть выйти, другим – зайти. А тем, кто встречает, – увидеть своих. Но как тут увидишь, если не знаешь, как человек выглядит?

Перрон постепенно пустел, пустел. И скоро не осталось никого, кроме «Родины» и Ольги Дмитриевны. Она позвонила кому-то, и девчонки столпились тесно вокруг неё.

– Вадим Никитич, – говорила она, – вы приехали? Я вас на перроне жду. Как на автобусе? А-а, ещё днём. Так вы в гостинице? В какой? Как на вокзале? Зачем? А-а, ну да, да, тут действительно лучше всего. Ну, приятного аппетита. Да, да. Тогда до завтра, да. Давайте.

И нажала отбой.

– Зря ждали, – сказала Ольга Дмитриевна, – он на автобусе днём приехал. А сейчас ужинает на вокзале. Идите домой, девочки. Завтра увидимся.

Можно идти домой двумя путями. С перрона сразу спуститься в город на Вокзальную площадь или пройти через здание вокзала. Все, конечно, пошли через вокзал. Мало того – каждая футболистка немного замедляла шаг, когда проходила мимо ресторана. Дверь была открыта, и можно было увидеть, кто там сидит.

– Сидит, – пискнула Сонечка, – у окна!

И все, кто проходил после Сони, смотрели, кто сидит у окна. И шли довольные дальше. Маша тоже замедлилась возле ресторана. Он был полупустым, а за столом у окна сидели двое мужчин – и мама. Маша быстро отвернулась и ускорила шаг.

– Видела? – спросила её на улице Плотникова. – Сидит такой.

– Не знаю, – ответила Маша, – может быть.

Ужин на вокзале

В гостинице «Луза» поселились два тренера по футболу. Фамилия молодого тренера была Мышкин, а того, что постарше, – Чистяков. Они приехали почти вечером, часов в пять. Поселились в гостинице, каждый в своём номере, сходили в душ, поскучали. Мышкин спустился в буфет, взял чаю с капустным пирогом и пошёл к администратору.

– Мужчина, куда вы со стаканом? – побежала за ним буфетчица. – Верните стакан!

– А где у вас ужинают?

– Пирогов ещё возьмите, вот и ужин, – ответила буфетчица по имени Варвара Матвеевна.

– Мне бы горяченького.

– На вокзал сходите. Или вот в «Рассвете», через дорогу, но они скоро закроются.

– Спасибо, – сказал Мышкин, залпом выпил чай и отдал стакан буфетчице.

Через полчаса оба тренера в одинаковой спортивной одежде стояли рядом со стойкой администратора. Мимо проходила Нина Васильевна. Мышкин с Чистяковым уговорили её проводить их к вокзалу.

– Я сто лет не был в Лузе, – сказал Чистяков.

От гостиницы до вокзала они шли недолго, минут десять.

– Вот, – сказала Нина Васильевна, – заходите на вокзал, а там сразу направо ресторан. Готовят лучше всех в городе.

– Подождите, – сказал Мышкин, – мы так не договаривались.

– Да, поужинайте с нами, – попросил Чистяков.

– Что вы, я дома. С дочкой поужинаю.

– Большая дочка? – спросил Чистяков.

– Одиннадцать скоро.

– Ничего, сама поужинает! – сказал Мышкин. – Не маленькая. А вы – с нами.

– Ну ладно, – сказала Нина Васильевна.

Официант быстро принёс им меню и долго стоял над душой, пока все выбирали, что заказать.

– Что посоветуете? – спросил Мышкин.

– Индейку с клюквенным соусом, – ответил официант.

– Пожалуй, – сказал Мышкин, – и рис.

– А я люблю чего попроще, – сказал Чистяков и заказал пюре с котлетой. Себе и Нине Васильевне.

– Спасибо, – сказала она, – я и сама могла бы.

– Понимаете, – объяснил Мышкин, – Вадим Никитич думает, что он всё решает самостоятельно. Особенно по воскресеньям.

– Да-да, – сказал Чистяков, – кушайте на здоровье.

– Понятно, – сказала Нина Васильевна. – Спасибо. А я по воскресеньям сама за ужин расплачиваюсь.

– Один – ноль в мои ворота, – сказал Чистяков. А Мышкин сказал:

– Браво, Нина Васильевна.

Ужинали в молчании. В ресторане было тихо, а вот на вокзале становилось всё шумнее. Потом разом всё смолкло.

– Поезд пришёл, – сказала Нина Васильевна.

– Вы спиной, что ли, видите? – спросил Чистяков.

– Просто знаю, – ответила она. – Все на перрон пошли.

– Мы должны были на поезде приехать, – сказал Мышкин, – но потом передумали. Автобусом быстрее.

После нескольких минут тишины на вокзале снова стало шумно. У Чистякова зазвонил телефон. Он поговорил, объяснил, что ещё днём приехал на автобусе, а сейчас ужинает на вокзале.

– Давайте, до завтра, – сказал он и нажал отбой.

– Ждут? – спросил Мышкин.

– Женская команда, – объяснил Чистяков. – Хотели встретить.

– Я завтра приду на тренировку, – вдруг сказала Нина Васильевна.

– Зачем это ещё? – спросил Чистяков.

– Меня позвали, Ольга Дмитриевна, – объяснила Нина Васильевна, – у меня дочка в «Родине».

– Это та, которой почти одиннадцать? – спросил Мышкин. Нина Васильевна кивнула. Чистяков хмыкнул.

– Посторонние на тренировке, – сказал он, – как-то это… Зачем?

– Я одним глазком, – сказала Нина Васильевна.

Встала, выложила на стол деньги за ужин и ушла.

Тренировка с Чистяковым

Не поймёшь, как мама у Маши, Нина Васильевна, работает, какой у неё график. То два дня через два, то сутки через трое. Вчера вот в середине дня на кладбище успела побывать, а сегодня вскочила ни свет ни заря, собирается. И Машу будит. Маша, как глаза открыла, тут же хотела спросить, с кем это мама вчера в ресторане была. Но не говорит ничего: мама не разрешает ей на вокзал ходить. Но мама сама вдруг спросила:

– А ты что, не была вчера на вокзале?

– Зачем это? – говорит Маша.

– А я видела много ваших на вокзале и ещё и Ольгу Дмитриевну. Встречали кого-то.

– А ты что делала на вокзале? – Маша спрашивает.

– А я, – отвечает мама, а сама перед зеркалом крутится, – провожала туда наших новых постояльцев. Между прочим, футболистов. Они спросили, где можно поужинать, а у нас лучше всего, сама знаешь, на вокзале кормят. Вот я их и повела.

– Сами, что ли, добраться не могли? – спрашивает Маша. – Не маленькие же.

– Ну они же гости, Маша. Попросили проводить, я не стала отказываться. И меня ещё угостили.

– Чем? – спрашивает Маша, а сама всё в кровати лежит, не встаёт.

– Так, – сказала мама уже другим голосом, – или ты сейчас встанешь, или я сегодня к тебе на тренировку приду. А?

– О нет! – сказала Маша и выбралась из-под одеяла.

– А что? Меня пригласили, между прочим.

– Чистяков? Это с ним ты на вокзале была?

– Чистяков, – мама отвечает, – а второй – Мышкин. Да, точно, Мышкин. Молодой такой. Оба звали. Один на мужскую тренировку, один – на вашу. Ну так что, приду?

И она выскочила за дверь.

– О нет! Мама на тренировке! – сказала Маша и пошла умываться.

Вечером мама в самом деле пришла на треньку. И не только она. Оказывается, тренер обзвонила всех родителей, сказала, что будет день открытых дверей. А кто не любит день открытых дверей – все его любят. Нина Васильевна старалась быть не очень заметной, сидела на самом верху, не спускалась вниз, к другим родителям, но Ольга Дмитриевна всё равно то и дело кричала Маше:

– Соберись! Не отвлекайся! Что происходит?

Маша сама бы не могла сказать, что происходит. Наверняка что-то непоправимое. Чистяков явно не позовёт её ни в сборную, ни в школу олимпийского резерва. Зачем ему такие, которые отвлекаются на родителей на трибуне? Но, сказать правду, все сегодня играли как какие-то новички.

– Как будто первый раз поле видите! – кричала им Ольга Дмитриевна.

– Давайте я, – предложил ей Чистяков, свистнул в свой свисток, скомандовал общее построение. Все встали.

– Ребята! – сказал он.

– Мы девочки! – сказала тихо Плотникова. Вадим Никитич посмотрел пристально на неё.

– Девчата, хорошо, – снова начал он, – я знаю, что вы неплохая команда, я помню ваше выступление в прошлом году на области, там вы, конечно, не очень справились, но были ценные моменты, были! Я даже помню некоторые фамилии, – тут он достал из кармана бумажку, развернул её: – Плотникова, Голубцова…

– Голбец, – сказала Маша, наверно, ещё тише, чем до этого Плотникова. Вадим Никитич не обратил внимания на это, он продолжал: – Башкирова, Кунак, Веселова. Видите? Я запомнил! Но то, что вы показываете сегодня, – это просто ах! Так не бывает!

Родители тоже хотели послушать, что говорит кировский тренер. Они подошли к девчонкам.

– Бывает, – вдруг сказал папа Гули, он часто приходил на тренировки, и его все знали, – они всегда так на тренировке, хуже играют, чем на соревнованиях.

Чистяков замолчал. Хотел что-то сказать, но передумал. А Гулин папа продолжал:

– Ольге Дмитриевне, конечно, не позавидуешь. Иной раз думаешь: как она с ними поедет? Как они будут играть? Ничего, играют.

– Так, – сказал Чистяков, – так, – сказал Вадим Никитич, – почему на поле посторонние? У вас что, день открытых дверей?

– Ну да, – ответил папа Гули Башкировой, – день открытых дверей. Бахир Годенович, здравствуйте! – он протянул руку тренеру. Тот пожал её.

– Так вот, – сказал Вадим Никитич, – все посторонние должны покинуть поле. Остаются только игроки женской «Родины»! Сколько до конца тренировки?

– Десять минут, – сказала Ольга Дмитриевна.

– Вы тоже пока посидите там, на скамейке запасных, – сказал ей Чистяков. – Итак, продолжаем! – и он дунул в свисток.

Дальше дело пошло лучше. Ни Маша, ни кто-то ещё не обращали внимания на родителей, пасовали друг другу, старались забить гол, бегали так, будто две недели сидели дома и очень соскучились по полю.

После тренировки мама сказала:

– Вот это да! Ты была лучше всех. Скажи, у вас всегда на тренировках так шумно?

– Ну мама! – сказала Маша. – Ты всё время об этом спрашиваешь.

– И что ты отвечаешь мне?

– Не всегда. Бывает и похуже.